Голос!

Недоразумение его величеству Шеллару подарила её величество Агнесса. Подарила, как подобает, ко Дню рождения, с наилучшими пожеланиями и заверениями в самых добрых чувствах. Кроме того, её величество уверяла, что, мол, нечего слушать склочника Элвиса, вовсе даже не правда, будто «бульбуль может быть только лондрийским». И вообще, родоначальников данной линии подарил мэтру Алену некий переселенец-собаковод, в чьём питомнике случился пожар, посему бедняга вот так прямо и переместился с кучей щенков в охапке, после чего мэтр лично занимался разведением и воспитанием чудных пёсиков. Словом, эта порода совсем скоро станет собачьим символом Галланта, и любой уважающий себя аристократ просто обязан держать в своих покоях это изысканное животное. А персонально дорогому имениннику достался и вовсе уникальный экземпляр особо любимого в Галланте бело-золотого окраса. – Какой-то молосс? – не особо разбирающийся в собаках Шеллар извлёк презент из украшенной бантиками изящной корзинки и критически обозрел белую розовопузую тушку с двумя крупными палевыми пятнами – одно во весь круп, второе в половину головы, – комично сплюснутую морду, удивлённо выкаченные глаза и коротенькие лапки. В Лондре таких уродцев точно не водилось, да и изысканность нелепого существа вызывала большие сомнения. – Борзой, – прищурившись, констатировал мэтр Истран. – Не спрашивайте, почему, но попомните моё слово: весьма борзой. Неведомая зверушка вытаращилась пуще прежнего, хрюкнула и радостно опИсала стильный чёрный камзол его величества. Его величество благоразумно оставил при себе замечание о том, что борзых он, в принципе, видел, борзые даже в щенячестве выглядят иначе. Шли дни, недели и луны, вершились дела и события. Мелкий паршивец рос, возлюбленный всем женским населением дворца, в особенности – кухарками, издавал массу разнообразных звуков, по большей части, совсем не собачьих, порой в этих звуках чудилось что-то осмысленное, и даже местами напоминающее человеческую речь, но что тут странного? Короткомордые собаки вообще звучат как невесть что и храпят как королевские паладины. В один прекрасный день пристойно висевшие доныне бульбульи уши встали торчком, сделав и без того несуразное создание похожим одновременно на принца Мафея и перепуганного нетопыря. Порой щенок из вредности гадил в самых неожиданных местах с самым невинным видом, порой из чувства самосохранения соглашался на чинные прогулки с кем-нибудь из прислуги, и изредка – с вечно занятым хозяином. Случалось, вредный псёныш дёргал на этих прогулках поводок с неожиданной для такой мелюзги силой, после чего разыскивался по всему дворцовому парку с руганью и причитаниями и обнаруживался где-нибудь в комнатах фрейлин, перемазанный заварным кремом и довольный жизнью. И всё это время королевский подарок оставался безымянным. Что поделать – уместных в приличном обществе имён для подобного создания в светлую голову его величества Шеллара не приходило. Единственное пришедшее туда «Луи» нарекаемый отверг категоричным, исполненным презрения «хряааа», высунув длиннющий розовый язык едва не до полу. *** Зато в другой далеко не прекрасный день где-то в середине зелёной луны галлантский бульбуль, который ничуть не лондрийский, убедительно оправдал название своей породы. Курносой бестолочи взбрело, что камешек, в задумчивости запущенный августейшим хозяином прыгать по воде, – его законная добыча. Пёсик бодро нагонял цель, пока доставал лапами до дна, а после просто исчез из виду, обозначая своё местонахождение лишь многочисленными крупными пузырями. Королям, конечно, не подобает лично лазить в пруд за всякими там недотёпами, но куда денешься? Добредя до места затопления – как раз настолько, чтобы холодная весенняя вода хлынула в сапоги – его величество разглядел на фоне илистого дна расплывчатую мутно-светлую кляксу, украшенную парой вылезающих из орбит в немом ужасе глаз и испускающей последние пузыри разинутой пастью. На берегу из перекинутого через колено и ритмично стискиваемого Шелларом бестолкового животного вылилось неимоверное для его размеров количество воды и примерно столько же хрюканья, кряканья, кваканья, кашля и прочих не собачьих звуков. – Ты идиот, Луи, – констатировал между делом мокрый король. – И ты всё же Луи. Именно потому, что идиот. Пёс квакнул и сплюнул ещё пару раз, после чего сипло, но достаточно разборчиво обозвал неизвестно кого женщиной лёгкого поведения. Будучи плюхнут хозяином на молодую весеннюю травку, он объяснил причину своего негодования более внятно. – Не «луи», а Людовик, если уж на то пошло. Но, чтоб ты знал, там, где водятся эти самые Людовики, они исчисляются десятками. Мне хотелось бы чего-то менее банального. – Наполеон годится? – остолбенела в нескольких шагах от препирающегося дуэта прибежавшая на шум Ольга. Шеллар удивиться не успел – он вёл дискуссию. – Талейран устроит, – милостиво согласился недоутопший нахал. – А бежать за брошенным предметом у собак – не идиотизм, а рефлекс, – это адресовалось снова-таки любимому хозяину. – Мог бы и знать, с этаким-то Лучом. И, да, мы не плаваем, как видишь. Короткие лапы – ерунда, зато сильные, но умище-то куда девать? – пёсик выразительно мотнул круглой лобастой головой, несуразно большой в сравнении с прочей тушкой. – Ладно, хороший кусок сыра, стоуна так на полтора, возможно, поможет мне переменить мнение о тебе в лучшую сторону. – На полтора стоуна? – Ольга с сомнением обозрела невеликие собачьи габариты. – А личико по улыбке не треснет? – У меня? – новонаречённый продемонстрировал неотразимую галлантскую улыбку, отчего его головешка стала похожа на треснувшую по всей ширине ушастую тыкву. – Нееееет! – Ой, кстати, ваше величество, а что это с ним? – наконец-таки опомнилась Ольга. – В смысле? – не понял король, занятый выливанием воды из сапог. – Ну, давно он… разговаривает? Шеллар лишь флегматично пожал плечами. – Ты бы слышала, как он клянчит вкусное! До связной речи оставалось всего ничего. И надо будет расспросить мэтра Алена, как он там воспитывает эти «собачьи символы». Словом, вопросы сыроёмкости и разговорчивости бульбуля не особо заинтересовали его величество – он услышал слишком много новых слов, чтобы отвлекаться на пустяки. Теперь ему срочно требовалось узнать одну мелочь: кто такие Людовики, что в них банального, кроме того, что их много, а также, кто такие Наполеон и Талейран, и чем второй лучше первого. Предвидя страшное, а именно, внеплановый экзамен по новой истории родного мира с неограниченным количеством дополнительных вопросов, Ольга поспешила вежливо ретироваться. – Вот Талейран, я смотрю, всё знает, пусть он и рассказывает, ладно? А мне бежать надо, срочно, да. *** Вечером того же дня Флавиус, третий час домучивавший безнадёжную шахматную партию с королём на чистой личной преданности, был в конце концов домучен сам – не позором грядущего поражения, но нескончаемыми собачьими подсказками и комментариями. Глава департамента Порядка и Безопасности встал из-за стола с неизменно прямой спиной и непроницаемым лицом, мысленно помянул задницу демона У и вслух попросил разрешения покинуть королевский кабинет. – Ваше величество, – сухо обронил он, прощаясь, – если мне не изменяет слух, что маловероятно, голос вашего… питомца весьма похож на ваш собственный. – Неправда, – обиделся Шеллар. – У меня нет такой одышки. Талейран шустро занял место выбывшего безо всякого разрешения. – Конечно, похож, – ничуть не смутился лупоглазый нахал, умащиваясь в кресле. – Я же слушал тебя чаще, чем всех остальных. Ну, не считая старшей кухарки, наверное, но не говорить же мне женским голосом! А одышка – подумаешь! Тебе бы мой нос – ещё не так сопел бы! – Сел играть – так не отвлекайся, – буркнул его величество. Ну да, для полной неотразимости ему недоставало только вколоченного в череп бульбульего носа. – Ты хоть понял, как в это играют? – А что тут понимать? Теоретически знаю, значит, должно получиться. Нет, его величество Шеллар, конечно же, не проиграл в шахматы собственной собаке, тем более что собака играла впервые. Однако в тот вечер король узнал, и кто такие Людовики, и сколько их помещается на одной кровати – статистика, увековеченная в названии соответствующего мебельного стиля, и про Наполеона с Талейраном, и про Робеспьера с Маратом. И вообще познал то эфемерное состояние души и разума, которое хинские мистики именуют дао, а принц Орландо – полным укуром. Правда, обслюнявленные и изгрызенные шахматы пришлось заменить. На более крупные, которые новый партнёр его величества по заумной игре мог бы передвигать, сжимая передними лапами. Спустя ещё некоторое время, а именно, к середине лета, выяснилось невероятное: дао ненасытного королевского мозга тоже имеет предел. – Как вы полагаете, – поинтересовался Шеллар у мэтра Истрана, – что можно сделать с собакой, чтобы она стала… менее общительной? Варианты прибить собаку и отрезать язык оставим на самый крайний случай, во избежание ссор с Агнессой, которая, бывая здесь, наверняка захочет повидать своего протеже. Насколько я знаю, на кошек должным образом действует валерьянка, но Талейрана валерьянка не берёт, я проверял. – Алкоголь, ваше величество, – авторитетно заверил придворный маг. – В разумных количествах, разумеется. И король с лёгким сердцем отпустил питомца с Ольгой на посиделки у его высочества Элмара. *** Посиделки поначалу протекали вполне душевно. Гостеприимный хозяин, помня обещание августейшего кузена запретить ему пить особым указом, если только ещё хоть раз…, наливал всем в меру, а бульбулю – в блюдце. Жак с интересом выслушивал в изложении Талейрана дворцовые сплетни – те, которые умудрился проворонить сам, и прочие пикантные подробности жизни обитательниц третьего этажа Центральной башни. Плакса пел, компания подпевала, Талейран подвывал – так у него выражалась высшая степень одобрения чего угодно, красиво звучащего. Петь по-человечески он не умел. Видимо, потому, что его величество Шеллар был не поющим королём. Впавшая в состояние клинического умиления Ольга спускала «пусика» с рук только к блюдцу под очередной тост и в перерывах между песнями восторженно внимала чему-то такому, что для окружающих звучало как тарабарщина, а для неё – как цитаты из «Принцессы Грёзы» на языке оригинала. Кантор совсем было смирился с мыслью пропускать мимо ушей фальшивые рулады своего бывшего ученика и будущего короля, и вообще вздремнуть. Но под аккомпанемент Шелларова голоса, воркующего Ольге на ушко что-то непонятное, но с более чем красноречивыми интонациями, ему не дремалось категорически. Доблестный кабальеро сначала честно злился на себя: ревновать к голосу и мелкой курносой псине – совсем сдурел дорогой товарищ! Но в конце концов его раздражение плеснуло через край и хлынуло по адресу. – Слушай, заткнись, а! – в самом деле, может же он просто злиться, а вовсе даже не ревновать? – А в чём дело? – искренне не понял бульбуль. Да и Ольга, похоже, не поняла. Вот и хорошо, что не поняла. – Да всё время кажется, что над душой стоит его занудное величество и утюжит мозги! – выкрутился мистралиец. – Никакой он не зануда! – вступился за хозяина Талейран. – Вот слышал бы ты, как его отчитывает мэтр Истран, когда думает, что они одни в комнате. Во, где занудство! А Шеллар слушает и даже не возражает, хоть он и король. Святой человек! Доблестный кабальеро набычился. Не будь здесь Ольги и Азиль… А вредный пёс не унимался. – А вот почему, собственно говоря, тебя так раздражает моё присутствие? – Глухое шипение Кантора о том, что, мол, ничего его не раздражает, курносый нахал, разумеется, проигнорировал. – Я тебя, кажется, ничем не обидел. Если тебе так не кажется, то почему? Если я ошибаюсь, и ты действительно на меня обижен, то напомни, пожалуйста, за что? Если тебя угнетает не сам факт общения со мной, а некий конфликт с его величеством, который ты непроизвольно переносишь на меня, то… Словом, совсем скоро Кантор был близок к осуществлению одного из тех негуманных действий, которые «святой Шеллар» оставил на крайний случай, но тут пёсью жизнь внезапно спас принц Мафей, и мистралиец успокоился: теперь вкрадчивые речи на ушко в дальнем углу комнаты слушал бульбуль. – А знаешь, Талейран, ну их к демонам, этих фрейлин… – Ммммда? – Стоун сыра, самого вкусного – а? – Хря. – Ну, два стоуна. – Хряаа… – И миска плютовых лапок. – Фу. – Ну ладно, куриных окорочков. Свежих. – Мда? – Посмотришь, как мэтр Истран настраивает зеркало, чтобы видеть между мирами? Тебя-то он не прогонит. – Допустим… – Только запомни, пожалуйста, всё подробно. Сможешь? – Обижаешь… *** А в это время в далёкой Голдиане некий самонадеянный магнат опрометчиво счёл его величество Шеллара подходящим объектом для шантажа. Голдиана вообще периодически развлекала весь континент рецидивами запредельной наглости, однако данный случай отличался ещё и запредельной глупостью. Глупость и опасность затеи понимали все, кроме господина магната, особенно хорошо это всё понимал Ганзи – бессменный помощник по информации в штате означенного магната и парламентёр в безнадёжном деле, тоже бессменный. Маленький, щуплый человечек, даже не человечек, а полугном, чем-то похожий на измученного подагрой плюта, казался ещё меньше от страха и волнения. Он переступил порог кабинета его величества Шеллара не впервые за последнюю неделю, но сегодня он боялся как никогда прежде. Не удивительно, что подскочившую к нему прямо у двери потешную собачонку бедняга почти не заметил. Собачонка, в отличие от стражников, задержавших в приёмной голдианского мага-телепортиста, агрессии не проявляла и никаких норм международного права не нарушала. Повертелась, обнюхала, хрюкнула и шмыгнула под королевский стол. Несчастный Ганзи о ней тут же и забыл. А король проявлял – агрессию, пусть и вежливую, злокозненность, коварство и неготовность к сотрудничеству. Король не верил, не соглашался, издевался, а потом ещё и палача приволок, и Ганзи понял: конец. В любом случае конец. – Не надо, – еле выдохнул он, опасаясь, что более пространного объяснения король попросту не дослушает. – Что – не надо? – переспросил его величество. – Всего, что вы говорили, не надо, – торопливо заговорил Ганзи. – Палача – не надо. Я и так вам всё расскажу. Добровольно. – Вот как? – его величество в момент вернулся к прежнему любезному тону. – Что ж… Шеллар на секунду задумался и продолжил. Ганзи готов был поклясться реликвиями родного клана и костями предков: продолжил, не разжимая губ. Голос, теперь исходивший откуда-то снизу, звучал утробно и плотоядно, а лицо короля заледенело жуткой ритуальной маской. – Тогда раздевайся! – Что, простите?.. – Ганзи оцепенел и перестал дышать. – Снимай камзол, идиот! – рявкнул король всё так же утробно. И, пока не помнящий себя посланник мучился с пуговицами, добавил, – а говорить ничего не надо. Совсем ничего. Я предпочитаю молчаливых… партнёров. – О, – коротко и деловито констатировал палач, едва «аварийный телепортер», сильно беспокоивший Ганзи с того момента, как эту гадость на него нацепили, явился на всеобщее обозрение. – Наш клиент. Не двигайтесь, ваше величество. Кому сказал – сидите! – Вцепившиеся под столом в королевский сапог зубы были, очевидно, того же мнения. – Я быстро. Миг спустя переставший прикидываться палачом Толик и обалдевший Ганзи исчезли в зелёном облачке, а ещё через четверть часа эльф вернулся один. За время его отсутствия король успел лишь открыть дверь, чем тут же воспользовался перенервничавший Талейран, и приказать страже доставить пленного голдианского мага в заботливые руки Флавиуса. *** – Телепортер… аварийный… одноразовый… Затейники!.. – господин инспектор Тёмной Канцелярии выглядел почти таким же весёлым, как обычно, но при этом ещё и злым. – Да не переживайте, ваше величество, вернут вам вашего… партнёра со всеми потрохами. Взрывчатку снимут, по душам побеседуют и вернут. – Я всё же хотел бы видеть это лично, – заупрямился Шеллар, и эльф едва успел открыть рот для ответа, когда из коридора донеслось тягучее, презрительное и слегка гнусавое: – … и чем же ты виляешь, подлизываясь к хозяину, несчастье бесхвостое? – голос был женским, странноватым и незнакомым его величеству. Издевательский вопрос мгновенно перекрыла лавина звонкого, отрывистого лая, похожего на стук небольшого молотка по листу жести. Звуки стремительно удалялись в сторону лестницы. – Бацилла! Провокаторша паршивая! – сорвался с места эльф. Его величество рванул следом, на бегу отмечая, что никогда прежде не слышал, как лает его собака. – Бацилла? – поинтересовался король, обгоняя господина инспектора. – Кошка. Моя кошка, гоблины её дери! – Тупица! Ботинок! Человечий прихвостень! – …! …! …! – ни ортанских, ни галлантских, ни, тем более, французских слов для пятнистой нахалки у Талейрана не находилось, а ругаться по-мистралийски он почитал ниже своего достоинства. Его величество дышал на бегу тяжко и прерывисто. Надо меньше курить? Не дождётесь! Бегать по утрам на пару с Кантором? Увольте! Король он здесь или королевская лошадь? А вот лишний раз побеседовать с умным человеком – нет, такое лишним не бывает. Пусть даже и не с человеком – подумаешь! Зато с умным.