«Зачисление 150 000 вон на ваш счёт от Юнги
Сообщение: порадуй себя чем-то вкусным, детка.»
Чимин облизывает влажные от клубничного бальзама губы, с лёгкой улыбкой блокирует телефон и поднимает взгляд наверх, встречаясь с хитрыми кроличьими глазами напротив. Чонгук испытывающе глядит на друга, отставляет чашку своего кофе и поднимает орлиные брови, ожидая. — Ну и что? — не выдерживает, хлопая чёрными ресницами. — Что? — Кто тебе там написывает, что ты светишься весь? — недовольно спрашивает, будто оказался оскорблён таким поведением. Чимин цокает языком, отворачивая голову от собеседника, усаживается поудобнее, делая внушительный глоток кофе. — Окей, — сдаётся. — Я, кажется, нашёл сахарного папочку. Чонгук хлопает в ладоши, искренне улыбается и едва ли не взлетает от счастья, будто Чимин признался о выигрыше в лотерее, который с ним любезно поделит. — А я тебе давно говорил, что эти твои замухрыжки ничего тебе не дадут, — закатывает глаза Чонгук. — Давно надо было уже найти себе нормального мужчину! — Чонгук! — шикает Чимин, озираясь. — Да кому ты сдался, — вполне резонно подмечает младший. — Ну и как, что? Откуда, какой он? — Его зовут Юнги, ему двадцать семь и он директор компании, — Чонгук одобряюще кивает. — Мы в клубе познакомились. Ну, знаешь, вся эта банальщина… — Не знаю, мы с Тэхёном познакомились в музее, — усмехается. — А потом потрахались в его дорогущей ламборгини, — кусает губу Чимин. — Мы хотя бы до кровати дотерпели. — Кровать или кресло машины — какая разница, если самое важное — любовь! Чимин хихикает в ладонь, разглядывая чашку. Чонгук всегда был таким, сколько его помнит Чимин — очень долго. Любил дорогие вещи, брендовые сумки и блузки, таскался по ювелирным магазинам и выискивал там самые яркие, самые дорогие украшения. А потом познакомился с Ким Тэхёном, который приумножил любовь Чона к дорогим вещам раз так в пятнадцать, начав своего парня откровенно баловать. А Чонгук слишком любил себя, чтобы изображать скромного парня недотрогу, и так появился новый Чонгук — разодетый в брендовые шмотки, всегда разъезжающий с водителем и очень редко делающий что-то сам. Он и Чимина пытался приучить к такому, только Паку слишком диким казались такие штуки — быть на чьём-то попечительстве. А потом он увидел его — Мин Юнги. Гордо пьющего виски в конце зала любимого клуба Чимина, и смотрящего конкретно на Пака. Даже в глухой темноте, разрезанной ярко горящими цветными лампами, Чимин ощущал на себе этот голодный, по-настоящему животный взгляд чёрных глаз, так опасно и маняще блестящих. Он даже не помнит, как всё произошло, просто в какой-то момент ему перегородил дорогу незнакомый, абсолютно глухой на отказы парень, настойчиво зазывающий пойти с ним на улицу и покурить, а Юнги, как после представился мужчина, из ниоткуда появился, притянул к себе и заявил, что если громила ещё раз хотя бы посмотрит на Чимина, то Юнги тут же вышибет ему мозги. Проверять не стали, зато уже через пару часов полуобнажённые курили на балконе квартиры Юнги. Потом такие ночные встречи стали обыденностью, а на счёт Чимину просто начали капать деньги. Вот так и закрутилось. — Проблема только есть одна, — признаётся Чимин, помешивая ложечкой кофе. — Он банкрот? — Что? — хмурится в непонимании Чимин. — Нет, не думаю? Он отправил мне сто пятьдесят тысяч вон на счёт, а я просто сказал, что пошёл пить кофе… — Всего сто пятьдесят тысяч?! — ахает Чонгук. — Ты безнадёжен. На телефон Чимина приходит уведомление, и тот с интересом всматривается в экран, а после краснеет, хватая в руки смартфон.«Освободился раньше. Буду рад, если позволишь мне тебя забрать.»
Парень быстро печатает в ответ: «Позволю. Я в «Лотосе», рядом с торговым центром на площади.»«Буду минут через 15.»
Чимин не замечает, как сладко улыбается, пытаясь унять в груди быстро бьющееся сердце. — У тебя проблема с тем, что ты в него по уши влюбился, да? — прямо в лоб констатирует Чонгук, внимательно смотря на друга. — И ты уверен, что ему твои чувства нахрен не сдались. Тот прикрывает лицо ладонями, шумно выдыхает и поднимает взгляд обратно, недовольно бурча: — Да. — Дерьмово. — Ты не помогаешь, в курсе? — Слушай, — резко произносит Чонгук. — Тебе нравится мужик, вы с ним трахаетесь, он тебя обеспечивает, но ты боишься сказать ему о том, что он тебе охренеть как нравится. На что ты надеешься? Думаешь, если он тебе купит парочку браслетов от Тиффани, покатает на своей дорогой тачке, а потом хорошенько трахнет, то твои чувства сами рассосутся? Нет, ни хрена, не так это работает! — и рукой, на запястье которой как раз красуется похожий браслет, по столу ударяет для пущей убедительности. Чимин не отвечает. Взгляд на стол опускает, совсем уж поникает, а Чонгук, нахмурившись, тут же берёт друга за ладони и накрывает собственными, уже мягче продолжая: — Я люблю тебя, Чимин-а, и ты знаешь, что я желаю тебе только счастья. И даже если этот богатый тупица окажется совсем уж тугим, то мы хорошенько промоем ему кости под серию дорамы и пару бокалов красного сухого. — Он вовсе не тупица, — улыбается Чимин. — А кошелёк у него достаточно большой? — недоверчиво спрашивает Чонгук почти шёпотом. — У него достаточно большой член, Гук-и, — фыркает Чимин. — Ну вот и захрена мне эта информация? — младший морщится, а Пак хихикает. — Насколько большой?.. — Охрененно большой. Чимин даже не успевает засмущаться, как ему снова приходит сообщение, оповещающее о приезде мужчины. — Пошли, горе-любовник, хоть гляну на тачку твоего суженного, — произносит Чонгук, прося у официанта счёт и расплачиваясь, пока Чимин пытается пригладить пушистые волосы. Они выходят вместе, как всегда держатся за руки и как всегда целуются в щёчки на прощание. Чонгук просит позвонить Чимина завтра утром и рассказать обо всём в подробностях, на что Чимин краснеет и отмахивается. Он видит знакомую машину, а перед ней Юнги, который внимательно на него глядит, докуривая сигарету. Тот привычно хмурится, но потом приветливо улыбается, туша и выбрасывая сигарету в мусорный бак, а после приобнимая хрупкие плечи Чимина и открывая ему дверь машины. В машине тепло и приятно пахнет сандалом и мятой, и Чимин просто не может не вдохнуть полной грудью приятный запах и в наслаждении выдохнуть, пока Юнги обходит машину и садится на место водителя. И лишь запрыгнув в машину Юнги, Чимин внезапно осознаёт, что Юнги наверняка видел их с Чонгуком лобызания. И так же внезапно осознаёт, что ему хотелось бы, чтобы Юнги заревновал. Хотя бы капельку. — Что за мальчик? — невзначай интересуется Юнги, поворачивая руль. Чимин губу закусывает, стыдливо отворачивается, будто что-то нарушил. — Чонгук, мой друг. — и потом добавляет: — Мы просто дружим, не подумай ничего! И, чёрт возьми, Чимин хочет, чтобы Юнги подумал. Чтобы высказал свои права на Чимина, чтобы сделал хоть что-то, что покажет принадлежность Пак Чимина именно Мин Юнги и никому больше. Но Юнги только хмуро молчит, внимательно следя за дорогой, а после произносит спокойное: — Глупости, меня это не касается. Я рад, если ты хорошо проводишь время. Чимин выть готов от того, насколько Юнги хороший. И понимающий, и добрый, и рассудительный и куча ещё всяких разных качеств, которые почти заставляют Пака скулить. Он смотрит на мужчину, его черты лица разглядывает, любуется на самом деле. У Юнги очень красивая внешность, и у него бесконечно красивые глаза, которые Чимину голову сносят конкретно, стоит мужчине посмотреть на него. А Юнги смотрит, обожает взглядом своим раздевать, смущать, приказывать одними только ими. Именно эти глаза его привлекли той ночью, и именно они не переставали блестеть, пока Юнги гладил Чимина по обнажённой коже горячими пальцами, пока доводил этими же пальцами до самого сладкого наслаждения. Ему в Юнги нравится всё, он совершенен настолько, насколько в голове Чимина это вообще возможно. Только вот Чимин не знает, думает о том же Юнги. И от этого охрененно больно. Он устало кладёт голову на стекло двери, выдыхая через нос, а Юнги, кинув быстрый взгляд на парня, спешит положить свою руку на чужое колено, успокаивающе поглаживая. И в эту самую секунду, когда в машине играет Депеш Мод, которых так любит Юнги, а его ладонь лежит на ноге Чимина, поглаживая и сжимая коленку, Чимин ненароком думает о том, что хотел бы навсегда задержаться в этом невинном моменте. Они доезжают до дома Юнги, тот глушит машину и открывает Чимину дверь, рассказывая о том, что пару дней назад нашел в своём палисаднике двух котят, и не смог оставить их там, поэтому, если у Чимина вдруг аллергия на кошек, то они могут поехать снова в отель и провести ночь там. Чимин думает о том, что даже если бы у него была аллергия и кошачья шерсть вызвала бы у него приступ, то он всё равно не согласился бы уезжать куда-то из дома Юнги. А потому он лишь улыбается и говорит шутливое: — Не боишься, что они привлекут моё внимание сильнее, чем ты? — Проверим, — и дарит такую же лукавую улыбку в ответ, открывая перед парнем дверь. Чимин не был дома у Юнги. Они встречались в люксовых номерах отелей, а на утро Чимин сбегал, пока мужчина не проснулся, потому что на душе отчего-то слишком паршиво скребли кошки. И потому возможность оказаться дома у Юнги, изучить его жизнь с этой стороны, узнать поближе казалась Чимину такой по-настоящему удивительной и важной, и совсем неважно, кто находится дома у Юнги — даже если у него по всей квартире ползают змеи, которых младший так боится, он всё равно не откажется от того, чтобы очутиться в стенах у Юнги. Они заходят в дом, Юнги легонько толкает его в спину, чтобы не стоял в проходе, и объясняет, куда поставить кроссовки, а сам забирает куртку и вешает её на крючок. Чимин, поражённый чем-то (на самом деле, вообще всем подряд), так и остаётся стоять с открытым ртом, пока мужчина сам раздевается и усаживается на пол, гладя подбежавших к нему котят. Котята самые обычные дворовые детишки, серые и ничуть не примечательные, но Юнги их гладит, шепчет ласковые вещи, извиняется за долгое отсутствие и оборачивается к Чимину, приглашая его наконец зайти и, если ему хочется, погладить котят. Тот, покраснев, рассеяно кивает и подходит ближе, тоже опускается на пол и совсем по-детски радуется, когда один из котят тянется специально к ладони Пака, выпрашивая ласки, которую ему, конечно же, дарят. Котёнок мурчит, глаза прикрывает, а Чимин взгляд на улыбающегося Юнги переводит, который смотрит на него с такой теплотой и нежностью, что не по себе становится. Их ладони случайно пересекаются, горячая кожа обжигает пальцы Чимина, и тот испуганно отнимает руку, задержав дыхание и спрятав глаза, а Юнги, прикусив губу, поднимается на ноги и произносит: — Я закажу доставку, можешь пока принять душ или отдохнуть. — Да, хорошо, — мнётся неловко младший. — Но у меня нет вещей. Я ничего не брал, я не думал… — Возьми из моего шкафа в спальне, — кидает Юнги прежде, чем скрыться на кухне. Чимин искренне удивляется, недоумевая, как Юнги может так просто представлять едва знакомому человеку свои вещи, так беспечно оставлять без присмотра в своём доме. Квартира у Юнги большая и светлая, заполненная книжными стеллажами, музыкальными инструментами и виниловыми пластинками, которые Чимин с большим интересом разглядывает. Он хватает из шкафа мужчины футболку и толстовку, пытается отыскать штаны, но все оказываются ему слишком велики, поэтому он принимает решение обойтись одной только длинной футболкой. Уже спешит выйти, как натыкается на шкаф с кучей фотографий, маленьких картин с какими-то смешными рисунками, и не удерживается от соблазна посмотреть на фотографии в рамках. На них, почти на всех, одна и та же девушка рядом с Юнги. В разных городах и странах, с разными выражениями лица и с разными подписями. Удивительно красивая, улыбчивая и невероятно яркая, а самое главное, что замечает Чимин, так это то, насколько ярким рядом с ней становится и сам Юнги. На фотографиях они улыбаются и смеются, у них похожие улыбки и одинаково сияющие глаза, которые по непонятной причине обжигают Чимину сердце. И с такой же непонятной, неизвестной ранее обидой, он ищет после ванную комнату, заплутав в квартире. Он знает, чем закончится их вечер. Знает, что он у Юнги не для романтического свидания под пластинку, и что Юнги, наверняка, глубоко плевать, что выдумает Чимин на утро. И самое грустное, что раньше, когда Чимин думал об этом в момент их с Мином знакомства, его этот факт не трогал. Зато сейчас трогает так, что сердце себе выцарапать хочется, лишь бы не стонало в груди так протяжно. Он планировал красиво одеться и накраситься, уложить волосы, и всё это даже сделал, но почему-то сейчас смывает все следы утренних стараний, не желая отчего-то сегодня блистать. Он мокрые волосы заплетает в пучок, натягивает футболку Юнги, которая ему почти до колен, и выходит из ванной, испытывая несвойственное чувство холода внутри. Юнги на кухне разливает вино по бокалам, усмехаясь с котят, что расселись на подоконнике и пытаются дотянуться до занавески лапками, голову поворачивает на Чимина, который неуверенно поглядывает на него из коридора, не решаясь зайти, на что Юнги машет ладонью и приглашает за стол. — Тебе не одиноко тут? — спрашивает первое, что лезет в голову Чимин, усаживаясь на стул. — К одиночеству привыкаешь, — грустно улыбается мужчина. — К тому же, я не так одинок, как тебе может показаться. На столе тарелки с едой, и Юнги признаётся, что не знал, чего хотелось бы Чимину, поэтому он заказал кучу всего. Но даже если это его не интересует, то у него есть рамен, который не составит труда сварить. Чимин едва шепчет, что ему более чем достаточно. Они едят в тишине, изредка комментируя действия котят, которые не дают друг другу покоя и катаются по полу. — Я случайно увидел твои фотографии в спальне, — начинает Чимин, сам не понимая, какой ответ желает услышать и для чего. — Я их не прячу, — хмурится Юнги. — Да, да, конечно, просто… — мнётся, не решаясь спросить. — Та девушка на фото… Она?... — Эшли? — удивляется мужчина, внимательно глядя на Чимина. — Она моя лучшая подруга с детства, мы росли вместе. — А, — краснеет Пак. — Чёрт, как неловко… — Ты подумал, что я кручу интрижку с тобой за спиной у своей девушки? Чимин не отвечает, опуская взгляд в тарелку, тянется за бокалом, но случайно опрокидывает его и испуганно вскакивает, наблюдая за разливающимся по скатерти вином. Что-то невнятно бормочет, торопится поднять и всё исправить, но не успевает, потому что Юнги утягивает его на себя и прижимает к стене, крепко держа за руки. — В чём дело? — тихо спрашивает, поглаживая чужие трясущиеся руки. И Чимин лишь сейчас замечает, как сильно его руки трясутся. — Я не знаю, — признаётся совсем искренне, вжимаясь спиной в стену за собой. — Я не… Он не договаривает. Юнги спешит накрыть его губы собственными, заставляет замолчать и одну из рук перемещает Чимину на щеку. Целует его медленно, так, как у них никогда не было, успокаивает, чувствует, что парень в себя приходит. Но не желает отпускать, губы мягкие целует, кусает, с наслаждением винный вкус по языкам раскатывает. Отрывается, смотрит на Чимина, который дышит тяжело и глаз поднимать не спешит, но Юнги пальцем чужой подбородок поднимает, выпрашивая ответ. — Я хочу попросить у тебя одну вещь, — шепчет. — Я готов тебе мир подарить, — обещает Юнги. — Проси всё, что только захочешь. Чимин усмехается, облизывает влажные после поцелуя губы и тянется ближе. Почти губ Юнги касается, но не делает этого, произнося такое тихое и интимное: — Займись со мной сексом так, будто мы занимаемся любовью. Юнги слышит. Чимин шепчет, но Юнги его слышит так, будто бы он кричит. Он сам к губам пухлым льнёт, языком ласкает и за руку крепко берёт, сжимая в собственной. Утягивает в спальню. На кровать легонько толкает, любуется Чимином, что на локти поднимается и голову поворачивает, сияя в лунном свете оголённой шеей, которую хочется своими метками окрасить. Тощие колени сводит, смотрит из-под полуспущенных ресниц на Юнги, глазами влажными блестит и ждёт, пока мужчина налюбуется. А тот не торопится, пуговицы рубашки расстёгивает, с плеч её спускает на пол, к Чимину на кровать становясь и поглаживая обнажённые ноги. Он эти ноги весь вечер глазами сожрать пытался, смотрел внимательно, как только Чимин зашёл на кухню в его футболке и уселся на стул, колени под себя поджимая. Так он сейчас эти колени разводит, гладит внутреннюю часть бедра, а после носом по атласной коже проводит, наслаждаясь мягкостью. Поцелуями касается, пальцами рук под футболку скользит, оглаживая мягкие бока и умещая руки на талии в крепкой хватке. Хочет каждым миллиметром чиминового тела насладиться, не отказывает себе в наслаждении, гладит, мнёт, целует и смотрит так, как тогда. На Чимина просто иначе не получается. Чимин думал, что Юнги нравится то, как он выглядит. Во что одет, как накрашен и какими духами омыт, а потому старался быть лучше, краше, ярче, не подозревая, что это лишнее. Что сегодня, когда Чимин вышел таким, какой он на самом деле — мягкий, нежный и домашний, — Юнги понял, что Чимин нравится ему любым. И когда он неловко смотрит под ноги, и когда смеётся над его шутками, когда просит о каких-то мелочах так неуверенно и боязливо, будто Юнги его следом высмеивать будет. Чимина нужно гладить, ласкать, в этой ласке нежить и заставлять чувствовать себя настолько хорошо, насколько это возможно. И Юнги будет: гладить, ласкать, нежить, любить. Он руками футболку наверх тянет, снимает и отбрасывает на пол, а сам красивым телом под сиянием луны любуется, запоминая каждый изгиб, каждую родинку, что скрыты под одеждами при солнечном свете. Кажется, что сколько бы ночей они вместе не провели, а налюбоваться он никак не сможет; каждый раз смотрит так, будто впервые ему это дозволено. Чувствует, как зверь внутри облизывается голодно, жаждет испробовать, а Юнги его сдерживает, не позволяет себе торопиться. Желает подарить столько наслаждения, сколько Чимин заслуживает. Гладит по животу, губами скользит по коже, целует каждый миллиметр, опаляет горячим дыханием кожу, кусает и зализывает, а сам вслушивается в тихие вздохи Чимина, который заглушить их ладонью пытается, не позволяя себе большего. Юнги касается большими пальцами алых бусин сосков, ловит тяжёлый вздох Чимина губами и в новый поцелуй увлекает, наслаждаясь вкусом чужих губ. Впитывает в себя стоны, всхлипы, наслаждается мутным взглядом, когда отдаляется, оставляя меж них ниточку слюны. Чимин облизывается, тяжело дышит и брови сводит, когда Юнги вновь руки ему на бёдра кладёт и ставит на колени. — Юнги, — из последних сил выдавливает, переворачиваясь на живот. — Что такое, детка? — Я… — прикрывает глаза, будучи благодарным темноте, что красноту щёк не выдаёт. — Во мне пробка. Прямо сейчас. И я… — Вот же чёрт, детка, — довольно улыбается, оглаживая круглые ягодицы. — Ты меня с ума сводишь. Он стягивает с парня последний кусок ткани, восхищённо смотрит на кристаллик меж упругих половинок, сильнее сжимает мягкую кожу, зная, что следы могут остаться. Плевать, уже так плевать на всё это. Юнги пальцем давит на пробку, завороженно вслушивается в стон Чимина, просит его прогнуться в спине сильнее и оттягивает пробку вниз, а после вынимает почти полностью, чтобы снова вогнать внутрь. Его ведёт сильно, Чимина — ещё сильнее. Он всхлипывает, сжимает в ладони простынь, просит перестать его мучать, а Юнги лишь разогревается, пускай узел возбуждения внутри готов взорваться. Чимин просил его сделать так, чтобы этот раз отличался от предыдущих, поэтому он утопит его в ласке, заставит запомнить эту ночь и вспоминать с вяжущим чувством в животе. Он пробку наконец вынимает, пальцами проводит по влажной дырочке и осторожно вводит первый, вслушиваясь в судорожное дыхание парня. Чимин спину гнёт сильнее, лицо в подушках прячет и сдерживаться не может, а Юнги всё мучает, на чувствительные точки давит, исследует, голодным котом облизывается, но не вкушает сладости. Вторым и третьим пальцами проникает, почти доводит до скулежа младшего, наслаждается разбитыми всхлипами. Терпит собственное возбуждение, ждёт, пока Чимину не будет слишком хорошо, и лишь когда он начинает невнятно шептать имя мужчины, то вынимает пальцы под недовольный скулёж и мягкие ягодицы сжимает, нарочно оставляя после себя алые следы пальцев. Кожа у Чимина нежная, бархатная, и пахнет так сладко карамелью, пускай после душа на теле младшего остался морозный аромат геля для душа Юнги, но всё равно чувствуется эта сладость, когда язык Мина касается мягких бёдер и живота, едва ли сдерживаясь, чтобы не сожрать Чимина полностью. Он рукой обхватывает его возбуждённый член, кулаком водит, заставляя Чимина почти визжать от переполняющих чувств. Делает всё, чтобы ему было хорошо, ласкает, заставляет просить и нуждаться, мять в крошечных ладонях простыни и звонко стонать, каждый стон впитывая и отпечатывая в памяти, чтобы самому запомнить. Чимину хорошо, очень хорошо. — Пожалуйста… — просит он, тычась носом в подушки. — Пожалуйста, хён… — Так сильно хочешь? — умиляется Юнги, облизывая губы. — Такая нуждающаяся детка. Чимин снова скулит, а Юнги, оставив мокрый поцелуй на округлой ягодице, наконец брюки свои расстёгивает, давая младшему небольшую передышку. Успевает снять остатки ненужной одежды, из прикроватного шкафчика смазку достаёт с упаковкой защиты, раскатывая по собственному члену резину и смазывая ствол смазкой, остатки на мягкой коже оставляя. У младшего есть привычка, ему нужно держаться за руки. И потому, Юнги нежно скрещивает свои пальцы с пальцами Чимина, прежде, чем толкнуться бёдрами. Чимин выдыхает, ладонь сжимает и губу прикусывает, кровь на языке чувствует, выгибаясь. Дыхание задерживает, голову теряет от переполняющего его наслаждения, задыхается. Юнги тоже мыслить здраво не может: Чимин такой отзывчивый и нуждающийся, двигает своими охрененными бёдрами, ладошку жмёт, глаза жмурит и так сладко стонет, скулит. Чимин ненавидит быть слабым. Он ненавидит казаться слабым, ненавидит, когда кто-то имеет над ним власть, но сейчас и абсолютно каждый раз в этих сильных руках Чимин не хочет ничего, кроме того, чтобы быть ведомым. Ему хочется быть слабым, хочется ластиться, казаться беззащитным, каким он на самом деле и является. И Юнги ему это позволяет. Секс с Юнги всегда невероятный. Он грубый, резкий, но при этом мужчина умеет дарить одновременно с этим такую крышесносную ласку, заботу, так умело выбивать жёсткими толчками все мысли из головы, что Чимину хватает сил лишь на то, чтобы судорожно глотать воздух и задыхаться, теряясь в ощущениях. Юнги выходит полностью и резко загоняет член обратно, бьёт прямо по простате, а Чимин так разбито скулит, едва ли не падает на простынь, полностью полагаясь на хватку ладони Юнги, которая держит его бёдра. Мужчина ладонь из-под чиминовых пальцев выпутывает, на жаждущий и истекающий смазкой член младшего перемещает, крепко сжимая головку. Большим пальцем массирует, стоны выбивает, наслаждаясь сладким голосом. — Я-я… Я сейчас… — хрипит Чимин, жмурясь. — Давай, детка, — Юнги кулаком водит по стволу, темпа не сбавляя. Оставляет влажный поцелуй на бледном плече, а после кусает, чувствуя, что Чимин достигает своего пика. Тот от яркой смеси наслаждения и боли выдыхает, не замечает, как дорожки слёз по щекам слетают от перенасыщения. Мин не останавливается, наоборот ускоряется, толчки делая жёстче и глубже, из-за чего разбитый Чимин вовсе теряет связь с реальностью. Сжимает бёдра особенно сильно, финальные толчки совершает и кончает, рыча совсем по-животному. Сам дыхание восстановить пытается, да чёрта с два там получается. Чимин на кровать падает, не способный держаться на локтях и коленях, с закрытыми глазами глубоко дышит, ныряя под руку ложащегося рядом Юнги. Тот обнимает парня, целует его в мокрый лоб и нежно стирает кристальные следы слёз пальцами, губы искусанные в кровь тоже пробуя. Совсем медленно целует, даже остатки слёз чувствует на пухлых губах, наслаждается вкусом и это наслаждение по языкам раскатывает, не желая отпускать Чимина от себя. Тот всё же отрывается, облизывает мокрые губы и смотрит из-под полуопущенных мокрых ресниц, ложась на грудь Юнги и прикрывая глаза, пытаясь отдышаться. — Пусти меня, — просит он ласково, поглаживая взмокшие волосы Чимина. — Я покурю и вернусь. — Нет, пожалуйста, — хнычет Чимин, хмуря брови. — Не уходи. — Тогда я буду курить прямо тут, — предупреждает с усмешкой. — Хорошо, — не успокаивается младший. — Только не уходи. «Только не сейчас» Юнги хрупкое плечо целует, а после из шкафчика достаёт пачку и вытаскивает оттуда сигарету с зажигалкой. Чиркает огнём, зажигает сигарету и выдыхает дым наверх, стараясь не попадать на Чимина. Тот котёнком к нему льнёт, пальчиками по подтянутой груди гуляет, не хочет расставаться. Так и лежат, пока Юнги не докуривает и не тушит сигарету. В комнате жарко, и по-хорошему им бы принять душ, поэтому Юнги всё же выпутывается из некрепких объятий, направляясь в ванную. Смотрит на укрытого покрывалом Чимина, что в ночном свете выглядит невероятно красиво, улыбается грустной улыбкой и скрывается за дверью. На лицо водой брызгает, приводя себя в порядок, волосы так же мочит и приглаживает назад. Решает воду набрать в ванную, чтобы пригласить в неё Чимина, но удивлённо хмурится, открывая дверь в спальню и видя в ней одевающегося в прежнюю одежду парня. Тот, заметив в проёме хмурого мужчину, испуганно встаёт и не двигается, опуская стыдливо взгляд вниз. — Снова сбегаешь? — интересуется холодно Юнги, руки скрещивая на груди. — Мне нужно домой… — звучит жалко, и сам Чимин прекрасно это понимает. Он постоянно сбегает. Потому что не хочет быть выставленным за дверь, не хочет чувствовать себя ненужным и грязным, потому сбегает раньше, чем это может произойти. Но Юнги этого не понимает: смотрит на Чимина, который кажется в разы меньше, чем он на самом деле, кусает обратную сторону щеки и произносит: — Ты каждый раз так спешишь уйти, — усмехается. — Но ведь я ни разу тебя не прогонял. — Но и не приглашал остаться, — грустно улыбается Чимин, всё так же смотря на собственные голые ноги. Юнги молчит. Долго молчит, нервно и напряжённо, а потом озвучивает разбивающее: — Оставайся. — Что? — Оставайся, — повторяет. — На ночь, на утро, навсегда. Чимин открывает рот, чтобы что-то сказать, но слова так и остаются невысказанными. А Юнги продолжает: — Оставайся. — и такое тихое, следующее за ним: — Пожалуйста.