Магия

      Скрипучая чахлая доска порога заметно прогнулась под весом мужчины, когда тот неуверенно стукнул кулаком в такую же шаткую посеревшую от старости и местами прогнившую дверь. В какой-то момент ему стало смешно от того, что он пришел, тая последнюю надежду, именно в этот дом… Что хочет он получить за этой дверью, скрывающую за собой нищету, одиночество, траурную тишину и совсем молоденькую девушку с волосами любимого цвета Дьявола?       Глупостью показалась затея, но в этот момент дверь с пронзительным скрипом распахнулась, едва не сорвавшись с петель от порыва ветра, ворвавшегося в хлипкое жилище. Запахи сырости и гнили резко ударили в нос мужчине, а глазам пришлось приноровиться к полумраку, таившемуся за порогом. Единственный отблеск огарка свечи рассеивал темноту комнаты, больше походившую на землянку, пронизанную щелями по всему периметру, отчего сквозняк гулял здесь постоянно. Казалось, в этой покосившейся избушке никого не было, но чье-то едва слышное копошение привлекло внимание гостя. В дальнем углу показался силуэт маленькой фигурки, стремительно покрывающей голову платком, чтобы скрыть от посторонних глаз свой явный знак отличия от простых смертных. — Что вам угодно, милорд? — девушка шагнула к нему ближе, несомненно узнавая в пришедшем одного из местных и довольно известного жителя своей деревни.       Вильгельм, набравшись смелости, расправил плечи шире, выставив вперед крепкую грудь, чувствуя свое превосходство перед этой сироткой, загнанной местными в дыру, считающуюся домом ее некогда усопших родителей. Только из-за доброго имени ее бедного отца эту грешницу не забили палками еще так год-другой назад. Хотя, некоторые из селян таили благодарность к нищенке, когда она, используя свои дьявольские способности и смеси из различных собранных ею ядов, врачевала в родном селении, поднимая на ноги тех, на кого смерть уже в упор смотрела. А теперь даже и его привела сюда острая нужда… — Должно быть, страшно жить одной в подобном месте? — он не спешил просить ее о помощи, быть может, желая обратить все так, что просьба прозвучит спасеньем для этой загнанной души. — Я не одна, милорд, со мной мои родные… — холодок пробежал вдоль позвоночника Вильгельма от слов этой малолетней бестии. — Хоть и мертвы они, но следы их душ постоянно со мной. Верю, что благодаря их незримой помощи я продолжаю жить.       Мужчина нервно сглотнул, стараясь не придавать значения сумасшедшим бредням этой затворницы. Помнится, что когда скончалась мать несчастной отступницы Бога, никто не пришел помочь ведьме захоронить тело усопшей, боясь без лишней надобности переступить порог этого проклятого дома. Говорили, что тогда еще четырнадцатилетняя голодранка, будучи не в силах справиться с захоронением матери, оставила покойницу в доме… Только спустя несколько недель, когда тело перестало быть непосильной ношей, ведьма уволокла его к лесу, соорудив неглубокую могилу. Быть может, слухи, но все свято им верили, обходя этот дом стороной еще более старательно. — Хельга, милое дитя, — помялся Вильгельм, блуждая взглядом по тонкому стану девушки, изучая старое донельзя, но на удивление чистое платье. — Несомненно, тебе знакомо имя Хорвуд, что носит моя семья. Естественно, ты должна была слышать об Алане Хорвуд, являющейся мне сестрой. — Мне хорошо известно ваше громкое имя, что на слуху у каждого в деревне… А сестра ваша прославилась волевой женщиной, держащей большое хозяйство, имеющей у себя в батраках почти все работоспособное население этой долины… — Хельга тяжело вздохнула, опустив взгляд в пол, будто ей пришлось сказать что-то неприятное. — И в чем же смысл вашего прихода сюда?       На миг ей показалось, что он начнет опять рассказывать ей о том, что говорил уже однажды. Тогда, встретив ее на охоте, когда девушка собирала целебные травы в глубине леса, Вильгельм нагло и надменно прошелся по ней взглядом, с усмешкой предложив заботу. Потеряв последнюю долю совести, мужчина схватил ее за руки, расписывая в лицо богатство своего рода, говоря, что она сродни грязи с его ботинок, если смеет отказать ему. Открыто предложив свое покровительство наглец не ожидал отказа… — Прошу оставить этот дом, — Хельга дерзко встретилась с ним взглядом, повысив голос и сложив руки на груди. — Вы не в то место пришли с подобным разговором! — О нет, ты все поняла превратно! — поспешил поправить свое положение Вильгельм. — Дело в том, что Алана заболела… Ее знобит неделю, кидая то в жар, то в холод, а вчера она бредила, бедняга. Еще служанка заметила сыпь, когда готовила сестру ко сну. Мне нужна твоя помощь, Хельга. Надеяться на Бога — устали мы. Собирайся же быстрее! Бери все, что может пригодиться, ведь ты должна… — Я должна лишь Богу, — прерывает красноречивые приказы Хельга, не двинувшись с места, ни разу не моргнув. — В чем смысл жизни той несчастной? Жиреть и мучить всех подряд? Обогащаться за чужой счет, эксплуатируя людей за корку хлеба? Я думаю, сестра ваша лишь обрела наказание за жизнь свою… И только всевышнему виднее, дарить ей шанс еще, или прибрать к себе на благо людям. — Что несешь ты, ведьма дрянная?! — вскричал Вильгельм, борясь в себе с желанием избить наглую девку, что перед ним восстала, поднявшись с грязи, в которую втоптал ее тот же народ, который так самозабвенно она сейчас защищала. — Ты, видно, совсем рехнулась тут от скуки! Забыла, что в себе несет имя Хорвуд, заручившись помощью черта?! — Увы, для меня ваше имя — пустой звук. Молитесь за сестру свою, просите помощи у Бога, я вам помочь не в силах, так как не лежит душа спасать того, кто хуже черта. Обмойте тело захворавшей, меняйте каждый день подстилки, большего я не скажу вам. — Ах, ты дьявольское отродье! — Вильгельм сжал руки в кулаки, едва держась, чтоб не лишить девчонку жизни, избавив жителей от ведьмы. — А ведь ты ведьма в самом деле! Ты можешь все: лечить, наказывать, сводить! Ты и меня тогда пленила, что до сих пор являешься во снах кошмарных мне! Но я исправлю это… Приняв отказ твой — я принимаю бой, и ты падешь в нем — знаю точно! Все знают, как творишь ты зло, прикрывая грехи свои, спасая местных нищих, себе подобных и убогих! Никто не скажет слов в защиту тому, что делаешь ты здесь, спрятавшись от глаз людских! — Пусть будет так, ведь людям проще верить в зло…       Сжав зубы так, что скулы заходили ходуном, резко развернувшись Вильгельм покинул лачугу ведьмы, оставив за собой покосившуюся от сильного удара дверь.       Прошли лишь сутки, а над деревней грянул гул слухов о беспощадной ведьме, что мучает младенцев крестьянок заплутавших, ест сердца и печень всех, кого находит поздней ночью, когда выходит на охоту, лишь гаснет свет в домах. Охотники лишь видят ее ярость, когда сверкает блеск в глазах исчадия Ада, называвшей себя врачевателем днем, а ночью набираясь сил, решая чьи-то судьбы...       И разбежались разговоры: она летала на метле, свиную кровь пила в загоне, кресты на ставнях рисовала всех тех домов, что были поблизости от ее избушки… Не верили лишь те, кому однажды ведьма помогла, но и они молчали, боясь навлечь ярость взбунтовавших селян на свои семьи. Смысл заступаться за безродную девчонку? Тем более, правы те, кто утверждал, что дружит с Дьяволом плутовка, заручаясь силой той, что неподвластна остальным.       Тем солнечным погожим днем в лачугу Хельги ворвались пятеро мужчин. Среди них был Вильгельм, едва оправившийся после похорон любимой сестры, в чем обвинял лишь девушку, замершую в глубине комнаты. — Что ж ты даже не сбежала? Не спряталась в лесах, ведь знала же, в чем обвинена была, еще едва родившись?! — довольный голос его дрожит от власти, которой был наделен. — Мне незачем бежать — я ни в чем не виновата, — смело заявляет девушка, сверля наглыми глазами фигуру статную мужчины, который приходил на днях. — А если лукавить дальше вы решили — воля ваша, я приму, как дар любую судьбу свою, если моя жизнь мешает вам дышать.       Вильгельм замер, изучая взглядом милое наивное лицо, обрамленное непослушными локонами рыжих волос, которые, по-видимому, девчонка не успела спрятать. И что-то екнуло в груди, а смерть сестры на миг забылась… Он многое бы отдал, чтобы увидеть этот огненный фонтан нежного шелка на своей подушке… — Оставьте нас, — распорядился мужчина, приказывая остальным выйти из лачуги, затем снова внимательно посмотрел на девушку перед собой. — Должно быть, я сошел с ума, решив позволить ведьме жить… Что ж, думаю, ты отблагодаришь меня за благородство, позволив забрать тебя отсюда в свой чистый дом. Наверное, ты будешь там служанкой, потом посмотрим, насколько ты захочешь жить, как все… Одно твое слово и я заберу тебя отсюда, спасая от той бездны, в которую уже летишь.       Несколько раз взмахнув длинными ресницами, Хельга моргнула, задержав взгляд на Вильгельме, а затем громко рассмеялась, искренне удивляясь, как один и тот же человек может быть красив внешне, но гнилой, словно дохлый червь, внутри. — Не ты ли меня туда и скинул? Довольно! Жалкий подлый лгун, — смеясь, парировала Хельга, не веселясь так за всю свою небольшую жизнь ни разу. — Ты сделал все, что мог! Иди же! Поплачь еще над могилой паучихи, что освободила наш народ! — Что ж… Тогда гореть тебе в Аду! — зло сверкнув глазами, Вильгельм опять позвал мужчин, схвативших Хельгу с двух сторон за руки, будто боясь, что она сейчас взмахнет ладонями, обращая их всех в лягушек. — Перед нами ведьма в третьем поколении! — огласил Вильгельм своим сподручным. — В самом первозданном ее виде! Используя магию, она околдовала меня, лишив покоя, вторгаясь в разум, убив сестру на расстоянии… И если кто-нибудь из вас еще сомневается, то прошу оглядеться в этом приюте нечисти — вы обязательно найдете доказательства моей правоты…       Уверенными шагами Хельга шла вдоль толпы людей, образующих узкий коридор, ведущий к наскоро сколоченному эшафоту. Кто-то провожал ее осуждающим взглядом, кто-то тыкал пальцами в ее сторону, крича в спину обидные ругательства... И лишь ничтожная горстка пугливых селян смотрела ей в след с жалостью, храня в душе вину за то, что происходит на их глазах. Страх неминуемо сковал всех, кто присутствовал на публичной казни. Кто-то боялся, что ведьма сотворит что-нибудь до своей смерти: обрушит огонь на их деревню, проклянет каждого из толпы. Кто-то предугадывал, что кара ляжет на его семью, потому что он не защитил невиновного, не встал на сторону той девушки с ярко-рыжими развивающимися от рваных порывов ветра волосами. Не ощущала страха лишь сама Хельга. Она знала, что должно было произойти с ней, и не боялась этого. В конце концов, это должно было случиться когда-то… Потому что люди не верят ей. Они боятся принимать то, чему не могут найти объяснения. Им всем лучше отказаться от чего-то важного, чем пересмотреть свои убеждения. Ведь так проще…       Он наблюдал за ней. Следил за последними минутами ее жизни. Она чувствовала это, знала наверняка. Девушка остановилась на мгновенье, осмотревшись по сторонам, ища обладателя столь внимательного проникновенного взгляда. Обведя взглядом толпу, она посмотрела на застланное низкими облаками небо, глубоко вздохнув. Кажется, ее душа уже была там, маня в свои холодные, но такие родные объятия. Легкий толчок в плечо того, кто был приставлен к ней, заставил Хельгу пойти дальше. Доски заскрипели под ногами, когда девушка взошла на эшафот. Ее руки отвели назад, крепко до боли в запястьях привязывая к деревянному столбу. И вот она беспомощная перед всеми ними. Теми, кто желал расправы над нареченной ведьмой уже очень давно. Теми, кто молился за ее душу сейчас, задыхаясь от слез и отчаяния. И тем, кто еще не понял, что совершает самую большую ошибку в жизни, уничтожая последнюю надежду на спасение своей грешной души.       Огоньки пламени поднялись от самой земли, вздымаясь по брусьям, жадно пожирая хворост у ног, подбираясь к желанному телу, замершей у столба, вглядывающейся высоко в небо над собой.       Он был здесь. Она чувствовала его. Он смотрел на нее. Видел, как огонь подхватывает ее легкое платье, затем закрывает собой весь стан девушки, не вырвав не единого стона из груди рыжеволосой ведьмы. Огонь поглотил свою жертву, лаская языками пламени, плотоядно потрескивая и вздымаясь ввысь, в небо...       Позже оспа охватила большую часть деревни, скосив самых крепких жителей, передав жалкие души грешников в объятия смерти. Вильгельм тоже был заражен, и в бессвязном бреду все звал ту, что отправил на костер. Слишком часто ему снились сны, в которых он собственноручно стягивает ее запястья у столба на эшафоте.       В том районе, находящемся довольно далеко от города, не было врачевателей, целителей, а редкие женщины отличались лишь тем умением, что могли помочь принять ребенка. Для победы над оспой этих знаний было недостаточно, поэтому за год те земли понесли сильные потери среди населения от молниеносно распространившейся болезни. Вильгельм же выжил, будучи навсегда обезображенным последствиями страшного недуга, напоминавшими собой глубокие уродливые следы ожогов… И не было в том какой-то магии — за всем стояли человеческая глупость, непредусмотрительность и самый подлый страх.