Тьма

Ему нравится быть одержимым. Он может не притворяться. Не обязан бороться с тьмой внутри. Не должен защищать Одри. Она давным-давно выбрала Нейтана. Едва ли ему что-то светило с ней. Слишком лицемерна и труслива. Слишком стыдилась истинных чувств. Слишком зависима от чужих ожиданий. Мара была куда честнее. Мара была. Забавно, что собственная мать выбрала не ее. Многое говорит о матери. Дюк ухмыляется. И почему он думал, что непременно должен сделать выбор. Свободу переоценивают. Черный цвет куда привлекательнее, чем кажется. Куда ярче, чем любые краски. Куда многограннее, если присмотреться. Тьма не предполагает мораль. Извиняться за низменные потребности ни к чему. Никто больше не ждет, что он станет лучше. Он может делать, что вздумается, и не думать о последствиях. Разлетающиеся на куски копы не значат ничего. В душе ни капли сожаления. Дюк даже не уверен, что ему будет стыдно. Ему нравится быть беспринципным. Он чувствует, как страх пропитывает воздух. Ощущает, как бегут мурашки по спине Одри. Глубоко вдыхает запах ее отчаяния. Нет аромата упоительнее. Так сильно он ее, пожалуй, еще не желал. И — о, чудо! — теперь ему никто не помешает. Он ее и спрашивать не собирается. Глубоко внутри она хочет его не меньше. Одри вбили, как правильно и должно себя вести. Одри – лишь блеклая копия. Он научит ее быть оригиналом. Мара не боялась брать, чего – или кого! – жаждала. Внутри Одри еще есть часть Мары. Ее нужно только вытащить наружу — даже если клешнями. Чем не идеальная пара: создатель странностей и их собиратель? Дюк не стремится к красивой картинке. Дюк хочет веселиться. Он слишком долго пытался казаться хорошим. Нейтан может оставить себе положительную роль. Дюку она больше не нужна. Он смотрит на Одри в отключке и упивается властью. И как раньше не додумался оглушить ее и утащить на лодку? Сэкономил бы нервы и время. Возможно, и Кроатон бы не явился. Не в его время. Не в его город. Не к его женщине. Но не ему жаловаться на Кроатона! Кроатон дал ему силу не стесняться своей сущности. Он Крокер. Крокер, который наконец принял себя. Крокер, который не боится быть злодеем. Добро не побеждает. Не в реальности. Он найдет аргументы, чтобы убедить в этом Одри. Вытащит внутреннюю Мару, если понадобится. Дюк сильнее Уильяма. Он понимает, что кроме любви есть куда более сильные мотиваторы. Власть, например. Тьма, которой покоряется любой свет. Странности, которые пугают и сводят с ума. Ему не страшно признать — одержимость тьмой развращает. Позволяет раскрыть скрытые желания. Жажду, которой не стоит стесняться. Только потакать и купаться во вседозволенности. Туман отгораживает Хэйвен от остального мира. Туман не оставляет выбора. Дюк понимает, что свобода — самая жестокая иллюзия. Принимает как данность сложившееся положение дел. Рассматривает действительность с нужного ракурса. Единственно верные обстоятельства прочищают разум. Туман открывает глаза. Истина прямо перед ним. Тьма повсюду. Она всеобъемлющая и непроглядная. Дюк больше не будет играть в прятки. Ни с собой, ни с Одри, ни с кем бы то ни было. Кроатон дает ему инструмент влияния. Он больше не будет сомневаться в себе. Не будет пытаться быть кем-то другим. Не будет изображать хорошего парня. Он Крокер. Темный Крокер. Крокер, который больше не будет отдавать — только брать. Если понадобится — силой. Спасти Хэйвен — его судьба. Вот только никто не говорил, что спасение — изгнание странностей. Тьма сотрет их с радаров прочего мира. Тьма очистит от сомнений и добродетели. Тьма убьет слабость. Хэйвен возродится и начнет свой путь сначала. С Кроатоном пробудился истинный Крокер. Дюк соберет все странности. Сожрет их вместе с носителями. Тьма всегда побеждает. Механизм запущен. Счет пошел на часы. Амбар не поможет. Никто не справится с Кроатаном, потому что у него есть Крокер. Дюк Крокер, который осознал, в чем его предназначение. Дюк Крокер с глазами, полными тьмы. Дюк Крокер упивается отчаянием во взгляде той, что когда-то любил. В другой жизни. В другом Хэйвене. Дюк Крокер – абсолютно другой человек. Пора посмотреть правде в душу и выблевать ее. Он вернулся, чтобы убивать, потому что сам давно умер. У него никогда не было выбора. Только красивые слова и самообман. Тьма победила задолго до его рождения. Задолго до рождения Мары. Задолго до обнаружения эфира. Зло победило на заре эпох, поэтому ему нравится быть одержимым. Можно не сдерживать самые грязные и постыдные порывы. Единственное ограничение — собственная фантазия. А воображение у Дюка слишком богатое, чтобы останавливаться на достигнутом. Кто знает, возможно, у него впереди века? Кроатон и не на такое способен. — Все-таки жаль, что Шарлотта выбрала тебя, — бросает он, когда Одри приходит в себя. — С Марой было бы куда веселее. В глазах Одри недоумение, и он смеется. Дюк, на самом деле, так думает. Едва ли не со дня их объединения. Раньше он боялся признаться в этом даже себе. Сейчас готов кричать во весь голос. — Это не ты, Дюк, — почти шепчет Одри. — Это настоящий я, — ухмыляется он. — Тот я, которого ты отрицала и не хотела видеть. Она качает головой. — Он заставляет тебя так думать. — Так проще, да? — Я... — Или боишься, что такой я привлекательнее прежнего? На дне ее глаз вспыхивает темный — пока еле заметный — огонек. Дюк ехидно выгибает бровь. Возможно, тьма заразительна. Возможно, Мара не так уж глубоко в ее подсознании. Возможно, Одри боится узнать себя настоящую. Похоже, Нейтану все-таки придется подвинуться. Так даже интереснее. Тьма игриво подмигивает Одри Паркер. У нее нет выбора. Дюк быстро лишит ее иллюзии контроля, но пока ей необязательно об этом знать. У неведения короткий срок давности. Он позволит ей думать, будто у нее есть шанс. Тем любопытнее будет наблюдать, как ломается ее воля. Тьма всегда побеждает. Истинный Крокер не знает пощады. Одри обязательно понравится. А когда она начнет молить о пощаде, он возьмет ее. Без сомнений и сожалений. Он хочет ее, а значит она его по праву. Реальность не такая простая, как кажется. Намного проще. Ни к чему заглядывать дальше момента. Стоит лишь отпустить инстинкты. Позволить тьме заползти внутрь, удобно устроиться и наслаждаться. Шоу должно продолжаться и лучше, если он окажется в эпицентре. Валяться в канаве с перерезанной глоткой обиднее. Всеобщее благо не случится, а подыхать раньше положенного нелепо. Никому не нужны великие жертвы. Дюк выбирает жить и плевать, что думают остальные. Чертов Хэйвен забрал слишком многое, а тьма дает возможность не вспоминать. Возможно, отсутствие выбора и есть настоящая свобода. — Боюсь, ты заблудился. — Ну, так выведи меня, Одри Паркер, — хмыкает он, дергает ее на себя. — Вот только не обещаю, что не утонешь вместе со мной. Она пытается возразить, но он затыкает ей рот ладонью и вжимает в стену. — Тебе это нравится, — довольно тянет он. — Себе можешь врать, мне — не получится. Он видит, как тьма поднимается в ней, и закусывает губу. Дюк и не подозревал, насколько приятно заражать других. Он точно не выплывет. А зачем, если его все устраивает? Гори в аду, Хэйвен! Гори в аду и корчись в агонии! Иди на самое дно. Дюку нравится наблюдать.