То, что я увидел первым - принадлежит мне

Когда он стоит у трейлера и смотрит в окно, сквозь грязно-серые опущенные жалюзи, его охватывает такая дикая обида, что на глаза, помимо воли, наворачиваются слезы. Потому что там, за стеклом, отчетливо видны очертания двух сплетенных тел. Питер трахает его беременную сестру. Как она посмела? Разве она с детства не уяснила, что то, что Роман увидел первым – принадлежит ему, всецело и полностью. Потому что это закон, это правило, которое не нарушают. Это как то, что известно всем, например, как если сильно удариться – будет больно. А сейчас больно Роману, потому что она, его безмозглая сестрица, ударила Романа, и он чувствует, как вместе со слезами по щекам скатывается любовь к сестре, медленно сменяясь злостью. Злостью на обоих. На Литу – за то, что нарушила негласное правило. На Питера – за то, что посмел соврать ему, предать его доверие, которое Роман вручил ему так всецело. Но больше всего в его слезах – недоумения. Ведь… ведь Лита такая страшная – у нее этот огромный круглый живот, в котором живет что-то порочное, что-то, по ее утверждениям «от ангела». И у нее такие ужасные тоненькие ножки, и вся она несуразная и некрасивая. А Роман – красивый. У него полные губы, томные глаза и длинные ноги. И это для него Питер должен издавать эти стоны, и его имя шептать в экстазе. А не беременной шлюхи, готовой накинуться на любого, кто предложит. Роман разворачивается, со злостью выплевывая проклятия сквозь зубы. Когда он ведет машину, то вжимает педаль газа до упора, так, что автомобиль виляет из стороны в сторону, на мокром асфальте. Он хрипло смеется, потому что это донельзя прозаично: он плачет, а с неба льет как из ведра, и ему хочется, чтобы машину занесло сильнее, снесло в кювет, чтобы он разбился. Тогда Питер будет приходить к нему в больницу и в его голове не останется и мысли о чертовой Лите. Роман еще сильнее давит на педаль. А потом жестоко трахает девчонку, чьего имени даже не помнит. И ему кажется, что это не она плачет под ним от боли, а Питер, потому что он заслужил наказание. Так же как и его шлюха-сестра. Следующим же днем Роман отыскивает в школе Литу и заводит ее в кладовку под каким-то дурацким предлогом. Он спрашивает, что она делала вчера у Питера и та, как и ожидалось, начинает придумывать нелепые отговорки, говорит что-то об общем домашнем задании и Роман даже удивляется: неужели она считает его настолько тупым? И наотмашь бьет тыльной стороной ладони по ее лицу, останавливая этот бессмысленный поток. Лита недоуменно распахивает глаза и прижимает руку к щеке – на ее лице написана обида, кажется, она вот-вот заплачет. Но Роман лишь прищуривается и шипит ей в лицо: - Отвали от него. Нечего лапать своими руками то, что тебе не принадлежит. Она медленно пятится назад, губы дрожат, кажется, она собирается что-то сказать, но Роман резко разворачивается и уходит. Он любит Литу, он готов любого порвать ради нее, но себя он любит больше. Когда на перемене он видит, как Лита объясняет что-то Питеру, внутри разливается чувство глубокого удовлетворения. Он чувствует себя котом, переевшим сливок. А Питер ведь любит котов? И Питер будет любить его. Потому что Роман увидел его первым, а значит Питер – его. Не Литы, не матери, не уж, тем более, не свой собственный.