Щенок

Лето выдалось знойным, почти удушливым, будто ставило целью накрыть городок жарой словно куполом и задушить жителей в своих объятиях. Прогретый асфальт не остывал даже ночью, до последнего сохраняя тепло и обжигая неосторожно ступавшие на него босые ноги. На иных улицах пыль стояла столбом, земля трескалась и просила дождя, а трава и кусты вдоль дорог желтели и съёживались. Несмотря на всё это, большую часть дня Гарри проводил на улице. Первую неделю летних каникул таскался по городку в полном одиночестве, исследуя его и пытаясь найти хоть что-то интересное, затем прибился к дворовой компании и проводил время с ними — то за праздными разговорами ни о чём, то за карточными играми, которые местные мальчишки знали в изобилии, то за редкими набегами на местные фермы и огороды. Северус об этом всем, конечно же, знал — Гарри сам в подробностях пересказывал ему свои приключения — но одобрения не высказывал, просил дождаться августа, когда они поедут на море, а пока провести время в прохладных комнатах их скромного двухэтажного дома за чтением или уроками. Гарри на такие предложения обычно фыркал, натягивал старые выцветшие кеды (Северус при их виде неодобрительно поджимал губы и предлагал купить новые, но Гарри упрямо сопротивлялся) и убегал на улицу, с восторгом предвкушая события грядущего дня. Однако если говорить совсем откровенно, то Гарри скучал: несмотря на кажущееся обилие происходящего вокруг и долгие прогулки с раннего утра до позднего вечера, заняться было решительно нечем, и Гарри приходилось вызывать в себе искусственный интерес, лишь бы тянущийся, словно сладкая тянучка, июль прошёл побыстрее. Переписка с друзьями спасала мало: Рон никогда не писал ему длинных писем, ограничиваясь лаконичным «дома все хорошо, мы иногда играем в квиддич, близнецы опять что-то тестируют»; а Гермиона больше рассуждала о предстоящих в следующем году СОВах: часто её рассуждения были путаными, прерывались целыми абзацами опасений и страхов не сдать, а затем возвращались в привычную колею, где Гермиона уже составляла план подготовки и список нужной для этого литературы. Изредка Гарри присоединялся к Северусу в лаборатории. Тогда он предпочитал устроить голову на скрещенных руках за высоким лабораторным столом и наблюдать за работой. Странным образом это его успокаивало. Порой Северус просил его подготовить инструменты или котлы, и Гарри с тяжёлым вздохом соглашался, лишь бы не прерывать их разговор. Говорить с Северусом просто так, не о школе или оценках, не о квиддиче, не о будущем, не об экзаменах, не о том, позавтракал ли Гарри и почистил ли зубы, было замечательно, но все еще немного непривычно, даже после стольких лет. Иногда Гарри вспоминал себя десятилетнего — слишком робкого, отказывающегося смотреть в глаза и боящегося громко разговаривать — и ему от самого себя, мелкого и глупого, становилось смешно. Подумать только, когда-то он боялся Северуса, думая, что тот окажется куда хуже Дурслей. Он рассказал об этом Северусу через пару лет, и тот только фыркнул, назвав Гарри балбесом и заставив рассмеяться. Тем горше было Гарри сейчас: они не разговаривали с Северусом уже восемь дней, и каждый следующий давался Гарри сложнее предыдущего. Началось-то всё с ерунды, сейчас он это уже понимал, вот только тогда, в пылу неожиданно завязавшейся ссоры, Гарри не успел себя сдержать: слова слетели с языка, Северус на них ответил, а дальше обиделся уже Гарри. По-хорошему следовало подойти к Северусу тем же вечером, взять свои слова обратно, вот только Северус после их разговора демонстративно закрылся в лаборатории, отчего Гарри вспылил только больше и твердо вознамерился не идти на контакт первым. Гарри понимал, что ведёт себя как ребенок, но на то ему и неполных пятнадцать лет. Правда играть в молчанку легче не становилось, и Гарри только пыхтел, нарочито громко вздыхал и бросал многозначительные взгляды, но стоило Северусу вопросительно поднять бровь, как у Гарри тут же находились дела: то недописанное эссе требовало своего внимания, то дворовые мальчишки с их карточными турнирами, а то и просто кондитерская на углу их улицы, где Гарри покупал кислые леденцы. Тот злосчастный разговор крутился у Гарри в голове, словно кинолента, так и не снятая с бобины, пока сам Гарри шагал по улице, сунув руки в карманы шорт. Пока он не знал, куда идёт, просто поддался выдуманной им самим игре — сворачивать на боковую улицу каждый раз, когда видит дворовую кошку. Он свернул уже раз семь или девять и чувствовал, что близок к окраине города, но не сильно волновался об этом: город у них был тихим и мирным, а часы еще даже не пробили шесть. Тем злосчастным утром Гарри был обеспокоен своим будущим: он вознамерился решить, чем хочет заниматься по жизни, какие сдавать экзамены и кем потом работать. Они завтракали. Северус пил кофе и прятался за газетой, а Гарри уныло перекладывал кашу с одной стороны тарелки на другую, периодически отвлекаясь на какао и рассматривание Северуса. Мысли ворочались в голове, и Гарри перебирал их одну за другой, тщательно рассматривал, а затем отбрасывал в сторону, как не стоящие внимания. Что значит, он должен выбрать себе профессию? Ему даже пятнадцати нет, как он вообще может решать настолько серьёзные вопросы? — Слушай, — начал Гарри, обращаясь к Северусу и пытаясь поймать его взгляд, но тот только перевернул страницу газеты. Даже бровью не повёл. Гарри нахмурился и попробовал снова. Он знал, что Северус иногда настолько погружён в чтение, что вообще ничего вокруг не замечает. Гарри однажды интереса ради поставил эксперимент, желая узнать, почует ли Северус запах дыма: пока тот читал в гостиной, Гарри прокрался на кухню и поджег несколько своих старых эссе в алюминиевом котле. Безопасность была на высшем уровне, но Гарри всё равно получил по ушам (весьма справедливо, это он признавал), но интерес был удовлетворён. Северус почувствовал не только запах дыма, но ещё и вспышку раздражения от гарриной безалаберности. — Северус, — отодвинув в сторону недоеденный завтрак, Гарри перегнулся через стол, почти ложась на него грудью, и наугад ткнул пальцем в газету. Северус медленно закрыл ее и отложил в сторону, — Северус, а вот как ты думаешь… Нас просто Макгонагалл перед каникулами собирала… И Гарри в подробностях рассказал про то, как после всех экзаменов их собрала Макгонагалл в тесном и душном классе, как объяснила, что через год у них СОВ, и как важно сдать экзамены хорошо, и что нужно подумать о будущей профессии, и выбрать предметы, и начать подготовку заранее, и тщательно всё обдумать, и обсудить с родителями… У Гарри голова тогда начала болеть сильнее, чем от Волдеморта. — Как ты думаешь, — в конце концов подвёл итог Гарри и страдальчески взглянул на Северуса, — Какую мне профессию выбрать? Вот у меня вроде бы с квиддичем здорово получается, но есть же еще защита от тёмных искусств, — Гарри сделал небольшую паузу, перебирая варианты в уме, — А еще с животными прикольно возиться. Так кем мне быть? — Это тебе решать, — коротко ответил Северус и хотел было вернуться к газете, но был остановлен мученическим стоном Гарри. — Ну нет, — простонал он, — Ты мне совсем не помог, ты знаешь? Я зря разве столько распинался сейчас? Ты вообще слушал меня? — Слушал, — вздохнул Снейп и сжал пальцами переносицу, — Чего ты от меня хочешь? Чтобы я принял решение за тебя? Это изначально плохая идея. — Ну не прямо за меня, — Гарри мгновенно стушевался, — Просто это такое важное решение… Почему я вообще должен что-то решать? — он был готов хвататься за голову. — Потому что так поступают взрослые люди? — Северус проговорил очевидную истину, заставив Гарри закатить глаза. Что ж, на такой ответ Гарри точно не рассчитывал. Он уронил голову на руки и несколько долгих секунд оставался в таком положении, а затем поднял взгляд. — Все вокруг только и говорят о будущем: про всякие экзамены, стажировки, карьеры и всё такое… Говорят, что лучше решить заранее, составить план и затем следовать ему, но… Как это сделать? Макгонагалл хочет, чтобы мы уже этой осенью рассказали ей о своих планах… — Ты ведь знаешь сферы своих интересов, так в чем проблема, Гарри? — осторожно спросил Северус, делая глоток кофе. — Ты меня не понимаешь! — воскликнул Гарри. Он в раздражении откинулся на спинку стула, и тот со скрипом проехался по паркету. — О чём с тобой вообще разговаривать? — Можешь не разговаривать. Гарри будто ударили. Он замер, не веря услышанному. Он словно упал с огромной высоты, а страховки не оказалось. Будто под ногами треснул лёд, и он провалился в холодную воду и сейчас тонет, тонет, тонет… А затем Гарри взорвался. — Отлично! Просто замечательно! Не хочешь со мной разговаривать — не надо, я обойдусь! Подумать только, велика честь!.. Из кухни он выбежал почти бегом, взлетел по лестнице и скрылся в своей комнате, громко хлопнув дверью. Он втайне хотел, чтобы та разлетелась на тысячи кусочков, чтобы стены пошли трещинами, чтобы пол под ним просел, а еще лучше провалился. Он хотел, чтобы всем вокруг был так же плохо, как и ему. А может быть даже и хуже. Тот разговор вышел отвратительным, и вспоминая его сейчас, Гарри только больше мрачнел. Солнце теперь казалось чересчур ярким, воздух — слишком удушливым, а гудение трансформатора на опоре воздушной линии — слишком назойливым и отвлекающим. Гарри огляделся по сторонам. Он оказался в районе, где никогда не бывал прежде. Кособокие дома прятались за щербатыми заборами, местные собаки, греющиеся на солнце, лениво скалили зубы и смотрели на Гарри отнюдь не дружелюбно, будто задаваясь вопросом, что здесь забыл незнакомый им мальчишка. Прикинув в уме ближайший путь до дома, Гарри решил срезать через местный завод, который уже много лет как был заброшен. Раньше, лет сорок или пятьдесят назад, на нём производили фарфоровые изоляторы, но вскоре производство закрыли. Поначалу хотели переоборудовать завод, чтобы сохранить рабочие места, но денег не нашлось, и теперь городок потихоньку хирел. Выйдя на нужную дорогу, Гарри двинулся вдоль заброшенной железной дороги. Перепрыгивая с одной рельсы на другую и стараясь не наступать на шпалы, Гарри скрасил часть пути, а затем отвлёкся на местных котов. Те, собравшись небольшой группой, блаженно развалились в тени куста, подставив худые животы ласковым рукам. Присев на корточки рядом с ними и стараясь погладить каждого, Гарри принюхался, и секрет хорошего кошачьего настроения был раскрыт: кто-то из местных посадил здесь кошачью мяту, и коты, обалдевшие от этого запаха, сделались совсем уж довольными и разморенными. В последний раз почесав всех за ушами, Гарри поднялся и отряхнулся от дорожной пыли. Нужно было поторопиться, если он хотел успеть к ужину. Завод был окружён хлипким забором из бетонных панелей. Некоторые из них крошились, некоторые были разрисованы граффити, а на одной Гарри заметил весьма оптимистичный плакат с надписью: «Здесь будет город-парк». Гарри позволил себе усмехнуться. Видимо, местные власти всё же хотели как-то освоить огромную территорию бывшего завода, но что-то пошло не так. Найдя в заборе зазор, Гарри осторожно протиснулся между панелями, надеясь не зацепиться за что-нибудь, и наконец оказался на территории завода. Если пойти напрямик, то можно выйти к железнодорожному переезду (в этот раз действующему), а там недалеко и до дома: минут пятнадцать, если бежать трусцой. Четырёхэтажный завод красного кирпича с высокими потолками и сетью печных труб мог бы выглядеть внушительно, если бы не тёмные провалы огромных окон, груды мусора, валявшиеся повсюду, и не дикий кустарник, постепенно захватывавший здесь всё вокруг. Решив не задерживаться, Гарри быстро двигался в сторону центральных ворот, через которые проще всего было бы перелезть. Шагая совсем рядом со зданием, Гарри не мог не заглядывать в окна, но там не было ничего интересного: все, что можно было продать или приспособить в хозяйстве, уже давно растащили, оставив только ненужный хлам и мусор. Гарри вспомнил, как Северус говорил, что еще с десяток лет, и местные разберут завод на кирпичи. Похоже, все к тому и шло. Внезапно Гарри услышал звук. Он замер, не понимая, показалось ему или нет. Звук был совсем рядом, но он так быстро стих, что Гарри не успел разобрать его природу. Гарри завертел головой, надеясь отыскать источник, но всё было тихо. Он уже готов был пойти дальше, как звук раздался вновь, в этот раз протяжнее и отчётливее. Это был чей-то скулёж. Гарри испугался. Он здесь не один? Гарри это совсем не нравилось. На всякий случай он отошёл подальше от окна — на открытое пространство, и снова замер, обхватив себя руками. Кто мог так скулить? Это был человек или животное? А может, это что-то волшебное? Северус говорил, что городок полностью магловский, но кто знает, что тут могло завестись? Не зная, что ему делать — бежать, сверкая пятками, или все-таки остаться и выяснить, что здесь происходит — Гарри вновь услышал скулёж. Звук шёл из нутра завода: раздавался из открытого окна. Гарри сделал шаг ближе. Он не был уверен, но скулёж был тихим и слишком жалобным, так что издававшее его существо наверняка было небольшим. По крайней мере, так Гарри себя успокаивал, осторожно заглядывая в окно и надеясь, что ему навстречу не выскочит какое-нибудь чудовище. Стёкол не было, только пустая деревянная рама, так что Гарри быстро перемахнул через подоконник, оказываясь внутри. Здесь было темно и пыльно, и Гарри натянул майку-безрукавку себе на нос, чтобы было легче дышать. Он не хотел расчихаться на весь завод. Косые солнечные лучи вечернего солнца почти не освещали огромное пространство, что, конечно, не добавляло уюта. Гарри переступил с ноги на ногу и внимательно осмотрелся. В центре огромного зала, куда он попал, стояла жестяная бочка, а рядом валялась пара тонких полосатых матрасов и стоял косой трёхногий табурет. Гарри подошёл ближе и наконец увидел источник звука. На одном из матрасов лежал щенок. Он был совсем крохотным, на вид месяца три или четыре, с прижатыми к голове ушами и поджатым хвостом. Переднюю лапку он прижимал к себе и периодически водил по ней языком, видимо, стараясь унять боль. Почуяв приближение Гарри, щенок вскинул голову и ощерился. Гарри остановился. Сейчас ему было страшнее, чем щенку. Он присел на корточки и осторожно протянул руку в сторону щенка: — Эй, приятель… Это ты скулил? Гарри придвинулся немного ближе. Щенок зарычал. — Не бойся, — Гарри старался говорить ласково, — Ты один здесь? Что с тобой случилось? Я помогу тебе… Гарри оказался совсем рядом и при желании мог дотронуться до щенка, вот только пугать его не хотелось. Гарри продолжил переговоры. — Видишь, это моя рука? — Гарри осторожно опустил ладонь на протёртый матрас, — Понюхай, она не страшная. Я тоже не страшный. Ты скулил тут совсем один, так что я решил, что тебе нужна помощь… Дашь мне посмотреть, что с тобой стряслось? Гарри придвинул ладонь ближе к щенку, надеясь, что тот не будет против. Щенок, оценив Гарри взглядом, вернулся к своей лапе, которую вновь начал зализывать. Гарри осторожно положил руку щенку на голову и медленно погладил. — Какой хороший мальчик, — похвалил его Гарри, — И совсем не боишься меня. Это правильно. Хватит того, что боюсь я… Шерсть у щенка была спутанная и грязная, а сам он слегка дрожал: то ли от холода, то ли от лихорадки. У Гарри сжалось сердце. — Покажешь мне свою лапку? — Гарри потянулся было посмотреть, что у щенка с лапой, но тот предупреждающе зарычал и дернул хвостом. Раздался металлический звук. Гарри перевёл взгляд, и сердце его ухнуло куда-то в пропасть. Хвост щенка был обмотан какой-то леской, к которой была привязана консервная банка. Маловероятно, что щенок сам в этом запутался. Гарри чувствовал, что сейчас заплачет. — О Мерлин… — прошептал он и уже потянулся, чтобы освободить щенка от этих мерзких пут, но щенок дёрнулся и клацнул пастью — Гарри одернул руку в последний момент. — Эй, за что? — искренне возмутился Гарри, — Я тебе помочь хочу, честное слово!.. Гарри еще никогда не чувствовал себя настолько слабым и беспомощным, как сейчас. Он сидел перед щенком на коленях на каком-то старом уродливом заводе и даже ничего не мог сделать! Щенок рычал на него, и без того слишком испуганный, а Гарри только и мог, что смотреть на его подогнутую лапку, лихорадочно блестящие глаза и хвост, увитый отвратительной леской. Гарри не знал, не мог даже предположить, кто мог сделать такое с щенком, и как тот вообще оказался здесь в полном одиночестве. Скорее всего, кто-то специально привёз его сюда, на заброшку, и оставил, чтобы щенок не смог найти дорогу домой. К сожалению, Гарри была слишком знакома ситуация, когда люди не могли позволить себе лишний голодный рот. Впрочем, щенок мог потеряться и сам. Например, убежал далеко от дома, потерял запахи, попытался вернуться домой, но столкнулся с чем-то — или кем-то — например громким фургоном, или сворой собак, или стаей мальчишек, которые могли погнать его по улице только ради веселья. Видимо, ради все того же веселья, кто-то и привязал к хвосту щенка консервную банку. Картины того, как щенок носится, пугаясь громких звуков, а потом пытается содрать с себя инородный предмет, проносились перед глазами у Гарри сами собой, и он даже не заметил, в какой момент начал плакать. Он громко шмыгнул носом и яростно смахнул слезы, застилавшие глаза. Пусть он едва мог сдерживать душившие его рыдания, щенку нужна была помощь, и Гарри был намерен ему её оказать. Чего бы это не стоило. Заставив себя собраться, он протянул к щенку дрожащие руки и еще раз шмыгнул носом. — Я тебя сейчас на руки возьму, — оповестил щенка Гарри, — Можешь меня укусить, если тебе будет легче… Но я должен отнести тебя домой, ладно?.. Гарри погладил щенка по голове, затем осторожно провел рукой вдоль шерсти на спинке и почесал за ушком, надеясь, что за это короткое время щенок привыкнет к прикосновениям. Тот вяло реагировал на ласки, больше сосредоточенный на собственной лапке, но Гарри было достаточно и этого. Одной рукой он с осторожностью подхватил щенка под голову, а другой — под теплый бок, а затем бережно прижал к себе. Щенок заскулил, и скулеж его больше напоминал плач ребенка, который привел Гарри в отчаяние. У него с собой даже волшебной палочки не было! Он ничего, совсем ничего не мог сделать, только смотреть в эти влажные карие глаза и обещать, что все будет хорошо. Гарри взялся за край своей майки, приподнял и завернул в нее щенка, как новорожденного ребенка, удерживая одной рукой. Вторая ему еще понадобится. Трогать леску Гарри не рискнул, боясь причинить ещё большую боль — та слишком плотно обвивала хвост, и начни Гарри её дергать, наверняка бы только сильнее навредил. Однако оставлять щенка с консервной банкой Гарри тоже не мог, поэтому свободной рукой попытался отцепить ее от лески. К счастью, та была привязана не слишком надёжно — всего несколько оборотов, так что Гарри медленно и осторожно принялся разматывать этот мерзкий клубок. Щенок на его руках тихонько скулил, иногда срываясь на подвывания, видимо, чувствовал, что Гарри проводил какие-то манипуляции, но почти не дергался и не пытался укусить. Гарри успокаивал его насколько мог, что-то бессвязно шептал дрожащим голосом и обещал, что вылечит и накормит. — Мы сейчас домой придем, — всхлипывал Гарри, отвязывая жестянку, — Нужно только еще немного потерпеть, ладно? Наконец, банка была отвязана. Гарри уронил ее к своим ногам, привалился к голой бетонной стене и длинно выдохнул. Щенок на руках продолжал мелко дрожать, и Гарри баюкал его, словно ребенка. — Ну вот и всё, — успокаивал он-то ли себя, то ли щенка, — Больше никаких мерзких банок… И кто только мог сделать с тобой такое? Улегшаяся было ярость всколыхнулась в нём с новой силой. Консервная банка одним своим видом вызывала отвращение, и Гарри, размашисто выругавшись, с размаху наступил на неё, полностью сминая. Он отбросил жестянку одним пинком, полным злости и отвращения, и та отлетела куда-то вглубь помещения. — А теперь домой, — сказал Гарри щенку и, смахнув со лба отросшую челку, аккуратно вылез через окно и зашагал в сторону железнодорожного переезда.

***

Это утро, как и все семь предыдущих, Северус провел в лаборатории. Работа отвлекала. Кроме того, ему действительно нужно было поработать над зельем. Врать себе практически не приходилось. Однако наедине с самим собой Северус мог признать, что что-то в тот день пошло не так. Он понимал, что сказал что-то не то, но не мог понять, что именно. Гарри словно бы ждал от него чего-то, а Северус не мог ни догадаться самостоятельно, ни спросить напрямую. По измышлениям Северуса, Гарри оказался разочарован в беседе и больше разговаривать не хотел. Северус сожалел об этом, но не мог настаивать. Если Гарри не хочет, как он может навязываться? Все казалось логичным, однако что-то было не так. Неправильно. Ни Гарри, ни Северус не были довольны исходом их утреннего разговора, но что им двоим теперь делать? Иногда Северусу казалось, будто в действиях Гарри есть что-то нарочито-демонстративное, будто он хочет, чтобы Северус заметил его тяжелые вздохи или взгляды украдкой. Впрочем, Северус мог и ошибаться, потому старался оставаться в тени. Прятаться в лаборатории было почти удобно. Он, конечно, скучал по их беседам и по рассказам Гарри о его каждодневных приключениях, но… Что он должен был делать? Северус не понимал. Варка зелий здорово отвлекала от повседневности. За подготовкой ингредиентов и оборудования, а затем и непосредственно приготовлением Северус коротал целые часы, которые складывались в дни и недели. Было почти так же, как раньше. До появления мальчишки. Так же уныло. Северус отбросил в сторону щётку, которой пытался отскоблить котёл, ополоснул руки и вытер их о фартук. Котёл не отмывался. Северус уже заливал его своими особыми чистящими кислотами, засыпал порошками и кипятил, но уродливое застойное пятно на стенке котла всё никак не проходило. Он почти готов был махнуть на это рукой и купить себе новый котёл, но мерзкое пятно на стенке котла будто насмехалось над ним, ставя под сомнение его профессионализм и словно бы спрашивая — неужели именитый зельевар не может справиться с последствиями собственного эксперимента? Северус смахнул выбившуюся из хвоста прядь, хмуро оглядел котел в глубокой мойке и упер руки в бока. Ну и что ему с этим делать? Он вернулся к своим записям, которые вёл по ходу эксперимента и пробежался взглядом по списку ингредиентов. Если он поймёт, что именно дало такую застойную реакцию, ему удастся подобрать что-то противодейственное, вот только… Крик остановил все мысли Северуса. — Пап! Это кричал Гарри. — Папа! Протяжно и отчаянно. Северус никогда в своей жизни не боялся так, как сейчас. Что-то случилось с его ребенком. Ему плохо. И страшно. А Северуса рядом нет. Он схватил со стола палочку и бросился в коридор. На пороге стоял Гарри, зарёванный и какой-то чумазый, но относительно целый. Обеими руками он прижимал к себе что-то, чего Северус не мог разглядеть. — Что случилось? Где болит? — Щенок, — всхлипнул Гарри и подошел ближе, осторожно показывая прижатого к себе щенка. Северус чувствовал, как ледяная рука, схватившая его за внутренности, медленно ослабляет свою хватку. — У него лапка болит, но он её не показывает, — продолжал всхлипывать Гарри, не замечая выражение облегчения на лице Северуса, — И ещё хвост… Какие-то ублюдки… Северус даже не стал делать замечание. Главное, что с его ребёнком все хорошо. Но нужно было убедиться. — Только щенок? — уточнил Северус и не удержался от диагностирующего заклинания, — Ты сам в порядке? Не в силах ответить, Гарри только часто закивал, и Северус понял, что дело серьёзное, раз Гарри не может совладать с эмоциями. Северус шагнул ближе и мягко развернул его к себе за плечи. — Тогда не реви. Иди умойся, вымой руки и приходи в лабораторию, а я начну. Давай сюда щенка. Гарри, совершенно дезориентированный, с осторожностью передал щенка Северусу, и уже совершенно забыл о том, что ему нужно куда-то идти, продолжая с тревогой смотреть на щенка, но Северус был непреклонен. — Что я тебе только что сказал? — придерживая щенка одной рукой, второй Северус вытер слезы с щеки Гарри, но только больше размазал грязь. И где только мальчишка успел извозиться? — Иди в ванную. Щенок будет в порядке. Убедившись, что в этот раз до Гарри точно дошел смысл всех его слов, Северус направился в лабораторию, чувствуя, как дрожит в его руках маленькое тельце.

***

Оба сидели на диване в гостиной в полной тишине. Северус устало смотрел в огонь, вяло лизавший поленья в очаге, а Гарри с нежностью гладил щенка, лежавшего у него на коленях и периодически всхлипывал. Все было хорошо. Раны у щенка оказались несерьёзными, Северус справился с ними всего за полчаса, гораздо больше его беспокоило состояние Гарри. Тот всегда был довольно чувствительным ребенком — эмпатичным, заботливым и ласковым — но сегодняшняя реакция оказалась слишком бурной и яркой, даже по меркам Северуса. — Все хорошо, Гарри, — напомнил Северус, не понимая, почему тот все еще всхлипывает, — Щенок в порядке. А что насчет тебя? Гарри громко шмыгнул носом и уткнулся лбом Северусу в плечо, будто прячась от разговора. — Просто испугался, — пробормотал Гарри, не меняя положения, — Сильно. Я… Когда увидел это всё… Северус кивнул, будто бы на самом деле все понял. — Хочешь, сделаю тебе травяной чай? — Нет, — Гарри снова шмыгнул и устроил голову поудобней. Северус понадеялся, что обойдётся без размазанных соплей у него на рукаве. Впрочем, это такие мелочи, — Не уходи. — Конечно. Конечно, — Северус осторожно высвободил руку и приобнял Гарри, успокаивающе проводя пальцами по его плечу, — Я здесь. Какое-то время оба сидели в тишине. Даже Гарри затих и перестал всхлипывать. Щенок у него на руках завозился и начал оглядываться по сторонам, будто желая разобраться, где именно он оказался. — Не хочешь спустить его на пол? — мягко спросил Северус, — Кажется, он не против осмотреться. Гарри кивнул и спустил щенка с колен. Тот, видимо по старой привычке, всё ещё берег лапку и боялся на неё наступать, но в остальном выглядел совершенно обычным здоровым щенком. Сначала он принюхался, а потом залез под диван. — Кажется он стесняется, — Гарри с облегчением рассмеялся, но почти сразу же встревоженно повернулся к Северусу, — С ним же всё будет хорошо? — Полагаю, что да. Оба вновь замолчали. Северус подумал, что хорошо бы им сейчас поговорить и разрешить все вопросы, но пока он подбирал слова, Гарри заговорил первым. — Я тогда погорячился. С тобой есть, о чём разговаривать. Просто… Все вокруг так наседают с этими экзаменами, что у меня уже крыша едет… Я надеялся, что ты скажешь что-то вроде «всё будет хорошо» или «пока можно не торопиться», но… В общем… Северус сидел в ошеломлении. Оказывается, он тогда совершенно не понял, в чём нуждается его ребенок. Нужно было понять. Это было не сложно. — Извини. Мне казалось, что тебе нужно решение. Гарри невесело хмыкнул. — Этих решений вокруг меня целя куча. Вопрос, какое из них правильное. Он ссутулился, снял очки и начал протирать стекла краем майки. — Это ведь не задача по трансфигурации с правильным или неправильным решением, — осторожно начал Северус. — Знаю, — Гарри дернул плечом и надел очки, — Всё гораздо сложнее. Что, если я выберу что-то не то? — В каком смысле, не то? — не понял Северус. — Ну вот выберу я, например, квиддич, — Гарри пустился в рассуждения, — А потом окажется, что у меня он вовсе и не получается. Или мне надоест. Или я даже вступительные в команду провалю… Или взять защиту. Рон говорил, что можно пойти в аврорат — мы бы вместе пошли — а если мне не понравится там? Вдруг все окажется совсем не таким, как я себе представляю? Кажется, мысли о будущем по-настоящему беспокоили Гарри. Гораздо сильнее, чем думал Северус. — Если тебе не понравится, то просто поменяешь квиддич на что-то ещё. — «Просто», — передразнил Гарри, — Как будто это просто!.. Северус вздохнул. Кажется, они рисковали начать ходить кругами. — Гарри, я правда не понимаю тебя сейчас. Если тебе нравится квиддич, то нужно сосредоточиться на тренировках. Если защита, то у нас дома целая библиотека, а в школе у Флитвика — дуэльный клуб. К окончанию школы ты выберешь, что нравится тебе больше, и пойдешь туда. — Но если у меня не получится? — Гарри был близок к отчаянию, — Или я выберу что-то, а потом разочаруюсь? Или мне станет неинтересно? — Что ж, из аврорской академии можно уйти. Как и из квиддичной команды. Как и из любого другого места. Выбирая профессию, ты не подписываешь себе приговор. Просто выбираешь область, где сосредотачиваешь свои усилия. Единственное, что важно, чтобы тебе там нравилось. — Но если мне надоест через несколько лет? — Ничего страшного. Мир огромный. Волшебники живут долго. Можно успеть позаниматься практически чем угодно. Долгое время Гарри сидел в молчании, сосредоточенно обдумывая услышанное. Кажется, его страхи и тревоги начали потихоньку развеиваться. Северус был готов с облегчением выдыхать. — А как же работа? — Северус видел, что Гарри сейчас спрашивает его просто для того, чтобы спросить, а не потому, что его это по-настоящему беспокоит. — Если мы говорим о деньгах, то хочу напомнить тебе о наследстве. Кроме того, неужели ты думаешь, что после совершеннолетия я просто выгоню тебя на улицу? Гарри, очевидно, предпочёл оставить свои домыслы при себе, потому что просто привалился к боку Северуса и длинно выдохнул. — Ладно, — в конце концов проворчал он, — Мне стало лучше. — Я рад, — серьезно ответил Северус и перешел к другому волновавшему его вопросу, — Ты назвал меня папой. Северус почувствовал, как Гарри у него под боком напрягся. Сожалеет? Нервничает? Смущён? Ответ мог быть каким угодно. И все же Северус хотел прояснить всё до конца. — Я… Да, — Гарри хрустнул пальцами и сел прямо, отстраняясь, — Случайно вырвалось. — Ничего. Я не против. Гарри, напряженный и даже как будто немного вытянувшийся, сидел некоторое время в ошеломлении. Затем недоверчиво взглянул на Северуса. — Правда? — Правда, — спокойно ответил Северус. Как будто он когда-то обманывал Гарри. Сам он уже давно считал ребенка своим, но никогда не ждал подобных чувств в ответ и не говорил об этом с Гарри напрямую. Казалось, в этом не было особой нужды. Кроме того, оба они были не слишком хороши в таких разговорах, Гарри — в силу возраста, а Северус — в силу характера. Однако, это было важно для Гарри, так что Северус должен постараться. Гарри ничего не ответил, только вновь вернулся под бок Северуса и принялся теребить расползающийся край джинсовых шорт. Северус при виде этого нахмурился. — Давай купим тебе новые шорты, а то ходишь в каком-то рванье? — Ну хватит, — Гарри тихо засмеялся и несильно боднул Северуса плечом, — Так хорошо сидим. И вообще, это не рванье, сейчас все так ходят… Северус на это только мысленно закатил глаза, не в силах спорить с подростковой модой. Под диваном раздался стук когтей о паркетный пол. Гарри вскинулся. — Пап, а можно оставить щенка? Северус был бы не в силах отказать Гарри, даже если бы и хотел. — Можно.