Выдумщик

Настасья Филипповна привыкла встречать мужа на пороге со сковородой наперевес. И нет, не потому, что тот пьяница или вещи из дома выносит. А потому, что тот гуляка каких поискать. Вечно, только воротится домой, как уже обратно на ратные подвиги пора возвращаться. И где только его носит? Вроде со Змеем Горынычем дружит, может, тот его на верный путь того, как от семьи отдалиться, наставляет? Не знает Настасья наверняка ответов на эти вопросы. — Где был, Добрынюшка? — притворно-ласково спрашивает супруга, рассматривая мужа строго. Добрыня сглатывает, а потом начинает плести околесицу, которая тянется как карамель — несколько часов. Настасья понимает, что тот прежде всего ее запутать хочет. И хмурится. — А если по голове? — так же строго спрашивает она, занося над мужем сковороду. Добрыня в этот момент выпрямляется во весь рост, взгляд его становится суров. — Не гоже бабе мужа своего бить. Я говорю — ты верь, а то ишь как… — сухо отзывается он и выходит в сени, чтобы потом среди скотины спать… Плачет по ночам Настасья Филипповна, думая, что Добрыня себе помоложе и покрасивее нашел. Так мало времени она проводит с мужем. Хоть к маме возвращайся. Замечает наутро Добрыня ее серое лицо, когда опять куда-то собирается и вздрагивает. Чешет голову, а потом выходит из дома. Возвращается спустя минут двадцать, что-то в руках неся. Подходит к жене со спины, а потом за ушком целует. — На, милая… — только и произносит он. Настасья вздыхает, смотрит на белый платок, который ей Добрыня дал, разворачивает и видит булочки. Поворачивается, смотрит на мужа удивленно. — Это что? — тихо спрашивает она, все равно пораженная подарку. — А это, чтобы ты знала — я твой. И выдумки мои направлены на то, чтобы государственной тайны не сболтнуть. Люблю я тебя, Настасьюшка, — нежно произносит Добрыня и забирает в объятия супругу, которая смахивает слезы и думает о том, что ее муж может быть даже трогательным. И поверить в его небылицы еще больше хочется. Чувствует ее сердце на самом деле, что нет измен в его похождениях. А без доверия — какая уж тут любовь?