praise

цепкий прищуренный взгляд, изящные пальцы, безукоризненный макияж, узкая талия (на ней нет корсета, блэйд проверял; кафка тогда рассмеялась, выгибаясь в его руках и мельком оглаживая ладонью линию челюсти, – вроде раздевал ее блэйд, а ощущение, будто выебали его) – вот, что такое кафка. на первый взгляд хрупкая, миниатюрная, куда ей две тяжеленные пушки, господи упаси, только блэйд своими глазами видел, как она со словами «леди не следует пачкать руки, пусть это станет нашим секретом, блэйди» свернула огромному рыцарю шею так, словно это было не сложнее, чем расколоть орех, и блэйд не уверен, что смог бы также. кафка мурлычет, касаясь его подбородка окровавленными перчатками, чужая влажная кровь подсыхает следом на коже, и блэйду ни капли не мерзко, потому что это она. одно ее слово, и он опустится на колени, уперевшись в землю руками, и слижет эту кровь дочиста. он никогда не говорит это вслух. ветер доносит до него запах вишневой помады, несмотря на разницу в десяток шагов, – они купили ее на какой-то богом забытой планете, ну, как купили, кафка просто вышла с ней из торгового центра, крася губы перед карманным зеркальцем, – и блэйду нестерпимо хочется попробовать губы кафки на вкус (неважно, что он знает, какие они хоть с помадой, хоть без), но сейчас у них куча дел: миссия, легендарный звездный экспресс, побег. привычная рутина. привычно после этого ввалиться торопливо домой, начиная еще в лифте прижимать кафку к стене, беспорядочно шарить руками на талии и утыкаться носом под скулой, – кафка горячо выдыхает прямо над ухом: – не торопись, блэйди, ты ведь хороший мальчик, – у блэйда мурашки между лопаток от этой фразы, он сжимает пальцами ткань ее рубашки и кивает. кафка поощрительно гладит его затылок. он не помнит ничего из того, что было до того, как кафка нашла его, но помнит приподнятые брови и холодные прикосновения, небрежно брошенное «любопытно, теперь ты мой», и первым инстинктом было сбежать, самосохранение внутри него бесновалось, что эта женщина превратит его и так хуевую жизнь в еще больший ад. он не помнит, в какой момент адом стало казаться отсутствие кафки. кафка запрокидывает голову, облизывается (блэйд все больше уверен, что это она его однажды сожрет) и наконец позволяет ему расстегнуть на ней рубашку, смять ладонями грудь, стаскивая белье – блэйд влажно лижет ее соски (волк бы точно не удержалась от шутки об эдиповом комплексе). в голове белый шум, абсолютные звуковые помехи и грохот собственного сердца, с каждым разом стояк у него все более каменный, но кафка только касается его плеч, впивается ногтями, толкая вниз. блэйд опускается на колени. блэйд сглатывает – на ее белоснежной коже расцветают лиловые синяки засосов, блэйду хочется впиться зубами, оставляя кровоподтеки и гематомы, чтобы следы сходили как можно дольше, чтобы кафка смотрелась в зеркало, чтобы кафка трогала их задумчиво и не думала ни о чем – ни о ком – другом. чтобы кафка надавливала на них, возвращая воспоминания боли, когда будет входить в себя пальцами. блэйд почти скулит от мысли об этом и жмется губами к коже над лобком кафки. кафка смотрит на него пристально сверху вниз. она обожает его затянутый пеленой возбуждения взгляд, его подрагивающие пальцы на своем теле, его бесконечное благоговение перед ней. кафка откровенно тащится от этого, ее белье насквозь мокрое, и она без церемоний закидывает ногу ему на плечо. от контраста постоянно прохладной кожи и горячего паха блэйда совсем ведет, от ощущения застегнутых брюк уже больно, и член пульсирует от трения ткани, но он знает – кафка не разрешит ему трогать себя, пока он не вылижет ее полностью; он встречается с ней глазами, опускается еще ниже, проходясь широким влажным движением по губам и проникая языком во влагалище. смазка хлюпает неприлично громко, течет перемешанная с его слюной по подбородку и капает на пол; кафка стонет в голос. – блэйд, блядь, блэйди, – она царапает его шею и цепляется за длинные пряди, тянет сильно на себя. блэйд не верующий, но одному господу богу известно, каких усилий ему стоит не кончить прямо сейчас от того, как кафка зовет его по имени. челюсть начинает сводить и дышать тяжело, но хватает пары минут, чтобы кафка, кончая, дернулась, прогибаясь в пояснице и чудом удерживая равновесие, сжала его голову между бедер с протяжным глухим стоном. его пульс, кажется, зашкаливает за все обозримые и не очень пределы, когда кафка хрипло выдыхает, убирая с его плеча ногу, присаживается на корточки, оказываясь на одном с ним уровне. зрелище потрясающее: растрепанные волосы, пьяный расфокусированный взгляд, опухшие саднящие губы и вся его нижняя часть лица перепачкана липкой смазкой. кафка улыбается. – послушные песики заслуживают награды, – она медленно целует блэйда, приоткрывая языком его рот и ощутимо кусая покрасневшие губы. ее ладонь опускается на его ноющий член, освобождая от брюк, оглаживает по всей длине, и блэйд больше не сдерживается, хватается за ее предплечья и сдавленно скулит в поцелуй. кафка не дает даже передохнуть и глотнуть воздуха, дрочит ему плотно сомкнутым кольцом тонких пальцев, и выдержка блэйда рушится, как карточный домик. он вздрагивает и замирает, едва не закатив глаза, пачкает ее пальцы спермой, и только тогда кафка разрывает их поцелуй, отпускает уже абсолютно никакого блэйда. с трудом он все-таки фокусируется на ней, когда она поднимает ладонь к своему лицу и слизывает белесые капли. – умница, блэйди. у блэйда же не может встать снова так быстро, правда?