padam

vse kar vem in kar znam, je, da ne boli, ko me tvoj objem zakriva

      — Ну ты чего? Я уже устал повторять, но второе место — не двадцать первое! Ты в своём номере?       В ответ прозвучало невразумительное, на секунду сбившее Бояна с толку, мычание, а затем быстрое «Да» и едва слышный подавленный вздох. Йере, конечно, может сколько угодно хохотать и шутить на людях, однако Цветичанин уже слишком хорошо узнал его и не поверил этим фальшивым, но в то же время убедительным эмоциям, поэтому решил позвонить. Этой ночью парню меньше всего хотелось бы, чтобы финн, изолировавшись ото всех, впал безутешное отчаяние.       — Я приду к тебе, — решительно произнёс музыкант. — Ты же не против?       — Даже если я буду против, ты всё равно придёшь, — из трубки донёсся безрадостный смешок. — Отметим моё поражение.       — Ты, конечно, извини, но в слове «победа» тобой допущено слишком много ошибок.       Снова смешок. Уже более оживлённый. Боян крепко сжал телефон в руке, словно он является не простым средством связи с находящимся на другом конце провода человеком, а самим Йере. Парень всё это время, с мгновения объявления победителя, чувствует в груди необъяснимую тяжесть, которая при встрече с финном точно станет сильнее. Необъяснимая она потому, что музыкант буквально затянут в вихрь различных мыслей, способных стиснуть грудную клетку настолько крепко, что это заставит задохнуться: несправедливость по отношению к Финляндии, скорое расставание со всеми новыми приятелями и, наверное, самое главное — глаза Йере. Эти печальные, лишившиеся искры глаза.       И всё же нахождение во второй половине таблицы финальных результатов расстраивает Бояна гораздо меньше грядущей разлуки со ставшим таким родным другом. Завтра домой. Это «домой» откладывалось музыкантом уже который день, а разум задавал звенящий в ушах вопрос:       — Что должно будет произойти, чтобы жизнь вновь однажды свела нас?       Это расставание будет невыносимым хотя бы потому, что это последнее дело — бросать Йере, когда тот винит себя за треклятое второе место. Парню очень хотелось хотя бы на один день наплевать на всё и улететь вместе с другом в Финляндию, но формулируя идею вслух, она начинала казаться невероятно глупой. Какова вероятность того, что финн вообще захочет вновь выслушивать нелепые ободряющие шуточки? Да даже если он попросит Бояна не заводить эту шарманку в очередной раз, парень будет рад просто побыть рядом и помолчать, зная, что друг ему доверяет.       Друг… В последнее время Цветичанину это слово перестало казаться подходящим при описании отношений с Йере. Такой же неподходящей кажется и приставка «лучший», которой пусть и не принято разбрасываться, если знаешь человека не так давно, однако даже она кажется не такой объёмной, чтобы в полном размере вместить в себя все моменты, произошедшие между этими двумя. Но тогда что это, если не дружба?       Мгновение, когда перед Бояном показалась дверь номера Йере, наступило как-то слишком неожиданно — парень не успел собрать все свои мысли воедино, подобрать самые подходящие слова и элементарно подготовить себя к разговору с человеком, с которым совсем скоро придётся распрощаться. Как поднять дух другу, если у самого духу не хватает сказать:       — Было бы здорово не останавливаться на том, что имеется сейчас. Мне понравилось проводить с тобой время, давай продолжим у тебя на родине!       Так страшно показаться навязчивым. Цветичанин готов принять желание Пёухёнена побыть в одиночестве, но не тогда, когда время живого и необычайно непринуждённого общения подходит к концу. Боян поднял руку, чтобы постучать в дверь. Лёгкий стук костяшками пальцев. Вскоре раздался негромкий звук приближающихся шагов. Дверь открылась. Увидев лучистый взгляд Йере, Боян, не задумываясь, шустро подался вперед и обхватил руками плечи приятеля.       — Эй, всё хорошо? — слегка озадаченно спросил финн.       — Пообещай, что будешь мне писать.       — Не понял.       — Пиши мне о каждой своей победе, я уверен, в будущем у тебя их будет немало, ведь всё это только начало, — на выдохе протараторил Боян. — Просто пообещай.       — Э-э, обещаю.       Цветичанин отстранился и благодарно улыбнулся, а Йере же немного нахмурился, так и не понимая, к чему был этот жест, однако всё же тоже растянул губы в добродушной усмешке. Он пригласил Бояна войти, и когда тот оказался в номере, рухнул на кровать. За последние несколько часов в его жизни произошёл круговорот событий, по масштабам сравнимый с сильнейшей ударной волной, которой, к удивлению, ещё не удалось сбить финна с ног, и это благодаря искренней и весьма ощутимой поддержке со всех сторон. Пёухёнен слегка приподнялся на кровати и снова посмотрел на того, кто за всё время, кажется, был его самой главной опорой. Боян топтался у мятой постели с поджатыми губами, словно хотел что-то сказать, однако по какой-то причине молчал.       — Это двуспальная кровать, так что места и тебе хватит, — Йере бодро похлопал рукой по мягкому одеялу, приглашая друга к себе и немного передвигаясь в сторону.       Боян плавно опустился на спальное ложе и закрыл глаза. Они некоторое время молчали под исходящее из телевизора бормотание. Оба пытались разобраться в своих чувствах, которые никак не могли собраться в слова. Для одного было важно понять, что он ощущает в большей степени, боль от поражения или счастье от всесторонней поддержки, а для другого — признаться в нежелании прощаться, но как будто у них не хватало последнего, самого важного элемента этой мозаики, способного заставить хоть что-то произнести. Так или иначе, и тот, и другой, уже почувствовали, что, находясь вместе, им думается гораздо легче.       Йере недовольно покачал головой и легонько похлопал друга по плечу, заставляя того открыть глаза. Грустить о втором месте, по его мнению, должен он один, но точно не этот постоянно радостный паренёк, который мог бы посоревноваться с прожекторами за звание самого яркого луча на всей арене Евровидения. Конкурс всё же и правда хорош тем, что знакомит совершенно разных людей из абсолютно разных стран. В этом Йере победил. Он нашёл свой приз, свою опору. Нашёл Бояна.       Так не хотелось бы переставать вместе смеяться со всякой ерунды, ощущать чужие, но уже такие знакомые руки на своих плечах и видеть, как кому-то действительно есть до тебя дело. Финн задумчиво почесал затылок, не переводя взгляда с друга. Да, не хотелось бы.       — Я тебе кое-что пообещал, вот и ты теперь пообещай мне, что подумаешь над предложением полететь со мной. С тобой было очень весело, не хочу чтобы это веселье кончалось, — прочистив горло, произнёс Йере. — Не надолго, хотя бы на пару дней.       Эти слова не могли не заставить Бояна улыбнуться. Он сам постоянно думал об этом, представляя, как такое предложение будет точно спущено на смех, а сейчас услышал эти слова от того, кто, казалось, за своей печалью мог вовсе не заметить озорных и вечно поддерживающих глаз. Цветичанин быстро приподнялся и свёл брови, ища в лице напротив какого-то подвоха, но Йере, судя по его гордой таким приглашением улыбке, был абсолютно серьёзен.       — Пообещал. Подумал. Решил. Веселье ведь только начинается, — хохотнул музыкант. — Я полечу с тобой.       Это всё, конечно, всего лишь отсрочка. Неизбежное расставание вскоре должно будет случиться, однако следующие несколько дней в Финляндии как будто что-то изменят. Сделают дружбу крепче, будут обещанием того, что общение однозначно продолжится после того как Боян вернётся к себе домой, и до конца заставят прекратить Йере думать о поражении.