***
Гром грохотал с такой силой, что, казалось, притаившиеся за черными зимними тучами Вендиго, смерявшие ледяными провалами глаз все происходящее внизу, заслоненное стеной из града и мокрого снега, решили поиграть в невиданные огненные кегли шаровыми молниями, чтобы не мешать миру Дискорда рушиться без шанса на восстановление. Нежно-желтая пони, сжавшаяся в крошечный комочек и поливавшая его шерсть слезами, никак не могла успокоиться. А ее родители, окружившие их со всех сторон, все продолжали и продолжали: — Флаттершай! Как ты могла!.. — Наша дочь… с этим чудовищем!.. — Нет, дорогой! Никакая не «наша дочь»! — Верно! У меня больше нет дочери! Убирайся с глаз моих, и живи с этим недоразумением, раз тебе не жаль своих стареньких родителей!.. — Он же преступник! Что он с тобой сделает?! — Что он сделает с нами?! — Я перепишу все наследство на Зефира! По крайней мере, на Три… (звук заевшей пластинки) Три Ваббер не противно взглянуть!.. После этих слов из-под земли, будто порожденные самим Тартаром, вырывались грозно хохочущие зеленая земная пони и бирюзовый пегас, каким-то немыслимым образом превращенные в чудовищных аликорнов с грозно развевающимися гривами, оскаленными несколькими сотнями клыков пастями и горящими глазами. По их чудовищно длинным рогам, больше похожим на обнажившиеся вследствие переломов кости, ползали раскаленные молнии, рваные крылья стегали ледяной ветер, а впавшие бока, под которыми зловеще вырисовывались ребра, сводило судорогой от дикого голода, превращавшего беспрестанно капавшую из их ртов слюну в крепко сбитую пену. Более страшных существ Дискорд не видывал за всю свою жизнь. Они пускались в погоню за несчастным драконикусом, прижимавшим к телу безжизненную Флаттершай, догоняли, и все никак не могли их догнать, а только с несытой злобой щелкали зубами у кончиков его крыльев и хвоста, как будто дразня того собственной беспомощностью… От подобных фантазий череп Дискорда едва не трескался, как переспевшая тыква. Их было много, и по крайней мере, в каждой второй из них Флаттершай все же упархивала из его судорожных объятий и вставала за спины своих родителей, как бы отчаянно бог Хаоса не окликал ее, умоляя не оставлять его в одиночестве, пока его обмякающее тело зарастало непробиваемой каменной коркой. Впрочем, это было не так кошмарно по сравнению с каждой первой, где ненаглядная пегаска умирала у него на руках, а Зефир Бриз и Три Хаггер, хохочущие и щелкающие клыками, все приближались и приближались… Драконикус мотнул головой. Нет. Не сегодня. По крайней мере, не таким образом. Трусов богами не называют!.. Каменный уступ, повисший над бездной, переливавшейся мешаниной из сине-фиолетовых оттенков, был вполне пригоден для того, что Дискорд затеял. Щелкнув пальцами, он вынул из на мгновение ослепившей его вспышки большое овальное зеркало, окруженное по периметру круглыми лампочками, которые зажглись с тонким металлическим перезвоном, стоило драконикусу два раза хлопнуть в ладоши. Бог Хаоса уселся перед зеркалом, опершись на собственный хвост. Из отражения на него зловеще уставились два желто-красных глаза. — Ну что, Диди. Кажется, на подиум тебя выводить пока рано… Как известно, пони пользовались косметикой во все времена. Их древние предки из Южной Эквестрии применяли различные масла, притирки и краски для ухода за шкурой и гривами, а также для макияжа глаз и губ. В Восточной Эквестрии косметика была распространена едва ли не шире, и включала в себя самые невообразимые рецепты на основе растительных экстрактов и минералов. В Центральной Эквестрии следящие за модой кобылы использовали румяна и помады уже в средние века, чтобы придать своему лицу более яркий и выразительный вид. С течением времени косметика стала доступной для всех слоев населения. Ничего зазорного в ее использовании, конечно, не было: даже Рарити — первая красавица Понивиля — нисколько не пыталась скрыть того факта, что пользуется накладными ресницами. Однако как бы посмотрели на нее подруги и родственники, узнай они, что она использует ее для откровенного обмана?.. Назвать чары, которые Дискорд уже успел однажды применить, просто «косметикой», было можно лишь с большой натяжкой: они меняли внешность. Кардинально. Можно сказать, от того, кто применил их, не оставалось ни единой прежней черты — ни лица, ни тела, ни голоса. О действенности их красноречивее всего свидетельствовал благоговейный ужас, нарисовавшийся на лицах Сомбры, Тирека и Кризалис с Коузи Глоу, когда перед ними во всей своей ужасающей красе предстал свергнутый Император Тамбелона. Правда, этот обман в итоге и был раскрыт… но ведь если бы Дискорд нашел способ не дать злодеям сорвать с него эту личину, они бы верили в истинность увиденного до сих пор — если, конечно, за плотную каменную корку может проникнуть что-то похожее на сомнение… Впрочем, с Грогаром дела обстояли, пожалуй, попроще: Дискорд прекрасно мог представить себе внешний облик чудовищного козла с кровавыми глазами и желтозубым оскалом вытянутого рта, гравюрой с которым неизменно была украшена любая иллюстрированная энциклопедия темной магии. Однако представить что-то несуществующее в самых мельчайших подробностях с абсолютного нуля… На самом деле, первая мысль, пришедшая Дискорду на ум, включала себя в превращение в Большого Макинтоша — крепко сбитого и высокого жеребчика, чтобы мистер и миссис Шай, увидев его, сразу поняли, что за его могучей грудью их ненаглядная дочка точно будет как за каменной стеной. И тут же вспомнил, что старшего Эппла знает весь Понивиль, и как только Шаям приспичит навестить дочку и зятя, они обязательно обнаружат его (вернее, не его, но лучше от этого, конечно, не будет) в окружении Шугар Бель, которая, наверняка снова будет еле переставлять ноги, ожидая очередного прибавления в семье, и четырех беззаботных жеребят, бегающих вокруг счастливого отца, и их непременно хватит удар. Это касалось вообще всех жеребцов, когда-либо виденных Дискордом, плюс добавляло два очередных страха: что, если Флаттершай не понравится выбранный им «кандидат», и она откажется идти на ужин вообще, или же, напротив, понравится настолько, что очень скоро в домик пегаски прибудет с превеликим трудом отысканный на просторах Эквестрии жених, который будет уже как бы «познакомлен» с родителями, и потому вхож в семью на правах суженого их дочери?.. это, пожалуй, пострашнее кошмарных аликорнов будет… Впрочем, нет. Глупости. Флаттершай любит его, и никого больше — никаких секретов от него у нее нет. Тем сложнее задача. Сквозь выдуманный с нуля образ должен как бы проступать он сам — драконикус или нет: как будто за очень толстым слоем грима проступает каждый едва заметный импульс, сокращающий мускулы лица только таким образом, каким он, и никто другой, может позволить им сокращаться. Как будто он надел солнцезащитные очки, скрывшие цвет его глаз, но не то, в какую сторону обращены зрачки. Как будто его новое лицо будет вовсе не лицом, а чем-то вроде зеркала, в котором он сможет увидеть свое отражение ничуть не менее ясно, чем видит его сейчас — в окружении раскаленных лампочек. Настроив мысли на нужный лад, Дискорд щелкнул пальцами, и… — Здравствуй, Флаттершай. Ну что, как поживают твои родители?.. Самый первый из созданных Дискордом обликов понравился Дискорду сразу: это был высокий статный жеребец темно-серого цвета с ядовито-лимонной гривой, залихватски зачесанной назад. Под благородно лоснящейся шкурой так и переслаивались могучие мускулы. Он вполне мог назваться киноактером — подобных ему жеребцов бог Хаоса частенько видел во второстепенных ролях не самых крупнобюджетных фильмов, которые иногда показывали в понивильском кинотеатре. Только вот играли они в основном коварных обольстителей, которые неизменно бросали доверчивую кобылу один на один с осколками бурной любви в дрожащих копытах, исчезая, казалось, только для того, чтобы из тени вышел другой — вроде бы более положительный жеребец, нужный лишь для того, чтобы затмить светом своего добродейского ореола «отрицательного» двойника. — Нет, дружочек, полезай-ка обратно в коробку для реквизита… — задумчиво проговорил Дискорд, возвращая себе прежний облик и судорожно изобретая новый.***
В какой-то старой книжке, прочитанной богом Хаоса Тартар знает когда и Тартар знает при каких обстоятельствах, потому что сам он позабыл эти подробности напрочь, имелась примерно следующая метафора, означавшая приятно проведенное время: «минуты пролетели на розовых крыльях». Когда стрелка часов, вынутых драконикусом из все той же извечной магической вспышки, начала медленно, но верно посягать на цифру шесть, тот с удивлением обнаружил, что изобрел собственную метафору: «часы протащились на чертовых лапах». Более усталым, изможденным и раскалывающимся Дискорд не чувствовал себя ни разу в жизни — а она у него была ох какая длинная… — На какой только помойке ты впервые вздохнул?! — Дай угадаю, твоя метка — мазь от прыщей?.. — Мама не хотела, папа не старался? — Бабка твоя точно согрешила с ослом… — Грогар поприятнее будет. Это, пожалуй, были наиболее мягкие восклицания, которыми Дискорд награждал каждого нового жеребца, в которых раз за разом превращался. Тощие, толстые, молодые, старые, безлико-тусклые и вырвиглазно-яркие. Целое стадо, и клейма ставить было решительно не на ком. — О, всемудрая Твайлайт Спаркл, — воздел Дискорд непарные руки к сине-фиолетовой мешанине. — Если эта пытка продлится еще хоть полчаса, я опоздаю. Если я опоздаю, я обещаю разорвать себя на куски, чтобы Флаттершай сшивала их до тех пор, пока ее родители на забудут, что их дочь решила связаться с таким недоразумением, как я… Желто-красные глаза от усталости стали просто красными. Дискорду страшно хотелось махнуть на все привычной орлиной лапой и «заочно» согласиться с Флаттершай по поводу разболевшегося живота, но он не смел потворствовать этому недостойному желанию. Он же сам сказал, что ему под силу превратить муху в слона. Так чем это труднее превращения драконикуса в пони?! «Пожалуй, такой кусок я все же не прожую», — в какой-то момент решил пойти на попятную бог Хаоса. — «Впрочем, если бы внешность под свой вкус мог подбирать каждый, это, пожалуй, было бы еще хуже, чем Кризалис, Коузи и Тирек вместе взятые… не всем дано. Все же хорошим художником быть сложнее, чем богом…» Вцепившись в стол, Дискорд закрыл глаза, позволяя мощному потоку магии заструиться вдоль каждой своей жилы. Шерсть и перья на его шкуре так вздыбились, что кожа стала твердой, как древесная кора. — Пойдем от противного. Голова у меня, как ни крути, «лошадинее» всего. Ей займемся в последнюю очередь… Накладывать заклятие на самого себя — практика довольно специфическая. Особенно, если ты нервничаешь, и накопил за плечами такое количество неудачных попыток, что волшебником себя впору было бы уже считать в лучшем случае сомнительным. Но тем не менее, кажется, все шло как надо. Перво-наперво вытянутое тело ощутимо уменьшилось в размерах и лишилось львиной доли своей гибкости, как будто оно было глиняным, и его обожгли в печи. После этого львиную и орлиную лапу налило странной сковывающей тяжестью, и Дискорд сразу понял, что они превращаются в копыта. Когда темя непостижимым образом свело в один гигантский нарост, бог Хаоса натужно заскрипел зубами: его непарные рога переплетались в один — длинный и острый, будто были превращены в два раскаленных до белизны металлических прута, попавших под копыта хорошему кузнецу. Следующие несколько минут обернулись сплошной чередой неописуемых ощущений: то, что было покрыто чешуей, обрастало перьями и волосками. Непарное становилось парным. Пальцы сплетались один с другим, и покрывались тем же твердым веществом, из которого на трех из четырех его конечностей раньше состояли когти, а хвост расщеплялся на множество тонких отростков, которые безвольно повисали над приподнятым крестцом. И все-таки открыть глаза казалось невозможным: все происходило так быстро, что следить за изменениями попросту не хотелось. Тем более, как ни крути, а одномоментные трансформации в собственном теле наблюдать все-таки немного страшновато, кем бы ты при этом ни был… однако в какой-то момент магия рассеялась, и ни одного нового ощущения изменяющегося тела не потревожило. Дискорд решился открыть глаза. Первую пару мгновений он сидел не шевелясь, и упрямо глядя на собственное отражение. Восторгаться бог Хаоса и не думал. Однако в сердце градус за градусом раскалялось нечто похожее на гордость. Или, во всяком случае, на воодушевление… — Слава Твайлайт. Я уж думал, рехнусь!.. И все-таки образу явно недоставало пары черт, а другая же пара явно была лишней. Недолго думая, Дискорд мотнул рогом (отмечая про себя, что щелкать пальцами все же гораздо удобнее), позволяя магической энергии достигнуть самого его кончика, и сделал желто-красные глаза голубыми. — Зеркало души, как-никак… После чего слегка укоротил козлиную бородку, и обильно напитал ее, как и пару кустистых бровей, черным цветом, про себя отмечая, что парикмахерский труд гораздо проще, чем легкомысленный Зефир малевал перед родителями. — Вряд ли им слишком понравится, что я сам гожусь их дочке в отцы. Молодой месяц на всю ночь светит… В самом конце всех прихорашиваний бог Хаоса, воспользовавшись зеркалом, решительно направил на два огромных крыла мощный пульсирующий магический луч, безжалостно «растворяя» их, как будто они были вылеплены из воска. Единорог был выбран по вполне банальной причине — привыкнув пользоваться пальцами, без магии за ужином Дискорд оказался бы практически беспомощным в обращении с самыми нехитрыми столовыми приборами. — Аликорн, значит? А морда не треснет? За какие такие заслуги тебя могли бы в них «посвятить»? Провозился с Фларри Харт на два часа дольше, чем лучшим из лучших нянек удавалось в среднем?.. Самым последним, «завершающим» штрихом оказалась метка — мысль о том, как можно было бы отличить свой новообретенный круп от всех прочих, озарила сознание замаскированного бога маленькой озорной искоркой: почти два часа просидевший с кислой миной драконикус наконец-то почувствовал неподдельное творческое воодушевление. — «Яблоко Раздора», чтобы Флаттершай наверняка отбросила копыта от моей банальности и лишний раз помянула Эпплджек? Сноп брызг, которые можно истолковать как угодно? Стаканчик шоколадного молока? Гм… нет, придумаем-ка что-нибудь получше… Дискорд зажмурился, чувствуя мягкий, но пронзительный жар, словно к его бедру кто-то прислонил каленое железо. Зубы (среди которых больше не было того обилия клыков, которым он мог бы похвастаться раньше) в очередной раз заскрипели. — Блестяще. Есть все-таки порох в пороховницах… пожалуй, все. Можно выходить в свет! И пусть ее родители только попробуют не одобрить выбор своей дочурки!..***
Понивиль медленно готовился ко сну — ночь неспешно расплетала над крышами домов алмазные цепи созвездий и наливала фонари раскаленным зеленоватым сиянием, тогда как окна — нежнейшим оранжево-розовым, с каждой секундой все больше «затухавшим» до фиолетовых оттенков. И лишь одна пони, топтавшаяся у здания мэрии, не обращала на эту красоту никакого внимания: ей казалось, что она стоит на палубе какого-то невиданного судна, которое должно было либо вот-вот войти в гавань, на берегу которой обитали сплошь не поддающиеся укрощению хищники, либо бесшумно утонуть под невесомо сомкнувшейся водной гладью, не оставляя ей шанса на спасение. — Все будет хорошо… Дискорд вовсе не такой страшный, каким может показаться… стоит лишь узнать его получше. Ведь для этого нас с ним и пригласили, ведь так?.. ох, Диди, ну где же ты?.. Издалека Флаттершай напоминала маленькую нежно-желтую мышку, которая пыталась потеряться посреди практически пустынной площади. Дискорд лишний раз проклял себя за то, что, превратившись в ту лимонногривую звезду экрана, не додумался потренироваться перемещаться в пространстве, чтобы не путаться в собственных ногах. Это было почти невыносимо: ни одна из конечностей, кроме, пожалуй, хвоста, которым, впрочем, в нынешнем состоянии выходило разве что неудовлетворенно помахивать, как огромной метелкой с неудобно-мягкой щетиной, не желала ему подчиняться. Координация оставляла желать лучшего, и каждый шаг заставлял бога Хаоса вспоминать новорожденных телят, которые так же неуверенно, дергая каждой некрепкой мышцей, ковыляли под мамино вымя, ища губами отвислые соски. Спина ныла. Что с ней стало? Как же хотелось хорошенько размять ее, или наоборот — заплести узлом. Казалось, все косточки и суставы в этом теле перетасовались, будто брошенный в солдатский вещевой мешок чайный сервиз персон на сорок, и теперь их нужно было собирать заново, как какую-нибудь мозаику, прямо по ходу. Все было не там, где ему полагалось, а кое-что было совершенно новым, и он понятия не имел, как успеть с этим свыкнуться до наступления темноты, когда им с Флаттершай уже полагалось бы стоять на пороге домика ее родителей: он словно бы наглухо замуровал себя в клетку из самой неподатливой плоти и тяжелых костей на свете, и если бы не благородный порыв, совершаемый исключительно во имя дорогой ему пони и ее родителей, он бы давно уже проклял всех и вся, закатив грандиозный раздор с шоколадно-молочной рекой в сахарно-ватных берегах. Впрочем, скудной награды для всех невообразимых тратимых усилий было вполне достаточно: хотя бы шаг за шагом, но Дискорд все-таки приближался к заветной подруге, плюс не встречал на пути никого, кто обязательно обратил бы свое внимание на то, что двигается загадочный жеребец, явно «не свой» в таком маленьком городке, как Понивиль, мягко говоря, не совсем нормально… Впрочем, Флаттершай даже не обратила внимания на высокую фигуру, неожиданно появившуюся из полумрака: она смотрела на небо. Поначалу Дискорду показалось, что она любуется звездами, однако по тревожно насупленным бровям он понял, что она отчаянно ждет, когда же он спустится с неба. Сердце, запертое в клетке из тяжелых костей, затрепетало: бог Хаоса представил, сколько раз она смотрела таким взглядом в небеса, ожидая его появления. А ведь он частенько позволял себе преступную непунктуальность, нередко опаздывая на час с лишним, а потом нагло заявляя, что в его карманном измерении время подчиняется своим правилам, и Флаттершай впору прыгать от радости, потому что ее избраннику посчастливилось не опоздать на пару тысячелетий, рядом с которыми потраченный ей на ожидание час с небольшим — капля в море. «Иногда я веду себя так нахально… ради чего? Она ведь столько делает ради меня»… — подумал Дискорд, грустно опуская уши, и прижимая их к вискам. Флаттершай вздохнула, и ненадолго перевела взгляд вбок, видимо, прикидывая, какой путь до дома окажется самым светлым, если ее протеже так и не появится. В скудное пространство, захватываемое боковым зрением, попала замершая в двух шагах фигура незнакомого жеребца, обрызганная желтым светом фонарей… Дискорд потом при каждом удобном случае рассказывал, что всегда считал словосочетание «выпрыгнуть из собственной шкуры» всего лишь емкой метафорой, пока его барабанные перепонки не пронзил истошный писк подскочившей на пару метров вверх пегаски, не преминувшей возможностью рухнуть на мусорные баки и, неловко барахтаясь, взирать на Дискорда зелеными точками испуганных зрачков: — З-з-зачем в-вы тут с-стоите?! Ч-ч-что вам от м-м-меня п-п-понадобилось?! У м-меня н-нет н-ничего! П-п-пожалуйста, н-не надо!.. Сказать, что Дискорд опешил, означало тактично промолчать. В иной ситуации он бы просто щелкнул желтыми орлиными пальцами, и наколдовал вокруг головы Флаттершай нечто вроде звуконепроницаемого пузыря, после чего принялся бы успокаивать ее, как умел. Однако щелкнуть копытом было невыполнимой задачей даже для божественного существа вроде него. Он с трудом припал на колени задних ног, отмечая про себя, что хотя бы об этой половине туловища можно теперь не думать, и принялся успокаивать свою подругу: — Флатти!.. ты чего? Не кричи!.. — Не надо! Умоляю вас, не надо! Что вы вообще делаете?! Я сейчас… я сейчас… — лепетала та громким шепотом, ни капли не обращая внимания ни на одно усилие Дискорда и отчаянно колотя крыльями по поваленным бакам, так что в воздухе так и парил нежно-желтый пух. Дискорд, грустно наблюдая за этим, додумался только до одного:— Прошу водички я глоток,
Для носа беленький платок, Немного чая и медок На ложечке на чайной… —
Тихо пропел он, стараясь смотреть на обезумевшую от испуга пегаску самыми добрыми глазами на свете. Это помогло. Быстро дыша и трясясь всем телом, как кролик, та наконец заговорила — судя по всему, признав в незнакомом единороге своего спутника: — Диди?.. о, небеса! Что с тобой такое?.. Мосластый, высокий и поразительно нескладный жеребец, стоявший перед ней, выглядел так, будто Дискорд отпилил свою голову, и приставил ее к лошадиному туловищу, похищенному у доходящего Тирека, еще не успевшего напитать свою душу никакой магией: те же до странности плотные и широкие копыта, те же выпирающие ребра, та же странная сутуловатость… впрочем, объяснялась она банальной непривычкой бога к новому облику. Вместо гривы между двух островатых ушей произрастал черный ежик, очень напомнивший Флаттершай те нехитрые прически, которые испокон веков были обречены носить шахматные фигуры, изображающие коней. Небесно-голубые глаза совершенно не сочетались с землисто-зеленоватой шкурой и угольно-черной растительностью на лице (судя по всему, драконикус был одним из тех существ, которым характерные черты благородного возраста были только к лицу), а рог выпирал так, что в голову пони-тихони тут же пришла весьма скабрезная мысль: если бы Дискорд и вправду был пони, рожденным самой простой кобылой, стремясь появиться на свет он бы обязательно доставил своей мамаше кучу хлопот… и, возможно, несколько царапин в самых чувствительных местах… — Это моя маскировка. Не бойся, я использую ее только сегодня и только один раз… — залопотал Дискорд, неловко повернувшись вокруг своей оси, чтобы Флаттершай смогла лицезреть его со всех сторон. — …потому что больше не протяну… — добавил он свистящим заговорщическим шепотком. — Диди, лапка моя сладкая, для чего это все?.. — Для твоих родителей, разумеется. Не переживай, рано или поздно я обязательно раскрою им все карты. Но мне нужно время на подготовку… ты же не хочешь, чтобы они застали меня в моем привычном виде? — Даже не знаю, что тебе ответить… — задумчиво произнесла Флаттершай, на самом деле всей душой желавшая сказать, что ее избранник перестарался, полуложь ничуть не лучше самой заурядной лжи, и, если уж родителей все-таки придется обманывать, то почему бы не выбрать более органичный привычкам Дискорда вариант? Он же буквально влез в чужую шкуру, которую сам же и скроил, причем явно «не по мерке»… — Я вижу, что ты не в восторге… — прицокнул языком похмуревший жеребец, неловко пригладив черный ежик тощим запястьем. — Диди, ну что ты!.. не говори так! Ты вышел очень даже миленьким… — залепетала вставшая на ноги Флаттершай, прислонившая к подбородку единорога одно из перьев своего крыла — наподобие плоского и длинного пальца. — Я бы никогда не подумала, что голубые глазки так тебе пойдут! Не обижайся, что я… отреагировала на тебя резковато: ты просто очень неожиданно появился, а признать тебя в этой маскировке… ну, честно говоря, немного сложновато… Щеки Дискорда зарделись, и он смущенно опустил так пошедшие ему «голубые глазки» в землю. Флаттершай улыбнулась, чувствуя, что тоже краснеет. Единорог в самом деле вышел неплохим — несмотря на всю истинно-дискордскую нескладность, сквозившую через каждый его жест и движение. Впрочем, не этого ли бог Хаоса и добивался, стремясь сделать так, чтобы обычный он «читался» за маскировкой? — Мы все им расскажем. Просто не сразу. Некоторую правду лучше выдавать по порциям: сегодня продемонстрируем им эту славную поняшку и произведем хорошее впечатление. В следующий раз расскажем, что я вообще-то очень сильный чародей, и при желании могу рвать реальность и шить из нее носки. Потом расскажем, что в прошлом я был весьма себе скверным персонажем, и назовем мое имя. Уверен, оно у них на слуху… но я скажу, что ты, не жалея собственных сил, заставила меня измениться и взглянуть на мир под новым углом… ну, а потом я явлю им себя в естестве своем, и, стоя на коленях, попрошу… — «В следующий раз»? Ох, Диди, я погляжу, ты всерьез решил им понравиться!.. — захихикала Флаттершай, бросаясь единорогу на тощую длинную шею, заставляя того проглотить остаток реплики и густо покраснеть. — Ты так стараешься… Дискорду очень захотелось как следует потискать Флаттершай, отвечая на внезапный порыв нежности, охвативший ее с кончиков копыт до кончиков крыльев: раньше он довольно редко позволял себе лишний раз трогать крошечную в сравнении с ним пони, боясь ненароком слишком сильно «сдавить» ее, и сделать больно. Вообще, в нежно-желтой пегаске удивительным образом сочеталась болезненная хрупкость, умолявшая обращаться с ней как можно бережнее, и тот особый тип обаяния, время от времени вызывавший непреодолимое желание как бы «невзначай», без всякого повода — пожалеть ее или приголубить. Теперь же этим желаниям можно было не препятствовать: если Дискорд и превосходил свою пассию в росте, то всего на каких-то полторы головы — что, в общем, вряд ли можно назвать такой уж большой и невосполнимой разницей. Однако что-то отвлекло бога Хаоса от подобных мыслей, которым он с радостью предавался, думая о том, что обязательно воплотит какую-нибудь самую безобидную в жизнь. Окна сонных понивильских домов стали бесповоротно фиолетовыми… — Мать моя кобыла! Мы же опаздываем! Скорее, Флатти! Нельзя терять ни минуты! Еда на столе уже, должно быть, окончательно простыла!.. Стукнув себя непомерно широким копытом по непомерно узкой груди, Дискорд, сгребший вспыхнувшую розовым жаром подругу в нежную охапку, окутал себя и их кипящей волной самой мощной магии на свете, на которую был способен его длинный рог, после чего в полумрачном переулке остался лишь парящий над поваленными мусорными баками желтый пух…***
Звук, последовавший за беззвучной белой вспышкой, заставивший следящих за облаками земных пони подумать, что пегасы ни с того ни с сего решили затеять ночную грозу, очень напоминал скрип гвоздя, вонзенного в грифельную доску: не рассчитавший траекторию Дискорд, привыкший пользоваться преимуществами своего высокого роста, упал на порог уютного клаудсдейлского домика как мешок с картошкой, проведя по двери довольно длинную и глубокую царапину. Сгруппироваться тощий единорог не смог, так как прижимал к своему землисто-зеленоватому туловищу мешок поменьше и поприятнее — судя по всему, доверху набитый мышами, так как Флаттершай, покатившаяся по белым облачным буграм, только взволнованно пискнула. — УЙЙЙЯЯЯ-ААА!!! — завопил Дискорд, хватаясь копытами за лоб. Боль была невыносимая: будто к рогу были примотаны разом все нервные окончания свежесозданного тела — наподобие корней у закопанной в землю морковки. — Диди, ты цел?! — тут же вскочила Флаттершай. — Ыгх… так вот, чего Физзлпоп так обозлилась… — проскрежетал Дискорд сквозь туго сомкнутые зубы. — Как больно-то… а если бы обломал?! Магические способности — тю-тю!.. так бы и остался жеребцом до конца дней своих?! — Тише, тише… — забормотала Флаттершай. — Бедняжечка… дай-ка я взгляну… — пробормотала она, обхватив подбородок своего спутника копытами и внимательно изучая пострадавший рог. — Все в порядке. Ты большой молодец! Просто будь поосторо… Договорить Флаттершай не успела: нескладное тело ее избранника неожиданно начало вязнуть в облаках, их которых тут было вылеплен буквально каждый сантиметр, который можно было окинуть взглядом, и глаза Дискорда стали напоминать две крошечные булавки с голубыми головками, глубоко воткнутые в огромные овальные подушечки. — Ой!!! Это еще что такое?! Я не чувствую земли!!! — заголосил он, отчаянно хватаясь за плечи своей спутницы. — Тут ее и нет! Мы в Клаудслейле, а он состоит из… — Да знаю я, из чего он состоит!!! Я же упаду!!! — Держись!!! Хорошо, что под ночными облаками в этот момент никто не пролетал — две жилистые ноги, изо всех сил болтающиеся на огромной высоте, явно привлекли бы его внимания, и обнаружили столь же плачевную, сколь и комичную картинку: Флаттершай, запустив руки под локти безобразного чернобородого единорога, изо всех сил размахивала крыльями и тащила его вверх, как увязшего в трясине. — Почему ты не сказала, что они живут в Клаудсдейле?! — Я думала, ты знаешь… как же ты смог перенести нас сюда, если не знал, где они живут?.. — Да пропади все пропадом!.. — Флаттершай, детка, это ты? — раздался за оцарапанной дверью тихий и вкрадчивый женский голос. — Входи, пожалуйста: я открою вам дверь… — Только этого не хватало… — зашипел Дискорд. — Так долго корпел над этой клячей, но не подумал о самом главном… Дверь предательски защелкала — миссис Шай вовсю завозилась с замком. Дело принимало почти непоправимый оборот, и Дискорд, у которого от долгого висения уже нудно ныли поджилки, принял единственно верное решение, окружив себя ореолом очередных чар. Действовать следовало на опережение… — Флаттершай, дорогая, здравствуй! Мы уж думали, вы не придете!.. — радостно заговорила нежно-желтая кобыла (вот в кого Флаттершай уродилась!) с темно-малиновой гривой, уложенной в аккуратную прическу. Бог хаоса, уславший подругу здороваться с мамой (и тщательно отвлекать от себя внимание!), поблагодарил судьбу за очередную ложку меда, несколько подсластившую очередную доставшуюся ему бочку дегтя: на носу у кобылы сидели толстые очки — она была близорука, и, конечно, не заметила поодаль за спиной дочери барахтающегося жеребца, отчаянно удлинявшего магические землисто-зеленоватые крылья, и шепчущего себе под нос самые витиеватые проклятия на свете. Мама с дочкой чмокнули друг друга в щечки и потерлись носами. Как только мама вспомнила о шиле в мешке, Дискорд, облегченно выдохнувший, уже мог твердо стоять на зыбких белых кручах, похожих на рыхлые раннедекабрьские сугробы: — Милая, а где же твой особенный пони? Мы с папой так ждали его! Он что, не захотел посетить наш скромный… — Еще как захотел, мадам! Я — к вашим услугам! — вдохновенно пропел сменивший рог на крылья Дискорд, припадая на колени задних ног и галантно целуя протянутое ему нежно-желтое копыто, отмечая про себя, что у Флаттершай мех все-таки понежнее будет. Миссис Шай удивленно заморгала, однако тут же позволила себе смущенно захихикать и, раскрасневшись, расплыться в улыбке. Дискорд отметил про себя, что в подобном ключе и стоить действовать в дальнейшем — судя по всему, некоторая напускная галантность, которой Дискорд обладал и в своем «природном» обличье, была кобыле явно по душе. — О, молодой человек, вы меня смущаете!.. так, а что же это вы стоите? Входите, пожалуйста! Чувствуйте себя как дома!.. — пропела она, удаляясь вглубь домика, и оставляя пегасов один на один. — Если честно, Диди, я чуть не умерла от страха… — прошептала Флаттершай так, чтобы мама, направившая свои стопы в гостиную, не услышала их. — Умирать будем, когда меня увидит твой папа… — ответил ей Дискорд. Чтобы хоть как-то снять напряжение, он подбадривающе подмигнул своей спутнице голубым глазом. Это помогло. По крайней мере, она улыбнулась ему в ответ и обхватила его плечо своими копытами. — Как?! Уже тут? Я так увлекся сервировкой, что ничего не услышал!.. — донеслось до их ушей вкрадчивое тараторение. Спустя несколько секунд в коридоре появился нежно-зеленый усатый пегас с бледно-бледно розовой — почти что совсем седой — гривой. «Либо с потомством мои дорогие тесть и теща в свое время решили не торопиться, — промелькнула в голове Дискорда наглая мысль. — …либо воспитание такого остолопа, как Зефир, состаривает лет на десять». — Флатти! Моя ненаглядная! Здравствуй! — забормотал пожилой отец, заключая дочку в объятия. — Весь вечер только тебя и ждем!.. «Только ее? Вот тебе раз…» — снова занервничал Дискорд, опуская глаза в пол. Какое-то шестое чувство, о существовании которого он бы в иной ситуации и не подумал, подсказало ему, что если бы на его кровь и плоть (кто, правда, осмелился бы иметь от него детей?..) посягнул какой-то незнакомый жеребец, он бы всем видом старался дать ему понять, чтобы тот не думал обходиться с ней, как ему заблагорассудится. Может, мистер Шай вовсе и не рад его видеть, а ужин был затеян гораздо более сердобольной миссис Шай? Как эту пожилую пару пегасов, кстати, зовут?.. Впрочем, ни один из вопросов бога Хаоса не остался без ответа. Разомкнув свои объятия, зеленый пегас в два прыжка очутился рядом с Дискордом, отечески-крепко прижимая его к своей груди. — Рад видеть вас в своем доме, дорогой мой!.. — протянул он сквозь широкую улыбку с такой доброжелательной ноткой в голосе, что Дискорду стало не по себе. — Давайте знакомиться: Шай Нэйчур к вашим услугам! Можете звать меня «папа», если вам угодно!.. надеюсь, с моей дорогой Данделион вы уже познакомились? «Шай Нэйчур, значит? Папа, говорите?..» — замялся Дискорд, и вместо внятного ответа только захмыкал, качая головой. Впрочем, мистеру Шаю, этого, кажется было, вполне достаточно. — Вы такой высокий! Уверен, за вашими крыльями моя дочурка чувствует себя как за каменной стеной!.. — Папа!.. — попыталась остановить отца раскрасневшаяся Флаттершай, изо всех старавшаяся не выдать своей улыбки. — Что тут такого, милая? Как только у вас появятся жеребята, вы меня прекрасно поймете!.. К собственной неожиданности Дискорд захохотал и захлопал крыльями по тощим бокам, взметнув в воздух пару перьев. Смех этот получился не веселым, а скорее жутковатым. Но каким еще смехом можно было встретить подобное заявление?.. — Гм… ох, ну что же мы все стоим да стоим? Не соизволите ли пройти к столу, мистер… — Ди-э… — хотел было Дискорд озвучить свое весьма красноречивое имя. И тут же вспомнил о том, что им, вполне вероятно, Шай Нэйчура и Данделион в детстве пугали бабушки с дедушками. Создавая себе новый облик, он начисто забыл о самом главном — псевдониме. И все, что ему оставалось делать, дико вращать глазами по сторонам, надеясь, что среди множества предметов, составлявших убранство домика четы Шай, отыщется пара таких, чье название сможет выполнить необходимую ему задачу: — Ди-э… ди-э-э-э… ди-э-э-э… — едва ли не блеял бог Хаоса хриплым шепотом. — Как-как?.. — изумился мистер Шай, нахмурив брови. — Диди! Я зову его Диди, папочка! Так, знаешь, ласково… почти как когда мама зовет себя Фэйнт Хартом… — Дочка! Ну не при постороннем же говорить о том, как моя жена меня называет! Надеюсь, Диди она вас кличет не в постели?.. — проворчал бледно-зеленый пегас, отрывая взгляд от несчастного Дискорда, который был слишком поглощен поиском чего-нибудь, что дало бы ему заветную подсказку о том, как обозвать проклятого мосластого пегаса, минут десять назад едва не рухнувшего из-под облаков на Понивилль, чтобы хоть как-то отреагировать на нарочно-нижепоясной комментарий, мигом давший бы ему понять, что определенный цинизм неприятного ему Зефира все-таки взялся не на пустом месте… Флаттершай не сказала ничего, а только густо-густо покраснела и закопала голову в крылья, дрожа всем телом. Слава богу, что на глаза Дискорду попалась стопка газет, торчавшая из почтовой щели в двери. — Кроссворд Паззл! — радостно воскликнул он. — Меня зовут Кроссворд Паззл! — Да?.. — спросил мистер Шай. — А где вы работаете?.. — В понивильской типографии! — принялся самозабвенно врать бог Хаоса, чувствуя, будто наконец покорил неприступную горную вершину, и сейчас беззаботно несется вниз, набирая скорость. — Составляю для газет головоломки и колонки с шутками! Раньше был простым печатником — смотрите сами… — повернулся он к названному тестю левым боком, отмеченным буквой «D», с которой капала черная краска. — Получил ее, как только составил свой первый кроссворд! Угадаете, что это такое: десять букв, первая — «д», четвертая и восьмая — «к»; означает вид магических химер, представляющий собой слияние из частей тел различных животных?.. — «Драконикус», конечно! — радостно воскликнул мистер Шай. — Легче легкого! Шкодливые существа… но я уверен, что усилиями принцессы Твайлайт Спаркл мы когда-нибудь сможем наладить с ними полноценный контакт!.. «Усилий вашей одной вашей дочери вполне хватит…», — пробурчал про себя Дискорд. И тут же выпалил: «Совершенно верно! Да здравствует принцесса Твайлайт Спаркл, чтоб ей долго жить и не хворать!» — Вы мне уже нравитесь, Кроссворд! Умоляю: чувствуйте себя, как дома, и сразу говорите, если что-то не так! Проходите, пожалуйста, в гостиную! Еда уже стынет! — радостно сообщил Шай Нэйчур, исчезая за дверью и оставляя дочку и бога Хаоса наедине. — Я так не могу… — пробормотала в очередной раз сжавшаяся в комочек Флаттершай. — Это зашло слишком далеко… — Флатти, милая, прошу тебя, не усложняй… — тяжело выдохнул Дискорд. Чувствовал он себя так, как будто только что лично сдавал всезнающей Твайлайт Спаркл экзамен на должность Лорд-Канцлера Эквестрийского, и получил твердую четверку с минусом. — Представь, что это очень тяжелая операция, которую проводят в полевых условиях. Без наркоза пациент попросту не протянет. Но я обещаю тебе, что мы обязательно будем снижать его дозу раз за разом, пока я наконец не верну себе свой истинный облик. Но к тому моменту они уже окончательно ко мне привыкнут, и будут только впечатляться моему магическому потенциалу!.. не знаю, как ты, а я вот в который раз впечатляюсь… — Диди, пойми меня, пожалуйста! Меня не покидает очень нехорошее предчувствие: я вижу, что эта поза не дается тебе без труда. Вижу, что мы ходим по краю. Вижу, что ни папа, ни мама до сих пор ничего не заподозрили лишь потому, что тебе везет… я не могу не думать о том, что случится, если… — Я тоже не могу! Флатти, дорогая, умоляю тебя: перестань тачать горячку! Не знаю, как ты, а я ужасно проголодался, и очень расстроюсь, если Шай Нэйчур и госпожа Данделион позволяют себе держать такую очаровательную кобылку в черном теле!.. Флаттершай, не обратившая никакого внимания на «очаровательную кобылку», уже хотела открыть рот, чтобы высказать Дискорду все, что успело накопиться у нее на душе, однако в последний момент промолчала, чувствуя себя при этом так, как будто ей на голову вылили целое ведро ледяной воды, которая медленно стекала по ее бокам, покрывая их пупырчатой гусиной кожей, и предательски промачивала перья, лишая ту возможности взмыть в небо и улететь на край света. Судя по всему, эта загадочная вода также попала пони в глаза, потому что она не увидела, что белки глаз Кроссворд Паззла начали медленно наливаться желтизной, а угольно-черные волоски кустистых бровей пронизала безукоризненная белизна седины, как будто те постепенно индевели от того же холода, от которого у нее стыла кровь…***
Если уж говорить со всей откровенностью, есть богу Хаоса не хотелось от слова «совсем» — мысли о том, как еда, перемолотая привычными для пони квадратными зубами, скользит по горлу, чтобы потом медленно вариться среди непривычных ему органов, забронированных во все те же тяжелые кости, которые он с таким трудом создавал силой одного лишь воображения, выбивали весь аппетит напрочь. И все-таки он не мог оторвать взгляда от кушаний, которыми Данделион и Шай Нэйчур заставили весь стол: тут были и копченые кабачки, и печеная репа, и овощные студни, и соевая лапша, щедро пересыпанная ароматными приправами, и нашинкованные овощи, облитые оливковым маслом, и хлеб, и фрукты, и еще много всякой всячины. А уж блюда с пудингом и пирогами и вовсе не поддавались описанию: Дискорд, приотодвинувший для Флаттершай один из красных стульев (мысленно готовясь к тому, что волшебно созданная спина от сидения за столом у него затечет так, что он будет вправе попросить у своей подруги хорошенько ее помассировать, когда этот злосчастный ужин наконец подойдет к концу, и он снова станет самим собой), не преминул возможностью устроиться поудобнее. Драгоценная Флаттершай, прикинувшая, что превращенный в пони драконикус, скорее всего, перевернет все, до чего дотянутся его непривычные копыта, вверх дном, пытаясь самостоятельно обслужить себя, принялась заботливо накладывать ему все, что находила вкусным — благо, что всеядное создание, коим являлся ее избранник, не имел каких-то особых пристрастий. Данделион Шай же, глядя на дочь, принялась обхаживать своего мужа, который глядел на зятя во все глаза: — Итак… Кроссворд… вы сказали мне, что работаете в газете… скажите, пожалуйста, а не доходит ли до вас… скажем так… определенная информация?.. — Не понял?.. — напрягся Дискорд, едва успевший притронуться к тарелке, и лишний раз подумавший о том, что первую встречу стоило назначить в каком-нибудь понивильском ресторанчике, в который можно было бы без зазрения совести заявиться под личиной единорога, и есть в свое удовольствие, подняв приборы в воздух при помощи магии левитации, чтобы не сжимать их между запястьем и копытом самым неудобным образом из всех возможных. — Ну… как бы это сказать… — замешкался Шай Нэйчур, неловко отводя глаза в сторону. — О, милый Кроссворд! Пожалуйста, не относитесь к этому слишком серьезно. Всего лишь одна из страстей моего мужа: он не может прожить без того, чтобы не купить билет какой-нибудь лотереи, и потом, кусая локти, узнавать, что выбранная им комбинация цифр, конечно же, опять не совпала с той, что напечатали в воскресной газете!.. — Ничего не могу с собой поделать!.. — печально улыбнулся пегас. — Копи я эти деньги, может, уже вполне бы смог купить сыну и дочке отдельный дом где-нибудь под Клаудсдейлом… «Опять этот сын! Да что ж за проклятие… анфан терибль!..» — подумал про себя Дискорд, не замечая, что в его бровях появилась еще пара седых волосков. — Знаете… признаюсь вам со всей откровенностью, мистер Шай… — Прошу вас, зовите меня просто Нэйчур! — Да-да, конечно. Так вот. Признаюсь вам, что мне в самом деле известна эта комбинация… — Я же тебе говорил?! — взвился зеленый пегас почти до потолка, распушив свои перышки и приобхватив жену за локоток. — Все-то они знают! Просто скрывают от простых пони вроде нас, и делят призовую сумму между собой! В действительности Дискорд, конечно, плевать хотел на какие-то там выигрышные лотерейные номера: ему просто хотелось окончательно понравиться родителям Флаттершай и войти к ним в доверие, чтобы ждущий своего часа процесс срывания покровов не был таким болезненным. Богу Хаоса ничего не стоило заглянуть в будущее, и подсмотреть этот заветные набор цифр, который, к чести организаторов лотереи, взаправду каждый раз создавался заново и случайным образом — из номера в номер. — Так… давайте-ка вспомним… — закрыл Дискорд глаза, сосредоточенно пережевывая кусок репы. — Поймите правильно: я на эти цифры с позиции какого-то штатного сотрудника могу взглянуть только одним глазком и только время от времени… — Конечно-конечно… но вы же хорошо их помните?.. — шептал Шай Нэйчур, вошедший в азарт. — Диди, милый, может, не надо?.. — спросила Флаттершай, мигом догадавшаяся, что ее избранник, с трюками которого она была знакома не понаслышке, собрался сделать. Благо, ее отец не догадался ни о чем: — Как это «не надо»?! Как это «не надо»?! — опешил он. — Доченька, эти печатники же купаются в деньгах! Пусть хоть раз поделятся с не самыми худшими пони!.. ну так что, Кроссворд, вы вспомнили?.. Сознание Дискорда бороздило бесконечные пространства ослепительной сине-фиолетовой мешанины. Обстановка была предельно сюрреалистической: по сторонам, обгоняя друг друга, пролетали бесчисленные яркие искорки, а над головой клубились и колыхались огромные разноцветные сгустки. За ними тянулись длинные шлейфы — то ли дым, то ли туман. Все это сопровождалось беспрерывным грохотом и звоном. А еще где-то очень далеко, на пределе слышимости, раздавался пронзительный скрежет. Дискорд насупил брови и внимательно вслушался в него, изо всех сил стараясь не подвести пожилого пегаса. — Кроссворд, ну?! — пролепетал Шай Нэйчур страшным шепотом. — Восемнадцать, тридцать девять, один, сорок пять, двадцать три, девяносто восемь и сорок семь! — гордо произнес Дискорд, обнажив зубы в довольной улыбке. — Так-так-так!!! — вскочил со стула отец Флаттершай, бросившийся на второй этаж своего жилища. — Я их немедленно запишу! Пожалуй, поставлю вдвое больше, чем всегда! Нет! Втрое!!! — гулко отскакивал от облачных стен его голос. Миссис Шай стянула очки с носа и принялась сосредоточенно протирать их. — Кроссворд Паззл, дорогой мой. Скажите, пожалуйста: а у вас нет проблем с желчным пузырем?.. Дискорд напрягся, отчаянно прикидывая, где именно в этом несчастной пегасьем теле может находиться этот пузырь, и с чего бы Данделион в принципе решила задать ему подобный вопрос. — Да… кажется, нет… — пробормотал он, искренне надеясь, что вопрос был задан «наобум», потому что пожилой пегаске не пришло на ум ничего получше. Зря… — Дорогой, посетите, пожалуйста, доктора! И не перебарщивайте с острым! Ваши глаза уже такие желтые, что даже я могу вам сказать, что с ним что-то неладно!.. Мозг Дискорда пронизал холод. Огромная ледяная струя, вздымавшаяся откуда-то со дна черепа и разбивавшаяся на миллион ледяных брызг, ударяя прямо в изнанку макушки. Внезапно он ощутил странную тугую боль в ноге, и опустив голову, понял, что Флаттершай по неизвестной причине изо всей силы ввинчивает собственное копыто ему в ногу. Недоуменно подняв пожелтевшие глаза на подругу, он понял, что она отчаянно машет левым передним копытом у собственного рта, искривленного в дикой гримасе, в то время как правым указывает на его подбородок. Судя по всему, делала она это, пользуясь уменьшившейся за счет снятых очков бдительности своей мамы. Поднеся дрожащее копыто к губам, Дискорд с ужасом обнаружил клык, который предательски выпирал из-под верхней губы. Стоило ему ощутить очередной ледяной всплеск, парализовавший все хорошие мысли, как он перевел взгляд на бородку, и понял, что та мало того что вернула себе прежнюю длину, так еще и заново поседела, как будто он обмакнул ее в белую краску. — Кроссворд, дорогой, что с вами такое?.. — обеспокоенно спросила миссис Шай, заметив, что спутник ее дочери зачем-то закопал лицо в копыта. — Я… я… я-д-джык прыкушил… — еле-еле произнес Дискорд, отчаянно пряча от пожилой пегаски проклятый клык. — Бедняжка!.. очень больно?.. — поинтересовалась Данделион, заботливо протягивая копыто к заросшему подбородку. Дискорд так резко одернулся, что повалил стул на пол, и, неуклюже, но прытко перебирая ногами, как упавший на раскаленную плиту таракан, заполз под стол. — Кроссворд?! Что происходит?.. — изумленно пробормотала она, придерживая жалобно зазвеневшие тарелки — Дискорд преображался на глазах. — Г-г-гхде у в-вас м-можно п-п-попудрить н-носик?.. — пробормотал несчастный бог Хаоса. — Не поняла?.. — в очередной раз спросила Данделион. Флаттершай же траурно кусала губы и заламывала копыта. — Уборная! Уборная у вас где?! — во весь голос завопил все более теряющий присутствие духа Дискорд: задняя нога бесповоротно затягивалась зеленой чешуйчатой шкурой, как августовская речка ряской. — Н-на втором этаже… — только и ответила миссис Шай. Громких звуков она, как и дочь, практически не переносила, и сразу поняла, что с Кроссворд Паззлом что-то не так. Весьма вероятно, что если бы Дискорд не подорвался, как подстреленный, тарелки с заботливо выложенной на них едой все же можно было спасти от постигшей их печальной участи. Само собой, в самую первую секунду ему в голову пришла мысль о телепортации: раз уж пегасья маскировка все равно необратимо приказывала долго жить, терять ему было нечего. Однако в следующую секунду он с ужасом понял, в какую западню себя загнал: щелкнуть копытом он по-прежнему не мог (как и не смог бы даже самый опытный волшебник на свете), а рога, дававшего ему хоть какую-то возможность реализовать собственные магические силы, он лишил себя, чтобы беспрепятственно заявиться на ужин, мысленно проклятый им уже, наверное, в миллионный раз. Чем больше бог Хаоса нервничал, тем меньше лошадиных черт в нем оставалось. Чем меньше их оставалось, тем больше он нервничал, и разомкнуть этот порочный круг, сковавший каждую дельную мысль Дискорда наподобие металлического кольца, которым бондари сковывают просмоленные бочки, решительно не получалось. Дискорд несся, отчаянно хлопал неотвратимо синеющими крыльями, одно из которых на глазах превращалось в подобие кожистой конечности летучей мыши, перепрыгивал через три ступеньки разом, отчаянно ища красно-желтыми глазами ванную комнату. Практически не смотря по сторонам, он сшиб с ног бедного Шай Нэйчура, только-только вышедшего из своей комнаты с зажатым между перьев правого крыла кропотливо выписанный набор заветных цифр. Пожилой пегас так обомлел, что даже не вскрикнул, видя, как на него несется мешанина из копыт, лап и крыльев, словно дорогой зятек только-только побывал в кабинете безумного хирурга, решившего немного пошутить над законами природы. Дверь наконец захлопнулась, и Дискорд рухнул на прохладный пол, позволяя себе как следует отдышаться. Он чувствовал себя так, будто наконец вылез из тесного костюма, сшитого по криво снятым меркам: мышцы болели, а кожа горела, словно ее густо истыкали иголками — это собственная шерсть, позаимствованная для него природой от разных животных, победно пробивалась наружу. Даже глаза немного щипало. Но все же более свободным и счастливым Дискорд, принявшийся самозабвенно похрустывать родными суставами, не чувствовал себя, кажется, никогда в жизни. — Провал. Капут, хана и швах. Хвост и крылья появилась сразу после того, как я смылся, и все их видели. Что же теперь будет?.. — забормотал бог Хаоса, вставая на законные непарные ноги и с наслаждением выгибая спину, чувствуя себя при этом так, будто он превратился в механизм, и зубья одних шестеренок наконец-то соединились с другими, позволяя ему работать в полную силу. — Дорога к родителям Флаттершай мне официально закрыта. Наверное, сегодняшнюю ночь я проведу в гордом одиночестве, а на следующий день она придет ко мне, и грустно сообщит, что между нами все кончено, потому что родители искренне не желают, чтобы их единственная дочка водилась с чудовищным недобогом, который к тому же на голубом глазу обманывал их в течение всего вечера… смешно я шучу, правда ведь? Глаз-то ведь и правда был… Беседа Дискорда с самим собой была прервана внезапным всхлипом, раздавшимся у него за спиной и вмиг превратившимся в практически задушенную застывшими в горле слезами реплику: — Я никогда не сказала бы тебе такого… никогда-никогда… Конечно же, это была Флаттершай. Кому еще во всей Эквестрии было до него дело? Но одного только взгляда на нее богу Хаоса хватило, чтобы его не слишком-то отзывчивое сердце облилось кровью. Глаза пегаски покраснели, а губы криво разъехались в разные стороны. Еще немного, и она, как маленькая, принялась бы водить по щекам полунапряженными запястьями передних ног, размазывая слезы по нежно-желтой шерсти, словно ей было каких-то пять лет. Крылья безвольно повисли, а розовые волосы растрепались, придавая своей хозяйке самый жалкий вид из возможных. Если в желтом фонарном свете Флаттершай напомнила Дискорду мышку, сейчас она походила на несчастного неоперившегося птенчика, который вывалился из гнезда, и упорно не понимал, что же ему предпринять, чтобы быть замеченным мамой, и вернуться на дерево. — Я знала, что все пойдет кувырком, как только поняла, что ты с собой сделал… сначала безумно перепугалась и чуть не лишилась чувств, потом тащила тебя из облаков… я так боялась, что ты упадешь, и с тобой случится что-то ужасное… я ведь не такая сильная, как Рэйнбоу Дэш… потом ты принялся сочинять биографию Кроссворда… неужели ты правда не понимаешь, как ты меня этим обижаешь?.. — Потому что обманываю дорогих тебе пони?.. — грустно опустил Дискорд острые уши. — Ты — дорогой мне пони!!! Вернее, драконикус… пойми же ты, что для меня не имеет абсолютно никакого значения, кто или что ты такое!.. Дискорд застыл. Ему захотелось рассмеяться и разрыдаться одновременно. Но перед этим — заключить Флаттершай в такие крепкие объятия, чтобы она даже не думала убиваться из-за таких пустяков. Однако его будто камнем придавило: он не мог даже моргнуть, а лишь продолжал смотреть на безутешную пегаску, которая плакала, утирала глаза, и снова продолжала лепетать: — Я люблю тебя, Дискорд. Люблю больше, чем ты можешь представить!.. и вовсе не за то, что ты как-то по особенному выглядишь, говоришь, или ведешь себя… просто за то, что ты есть… я хотела, чтобы мои родители это поняли, но так боялась, что они обидят тебя, и ты не захочешь иметь с ними никаких дел… как с Зефом и Три… тебя невероятно тяжело переубедить, а я не хочу выбирать между семьей и любовью… но я ведь смогла заставить тебя поверить в то, что быть добрым — это не такое наказание, как тебе тогда казалось… значит, смогла бы убедить и тебя, и своих родителей в том, как много вы для меня значите… а ты решил перекроить самого себя! Зачем? Что это поменяло, кроме того, что теперь я не знаю, как буду смотреть им в глаза?.. Пегаску понемногу успокаивалась. Она часто задышала и, обхватив голову копытами, принялась часто-часто шмыгать носом. В следующую секунду Дискорд сделал то, чего не ожидал от себя сам. Он медленно, шаг за шагом своих непарных ног, подошел к своей избраннице и притянул ее к себе. В следующий миг он уже крепко-крепко обнимал ее, чувствуя, что не может сдержать слез. — Прости меня, Флаттершай. Прости, пожалуйста. Я так боялся, что тебе придется страдать из-за родителей… а в итоге ты страдаешь из-за меня… — Что?.. из-за кого мне придется страдать?.. — недоуменно подняла голову заплаканная пони. — Я спал и видел, как они, едва только увидев, что я из себя представляю внешне и внутренне, захлопывают дверь перед твоим носом, и заявляют, что не позволят своей единственной дочери якшаться с чудовищем вроде меня… ну, и… наверное, зря я решил создать себе именно этот облик… — «Именно этот»?.. хочешь сказать, у тебя был выбор?.. — Если бы ты увидела кандидатов, порожденных моей фантазией до Кроссворда, ты бы пожалела, что не унаследовала близоруких глаз своей мамы… — Да?.. — вяло хихикнула Флаттершай, глядя прямо в увлажнившиеся глаза Дискорда. — Я просто хотел, чтобы им было спокойнее. Представь: у нас с тобой есть дочка… Флаттершай густо покраснела, но Дискорд даже не обратил на это внимания, и упрямо продолжал: — …она рассказывает нам, что у нее есть кавалер, с которым мы, конечно же, хотим познакомиться. И как только это знакомство состоится, мы узнаем, что этот достопочтенный юноша не кто иной, как… как… — Как Три Хаггер! И не юноша, а девушка! — воскликнула пегаска, решившая взбодрить бога Хаоса, и искренне захихикавшая, стоило ей обратить внимание на судорогу, пробежавшую у него по лицу. — Допустим. Скажи, ты бы сразу вытолкала ее взашей, или позволила какое-то время побредить насчет «клевых вайбов», чтобы доставить себе удовольствие, когда будешь вытуривать ее прочь из нашего домика? — Во-первых, я была бы счастлива за нашу дочку, — прижалась к Дискорду окончательно повеселевшая Флаттершай. — Во-вторых: душить чужие чувства просто потому, что тебе не нравится их адресат — неправильно. Они не иссякнут, но ваши отношения будут безнадежно испорчены. Знаешь, как много потребовалось дедушке Эпплджек, чтобы понять это?.. — Знаю. И я очень боялся, что с твоими чувствами обойдутся так же. — Конечно нет, Дискорд! Ты просто не знаешь моих родителей! А ведь они так хотели с тобой познакомиться! С тобой, а не с Кроссворд Паззлом… — Это и был я… — А мне показалось, что это был понивильский газетчик, который удачным образом знает комбинацию выигрышных лотерейных чисел… уж прости, но ты таким точно не занимаешься… — Не извиняйся, Флатти. Поверь: если бы я знал, что все так обернется, я бы обязательно пришел к твоим родителям в своем истинном обличье. Или не пришел вообще… и запомни, пожалуйста: я, безусловно, бываю несправедлив и спонтанен, но я никогда бы не стал строить козней твоим родителям! Я и Три Хаггер-то скорее тогда припугнуть хотел!.. но, впрочем, ее, кажется, вообще ничто не проняло бы… — Я знаю, знаю… знаешь, что? Давай не будем откладывать это в долгий ящик, а прямо сейчас выйдем к ним, и расскажем все как есть. Хуже, чем есть, уже точно не будет. Дискорд задумчиво запустил львиные когти в бородку и насупил брови. Конечно, он мог просто щелкнуть пальцами, переместив себя и дорогую подругу прямо в милый домик, безнадежно перепугав давно уснувших зверей, но что-то подсказало ему, что так поступил бы только очень плохой зять. А потому, почесав висок, он принял решение. — Пойдем, — решительно сказал он. — Только имей в виду, я не буду им объяснять, почему поступил так, как поступил, даже если они спросят об этом в первую очередь. Можешь считать это очередным пробелом в моем воспитании. Можешь без зазрения совести назвать меня трусом. Или разбередить всю душу своими глазищами… в общем, ты меня понимаешь. Я не люблю объяснять свои поступки. — Конечно понимаю, — кивнула она. — Ты ведь всегда был скрытным. И потом, я тоже не люблю никаких объяснений — я предпочитаю, чтобы все шло своим чередом, так, как идет сейчас. — Именно за это я тебя и полюбил. Хаос подобен быстротечной реке, которая обязательно мелеет, если на ее пути строят запруду… — Ну ладно тебе, Диди! Давай уже выйдем. Стоило только Флаттершай произнести эти слова, как за закрытой дверью послышалась странная возня, напомнившая любительнице животных о собаках, которые радостно бросались к двери и царапали ее когтями, едва заслышав приближение дорогого хозяина. Правда, услышанные драконикусом и пегаской звуки позволяли судить о прямо противоположном: четыре пары копыт бросились от двери наутек, едва услышав о том, что запершаяся в ванной парочка собралась выходить. Сознание Дискорда тут же нарисовало картину, на которой два пожилых пегаса возбужденно прижимались к двери ушами, ловя каждое слово, всхлип и смешок, и наматывали все услышанное себе на ус. — Прямо беда с этими скромниками и тихонями… — проворчал Дискорд, приоткрывая дверь, и двигаясь по направлению к лестнице. Флаттершай доверчиво протянула ему крыло, и тот осторожно сжал орлиной лапой одно из длинных нежно-желтых перьев. Шай Нэйчур и Данделион сидели на небольшом диване и мрачно глотали воду, в которую, насколько позволял судить горьковатый холодный запах, предварительно добавили по хорошей порции успокоительных капель. — Итак… Кроссво-… э… Дид-… мистер… ыгх-ы… э… — запнулся мистер Шай, успевший неодобрительно насупить седеющие брови. — Дискорд. Просто Дискорд, — поправил его бог Хаоса, протягивая оброненную в коридоре бумажку с рядом «выигрышных» цифр.***
Чайник опустел в третий раз за вечер. Дискорд терпеливо вертел в лапах перепачканные осколки, превращая их обратно в посуду, и периодически глотал нежное на вкус травяное варево, которое Шаи щедро разбавляли молоком и тростниковым сахаром. — Дискорд… если вам не трудно, могли бы вы ответить на несколько нескромный вопрос? — Какой степени нескромности? — самодовольно поинтересовался бог Хаоса, с удовлетворением отмечая, что осколков хватит еще на две-три тарелки, а в остальном эта дурная работа почти завершена… — Ну… как бы вам сказать… что вы чувствовали, когда вас заточили в камень? — Ничего. Все равно что потерял сознание: тело обволок твердый холод, а в себя я пришел потому, что услышал, как жеребята-школьники выясняли отношения… — Ох… наверное, это было невероятный опыт. — Невероятный опыт начался, когда ваша дочь по указу Селестии принялась отучать меня от всех злодейских привычек, нажитых еще тогда, когда вас не было на свете. — А сколько вам лет, если не секрет?.. — Не помню. Но цифра примерно такая же, как в той алгебраической задачке, в которой мудрец потребовал от злого короля расплатиться с ним рисом, выложенным на клетки шахматной доски… впрочем, я бессмертный, так что какое это имеет значение? — Ваша правда… Часы давно уже перевалили за полночь, и Дискорд, провозившийся с осколками все то время, пока Шай Нэйчур и Данделион осыпали его и Флаттершай вопросами, чувствовал себя так, будто закапал оба своих желто-красных глаза предложенным сладким молочно-травяным чаем. Хотя не то чтобы тот был так уж плох, конечно… — Флатти, девочка, уже так поздно… может, ты и Дискорд хотели бы остаться на ночь? Мы можем постелить ему в старой комнате Зефира… — Нет!!! Вот уж покорно благодарю, но не надо!.. — переполошился Дискорд. Чтобы не задерживаться, он перестал вертеть осколки, и щелкнул пальцами, позволяя тем принять первую же пришедшую ему в голову форму. Таковой почему-то оказались две маленькие стеклянные фигурки, поразительно похожие на беспечного братца его избранницы и Три Хаггер. — Хм… могло быть гораздо хуже! — тихо сказал Дискорд, и протянул миниатюрных стеклянных пони маме Флаттершай: — Это в подарок. К сожалению, вы теперь недосчитаетесь то ли салатника, то ли супницы — я честно не понял, что именно расколотил в такую злосчастную труху. — Какая прелесть!!! Нэйчур, дорогой, только посмотри! Мы обязательно поставим их на свадебный торт!.. — К слову! Чуть не забыл, — переполошился мистер Шай и, ненадолго исчезнув из виду, протянул Дискорду два приглашения. — Наш Зефир уехал с Три в тур по Восточной Эквестрии… молодежь, что с них взять; дай повод — и они тут же отправятся «проветриваться»… но через месяц обязательно вернутся: просили передать вам приглашения на их свадьбу! — Какая прелесть! Обязательно поблагодарю их при встрече!.. — пропел Дискорд, вставляя приглашения за ухо и мысленно благодаря Флаттершай за то, что план с разболевшимся животом был оставлен «в резерве». — Спасибо вам, что навестили нас, Дискорд! Знайте, что мне абсолютно неважно, кого моя дочь решила избрать себе в мужья. Все-таки я имею в своей груди сердце, а не… кхм… что-то неподходящее… однако позвольте мне сказать, что ваши магические способности, безусловно, достойны высшей оценки! Кроссворд все еще стоит передо мной, как живой… — сказав эти слова, пожилой пегас притянул лошадиную голову драконикуса к своим усам, и отчаянно зашептал: — Скажите, а числа правда «счастливые»?.. я могу ставить на них свои деньги?.. — Вполне. Только помните, что от Хаоса ждать добра не приходится!.. — Не вы ведь сами говорили, что моя дочь… — Именно поэтому я так сильно ее люблю. — Оу… Миссис Шай заботливо чмокнула дочь в лобик и протянула Дискорду крыло, которое тот пожал, вновь отметив про себя, что мех у дочки гораздо нежнее… — Берегите себя! Спокойной ночи, мои дорогие! — ласково проговорил Шай Нэйчур, а Данделион же просто незаметно смахнула слезинку, слегка приподняв очки с толстыми стеклами. Бог Хаоса и нежно-желтая пегаска медленно подходили к обрыву облачной кручи. Земля, накрытая воздушной облачной тенью, приветливо мерцала золотыми огоньками, зажженными в домах самых заядлых понивильских полуночников. Дискорд щелкнул пальцами, и…***
— Ой-ой-ой! Диди, что это такое?.. где наш домик?! — удивленно замотала шеей Флаттершай, пытаясь понять, для какой цели бог Хаоса переместил их на пустынный берег черного лесного озера, по блестящим волнам которого, как колоссальная серебряная монета, зыбко перекатывалась застывшая среди рваных облаков луна. В следующую секунду она услышала треск гальки, и, повернув голову, увидела, что вдоль водяной кромки к ней медленно приближается Дискорд, снова перевоплотившийся в Кроссворд Паззла. — Диди… что ты затеял? — устало проговорила пегаска. Впрочем, никакого неудовольствия в ее голосе не было. — Я говорил тебе о том, как сильно мне иногда хочется тебя потискать, Флатти? — Чш-што?.. — пискнула та, став такой красной, как будто ее со всей силы ударили по лицу. — Я, если что, не об этих романтических пошлостях, которые в свои лучшие годы поглощала Рарити… танцы под луной на берегу лесного озера, свадьба, пир на весь мир, и жили они долго и счастливо, и не успевали давать своим жеребятам красивые имена… — произнес мосластый пегас сладеньким голосом, похлопав мультяшно удлинившимися ресницами. — Просто… знаешь… когда я нахожусь в своем обычном теле, мне все время кажется, что я случайно раздавлю тебя, если захочу как следует обнять. Слишком уж я нескладный… как и подобает Хаосу, впрочем… Флаттершай опустила очи долу, почувствовав, что ей страшно хочется броситься на этого пегаса и зачмокать его до немоты в губах, что она непременно сделала бы, не будь представительницей красноречиво прославленного своей робостью рода Шай. Дискорд, сделав неловкий шаг на еле-еле гнущихся ногах, приблизился к своей подруге и накрыл ее своими крыльями: — Я люблю тебя, Флаттершай. И не устаю благодарить Бытие и Небытие за то, что ты не сдалась, когда Селестия поручила меня тебе…