ID работы: 13489881

Проебали

Фемслэш
R
Завершён
54
Размер:
12 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
54 Нравится 5 Отзывы 10 В сборник Скачать

.

Настройки текста
Примечания:
      А жизнь подбиралась к своему окончанию. Столько лет прошло, прежде чем появилась первая седина на висках, прежде чем дети сделали первые шаги, научились читать, завели собственных детей, отдали их в школу, стали полноценными взрослыми. Жизнь утекала. Чья-то подходила к концу, чья-то только начиналась. И не было никакой кнопки, чтобы поставить её на паузу, набрать чуть больше воздуха в легкие, чем положено, задержавшись у особо живописного места, и никуда не спешить.       Лиза и не спешила.       Никуда не торопилась, сидя сейчас на лавочке во дворе дома, где выросла. Сейчас уже не было смысла.       Она чувствовала это дыхание смерти где-то поблизости, чувствовала её легкое прикосновение к своему плечу, словно то говорило, мол, давай уже заканчивай потихоньку все свои дела и следуй за мной. И, как бы ни было страшно умирать лет десять, пятнадцать, двадцать назад, сейчас Лиза словно… смирилась. Это казалось лишь логическим завершением какой-то нудной, долгой, но в то же время захватывающей и пролетевшей в мгновение ока пьесы.       Старушка, сидящая на лавочке рядом с ней, повернула голову медлительным движением, словно боялась, что если чуть ускорится, не дай бог свернет её. Старость чувствовалась в движениях обеих. Пока дети на площадке крикливо визжали, играя в догонялки, залезая на горки со скоростью света, эти двое лишь смотрели на них, моргая через раз и скрывая свою усталость от вечной боли в костях и мышцах. Лиза замечала за собой, что иногда у неё не было никакого желания вставать с кровати или попросту просыпаться, было ли подобное у соседки?       Лиза не знала, зачем та здесь сидит. Пока Лизины внуки, — те, что помладше ребятишек, которые уже пошли в школу, — резвились на площадке, Кристинины внуки… они… их попросту не было. Как и детей. Или мужа. Иногда Лиза задумывалась, почему та всю жизнь предпочла провести в одиночестве: ни стакан воды никто не принесет в старости, ни в квартире топот маленьких ножек не будет слышен. Всё, что у той было, — кипа бумаг в почтовом ящике, пустой холодильник и кошка, часто выбегавшая в подъезд, которую Кристина вечно теряла, потом зовя ту сипяще-хрипящим «кис-кис».       Но что было ещё интереснее: в молодости Кристина была красивой, харизматичной, рисковой. Лиза помнила её светлые длинные волосы, порой собранные в хвост, а сейчас же убранные под белую косынку, словно та пыталась спрятать седину, указывающую на преклонный возраст. Помнила спортивное подкачанное тело, сбитые костяшки и разбитый нос, помнила крики её родителей, когда та возвращалась в таком виде домой, помнила, как дрожали стены, когда та приносила двойку, помнила, как горько та плакала, когда разбила коленку, упав с велосипеда. Помнила её брата, с которым та позже, после смерти родителей, курила в подъезде на пару, пока Лиза возвращалась домой с пакетами в руках и с ребенком, которого та час назад забрала из садика после работы.       И не было у Кристины никакой поддержки, кроме брата, больше. Ни одной живой души.       Соседская девчонка, живущая этажом ниже, иногда забегала к ней чтобы полить цветы, парень с последнего этажа иногда помогал ей донести пакеты от магазина, если они вдруг сталкивались на кассе. Но всё это были не её дети — чужие. Иногда Лиза, глядя на это скребущее душу одиночество, отправляла к ней и своих детей, словно делясь. Вот, прикрутите ей полку, наконец, я, мол, видела, как она у неё опасно висит, того глядишь и свалится бедной бабушке на голову. Но Кристина отчего-то от помощи именно Лизиных детей отказывалась, строила из себя независимую, корчила оскорбленную мину и скрывалась за своей облезшей дверью.       Жители этого дома сменились уже столько раз, что Лиза со своей в конец испортившейся памятью порой могла забыть их имена. А старые жильцы попереезжали. Единственное, что оставалось неизменным, — Кристина. Уж её-то имя Лиза помнила хорошо.       Лиза выросла с ней в одном дворе. Лиза Кристину видела в разных состояниях. Лиза её уже изучила вдоль и поперек.       — Как здоровьице? — один гундеж из-за недостатка зубов. Дряхлое тело Кристины вздрагивает, прежде чем та, сменив позу со скрипом, поворачивается к ней, цепляясь за свою трость.       — Отлично, записалась на завтрашний марафон по бегу, собираюсь порвать их всех, — беззубая саркастичная улыбка в ответ. — Как твое, красавица?       Удивительно, насколько сильно меняется и не меняется человек одновременно.       — Разваливаюсь на части порой, — словно жалуясь. Ну а кому ещё в таком возрасте, как не соседке, прожившей под боком всю жизнь? Лиза и не помнила, чтоб они толком разговаривали. В особенности по душам, в особенности больше пары-тройки колких фраз.       — Как ухо отвалится, пришей обратно, — советует, — а то последние слухи не сможешь собрать.       — Умно, — парирует. — Но я не любительница.       — В таком возрасте все любители. Что ещё делать-то на старости лет? — пожимает плечами с осторожностью.       — За внуками следить, — без прежнего пыла отвечает Лиза.       А Кристина отворачивается с болью в глазах посеревших и смотрит куда-то вдаль, словно может всё ещё, как раньше, разглядеть рекламную вывеску на шумящей вдалеке магистрали.

***

      В песочнице сидеть не под палящим солнцем не так жарко. Навес прячет голову, припекаемую солнцем, косы разбросаны по плечам. Лизе жарко, но она усердно засыпает песок в ведерко, прежде чем перевернуть то и построить первый домик её воображаемого города.       — Можно с тобой? — спрашивает блондинка с голубыми глазами, изучая её с откровенным интересом. Присаживается рядом, не дождавшись разрешения, и всё ещё смотрит, словно Лиза — экспонат в музее. А самый маленький домик для Лизиных гномиков трещит под её ногой, разваливаясь.       — Нет, — хмуро бормочет Лиза, отталкивая её ногу и снова возводя крошечное здание. В её самом красивом, великолепном городе хулиганкам места нет. А у девчонки губа разбита и коленка разодрана, и никакого платья — только шорты какие-то спортивные, грязные такие, что Лиза морщится, дуя губы.       — Почему? — удивляется девчонка.       — Ты мой домик разрушила! — злится на неё Лиза.       — Домик? — хлопает она глазами. — Да я тебе таких целых пять могу сделать! Точно таких же и даже лучше! — заявляет Кристина. — Тебя как зовут? — а Лиза руки вытирает о края песочницы и, придерживая ткань небесного цвета платья, выбирается из неё, уходя к маме и прося у неё влажные салфетки.

***

      — Что, ещё один зуб отвалился? — хихикает через время Кристина, словно опомнившись от своей боли. — Вчера ещё на месте был.       — С утра выпал, — хмыкает Лиза. — Скоро челюсть вставную буду брать. Тебе тоже пора между прочим.       — А мне не нужно, я яблоки не грызу как некоторые, — задирает седую бровь. И морщины словно на мгновение разглаживаются, и лицо светлеет, когда она снова, как в юношеские годы, пытается задирать.       — И мясо не ешь? — чуть щурится Лиза.       — Ну, теперь не ем, — пожимает плечами Кристина.       — Развалишься ещё быстрее, чем я, — подводит итог она.       — Ну уж нет, карга, мне ещё на марафон завтра, не забывай!

***

      Пока на всех черные аккуратные юбочки да белые блузки, на Кристине — черная толстовка да джинсы. А на голове кепка эта извечная набекрень. Мама цветы Лизины держит, пока та ищет глазами свой класс, чтобы присоединиться к своим будущим одноклассникам. Банты на кончиках кос, целеустремленный взгляд и светлый ум — вот, как выглядит Лиза. У Кристины же из всего этого только взгляд — упрямый, непробиваемый, но какой целеустремленный! Она расталкивает всех локтями, пробиваясь к своим одноклассникам, и громко кричит, размахивая руками. Никакого букета у неё нет. Только рюкзак, доверху забитый не пойми чем, — Лиза клянется, что там нет ни одного учебника.       — Ой, блин, прости, не заметила, — задевает она Лизу случайно локтем. А Лиза смотрит на неё словно свысока и даже не замечает, хотя Кристина с ней одного роста. А ещё живет в одном подъезде и на одном этаже. Лиза эту девочку знает прекрасно, но предпочитает делать вид, что нет. Так проще. — А, Андрющенко, — склоняет голову в шутливом поклоне она и снимает со своей головы кепку, делая реверанс. — Здрасте, — адресует уже Лизиной маме.       А Лиза молчит, упрямо поджимая губы. Потому что разговаривать с этой непоседой у неё желания нет.       Мама рассказывает про эту девочку такие истории за столом, что Лиза делает выводы — с Кристиной ей водиться не нужно, если не хочет лишних проблем, приводов в полицейский участок и с течением времени друзей-наркоманов. Кристина просто её соседка, к которой Лизе лучше не приближаться. А то, что та лазает по заброшкам, гоняется за мальчишками с оборванными с деревьев ветками и пьет энергетики, купленные алкашами, — это уже Кристинино дело. А Лизе до Кристины дела нет.

***

      — Ну у тебя Ленка и вымахала. Ещё вчера конфеты бегала клянчить, а вчера гляжу — в школу идет девица, большая уже такая, — удивляется Кристина.       — Время летит, — отвечает лишь Лиза.       — Да-а, — тянет Кристина в ответ.       Больше не просит называть её Крис, больше не строит из себя грозу района. И с такой Кристиной Лизе даже приятно иной раз посидеть рядом на лавочке, скрасить её одиночество, да и что уж скрывать — свое. После развода с мужем были нелегкие времена, Лиза долго приходила в себя, параллельно пытаясь поставить детей на ноги. А уж когда поставила, те радостно покинули эту обитель, пропитанную чужой тоской и печалью, пропитанную этим чертовым трауром вдоль и поперек, хоть никто и не умер. И, как бы ни было горько признавать, отчего-то своего папашу дети любят больше. Хоть и за что там?       — Это ты ещё Женьку не видела, — с гордостью отзывается Лиза, пытаясь продолжить этот непринужденный разговор. — Фотки мне присылает, такой плечистый уже стал, крупный.       — Давно его не видела, — поддакивает Кристина.       — Не заглядывает, — признается Лиза.       И снова молчание, исчисляемое годами.

***

      Кристина Лизе кивает, если в подъезде пересекаются. Но в восьмом классе Кристина уже курит, пьет, сидя в подъезде между их этажом и тем, что повыше, и ругается матом. Лиза же в своем восьмом примерно учится и уже начинает готовиться к ОГЭ, читая дополнительные материалы. А в свободное время читает книги, проглатывая их целыми стопками, чтобы потом обсудить с папой особо интересные экземпляры. Кристина же со своим обсуждает только марки пива и рыгает на весь двор, пока сидит с друзьями. Лиза её компанию сторонится, если честно. Шумные они, громкие и повыделываться любят, приставая к случайным прохожим.       У Кристины друзья все поголовно такие же, как она, — непутевые. После них шелуха возле лавочки валяется, усыпая асфальт так, что ни одного серого пятна не видно, они открывают пиво зубами, глазами, намереваясь научиться и носом, и соревнуются, кто дальше харкнет. У Лизы подруга всего одна — спокойная девочка, которую Лиза приводит домой на чай, а потом они вместе, — так тихо, что их почти не слышно, — делают домашнее задание, сидя на Лизиной заправленной кровати, и потом, если остается время, смотрят какой-нибудь фильм из жанра фантастики.       Что одну, что вторую такое времяпровождение устраивает.       Но Кристине кажется, что Лиза скучная и тратит свое время на какую-то чушь, а Лизе кажется, что если Кристина продолжит так и дальше, то не доживет и до своих двадцати.

***

      — Матвей, не ешь песок! — одергивает Лиза, пытаясь безболезненно, но быстро подняться с лавочки. Но тут уж либо что-то одно: либо безболезненно, но крайне медленно, либо болезненно, но очень даже быстро. Скрипит лавочка, скрипят суставы, Лиза с горем пополам встает, медленной походкой бредя к песочнице, где Лиза Кристину увидела впервые.       Бьет мальчишку по рукам, чтобы тот бросил «бяку», обратно, а тот плакать начинает. Кристина смотрит на это со своего места с округлившимися глазами, прежде чем закатить те и поджать губы.       Кристина знает, что Лиза и мать, и бабушка довольно демократичная, пусть и местами строгая, но, видимо, песок — сверхнарушение, а последовавшие за этим слезы — и того хуже. И вот Лиза уже нависает над бедным внуком, шлепая его по заднице и говоря, что сейчас, если он продолжит так и дальше, они просто пойдут домой.       — Жестоко, очень жестоко, — бубнит Кристина себе под нос, когда Лиза присаживается обратно, чуть ли не насильно вытерев сопляку слезы и едва не разбив ему, кажется, платком нос, пока пыталась подтереть сопли.       — Нечего всякую дрянь в себя пихать, — недовольно бурчит Лиза в ответ.       — Сперва песок, потом порошок, сама знаешь, — усмехается глумливо.       — Ну ты с собой не равняй, — приподнимает брови Лиза в ответ. А на губах улыбка.

***

      Лиза собирается идти в десятый класс, Кристина выбирает ПТУ. Ей нет дела до этих скучных уроков, как и, собственно говоря, до пар — Лиза вечно видит её на улице в учебное время, пока та, сидя на лавочке и закинув ногу на ногу, пьет пиво из банки, особо не беспокоясь, что подумают про неё соседи, когда увидят сие действо. Кристину вообще мало что волнует в этой жизни. Её интересы — это пиво и погонять со своими уже бывшими одноклассниками в футбол. На футбольном поле Лиза тоже её часто видит. Во время пар, разумеется. Кристининых пар, на которые та не имеет желания ходить.       Поэтому спустя время, когда Лиза уже заканчивает одиннадцатый и собирается сдавать ЕГЭ, Кристину оттуда выпинывают, потому что таких безалаберных студентов целая масса, и уж лучше дать места тем, кто учиться намерен, в отличие от Кристины.       Лиза пересекается с ней в подъезде в очередной раз, идет домой после успешно написанного русского, вполне уверенная в том, что получит высший балл, Кристина же сидит на подоконнике в подъезде с синяком на скуле и сигаретой в руках.       — Чего ты опять? — спрашивает, словно беспокоясь. Поднимается к ней на площадку, встает рядом, чуть морщась, когда чувствует едкость сигаретного дыма. У Лизы в семье никто не курит, у Кристины прокурена вся квартира, потому что смолит каждый, кроме, пожалуй, её матери, которая, впрочем, вообще сильно отличается от всей этой шайки.       — Иди куда шла, — говорит Крис безразлично, даже не повернув на неё головы. И снова затягивается.

***

      — А у меня Ли… — запинается, подвисает на секунду, прежде чем снять с языка, — Матрёна приболела что-то. Почти не ест. В миску корм наложу, а та нос воротит, задом повернется, лапами поскребет, словно гавно зарывает, да пойдет в комнату лежать. И так уже пару дней.       — К ветеринару водила?       — Водила, старая, говорят, уже, — а потом, чуть усмехаясь, добавляет, — вся в меня.

***

      Когда у Лизы третья по счету в её жизни сессия на носу, Кристина чинит тачки и зарабатывает на этом какие-никакие деньги. Она с братом почти всё детство в гаражах провела, а теперь пользуется приобретенным навыком. А чуть позже и прозвище к Крис прилипает — Шумахер.       Однако Лиза всё равно упрямо зовет её Кристиной, потому что ей эта полная форма имени нравится больше, чем краткое, почти как к собаке, Крис, чуть ли не преступное Шумахер или дворовое Шума. Для Лизы она Кристина, что почти уважительно, и это, наверное, единственное уважение, которое та ей оказывает. Потому что взгляд с годами становится ещё больше свысока, потому что Лиза уже не знает, как перестать ставить себя выше неё. У Лизы жизнь складывается просто потрясающе. Она учится в престижном вузе, пусть и живет пока что с родителями, работает на полставки официанткой, чтобы иметь собственные деньги, и общается с интеллигентными людьми, чего о Кристине не скажешь.       Свои двадцать лет Лиза встречает с размахом — собирает всех своих родственников, выпивает за столом вместе с ними впервые бокал вина и общается на самые разные темы, впервые заинтересованная в их вопросах и этих «взрослых нудных» темах.       Свои двадцать лет Кристина встречает с размахом — собирает целый притон у себя в квартире, пока родители в отъезде, блюет под подъездом в сугроб, ловит машины в центре города, отрывается в клубе, впервые пробует наркоту, борщит с ней, чуть не словив передоз, и пускает под окном салюты так, что у соседей дрожат стекла.

***

      — А у тебя ж пёс был, да? — спрашивает Кристина, поправляя косынку на голове. Чёртово солнце больно режет глаза, пусть уже и начинает садиться.       Вся их жизнь — это солнце, взошедшее с утра, а теперь клонящееся к закату. Все их последние годы — эти мгновения, пока оно не скроется из виду, пока не наступит темнота. А пока оно ещё греет кожу, ещё есть шанс что-то успеть. Но уже точно намного меньше, чем смогли бы в молодости.       Однажды Лиза мечтала научиться кататься на мотоцикле — единственная роскошь в этих безбашенных действиях, которую она могла бы себе позволить. Но и на это мама лишь повела носом, сказав, что Лизе давно пора получить права. Машина — дело полезное. И Лизе пришлось отучиться на права и забыть о мотоцикле.       А ещё хотела прыгнуть с парашютом.       Ни то, ни другое в старости уже не сделаешь.       В эти последние проблески солнца можно успеть сказать важные слова, положить конец спорам, помириться с кем-либо, но для такого, требующего крепкого здоровья, уже поздно. Огорчает.       — Да-да, был, когда маленькая была, — кивает Лиза. — Но уже старый был, так что я… Да впрочем неважно.       — Мне он нравился. Добряк такой.       — Да, мне тоже.

***

      В двадцать пять Лиза встречает его: воплощение её идеала, блестящий ум, красноречивость и юмор — всё в одном человеке. Лёша учится с ней в одном универе и учится уж слишком хорошо, даже Лизе его догнать не под силу. На перерывах обычно сидит с философской книгой в руках, пока все остальные бегут покурить. И через какое-то время переглядок и кратких разговоров ни о чем и обо всем понимает, что влюбилась по самые уши.       У Лизы улыбка на лице и взгляд счастливый, почти щенячий. В особенности когда Леша, заметив её интерес, начинает оказывать ей знаки внимания. Зовет в музеи, галереи, кофейни, где они могут обсудить интересные лекции преподавателей, которые все остальные считают скучными. Лиза чувствует, что Леша её человек.       Кристина же абсолютно точно другой стези. Она водит домой девушек, целуется с ними прямо в подъезде, отчего Лизу иногда подташнивает, когда она видит, как Кристина прижимает ту к стене, и не обращает никакого внимания на парней. Кристина и с ней, кажется, пытается провернуть раз за разом одну и ту же схему. Зовет её слащавым «красавица», пока Леша называет её «индиго», и подкатывает невероятно тупым образом.       — Вы можете потише быть? — выглядывает она как-то из двери квартиры, замечая Кристинину руку под чужой юбкой и заливаясь краской. Эти стоны у неё уже в ушах стоят, черт возьми. Неужели нельзя найти место получше? В худшем случае — просто сменить подъезд, в лучшем — найти квартиру, где можно этим заниматься.       Но, несмотря на Лизино недовольство, Кристина лишь плечом ведет, оставляя на шее девушки смазанный поцелуй, и толкается в неё пальцами снова, заставляя взвизгнуть, а потом, смотря Лизе прямо в глаза, опускается перед той на колени, чуть задирая юбку и прикасаясь языком. На Лизиной коже уже нет белых пятен — вся красная.       — А ты не завидуй, что твой тебя так не удовлетворяет, — задирает бровь Крис.       И Лиза хлопает дверью.       Громко. Четко. Расставляя все точки над «и».

***

      — Ни одна твоя девушка с тобой не задержалась, я смотрю, — вдруг говорит Лиза. — Всё ещё одна.       — Это не они не задерживаются, это я прогоняю, — хмыкает Кристина в ответ.       — Интересно. И не одиноко? — ей и правда интересно, почему Кристина всё это время живет одна, не пытаясь кого-то себе найти. И правда интересно, почему та предпочитает старую кошку, а не кого-то, с кем можно поговорить по душам, выпить чая, лечь в одну кровать, посмотреть фильм.       А Кристина лишь плечами пожимает.       — Ты тоже не особо кого-то ищешь после развода со своим хрыщем, — подмечает.       Лиза морщится, вспоминая окончание их истории. Вечное принижение её личности, газлайтинг, как позже объясняла ей психолог, не навязанная самим же Лешей. Лиза лишь надеется, что, когда дети приезжают к нему, он не проворачивает с ними то же самое. Двенадцать долгих лет с ним, прежде чем поддаться внушению о психическом расстройстве и лечь в клинику. Ещё два, чтобы прийти в себя. Ещё год, чтобы записаться к нормальному психологу после тех купленных врачей, внушавших ей страшные вещи. Ещё год, чтобы найти в себе силы и подать на развод. Тяжелейший процесс в её жизни.       — Нет желания.       — Как и у меня, — пожимает плечами Кристина.

***

      В тридцать Лиза набивает себе на шею тату «Индиго» и чувствует себя самым счастливым человеком среди этих пасмурных лиц. Площадку их этажа давно можно разделить на две половины. Цветущая, светлая, пышущая жизнью и энергией — Лизина; мрачная, серая, пустая, скрашиваемая лишь случайными девушками и редким появлением брата — Кристины.       Их миры вообще не соприкасаются. Кристина всё ещё чинит машины, Лиза — взбирается по карьерной лестнице. Их миры разные, и если одна из них вдруг захочет найти себе место в жизни другой — не отыщет.       Лиза втискивается однажды в эту маленькую щель.       Приходит к Кристине в свои сорок пять с бутылкой вина в руке.       — Этого мало, — говорит уставшая от жизни Кристина. У неё в свои сорок пять ипотека, кошка, льнущая к ногам, и неубранная квартира. У неё нелюбимая работа, ни одного друга и забывающий про неё брат. Кристине такая жизнь не по нраву, но менять что-либо, кажется, уже поздно.       — Это мне, — парирует Лиза. — У тебя, я полагаю, и так есть, что со мной выпить. Отыщешь.       — Отыщу, — и дверь шире открывает.       А потом снова молчание повисшее. Но уже пьяное, сдобренное печалью и тоской. А ещё абсолютным нежеланием жить. Сил, кажется, больше не остается. Лиза пьет свое вино, потягивая медленно. Кристина открывает банки пива одну за другой. Кажется, что у неё в холодильнике ничего, кроме этого, и нет.       Кристина знает, что у Лизы трудный период — развод. Лиза знает, что у Кристины трудный период — траур, хоть и родители ушли уже давно.       Им не нужно разговаривать, чтобы узнать о жизнях друг друга, здесь все всё друг о друге и без того знают. Слухи гуляют от верхнего этажа к нижнему, от нижнего к верхнему. И уже всё твое грязное белье растаскивают в разные стороны.       — А ты правда того? — крутит Кристина пальцем у виска. Лиза смотрит на неё исподлобья, наблюдая, как та открывает верхнюю створку, чтобы в неё покурить. Опять этот дым, въевшийся накрепко в Кристинину кожу.       — Нет, — цедит Лиза.       — Жаль, это даже сексуально, — и затяжка.       Лиза рассматривает Кристину, узнает в ней ту же усталость, какая сидит и в ней самой. Узнает то же нежелание жить. И это первое общее, что у них есть. Первое и последнее, прежде чем их пути после этой ночи снова разойдутся.       Когда бутылка заканчивается, Лиза не знает, что здесь ещё делать, но Кристина ставит перед ней бутылку запрятанного ликера, кивая, мол, если хочешь. И Лиза распивает его с ней на пару, замечая, как резко мутится всё в глазах.       — Ну и придурок он, — цедит Кристина, когда и эта бутылка подходит к концу.       — Что? — поднимает Лиза заплывшие глаза.       — Придурок, говорю, Алексей этот твой. Полный, раз тебя проебал, — и Лиза пожимает плечами, соглашаясь. Потому что пьяная. Потому что хочется, чтобы кто-то сказал, что плохой он, а не она. И Кристина в этом плане всё делает правильно.       Лизе на самом деле интересно, каково это, целовать девушек, а не парней. И Лиза, если честно, даже, наверное, хотела бы попробовать. Так ли разнятся ощущения?       И она подсаживается по ходу дела к Кристине ближе, а та, словно замечая её сменившийся взгляд, больше не свысока, больше не раздражающий, больше не обжигающий кожу, притягивает её к себе за талию, прежде чем, с осторожностью наклонившись вперед и не почувствовав отпора, поцеловать.       Лиза мысленно сравнивает. Сравнивает с Лешей.       Ощущения разные, но, в целом, похожи.       Кристинины губы отдают алкоголем, горечью сигарет и её вечной невыносимостью. Кристинины губы отдают адреналином и бесшабашностью. Лёшины же после стольких лет Лиза вспоминает с печалью, понимая, что те вгоняют в депрессию.       Они ходят друг к другу в гости каждые пару месяцев и пьют вместе, прежде чем начать целоваться, потому что Лиза по-другому не умеет. Поцеловать девушку на трезвую голову кажется ей чем-то неправильным. А Кристина не против целовать её хоть когда-то. Она на Лизу давно глаз положила, давно пыталась подойти и так, и эдак, а сейчас просто пытается не упустить свой шанс.       Они не говорят почти, лишь напиваются да целуются. Они не говорят почти, а Кристина никогда не склоняет её к чему-то большему, чем эти порой нежные, а порой утомленные поцелуи, когда не остается сил существовать дальше. Они спасают друг друга, даже не подозревая об этом.       Спасают до тех пор, пока у одной из них не появляется желание двигаться дальше.       Лизе нужно растить детей, работать и заниматься собой, пытаясь вернуться в привычное русло. И в следующий раз она приходит к Кристине с горя только когда последний её выросший ребенок покидает семейное гнездо, чтобы создать свою собственную семью и уже не зависеть от Лизы. А Лизе так хочется, чтобы кто-то от неё зависел, поэтому она держит Кристину на короткой привязи и иногда тянет поводок на себя, когда становится особенно грустно.       А Кристина не против помочь, потому что Лиза ей, что уж скрывать, давно нравится. Она к этой молчаливой, высокомерной Лизе уже привыкла и отпускать от себя не хочет. Лиза, пожалуй, первый человек, с кем Кристина бы хотела выстроить длинные, растягивающиеся на года отношения.       Лизе Кристина тоже нравится. Как-то по-своему. Кристина кажется ей родной. Среди этих лиц вечно меняющихся, переезжающих, приезжающих, Кристина единственная константа, как вокзал родного города, где тебя точно кто-то ждет.       Однако у Лизы карьера и дети. И отношения после неудачного брака ей абсолютно точно ни к чему. А потому, поняв, что привязалась слишком сильно, Лиза решает отдалиться. Больше не заходит, не здоровается, встретив в подъезде, низко опуская голову, лишь живет своей жизнью, которая абсолютно точно никак не пересекается с Кристининой.       Однако иногда, когда дети забирают от неё внуков, когда в доме становится нестерпимо тихо, Лиза приводит домой женщин. И спит с ними, убеждая себя, что ничего в этом страшного нет, если это только на одну ночь. Но губы у них не те, руки — тоже. Да и общего, как оказывается, ещё меньше, чем с Кристиной, с которой у них из общего лишь этаж да подъезд.       Но Лиза ненавидит одиночество. И, честно говоря, не понимает, как Кристина в нём живет.

***

      Смотря на эти седые волосы, спрятанные под косынкой, Лизе кажется, что Кристина всё ещё молода и прелестна. Всё ещё так же язвительна, всё ещё способна прижать кого-то к стенке и опуститься на колени, совсем как раньше. У Кристины где-то на языке всё ещё горечь от сигарет, а на губах — пивная пенка. И пусть она ходит уже не так быстро, и пусть с лавочки поднимается с трудом. Лиза тоже.       Но у Лизы дети и внуки, а у Кристины лишь кошка.       И в жизнях друг друга им места нет, кроме этих чуть ли не тайных посиделок на лавочке, пока Лиза гуляет с внуками.       Их дороги так и не сошлись. И уже никогда не сойдутся.       Их разговоры ограничиваются небольшими подколками, обсуждением собственной старости, чужих детей, Лизиных, и тем, не углубляющихся в чувства друг друга. Потому что о чувствах говорить уже поздно. Возраст не тот.       И Лиза беспокоится за Кристинино одиночество — это правда. А Кристина не хочет пускать в свою жизнь никого другого, кроме Лизы, потому что всегда легко поддавалась зависимостям.       И пусть у Лизы дети, внуки, муж, с которым она уже успела развестись и начать строить жизнь по отдельности, хорошая пенсия, успешно прожитая жизнь, построенная карьера, прекрасные коллеги, отличные друзья — ощущение, что она всё проебала.       Кристина же свою жизнь проебала уже давно.       Но пока Лиза всё ещё жила напротив, пока сидела с ней вот так вечерами на лавочке, казалось, что ещё вот-вот, совсем близко, ещё немного. Но потом лишь снова пустая квартира с мурчащей кошкой и старческий голос, зовущий ту по имени:       — Лизунь, иди, моя хорошая, кушай, — миски, звякающие об пол. И больше ни одного звука, кроме этого маленького бьющегося сердечка.       А кошка снова отказывается от еды, и Кристина снова за неё беспокоится.

***

      — Давай уже решим наконец всё, — дергает её за руку, вылавливая в подъезде, пока та не успела скрыться в квартире.       — Что решать? — хмурится Лиза в ответ. — Не было у нас ничего, и не будет. Это просто алкоголь, вот и всё.       Лжет.       Но Кристина сдается, потому что ей этого лживого протеста вполне достаточно, чтобы опустить руки.       А Лиза не бежит за ней вслед, потому что связываться с плохой компанией априори неправильно. А у Лизы в жизни всё правильно должно быть.       Лишь алкоголь.

***

      Когда Лизуня скончается этим вечером, Кристина очень долго будет пытаться прийти в себя, а наутро пойдет хоронить это вечно мурчащее животное под деревом. Сядет на лавочку и будет ждать часами, пока Лиза выйдет, пока они снова заведут разговор ни о чем. Кристина впервые будет готова рассказать ей о своих чувствах. Сказать о том, насколько дорога ей была эта кошка, сказать, что Кристина завела её в борьбе со своим одиночеством и дала ей Лизино имя.       Но так и не дождется.       Потому что солнце уже ушло за горизонт.       И стало поздно.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.