Дом там, где...

Они уже шли целый день. Покинули лагерь сталкеров, едва солнце показалось на горизонте, и всё-таки не успевали добраться до нужной точки затемно. Через пару часов пути они невольно попали в центр разборки сталкеров и бандитов. Пришлось помогать своим, теряя драгоценное время. Химику категорически не хотелось отклоняться от плана, но едва ли он смог бы найти аргументы для Никиты, которые заставили бы его держаться от «приключений» в стороне. Поэтому они пришли к решению заночевать на отметке в две трети пути. Закат разгорался стремительно, а до места назначения оставался ещё час ходьбы. Уже несколько минут Химик слышал стрёкот сверчков и подозрительно оглядывался по сторонам. Ботинки глухо ступали по жухлой траве. Раньше это место покрывала россыпь аномалий, массово покинувших его после очередного выброса. Среди огромного поля без единого кустика одиноко, но ровно, словно солдаты перед командиром, стояли четыре берёзки. Среди поля выжженной солнцем и аномальными осадками травы небольшой зелёный оазис. Поле раскинулось вперёд, насколько хватало глаз, справа прерываясь паласом шоссе с причудливым узором трещин, а чуть позади оазиса — заброшенной деревенькой. Заночевать там казалось заманчивой идеей, вот только информатор их предупредил, чтобы держались от неё подальше, особенно после наступления ночи. Странные вещи, по его словам, там творились. Пригоршня засыпал его вопросами, желая поглотить новую порцию сталкерских баек, да и Химику было любопытно узнать, что же вызвало у информатора такой священный ужас. А именно ужасом это и можно назвать, потому что от расспросов Пригоршни он отбивался до последнего, бледный и заикающийся. К сожалению, в этот поход раскрыть тайну давным-давно заброшенной деревни времени у них не было. Тем временем она была всё ближе. Пригоршня, впечатлённый рассказом сталкера, безнадёжно уточнил у Химика, не стоит ли им обойти её на почтительном расстоянии, но в таком случае до условленного места привала раньше сумерек они бы не добрались. Ходить по Зоне впотьмах, особенно по новым её территориям, идея сомнительная даже для бывалых сталкеров. Заборы обветшали и покосились, тут и там зияли зазорами отвалившихся досок. Крепко они держалась только в тех местах, где тесными петлями их оплетали побеги неизвестного вьющегося растения. А ведь это именно оно издавало стрёкот, никакое не насекомое. Да, их тут давненько не водилось. На всякий случай от порослей они, не сговариваясь, решили держаться подальше. Крыши обветшалых домов прохудились и местами просели под собственным весом. Как мертвецы, избёнки тоскливо и бессмысленно глядели пустыми глазницами окон на путников. Дальше на севере виднелась лента холмов, очерченных тёмно-синими тучами. Через полчаса добрались и до них. Быстро развернули временный лагерь у подножья самого пологого. Затем Химик оставил напарника разбираться с костром, а сам вскарабкался на соседний холм, вершина которого была плоской, словно срезанной ножом. Он сел на корточки и посмотрел на поле, оставшееся позади. Граница жёлтого и зелёного была настолько ровной, будто кто-то твёрдой рукой очертил берёзы защитным контуром. Изолировал их от влияния Зоны. Химик давно не видел такой живой и сочной зелени. Удивительной красоты сочетание оттенков жёлтого, зелёного, розового и голубого вызывало странные мысли с переливом несвойственной ему наивной надежды: а Зона ли это? Такая Зона больше походила на молодую румяную девушку в зелёном лоскутном сарафане и с копной русых волос, переплетённых голубой лентой. Но это всё лишь исключение из правил. Да, это Зона. Химик видел её разной, она точно позволяла себе показываться ему разной. Не раз он уже находил такие места — особенные. Места, в которых он словно мог сливаться с Зоной, дышать ею, а она сливалась с ним. Химик признался себе уже какое-то время назад, что очарован ею. То, что он испытывал, не было похоже на религиозный экстаз, который зачастую переживали при соприкосновении с ней сталкеры. Это было спокойное, но пронизывающее до каждой клеточки тела исследовательское любопытство. Ему нечасто доводилось поговорить с кем-то об этом в тех же терминах, которые использовал он сам. Из последних — тихий и до сих пор ускользавший из поля его внимания сталкер по имени Инок. Вопреки прозвищу, тот отнюдь не был хоть сколько-нибудь склонен к эзотерическому восприятию мира и Зоны в частности. Это был приятный собеседник. В остальном же он в последнее время ловил себя на мысли, что отдаляется от людей. Регулярно он участвовал разве что в переговорах, держа под неусыпным контролем общение Пригоршни с нанимателем. Досужие разговоры сталкерской братии его утомляли — в них давно не было ничего действительного нового. Он узнавал о важных новостях от напарника или из ПДА. Химик часто задумывался о том, что Зона делает с ними. В чём заключается её особое влияние? Он вспоминал Картографа и пытался понять, как он стал таким? Когда он перестал быть человеком и, что самое важное, в результате чего? Способен ли вообще Химик это постичь, сам оставаясь человеком? Он жалел, что не может снова поговорить с ним — Химик пытался выйти на его след, но хорошо понимал, что Картограф не появится, если ему самому этого не понадобится. У Андрея накопилось за время путешествий по Зоне столько вопросов, но вряд ли ему было бы интересно на них отвечать. Уж Химик-то мог понять, какой бездарной тратой времени могут казаться разговоры людьми. — Андрюх, сколько ты ещё тут торчать будешь? Куртку хоть надень. Химик вынырнул из водоворота мыслей и озадаченно посмотрел на напарника. Тот и правда держал в руках его куртку, а под накрапывающим дождём — теперь только Андрей это заметил — и правда стало зябко. — Какая, хм, невиданная забота. В честь чего это? — Он всё-таки надел куртку. — Ага, как же… — Пригоршня кинул на землю туристическую сидушку и устроился на ней, свесив с края холма ноги. — Сам подумай, до зимы рукой подать, работы невпроворот сделать надо, а ты свалишься с простудой. Оно мне надо? — Не надо, — легко согласился Андрей и встал. От долгого сидения на корточках по ногам забегали колючие мурашки, и сталкер стал расхаживаться, усилием воли удерживая себя от несолидных перепрыгиваний с ноги на ногу. — Андрюх, знаешь, я что думаю? — протянул через пару минут молчания Пригоршня. — Ну давай, порази меня, — Андрей хмыкнул, безошибочно узнавая эту особенную интонацию, с которой начинал говорить Никита, зная, что его слова могут не понравиться напарнику. — Вот мы с тобой сколько уже Зону топчем? Андрей озадачился, ему действительно потребовалась пара секунд, чтобы посчитать. — Долго, — резюмировал он с некоторым удивлением. — Ну вот и я про то же… Химик даже остановился, и Пригоршня это услышал и встрепенулся. — В смысле, я это не к тому, что мне что-то не нравится и я хочу завязать, нет, вообще наоборот, — затараторил он, всем корпусом оборачиваясь к напарнику. — Мне нравится здесь. Я, вообще-то, даже не думал раньше, что найду для себя такое место, ну, знаешь, от которого чувствуется, что это прям… Дом. Ты… Ты понимаешь? Химик смотрел на него очень внимательно. И да, он понимал. Он мог признаться себе, что это не самая частая тема для размышлений, его избегание сентиментальных тем даже в собственной голове давно уже стало бессознательным. Жизнь помотала его изрядно, и самым близким, что он мог назвать домом, был, собственно, дом его брата. После того как это отняли у него, он всерьёз думал, что больше не найдёт этого особенного покоя, этой причастности. Но он нашёл — не сразу, не легко, но нашёл — здесь. Со своим неунывающим напарником, который неизменно рядом, как бы глубоко Химик ни уходил в свои мысли, и неизменно бдит за ним. — Да, — медленно кивнул он, — вообще-то, понимаю. Никита широко и облегчённо улыбнулся. — Ну я рад! — Так к чему был этот риторический вопрос, мой уклончивый друг? — Я подумал… Э-э-э, ну, в общем, пришла в голову мыслишка, короче, что мы могли бы съездить… на зиму… в отпуск. — Куда?! — совершенно опешил Андрей. — Ну… Не знаю, куда угодно. Зимой здесь так тухло и тоскливо, делать толком нечего. Так что… Может, на море? Или, ну, например, в горы, если ты не любишь такое… Ты ходил в походы? — Да я… куда только ни ходил, на самом деле. — Перед мысленным взором Андрея поднялись бледные, точно призраки чьей-то чужой жизни, картины. В бытность журналистом он, казалось, побывал если не везде, то очень близко к тому: моря, пустыни, степи, горы, самые разные страны. — Во-от, — Никита хмыкнул. — А я нигде толком и не был. Я ведь, как в школе отучился, сразу в армию, оттуда на контракт. Я видел красивые горы, конечно, да и море, но только с воздуха. — И что же, хочешь в Турцию, чтоб «как у людей»? Отель пять звёзд, all-inclusive, жариться на пляжу и клеить девочек-туристок? — Химик даже не пытался сдержать сардонической усмешки. — Не надо так со мной, Андрюх, — Пригоршня насупился. — Я ведь давно уже с тобой тут, знаю твои приколы. Я уже не молодой балбес, которого приставили приглядывать за твоим важным журналистским задом. И я знаю: ты всегда пытаешься ужалить, когда я говорю что-то дельное, с чем ты из своего упрямого высокомерного принципа не хочешь соглашаться. Усмешка словно приросла к лицу Андрея. Ему уже не столько было весело, сколько он просто потерялся, не очень понимая, какую реакцию нужно выдать. Пригоршня выглядел удивительно, нехарактерно серьёзным, а его реплика была удивительно, неприятно проницательной. — Ты… хм, — Андрей усмехнулся снова, но уже более натянуто, — ты прости меня, напарник. — Густые светлые брови Никиты поползи на лоб. — Ну чего ты уставился? Говорю же, неправ, признаю. Да, ты, конечно, набрался со мной ума, не тот уже белобрысый увалень из вертолёта с дурацкими вопросами. — Ну спасибо тебе, напарничек, — картинно скривил кислую мину Никита. — Зато честно. Не куксись. Ты, вообще-то, даже прав. А когда ты прав, то ты прав. Думаю, отпуск не повредит. Мне точно нужно разгрузить голову. Взгляд замылился, знаешь ли, это не дело. Мешает продуктивной мыслительной работе. — Ну так что, на море? — Глаза Никиты засияли. — А чего бы и нет? Куда нас только ни заносило, а туда — нет. Решено: на море, партнёр!