Ура! Мадам Тинг-Тинг!

***

Во многих моих прошлых дневниковых записях упоминались бесчисленные эксцентричные выходки и причуды духа моего друга. Я вполне могу отнести часть из них к преходящим прихотям и потаканию своим желаниям, ибо там, где речь идёт о мраморных статуях, ароматических лосьонах и приспособлениях для вязания с четырьмя зубцами, это пятиминутные чудеса, которые стоит только подержать в руках и лелеять, они тут же отбрасываются в сторону и совершенно забываются. Сказав это, я не совсем уверен относительно самого последнего из этого списка. Вполне возможно, что Холмс до сих пор сохраняет к этому некоторый интерес. (И поскольку приближается Рождество, я могу только собраться с духом при мысли о том, что − именно в этот момент − может стать моим подарком.) Но это звучит неблагодарно с моей стороны, и я отвлекаюсь. Холмс вернулся в дом 221Б в тот поздний осенний полдень в состоянии, которое, как мне показалось, было вызвано нервозностью или возбуждением. Обычное дело на окраине Лондона, конечно, не вызвало бы такой реакции, потому что мой друг сейчас расхаживал взад-вперёд, нервничал и кусал губу. − В чём дело? − поинтересовался я. − Сядьте и расскажите мне, прежде чем проделаете в ковре ещё одну прямоугольную дыру. Он уселся на диван, что меня немало удивило. Послушность не было той чертой поведения, которая была присуща моему другу от природы. − Мадам Тинг-Тинг сказала... − начал он. − Простите, Холмс, кто? − перебил я его. − Мадам Тинг-Тинг. Не вмешивайтесь в мои предложения, Уотсон, умоляю вас. Предполагается, что вы должны быть проводником света, а не убегающим бараном. Нахмурившись, я плотно сжал губы. Ободренный моим ответом, мой друг продолжил: − Мадам Тинг-Тинг, − (тут он мельком взглянул на меня), − сказала, что сегодня со мной произойдёт нечто очень, очень волнующее. Или завтра. Или послезавтра, − добавил он. Он просиял. − Холмс, − сказал я, − рискуя снова навлечь на себя ваш страшный гнев, могу я спросить, кто такая мадам Тинг-Тинг, и откуда ей известно, что может случиться с вами сегодня, завтра или послезавтра? − Это мудрая старая цыганка-гадалка, с которой я случайно познакомился сегодня утром, когда был по делам у мистера Эклторпа, − сказал Холмс. − И лесные орехи рассказали ей. − Мадам Тинг-Тинг... разговаривает с фундуком? − спросил я, чувствуя к этому моменту, что мой мир сошёл с ума. − Нет, − нетерпеливо отрезал мой друг. − Почему вы никогда не слушаете? Это лесные орехи разговаривают с мадам Тинг-Тинг. В некотором роде. − Он рассеянно забарабанил пальцами по подлокотнику дивана. − Она бросает горсть лесных орехов в кольцо из опилок, и как бы и куда бы они ни упали, мадам Тинг-Тинг многое из них понимает. Я недоверчиво покачал головой. Холмс громко выдохнул. − Послушайте, Уотсон, − сказал он, − я знаю, насколько это чрезвычайно важно... экзотика... это, должно быть, кажется вашему невинному и нетренированному уму. Но мадам Тинг-Тинг предупреждала меня, что я, скорее всего, столкнусь с такими неверующими, как вы. Действительно, если бы я знал, когда сегодня утром впервые высунул ногу из-под одеяла, что день закончится тем, что меня отругают как барана, угостят лесными орехами и меня назовёт «Неверующим» старая, возможно, безумная цыганка с фантастическим именем, тогда, я думаю, мне следовало бы нырнуть обратно под одеяло. Сразу же отправиться туда и оставаться там до следующего утра. К несчастью, сейчас, как бы то ни было, я тихо сидел в ловушке рядом со своим другом, пока он с энтузиазмом рассказывал мне о подробностях этой встречи. − Холмс, − сказал я наконец, − вы человек науки. Вы, конечно, не можете поверить во всю эту чушь! Он шмыгнул носом и вскинул голову. − Обычно я бы не стал этого делать, − сказал он, − за исключением того, что мадам Тинг-Тинг была исключительно убедительна. Особенно когда она достала ложечки для горчицы. Она многое знала. − Он вздрогнул при этом воспоминании. − Ну хорошо, − ответил я, решительно игнорируя этот последнее замечание. − Давайте посмотрим, что произойдёт сегодня, или завтра, или послезавтра, что может быть таким замечательным для вас. Меня осенила мысль. − Боже мой, мой дорогой друг, вы действительно заплатили женщине за эту услугу? Мой друг неловко заерзал. Он внезапно увлёкся золотой цепочкой от своих карманных часов. Доселе не доставлявший беспокойства кусочек говядины теперь сильно раздражал, застряв в верхнем заднем зубе, и его просто необходимо было удалить сию же минуту. Я наблюдал, как он энергично ищет зубочистку. − Сколько? − спросил я, забавляясь. Холмс поморщился. Он пробормотал какую-то цифру, которую я едва разобрал. Я попросил его повторить. Он так и сделал, едва ли громче. Потрясённый, я откинулся на подушки. − Боже милостивый, − произнёс я, − это кажется прибыльным бизнесом. − Просто подождите, − взмолился Холмс. − Просто подождите, Уотсон. И вот мы стали ждать. К концу второго дня, когда стало ясно, что ничего чудесного, скорее всего, не произойдёт, мой друг заметно разволновался. Он пожевал черенок своей трубки, нахмурив брови. − Лучше бы что-нибудь случилось завтра, − сказал он, − иначе я буду в совершенной ярости. Я усмехнулся. − Эта старая леди, скорее всего, сейчас за сотню миль отсюда, Холмс. Вы никогда больше не найдёте её, даже если бы захотели. − Я действительно хочу, − сказал Холмс. − Если я заплатил хорошие деньги только за то, чтобы из этого ничего не вышло, и я не получу возмещения, тогда я буду ужасно дуться. − И фундук, должно быть, солгал вам, − сказал я. − И ложечки для горчицы тоже, − согласился мой друг, угрожающе выпятив нижнюю губу. Начало третьего дня не было благоприятным. Полдень позади, затем и середина дня. Холмс тщательно проверял каждую доставку почты и посылок, раздражённо кряхтя и разрывая рекламные листки. Я мало что мог сделать, кроме как сидеть в стороне и наблюдать, как его уныние усиливается. В тот день мы не принимали ни гостей, ни телеграмм. По прошествии нескольких дней это был один из самых удивительно спокойных дней, которые мы когда-либо проводили. − Может быть, вам стоит выйти на улицу, и там с вами может случиться что-нибудь захватывающее, что бы это ни было? − предположил я. Мой друг покачал головой. − Но тогда я пропущу это, если что-бы-это-ни-было решит появиться здесь, − причитал он. Затем мы продолжали сидеть, а часы отсчитывали минуты и часы − до тех пор, пока не пробило пять. Холмс к этому времени уже лежал на диване, сложив руки на груди, с самым устрашающим выражением на лице. Раздался звонок в парадную дверь. Холмс подскочил к окну и выглянул на улицу. − Ура! Мадам Тинг-Тинг! − взвизгнул он. − Я бы узнал эту потрёпанную старую серую шляпку где угодно. Она пришла, чтобы лично сообщить мне радостную весть, Уотсон! − Это мило с её стороны, − сказал я, ошеломлённый. Мы ждали, пока миссис Хадсон проводила нашу гостью в нашу комнату. Раздался тихий стук в дверь, и вошла старая цыганка, шаркая сапогами. Она переводила взгляд с одного из нас на другого, с некоторым благоговением оглядывая наше скромное жилище. − У вас здесь прекрасный дом, мистер Холмс, − сказала она, сдержанно кивнув головой. − Долой светскую беседу, − перебил её Холмс. − Где мои потрясающие новости? Цыганка медленно моргнула. − Ну, я действительно пришла сюда, чтобы кое-что сказать вам, сэр, − сказала она. Холмс оживился, буквально трепеща от подавляемого ожидания. Он сделал три шага по направлению к ней, пока она рылась в одном из рваных карманов своего пальто. Она достала маленькую записную книжку, открыла её и начала читать. − Поторопитесь, − сказал мой друг. − Да, − сказала она, − я нашла это. Она подняла на него глаза, улыбаясь. Я наклонился вперёд в сильном любопытстве относительно того, что она могла бы заявить. − Вы должны мне два шиллинга, мистер Холмс, сэр. Холмс уставился на неё, вытаращив глаза. − Прошу прощения? − поинтересовался он. Старая леди вздохнула. − Два шиллинга, сэр, − повторила она. − Вы недоплатили, когда мы виделись в последний раз. Я, конечно, не понимала этого до тех пор, пока вы не ушли, мои глаза уже не те, что раньше. − Она протянула руку ладонью вверх. Холмс выпрямился, напряжённый и ощетинившийся. Его голова была запрокинута назад для боя. Я увидел все признаки надвигающейся вспышки гнева. − Где мои потрясающие новости? − взвизгнул он. Мадам Тинг-Тинг закатила глаза; очевидно, она привыкла иметь дело с подобной агрессией. Она облизнула губы и, шаркая, двинулась вперёд. − Протяните руку, − сказала она, − и я вам скажу. Нет, не эту, другую. Верно. Она схватила протянутую ладонь моего друга и поднесла её близко к своему лицу, словно желая рассмотреть каждую линию. Холмс заёрзал от неудобства, не привыкший к такому грубому обращению. Он посмотрел на меня, словно прося о помощи. Я пожал плечами. Мадам Тинг-Тинг отпустила его руку. Она снова улыбнулась. − Ах, сэр, − сказала она, − я счастлива сообщить вам, что у вас на подходе потрясающие новости! − О, ради всего святого, − сказал Холмс, − да, да, но когда? − Сегодня, завтра или послезавтра, − ответила старая цыганка. − И вы всё ещё должны мне два шиллинга. − Уотсон, − сказал мой друг после того, как сунул требуемые монеты в руку мадам Тинг-Тинг и отправил её весёлой дорогой, − Уотсон, я никогда, никогда, никогда больше не попадусь на подобную уловку. Никогда. − Я очень рад это слышать, − ответил я. − Никогда, никогда, − подтвердил он, чтобы внести полную ясность в этот вопрос. И всё же, я всё ещё удивляюсь. Ибо, когда он повернулся, чтобы направиться в свою комнату, я услышал, как он напевает себе под нос: «Сегодня, завтра или послезавтра!» И я боюсь, что он вполне может оказаться безнадёжным, по крайней мере, в том, что касается волнующих лесных орехов, ложечек для горчицы и гадания цыган.