«Когда даешь себя приручить, потом случается и плакать.»
Маленький принц.
Антуан де Сент-Экзюпери.
Чимин, залетев в скрипящую дверь, запнулся за пару обуви, неудачно брошенную возле дверного проёма его старой квартиры. В помещении в принципе царил хаос, о коем свидетельствовало всё, начиная от разбросанных вещей, заканчивая обоями, что за также долгое время отсутствия хозяина отклеивались полосами, видимо, от сырости, и шелестели по ветру, гуляющему сводобно. Выбитые когда-то межкомнатные двери так никто и не поставил на место. Не подобрали с пола и валяющуюся книгу, которую ветер, просачивающийся из некогда открытого окна, трепал точно также, как и обои, во все стороны, перелистывая страницы. Даже появилось такое ощущение, что ветер — это не стихия, а человек, который сейчас был хозяином тут, и Чимин чувствовал это отчуждение. Всё тут до боли знакомо. И при этом всё чужое его сердцу. Чимин поёжился от холода, постепенно забирающегося под чувствительную кожу. Его потускневшие полупьяные глаза оглядывали пространство, делая тем самым болезненные уколы иглой в самое сердце, из которого сочилась обида на жизнь. Здесь всё осталось в точности так, как тогда. В тот последний вечер, когда его душа жила. Когда Чимин лишился смысла жизни. — Прости, Чимин, я хочу расстаться. Вчера его, уже бывший, парень Чонгук сказал эти же самые слова. Ненавистные молодому парню, но, надо признать, заслуженные. Отношения с Чонгуком были теплыми, но любви в них… Точнее, она была. Но только от Чонгука. И поэтому Чимин не жалел, хотя и ненавидел себя за то, что причинил кому-то снова боль. Эти блядские слова, как мантра в голове. Крутятся, крутятся, а хорошего не приносят. Да вот только в голове не Чонгуков голос. Не мягкий и бархатный, в котором звучит чистой воды раскаяние и даже невинность. А твердый и резкий голос с легкой хрипотцой по утрам и бодрым настроем вечером. Голос Намджуна. Того человека, что выбрав свое счастье, забрал с собой все. И умение чувствовать и когда-то чуткое сердце. Чимин сделал пару шагов на кухню, которые тут же отозвались своим шарканьем по полу и нарушили тишину, где застал вдребезги разбитую посуду, валяющуюся везде: на столе, на полу, на табуретках. Всё было в осколках. И Чимин поневоле сравнил эту картину, простирающуюся перед взором со своей душой. Вид один и тот же. И там и тут свободно гуляет ветер. Капли виноградного сока, некогда находившегося в теперь уже разбитой кружке, давно высохли и впитались в старые светлые виниловые обои, заплесневелые из-за влажности в квартире, что образовалась из-за той самой халатности Чимина, что за несколько лет так ни разу и не удосужился заглянуть сюда и хотя бы закрыть блядское окно. Так все и осталось тут в таком же положении, в каком Чимин судорожно собирал вещи, сваливая из вообще-то собственной квартиры. Ни один нормальный человек не поступил бы так со своей жилплощадью и не пошёл бы снимать комнату в семейном общежитии. Однако, Чимин не смог прожить и часа после того, как услышал те горькие сердцу слова. Эти обои, на которых остановился взгляд, они с Намджуном клеили вместе. На Чимина нахлынуло первое болезненное воспоминание. Тогда между молодой парой ещё всё было хорошо, а на лицах сверкала счастливая улыбка. Атмосфера того дня встала перед глазами, как кинолента фильма, медленно проигрываясь в голове. Где-то в зале по телевизору играла лёгкая музыка с какого-то рандомного канала, выбранного наобум. Она приподнимала общее настроение своей несуразностью. Иностранные слова почему-то переводить не хотелось, как и вдаваться в смысл песен. Окна были распахнуты настежь, легкий ветерок игрался со шторами, развивая их в разные стороны и солнечный свет, что был особенно теплым, дотрагивался до разгоряченной кожи Чимина, чьи порядком отросшие волосы были заделаны в хвостик на макушке. Майка тельняшка, чуть-чуть великоватая, сползала то с одного плеча, то с другого, демонстрируя на обозрение острые ключицы. А на губах играла легкая, но немного пошлая улыбка. Та улыбка, в которую Намджун был влюблен. Чимин любил улыбаться своему возлюбленному именно так, будто бы слегка дразня и заманивая в свой омут. Любил громко смеяться над его даже самыми несуразными шутками и всё пространство вокруг наполнялось необъяснимым светом. — Помочь, ягодка? От этого ласкового слова Чимин волком выл, настолько он любил слышать это от него. И Намджун помогал. Подавал кисти с клеем, прижимал бумагу к стене, так как был гораздо выше и мог подгонять их нужным образом, чтобы не испортить рисунок. А после того, он утащил Чимина в постель, вероятно, не выдержав издевок. Это был не первый их секс. Однако, Чимин каждый раз смущался и чувствовал себя девственником. Немного грубоватые руки скользили вдоль тела, сдергивали одежду и вызывали мурашки. Чимин всё ещё улыбался, пытаясь не показывать алеющие щеки. Когда одежда с обоих была снята, Чимин невольно залюбовался видом, открывшимся перед ним. И было чем. Тихо выдохнул, а затем сглотнул внезапно накопившуюся слюну. Намджун не был качком, однако рельеф его тела был привлекательным для Чимина. Глаза пробегались по чертам лица, немного останавливаясь на губах, которые растянулись в предвкушающей ухмылке. Благодаря им Намджун иногда походил на Джокера, но почему-то не пугал, а наоборот разжигал угольки внутри. Затем взгляд спускался на мощную шею, что была немного покрасневшей и вздутой от внезапно увеличивающегося дыхания. У Чимина оно тоже стало прерывистым. Поцелуй, в котором их губы слились после, был горячим и жарким. Капельки пота выступили на лбу. В тот день Чимин извивался в умелых руках, а Намджун брал его раз за разом, не давая отпыхнуть от одного оргазма, давая следующий. Тело к телу, душа к душе. Они соединялись в этом танго, все больше и больше влюбляясь друг в друга. Эти дни давно минули, но в голове до сих пор ярко всплывают обрывки прошлого. Того прошлого, что беззастенчиво можно было назвать счастливым. Взгляд снова падает на пол. По всюду осколки посуды. На сей раз Чимин понял, что засмотрелся на ещё одну вещь, заставляющую вспомнить. Разбитые тарелки, что когда-то были подаренным набором. В день их первого совместного года, проведенного вместе. Все собрались у матери Чимина на даче. Женщина хоть и не одобряла все это, так как считала геев — малолетней глупостью, смирилась и просто старалась держать свой взгляд в стороне. По улице разносился запах шашлыка. Из колонок играла музыка, настолько громкая, что внутренности подбрасывало под биты. Кто-то неуклюже танцевал или неумело пел, а кто-то сидел за столом, делая глотки пива и разговаривал. Все ждали, когда главное блюдо наконец будет готово. Батя у Чимина оказался более добродушным и вовсю болтал с Намджуном, гогоча над своими дедовскими шутками и, вероятно, в самой душе, был благодарен, потому как человеком был достаточно ранимым и тяжело переносил моменты, когда в его веселье мужчину не поддерживали. Когда же шашлык наконец был готов и к столу собрались все гости, заботливо приглашённые Чиминовыми родителями, мясо стояло уже в самом центре, отдающее пускающим слюнки людям свой потрясный аромат. Толкали речи, поздравляли молодую пару и желали лучших дней совместной жизни. Кто-то искренне радовался за них, кто-то не очень, во всяком случае, вида недовольства никто не показывал, умело скрывая свои противоречивые эмоции. Это был последний раз, когда Чимин собирался со своей семьёй вот так вот. Что произошло дальше, сломало парню жизнь, веру в справедливость жизни, да и самого Чимина тоже подкосило. Мог ли он, смотрящий с любовью и обожанием на Намджуна, покрасневшего от самогона, подумать, что всего через несколько дней его жизнь поделится на «До» и «После»? Нет, не мог. Но так случилось. Три дня спустя, Чимин проснулся от настойчивого звонка, который повторялся уже раз в шестой. Протерев сонные глаза и натянув на голое тело футболку с шортами, оставшимися после бурной ночи на полу, Чимин окинул взглядом мирно сопящего Намджуна и невольно улыбнулся тому, какой он всё-таки красивый, его парень. Секунду спустя звонок повторился и Чимину ничего не оставалось, кроме как подойти к телефону, смахнуть на сенсоре значок и ответить на звонок. В памяти уже не осталось слов, что ему сказали по телефону. Он помнит только острое ощущение боли, потому что услышал, что его родители погибли в автокатастрофе. Чимин осел на пол, всё ещё держа трубку у телефона, а перед глазами изображение поплыло в разные стороны, размазывая сознание, которое еще не восприняло этой ужасной информации. Потом, когда шок отпустил парня, на смену ему пришло горе. Оно выжигало в груди дыру и с каждым вдохом становилось все хуже и хуже. В комнате раздался резкий вопль, полный боли. Он разбудил спящего Намджуна, который тут же подлетел к Чимину, начинающему задыхаться. Горе свалилось так внезапно и так сильно потрясло парня, что первые несколько недель после этого страшного события Чимин не разговаривал ни с кем, замкнувшись в себе. Все это время Намджун был рядом. Дальше все тоже смылось в памяти. Чимин лишь помнит, что горе, которое простиралось в его душе, не утихало, а рядом всегда было тепло, исходящее от обьятий Намджуна. На глаза навернулись непрошенные слезы. Намджун был рядом. Всегда. Но не Чимин. После смерти своих родителей Чимин изменился до неузнаваемости. Часы напролет он проводил, сидя на кухне и выкуривая пачку за пачкой. Дым распространялся повсюду, заполняя пространство, но было плевать. Работа. Дом. Сигареты. И секс по ночам с Намджуном раз в неделю. Так Чимин пытался быть рядом. Но даже это не спасало. Слезы стекали с лица во время оргазма и Чимин не мог это предотвратить. Чимин подавил горькую усмешку. Секс был что надо. Тут смешивалось все. Запах сигарет с запахом спирта, будь то виски или коньяк, что Намджуном употреблялся всё чаще и чаще. Намджун любил целовать бархатную мягкую кожу, будто специально сделанную под его слегка огрубевшие руки. Та была упругой и мягкой, такой, от которой и глаз не оторвешь и пробовать не устанешь. Тоненьким голосом Чимин выстанывал в постели имя возлюбленного, медленно приближаясь к пику. Он запрокидывал голову, прикрывал глаза и издавал томные звуки любви, мешавшиеся со звуками секса, чувствовал наполненность. Намджун был мягким и твердым одновременно. Он направлял. Двигался в такт, ловя ритм Чимина и понимая с полуслова, а иногда и вовсе без слов все желания. Он дотрагивался до возбуждённой плоти, как до самого хрупкого и чувствительного сосуда удовольствия. Водил своими огромными пальцами по бедрам, иногда специально вцепляясь в тело таким образом, чтобы красные следы оставались надолго, со временем окрашиваясь в фиолетовый. Двигался рвано, сначала позволяя Чимину приблизиться к пику, а потом останавливался, зная, что ему нравятся такие игры. Намджун был лучшим в постели Чимина. И при мысли о сексе с ним коленки предательски подгибались. Однако, в тот момент, секс — это было единственное утешение. Потому что Чимин закрылся в своем горе. Закрылся настолько, что забывал про то, что не один Намджун должен работать над отношениями. После полугода его душевных терзаний Намджун понял, что нужно что-то делать, как-то вытаскивать их обоих из этой атмосферы горя и начинать вставать на новую ступень. Тогда-то и произошел первый скандал. Поводом послужил психолог. Это был молодой парень, который только-только вступил в сообщество таких же людей и многого не знал в этой жизни. В нём не было той массы опыта и знаний, лишь амбиции и самомнение. Будучи имеющим диплом, этот парень начал свою карьеру, но и подумать не мог, что придется ему работать с людьми, которым пришлось перенести потерю. Молодой врач действовал из лучших побуждений, соблюдая все рекомендации, которые давали ему в университете. Однако, оступился, сказав лишь одно предложение. — Вы не должны винить себя в смерти ваших родителей. Чимин на мгновение завис, смотря на доктора потрясенным взглядом. Намджун держал его за руку, но даже сам доктор в этот момент понял, что добился внутреннего взрыва. Чимин последние пол года пытался отгородиться от этих мыслей, избавиться от образов родных людей, которых так неожиданно не стало. Но молодой врач снова полоснул острым языком по едва едва начавшей затягиваться ране. Чимин не выдержал. Он выбежал из кабинета и быстрым шагом направился куда глаза глядят. Ноги его несли в неизвестном направлении, а мысли крутились лишь вокруг этих так блядски не нужных сейчас слов. Мимо проносились чужие лица. Не охладил душевный порыв и льющий, как из ведра дождь. В кармане беспрерывно вибрировал телефон. Вероятно, Намджун пытался дозвониться и искал, но сейчас, когда чувства нахлынули, Чимину вообще не хотелось слышать никого, не говоря уже о том, чтобы самому говорить что-либо. Безумие. Когда Чимин огляделся, то узнал знакомый дворик с вечно скрипящими ржавыми качелями, которые двигались из-за ветра, скрипя. Песочницу, которая сейчас была пуста и все из-за плохой погоды. На лицо, разгоряченное после всех телодвижений, капнула первая капля дождя, а после на город, уже успевший спрятать людей в квартирах и домах, хлынул поток дождя, сопровождаемый сверканиями и молнией. Однако, стихия благотворно подействовала на парня, заставляя немного пробудиться ото сна. Чимин сел на скамейку и закрыл глаза, позволяя себе промокнуть. Так Намджун его и застал, сидящего на лавочке и абсолютно промокшего. Конечно, как любой нормальный человек, он стал ругаться, прикрикивая и выбивая уже ушедшего глубоко в себя Чимина из транса. — Я устал. хватит, Чимин. Мы должны работать с этим. Но я не могу один это делать. Ты не помогаешь. Тебе словно это и не надо. — Мне нахуй это не надо. И ты вали, раз тебе так тяжело подле меня, — это было сказано не в серьез, но достаточно грубо и будь пара в другой ситуации, Намджун бы ушел, но он, забив на собственные эмоции и затолкнув подальше толику начинавшей разрастаться в душе обиды, схватил парня за руку и потащил в подъезд. Можно бессмысленно вспоминать все слова, что Чимин когда-то сказал вслух, вряд дли на самом деле имея хоть каплю таких же претензий, выдуманных из головы. Он отчетливо понимал, что сам разрушил все крупицы того счастья, что у него были. Он сам убил свой шанс на исцеление, забившись в своем горе и отталкивая возлюбленного. События наложились друг на друга, образуя путаницу вокруг себя и все случилось так, как должно было случиться. Если б он только знал, что когда-нибудь вернется сюда, блядски скучая, до скуления и изнеможения. Сколько раз Чимин прокручивал все эти сцены. Однажды он даже умудрился чуть не сорваться в пропасть, заглушая свое горе спиртным. Он стоял на краю обрыва, оглядывая реку, и почти шагнул. Кто-то схватил его в последний момент. Тот день был пиком невыраженных эмоций. Дрожь пробежала по телу, заставляя хозяина квартиры поежиться. Пора было браться за свою жизнь, пока еще не совсем поздно. Чимин давно засунул свои эмоции подальше, ныряя с головой в работу, а его отношения с другими… Это был лишь обычный секс с примесью попыток полюбить снова. А снова то и не получалось.
***
Намджун сидел и пил чай со льдом, параллельно читая газету, которую только сегодня сунули под дверь их с мужем квартиры. На столе стояли недавно испеченные булочки в огромной тарелке, источая приятный аромат. Да только места в желудке уже не осталось. Кругом вообще царила чистота и порядок. Уютно. Намджун полюбил этот уют, отдавая всего себя недавно сформировавшейся семье. Хоть иногда его мысли и приходили к прошлым токсичным отношениям. Однако, Намджун смог побороть свою привязанность и почувствовать к кому-то другому что-то более безопасное. Да. Безопасность в этих отношениях, в которых Намджун чувствовал себя нужным, любимым и незаменимым. Со спины неожиданно обняли милые сердцу руки супруга, которые вызвали самые теплые чувства в груди. — Ты сам то когда кушать будешь, хозяюшка? — Чуть позже. Я хотел сначала тебя накормить. Кстати, сегодня Шерлок спал почти всю ночь и я не слышал, чтобы он вставал хотя бы в туалет. Маленькая собачка, кажется помесь таксы с дворняжкой, лежала у ног хозяина, прижимаясь к человеку и тут же подняла голову, когда услышала свое имя. Намджун слегка нагнул голову, устремляя взгляд к Шерлоку, высунувшему язык и будто улыбавшемуся. — Значит, ты привыкаешь, малыш? — собака радостно гавкнула, вызывая у супружеской пары теплые улыбки. — Джини. Я наверное сейчас схожу прогуляться с ним. Его просящие глаза кого хочешь сведут с ума. — Идите конечно. Сразу в магазин зайди пожалуйста и купи молока для щеночка. Итак, получив долгий глубокий поцелуй, Намджун перехватил поводок в правую руку и выскочил из квартиры, пытаясь поспеть за радостно скачущей по ступенькам собакой. Неуклюжие детские попытки Шерлока быстрее спускаться с лестницы достигли краха, когда он и вовсе упал, прокатившись спиной сразу с трех ступенек. На улице Намджуна обдало прохладным ветром и он слегка поежился, невольно вспомнив теплую квартирку на пятом этаже. Резко захотелось в объятья к Джину и в кровать, чтобы не вылазить целый день. Встречаться с Сокджином он начал совсем недавно, перед этим долго ухаживая и заманивая в свои сети. Намджун не хотел торопиться. Потому что он хотел узнать о парне все до самого конца, вплоть до того, какое пирожное Джини любит. И Намджун каждый день упорно выспрашивал обо всем, вбирая в себя эту информацию. С Чимином Намджун не виделся целый год и хоть сердце предательски ныло, он душил в себе эти порывы прошлой любви. Не стоит даже говорить о том, до какой степени он был помешан на маленьком парне, да что там, землю под его ногами целовать мог. Но после той ужасной катастрофы всё изменилось. В их отношениях настал черный период, из которого ни тот ни другой так и не смогли выбраться. Нет, Намджун лелеял те теплые воспоминания, ведь он действительно любил и какого же труда ему стоило отказаться от этой любви. Любить Сокджина оказалось проще. Это было тихое и безмятежное чувство. Надежность. Чувство постоянства. Чувство, что никто и никогда не посмеет закончить эти отношения, потому что обоим в них комфортно. Намджун устремился по дороге, погружаясь в свои местами горестные мысли и совсем не заметил, как пришел к пруду. Этот пруд он узнает из тысячи. Каким образом он оказался здесь… Это место — тайна Чимина и Намджуна. Здесь они познакомились. Здесь же первый раз поцеловались. И здесь первый раз подрочили друг другу. После, это место стало для них той самой золотой жилой, где их душа всегда была спокойна. Даже в ссоры они приходили сюда и молчали. И сейчас Намджун действительно не понимает, как тут оказался. Видимо, судьба так распорядилась. Окинув изучающим взглядом местность, возле дерева он заметил знакомую фигуру, которую узнал бы из тысячи. Сердце ухнуло, затем сделало тройное сальто, впрыгивая в большой темп. Этого сейчас парень меньше всего хотел. Однако, пошёл в сторону Чимина, который вероятно даже не успел увидеть их с псом. Шерлок не заметил состояния хозяина, а когда тот отпустил его с поводка, принялся носиться в разные стороны, радуясь, как дитя. — Здравствуй, Чимин. Молодой парень не ответил, лишь неопределенно мотнув головой, однако, стоило Намджуну заговорить, заметно вздрогнул, будто тот помешал его мыслям. Но ни тот, ни другой не были готовы к этой бередящей старые раны встрече. Наступила тишина, простирающаяся вдоль всего озера. Лишь шелест деревьев и безумные движения бегающей собаки нарушали это уединение. Говорить этим двум людям не очень-то хотелось. Оно и понятно. Просто не о чем. Потому как всё было сказано уже год назад, и оба понимали, что расстались не просто так. Так и сидели некоторое время, упиваясь каждый в своей мере присутствием друг друга. Вот смешно получилось. Сидят две жертвы собственных ошибок. У самих боль в сердце и любовь неумеренная. Ни тот, ни другой не посмеет просить о воссоединении. Но и уйти не в силах. Потому что, как магниты, держатся. Все ошибки вмиг прощают друг другу. Намджун о Джине и не думает. Он лишь вспоминает, как скучает по пухлым губам, от которых вечно пахнет мятой от жвачки. Чимин вспоминает запах одеколона, который вдыхал всегда с особой жадностью и которого сейчас не чувствует. Они поворачиваются и смотрят в самые глаза, не замечая, как оба снова растворяются в друг друге. Нет, любовь никуда не ушла. Она лишь спряталась под обидами, накопленными когда-то. Намджун не выдерживает первым, придвигаясь ближе и впиваясь в губы со всей своей безудержной страстью, что вообще умеет испытывать. Мир на мгновение застывает и переворачивается с ног на голову и сейчас существует лишь двое. На мгновение все сузилось, и в голове ни у того, ни у другого мыслей не было. Ими двигала тоска. Тоска по поцелуям. По телу друг друга. И просто по присутствию каждого в их жизни. Намджуну и правда не хватало этой страсти. Поцелуй показал многое, но также и дал вспомнить Намджуну, как может быть больно. Он внезапно отпрянул, отталкивая от себя Чимина, и вскочил на ноги. Буквально две секунды он стоял неподвижно, разглядывая поверность воды и маленькие волны. Однако, первым нарушил тишину. — Чимин. Я прошу тебя. Оставь меня в покое. Просто забудь обо мне. — Но ты же любишь меня. Я это почу… — Да, люблю. Настолько, что готов жизнь отдать за тебя. Но так больше не могу. Я выбираю спокойствие. И прошу тебя уважать мой выбор. — Но я люблю тебя. — Я ставлю точку. И хочу быть счастливым. Прощай. Не успел Чимин что-либо сделать, как увидел быстро удаляющуюся спину некогда родного человека, за которым шустро следовал маленький щенок, весело подпрыгивая. Безусловно, было больно и глухо. — Ненавижу тебя. С того дня прошел уже год. Чимин так и не смог найти свою любовь. А потому решил восполнить свою жизнь другими, не менее насыщенными событиями. Он начал изучать археологию. И совсем скоро поступил в университет, получая второе образование. Он настолько углубился в это дело, что совсем перестал думать о своих душевных переживаниях. Каждый год путешествовал, объезжая страны с командой и проводя разные расскопки. Были и случайные романы. Однако, в его жизни больше не было той фееричной первой любви, а доверять свое сердце он не спешил. Особенно темными ночами он вспоминал о том человеке. Всё ещё не отпустил от себя, но смог научиться жить. В своей голове Чимин часто представлял, что в той катастрофе погибли не только его родители. Но и Намджун. В такие минуты он плакал в подушку, пытаясь заглушить рыдания своей души. Но вместе со слезами в наволочку впитывался и весь негатив. Тогда становилось легче. Однажды, Чимин шел с документами на очередную поездку и увидел гуляющую пару и Намджуна, держащего за руку молодого человека. Пес, что был тогда ещё щенком, уже подрос и вальяжно, немного лениво шагал впереди, воображая себя, по видимому, вожаком их небольшой шайки. А Намджун улыбался. Так ярко и счастливо. В тот момент Чимин юркнул за дерево, дожидаясь, когда пара пройдет. Смотря им вслед, не замечая этого, тихо произнёс: — Я проживу тысячу жизней, но никогда не забуду лишь ту, что провёл с тобой. Это был правильный выбор. А может и нет. Но… А судьи кто?