Солнышко

Можно закрутить роман в школе, можно в институте, а можно вляпаться в эту ерунду на работе. Вот Миха не ожидал, что его закалённое сердце из железа и стали пробьёт гибкой стрелой. Молодой парень из театрального с лицом ангела и нежным телом влетел в его жизнь потоком ветра через открытую форточку. Сопротивляться было никак невозможно, и Миша сдался, не выдержав этих томно-влюблённых взглядов, брошенных на него тайком. Влад как бы невзначай приносил утром кофе и себе и ему, а потом вставал под боком и задавал глупые, заранее заготовленные вопросы, но Миха не рявкал на него, как на всех остальных. Наоборот, подыгрывал, вовлекаясь в разговор. Был с ним слишком добрым и понимающим, выражая очевидно положительную обратную связь. Увидев зелёный свет, Влад осмелел и стал писать ему исключительно по ночам. Разговоры от творчества переходили в разговоры о жизни и в то, что обычно обсуждается ближе к полуночи. Вроде работа, вроде просто общение, а вроде непрекращающийся флирт, который утаскивал Миху далеко за буйки, а он не делал ни одной попытки к сопротивлению. Влад первый шагнул за черту, потянувшись за поцелуем порывисто и настойчиво. По всей видимости боялся, что Миша его оттолкнёт, но Горшенёв не стал, он не сделал ни одного движения против. Целовать Влада было приятно и от того невыносимо до боли в рёбрах, словно Миша коснулся губами юности, словно целовал свою первую любовь. Влад для него — вторая молодость. Его улыбка, как последняя перемена перед летними каникулами, его губы, как карамельки на языке. Всё было красиво, размеренно, правильно, как никогда. Тонкие пальцы Влада, перебирающие серебряные пряди, объятия после репетиций, его мягкая попка у Миши на коленях, когда тот в очередной раз пытался запомнить текст. — Солнышко, — улыбался Миша, сухо целуя в висок. — Мой ты нежный. На близость они решились не сразу, хотя Влад не сомневался, готовый ко всему, что Миша захочет с ним сделать, но и не наседал. Ждал, когда Миха усыпит всех своих демонов, вколов им бычью дозу любви внутривенно, и дождался. Горшенёв переживал и много думал, одержимый желанием, чтобы всё получилось идеально, чтобы прошло, как по нотам. Заморочился, купил всякие свечки, смазку, снял номер со здоровой кроватью и мягкими простынями. Влад впечатлился, но заверил, что с Мишей готов хоть где, что в следующий раз можно попроще, что смазка хорошая и ему точно не будет больно. Миша уложил его на кровать, снимая полосатый свитер с сердечком, отбросил его в сторону. Джинсы мальчик стянул с себя сам, охотно подаваясь навстречу. Горшенёв чувствовал себя, как будто на облаках: счастливым, окрылённым и полным сил. Целовал неожиданно гладкие ноги, острые колени, нежные бёдра, гладил его везде, пока пальцы не погрузились в ложбинку меж ягодиц. Миша растягивал медленно, слушая одобрительные стоны, целовал влажные губы и неотрывно смотрел в глаза, следя за реакцией. — Солнышко, можно? — Горшенёв перехватил себя у основания члена, касаясь головкой разработанных мышц. Волосы падали на глаза и шторкой закрывали обзор, но Влад заботливо убрал их ладонью, придержав на затылке. Гибкое тело выгнулось. Мальчик сполз чуть ниже, насаживаясь едва не самостоятельно. — Можно, Миша.