Ловушка для сердца

      Месть — это блюдо, которое подают холодным.       Шинки терпеть не мог ложь и подковерные интриги, но вернуть должок считалось делом чести. Особенно, если эта самая честь была многократно оскорблена почти-что-братьями Шикадаем и Боруто. И о чем было говорить вообще, если каждая его поездка в качестве сопровождающего своего приемного отца в Коноху оканчивалась каким-нибудь скандалом!       Естественно, что Казекаге, будучи отличным отцом, дядей и другом всячески поощрял общение своего приемного сына с этими двумя… у Шинки язык иной раз не поворачивался найти, чтобы найти нужные слова, потому как за случайно оброненное в детстве подслушанное у дяди «песок им в рот» тогда действительно закончилось забитым песком собственным ртом и суровым наказанием в виде лишения вкусняшек. Но и терпеть выходки этих двоих, при каждом воспоминании от которых по сатецу пробегала нервная дрожь, у Шинки уже не было сил. Каждый визит в Коноху воспринимался как кара небесная, насланная персонально на его ершистую голову. И, главное дело, Шинки никак не мог понять: почему всегда шкодят «те», а наказывают за это почему-то его.       После экзамена на чуунина, когда и состоялся первый выход Шинки в «большой свет», отец как будто бы понял, что общество шиноби уже морально готово к появлению Шинки на большой политической арене, и почти обязал Шинки сопровождать его на всех визитах в другие деревни. Особенно в Коноху. Особенно в дом Хокаге, куда Шинки обычно старался не входит без долгих приглашений со стороны хозяйки дома. Потому что там этот самый Боруто вообще терял страх, и подбивал Шинки на такие штуки, за которые ему потом было очень стыдно. И, естественно, если Казекаге с приемным сыном были в гостях в доме Седьмого Хокаге, то туда как пить дать должен был притащиться Шикамару Нара, без участия которого не подписывалась ни одна бумажка, и братец Шикадай, который тоже не упускал возможности подколоть «брата», только делал это несравненно незаметнее и тоньше, чем сильно напоминал Шинки самого Пятого Казекаге, когда тот обстебывал того или иного советника, который на полном серьезе думал, что Казекаге есть дело до того, какими чернилами переписывать очередной экземпляр «Истории Суны».       Но в последний раз эти двое, приснись им кобра, совсем потеряли стыд. Им всем в этом году исполнилось по восемнадцать, они стали джоунинами своей деревни и разбежались кто куда. Время стояло мирное, и миссий было немного. Поэтому Шикадай рванул работать в мировой суд Конохи, готовясь стать юристом по профессии, как и его славный дядя Гаара. Боруто пошел в Анбу, куда его сманили Какаши и Ямато, каким-то образом заболтав, и, вероятно, не напрасно опасаясь, что шебутной и неуправляемый парень навсегда покинет Коноху вслед за своим дражайшим сенсеем. Шинки же молил небеса о том, чтобы остаться в Корпусе Кугетсу и в тишине-покое ковыряться в куклах, но дядя Канкуро, будь он неладен, предложил отцу такой вариант, от которого тот просто не смог отказаться…       — В общем, я теперь работаю в отделе по контролю за оборотом запрещенных веществ, — важно, но без особой радости заметил Шинки, тяжело опускаясь на край кровати в комнате Боруто, куда троица поднялась поговорить по душам. Кровать прогнулась под его весом, и хлебнувший в этот момент пивка из горла Боруто знатно подавился и, толкнув в бок уже покрасневшего от выпитого Шикадая, который и притащил в своем широком кимоно заначку, заржал:       — Ты прикинь, у нас Шинки, оказывается, мент, даттебаса!       — Ага, наркоконтроль, — хихикнул, затянувшись сигаретой, Шикадай, а потом, протягивая Шинки полупустую бутылку из-под только что выпитого пива с истертой этикеткой, скорее всего, забранного из холодильника Нара, хитро прищурившись, спросил:       — А крепость сможешь определить?       Шинки попытался ответить что-то типа того, что он вообще таким не занимается, что для этого нужны эксперты, химикаты и много чего еще, но пьяненькие Шикадай и Боруто поняли его иначе.       — Дык канешна ты ему пустую бутылку дал и чо-та хочешь, Шикадай! Чё он тебе там определит! Шинки, давай как сомелье в ресторане: крепость, выдержка, год, — не унимался Боруто, которого одновременно смущенный, разозленный, взъерошенный, но все еще пытающийся демонстрировать спокойствие, Шинки, спьяну веселил как никогда ранее.       — Оу, пацаны, а мы с Боруто ведь еще одну под кроватью спрятали, — вспомнил Шикадай, пиная ногой по ножке кровати. — А ну-ка, Шинки, подержи-ка и это.       Шикадай протянул Шинки недокуренную сигарету, а сам, перегнувшись с кровати и отогнув тяжелое покрывало с вышитыми на нем журавлями, заглянул вниз, пока Боруто подсвечивал ему невесть откуда взявшейся настольной лампой. И все было бы ничего, но в тот момент в комнату постучали. Естественно, что просителю никто не открыл, а запереться Боруто не догадался.       После пятого по счету напряженного стука дверь все-таки открылась, и в проеме возник изумленный Гаара. Конечно, непонятно, чему тут было изумляться: вечер пятницы, Коноха, друзья собрались отдохнуть после трудовой недели, выпивка, все дела… Вот только ни один благочестивый отец ну никак не ожидает увидеть своего считавшегося не менее правильным сына собравшим такое количество пороков за раз!       Шинки предстал перед ним с пустой бутылкой из-под пива в одной руке и с зажженной сигаретой в другой. Лазавшие под кроватью и со всеми известными матами ищущие заначенную бутылку Боруто и Шикадай тоже услышали мерзкий скрип открывшейся двери и подорвались оттуда с громким «мам, это не то, что ты подумала!»       — Лучше б это была мама, — пробормотал тогда Боруто.       — Не лучше, — успокоил его мигом протрезвевший Шикадай, кивнув на охреневшего от увиденного и застывшего как песчаная статуя Казекаге.       — И как это понимать? — отец много чего повидал на своем веку, но к такому был явно не готов, как и любой другой родитель.       И тут Боруто как всегда бросился «исправлять» ситуацию. Он быстро вскочил с места, бросился к Шинки, обнял его и сказанул гениальные слова:       — Да мы ж с Шинки ближе, чем братья, даттебаса! Ну вот как Вы с отцом… — и тут эта коноховская пьянь, достойная описания в книгах Джирайи, сделала неприличный жест рукой, — он просто…       И тут все трое поняли, что что-то произошло.       Несуществующие брови Казекаге удивленно и даже возмущенно поползли вверх, он посмотрел на Шинки и вопросительно кивнул на пол.       Шинки посмотрел туда, но ничего не понял. Из-под полога кровати на полу виднелся небольшой розовый прозрачный четырехугольник, исписанной мелкими иероглифами. Он так же непонимающе посмотрел на Боруто и Шикадая, на лицах которых вдруг застыл непередаваемый липкий ужас, который холодным потом покрыл их лица и лбы.       — Хвостами Курамы клянусь, это батино! — только и смог выдавить из себя Боруто, протрезвев окончательно и с грохотом скатившись с кровати и буквально бухнувшись под ноги Пятому Казекаге. — Дядюшка, Шинки ни при чем…       Однако его уже никто не слушал. А по возвращении в Суну Шинки была прочитана такая проповедь о вреде алкоголя, сигарет и беспорядочных половых связей, а также о том, что «неприлично было воспитаннику Казекаге участвовать в непристойных посиделках, пусть даже это и друзья», что он решил — больше в Коноху ни ногой! Потому что вякания о том, что ему уже вообще-то полгода как есть восемнадцать в случае с его приемным отцом не работали! Все-таки в некоторых вещах Гаара был куда как консервативен.       Но отомстить от этого хотелось не меньше. Как раз наоборот. Это подстегивало еще больше. Это придавало Шинки сил и заставляло его мозги усиленно работать в этом направлении.       План мести Шинки обдумывал целых три года!       В первую очередь надо было достать Шикадая, потому как идея поглумиться над песчаным родственником наверняка принадлежала его гениальному братцу. Конечно, просто по-мужицки навалять ему Шинки мог и без сатецу, потому как в плане физической силой мог потягаться и с Даруи-сама, однако это бы было прямым посягательством на клан Казекаге, а за такое по законам Суны светила смертная казнь. Однако и сделать что-то серьезное Боруто было невероятно сложно, потому как это грозило международным скандалом, за который запросто могли и выпнуть из Суны с перечеркнутой повязкой. Поэтому Шинки отправился за советом к дяде Канкуро, который в узких кругах слыл не только первым кукловодом, но и первым интриганом в Сунакагуре. Поговаривали, что в бытность правления Четвертого дражайший дядя отправил в вечность многих с помощью удавки и ядов, что в общем-то, было в деревне обыденным делом.       И хотя он оторвал дядю Канкуро от законного отдыха, заключавшегося в созерцании прелестниц из его кукольного гарема, лица которых всегда казались Шинки подозрительно похожими на лица благородных куноичи не только Песка, но и Конохи, тот внимательно выслушал его и дал гениальный, как далее показала практика, совет — воздействовать на обидчиков через кого-нибудь из девушек.       — Медовым куноичи во все времена удавалось проникнуть в настолько охраняемые дворцы и крепости, войти в которые было не под силу даже Анбу! — немного не догнав, однако, о чем идет речь, все же присоветовал ему дядя Канкуро. — Найди кого-нибудь, на кого могут прельститься те хмыри, что тебя оскорбили, и действуй!       Шинки, хмыкнув, поблагодарил дядю и двинулся к себе. Тут даже искать долго не надо было. В голове сам по себе сложился план, который он посчитал идеальным. Он давно знал, что Йодо неровно дышит по отношению к Шикадаю. Это раз. Йодо — девушка красивая, и Шинки с Араей, может быть, и сами бы на нее запали, но только Арае нравились худенькие, но темненькие, а Шинки было без разницы — темненькие, светленькие, лишь бы фигура была как песочные часы. Только где такую найдешь и в самом скрытом Песке: попадаются то худенькие, то полненькие, но так чтоб 90-60-90 или лучше 110–60–100… такой, наверное, в нашем мире-то не существует. А Шинки нравилась красивая фигура. Чтоб было за что подерж…       Да, иногда мысли уводили даже Шинки туда, куда не следует.       Второй момент. Боруто. Только тупой в Конохе не знал, что ему нравится Сарада Учиха. Не, конечно, такому популярному парню много кто нравился, но тут Шинки относился к его выбору с пониманием — Сарада Учиха не только владела стихией огня, но и сама была просто огонь! Арая божился, что именно так и должна выглядеть идеальная кукла. А вот тут бы Шинки с ним поспорил, но услышавший это внезапно и бесшумно подошедший дядя Канкуро, цыкнув на них, заявил, что, дескать и он, и приснопамятный Мастер Сасори всегда считали, что у матушки Сарады, Сакуры, есть все данные идеальной куклы, и поэтому уж дочка-то ее ни в чем не должна уступать ей!       — Такой и должна быть вечная красота! — в один голос вещали дядя Канкуро и Арая, один моргая, а другой — прищелкивая пальцами в знак согласия.       — А я считаю, что фигура должна быть словно знак Песка, только где есть такие девушки… — жутко стесняясь, пробормотал тогда Шинки, даже не думая о том, что его кто-то может услышать. Кто-то типа подлетевшего сзади на песчаной куче по каким-то своим правительственным делам приемного отца.       — А я знал некогда одну такую, — Шинки вздрогнул и от стыда забился в сатецу, услышав его голос, — Мы на ней моего друга женили. Только женился он не поэтому, а потому, что у нее доброе сердце. Кстати, Шинки, а не мог бы ты оказать мне одну услугу? В этом году у дочери Наруто, Химавари, восемнадцатилетие, и она очень просила у своего «дядюшки Гаары» подарок, который поразит ее сердце. Я решил подарить ей драгоценное платье, потому как и с драгоценностями типа золота, и с платьями в Конохе не очень. Отнесешь ей подарок?       Обычно просьбы отца автоматически превращались в название новой миссии, поэтому Шинки согласился, но попросил взять с собой также Йодо и Араю. С ними у него должно было все получиться просто идеально.       Свою задачу Йодо поняла быстро, тем более это был реальный шанс увидеть то, что ее давным-давно интересовало. А интерес у нее был чисто научный. Исторический.       Однажды Гаара-сама, вернувшись из очередной поездки в Коноху, необдуманно ляпнул при учившейся управлять техниками ветра и ни о чем таком не думавшей девушке:       — А Шикадай удивительно как похож на Первого Казекаге.       Йодо, которая прилежно учила в Академии все предметы, в том числе и историю Суны, просто не могла не знать о Первом Казекаге, который еще при жизни был легендой. Из уст в уста передавались истории о том, что девушки, один раз посмотревшие на Первого даже издали, слепли от его красоты. С того самого дня девчонка вызвалась помогать своему воспитателю в Совете вести протокол заседаний. И все только для того, чтобы более внимательно рассматривать статую Первого, но, к сожалению, та была максимально обесформлена и обезличена.       Но, как бы то ни было, не было в деревне такой девушки, которая бы не мечтала, чтобы ей приснился Первый во всем своем великолепии, дельфинчиком плавающий в воде бассейна с хрустальными стенками, обрамленными золотом, что находился в сокровенных комнатах купален Суны… Стоп, далее благочестивым девушкам думать было просто неприлично. Как и представлять себе то, что…       — Йодо, ты записываешь? — строгий голос Казекаге обычно отрывал ее в такие минуты от сладостных мечтаний, где она с Шикадаем, который похож на Первого Казекаге, купаются в прозрачной воде, которой столько, сколько Йодо видела только по телевизору, кормят друг друга виноградом и зернышками граната, целуются…       — Йодо, ты не заболела? У тебя лицо пылает. — Голос Казекаге на сей раз мгновенно выводит ее из забытия. Йодо посильнее надвигает на глаза капюшон и строчит протокол заседания с удвоенной скоростью.       Уже после заседания Гаара-сама дает ей новое задание — отправится вместе с Шинки и Араей в Коноху, чтобы доставить подарок к совершеннолетию Химавари. Однако, когда до Конохи остается всего-то пару часов пути, Шинки останавливается и посвящает Йодо и Араю в свой план, от исполнения которого они просто не могут отказаться…       Сам же Шикадай тогда уже и думать забыл о том случае трехлетней давности. Он достаточно успешно делал карьеру на радость отцу и матери, готовясь к тому, что однажды он заменит действующего главу клана Нара в стратегиуме Конохогуре, и втайне желал не иметь с родной деревней матери ничего общего, потому как образ жизни и ценности Суны были ему в высшей степени неродными и непонятными. Вон пусть замороченный Шинки барахтается в своем Песочке, а ему это ну вообще никак не упало. Шикадай был слишком ленив для интриг, как и его дражайший родитель. Иной раз он мог весь выходной лежать в своей комнате и листать ленту тупых новостей из мира игр, которые были ему интересны только ради поддержания разговора с Боруто. На диване в гостиной он не лежал лишь только потому, что на нем лежал и курил отец, читая свежий номер «Вечерней Конохи». Но все менялось, когда из супермаркета приходила мать, уже с порога громко выражая свое недовольство ценами и качеством товаров деревни Листа, на что, однако, никто не обращал внимания, потому как это повторялось каждое воскресенье.       А потом Темари принималась за уборку. И первое, что она выметала из дома, было отнюдь не пылью, а дражайшим супругом и сыном.       — Бездельники! — орала на них Темари, иной раз охаживая супруга веником или тряпкой. — Разлеглись тут! Валите из дома, пока я тут убираюсь.       — Дорогая, но сегодня же выходной, — тянул Шикамару, не вынимая сигарету изо рта. — Дай мне полежать немного, я же все-таки кормилец семьи, — давил он на больное место Темари.       — Ага, кормилец! — не унималась мать, — Похоже в этой семье только я пекусь о будущем клана Нара! А ты, между прочим, больше на себя тратишь, чем на семью! Только на сигареты, пиво и твои посиделки с Чоджи денег уходит больше, чем на еду, средства для уборки дома и саженцы для сада. А олени? А лекарственные травы? Все на мне! Я, между прочим, не помню, когда я в последний раз себе что-нибудь покупала! И за что мне такой муж?! За что?! — картинно вскидывала руки к небу Темари. — Он даже не соблюдает мои права!       — Успокойся, Темари, ну что тебя не устраивает, — рассуждал, все так же не трогаясь с места, отец, выковыривая из бороды крошки вчерашнего пирога, заботливо приготовленного матерью и съеденного в один присест. — Все я соблюдаю. Ну что не так?       — Все не так! — завелась Темари, уже подпрыгивая к мужу с мокрой тряпкой. — Все не так!       — Ну, если все не так, — уверенно сказал Шикамару, вставая с места и кидая окурок в пепельницу, — тогда можем развестись и проблем больше не будет ни у тебя, ни у меня.       Отец обычно никогда не доводил ссору до скандала. Он знал, как правильно обращаться с матерью, когда она была вне себя от ярости. Шикадай, хмыкнув, наблюдал за действом, которое повторялось при каждом столкновении его родителей.       Темари тут же изменилась в лице. Ярость на нем моментально исчезла, сменившись испугом.       — Подожди, — от неожиданности тряпка выпала из ее рук и с мокрым шлепком ударилась об пол, — Так ты сказал «развод»?!       — Я еще ничего не сказал, — спокойно сказал Шикамару, потянувшись за очередной сигаретой. — Я просто предположил, что в случае чего ты всегда можешь уехать обратно в Суну, вот и все.       — Так ты разводишься со мной? — Темари все еще неверяще смотрела на него. — Это так?       — Успокойся, Тем, никто ни с кем не разводится, просто в кои-то веки в единственный выдавшийся выходной я хочу полежать в тишине, покурить и посмотреть на небо. А сейчас я собираюсь пойти с Чоджи и посмотреть футбол. Шикадай тоже пойдет по делам, так что дом в твоем полном распоряжении. Хочешь — убирайся, хочешь — целый день смотри сериалы. И да, вот. Премия. — Шикамару достал из своего кармана пачку купюр. — Потрать на свое усмотрение, Тем. Ты лучше меня знаешь, что нужно для семьи. Тут и на платье новое должно хватить, и на все, что хочешь.       И Шикамару, одев плащ и перчатки, засобирался вон из дома, несмотря на то, что до этого на улице моросил мелкий дождь. Темари догнала его уже у порога, остановилась, поправила плащ, посмотрела своими зелеными глазами в его темные, потом обняла и прошептала:       — Шикамару, прости меня. Прости, что наорала.       Шикадай точно знал, что родители могут сильно ругаться, а после также чувственно мириться, но чего он не хотел точно, так продолжать такую модель семьи. Здесь, на удивление самому себе, он был полностью согласен со своими песчаными дядьями, что жена должна быть тихой и послушной, а не постоянно орать и обвинять тебя во всех бедах семьи.       Однажды он даже высказал свои мысли отцу, на что старший Нара неожиданно ответил ему следующее:       — Твои дяди так и не женились, потому что не нашли тех женщин, с которыми у них бы случилась взаимная любовь. А твоя мать — самая лучшая женщина, которую я знаю. Она ведь действительно много делает для нашей семьи. Если бы не она, кто знает, был бы я сейчас советником Хокаге или нет?! И дело не только в том, что она — принцесса Суны. Если бы не ее твердый характер, как знать, что было бы со мной. Да и тебя, Шикадай, тоже бы не было.       Но, несмотря на это, Шикадай для себя твердо решил, что рядом с собой он хочет видеть девушку добрую, мягкую, ласковую и максимально его не раздражающую. Вот, как например, тетя Хината. Или как сестренка Боруто, Химавари. Та вообще всегда была милашкой и обладала какой-то невероятной способностью заставлять окружающих делать то, что она хочет. Шикадай бы не поверил, если бы сам не был свидетелем, как она нашла общий язык с Шукаку, который вообще на дух не переносил никого из Конохи. А дядю Гаару Боруто и Химавари завсегда называли «песчаным дядюшкой», и тогда вечно расплывался в улыбке от умиления. Хотя сказани такое его родной племянник, не факт, что он не схлопотал бы песком пониже спины.       Правда, у повзрослевшей Химавари были свои проблемы. Она до поры до времени не замечала их, пока однажды в онсене разомлевшая и немного выпившая Сарада удивленно воскликнула:       — Нихера се, Хима, вот это буфера!       — Где? — удивилась Химавари, — Вон там, что ли? — и она ткнула пальцем в Чо-чо. Та хмыкнула, погрузившись под воду, а плавающие рядом Васаби и Намида удивленно переглянулись. Сумире же отвернулась и густо покраснела.       — Так, я не поняла прикола, — Химавари серьезно окинула взглядом девчонок.       — А ты что, не в курсе? Мне даже без очков в глаза бросается, — Сарада почесала покрасневшие то ли от воды, то ли от горячительного глаза. — Мне мать рассказывала, что у тети Хинаты…       — А мне батя рассказывал, что ты ему очень напоминаешь тетю Сакуру в молодости, — поднимаясь из воды, невозмутимо ответила Химавари.       — Чем это? — удивленно спросила Сарада, но Химавари уже ушла по направлению к душу, а потом, взглянув на свое отражение, невольно прошептала «шаннаро!»       Однако же Химавари и сама прекрасно все понимала, и прямо-таки ждала тот день, когда ей исполнится восемнадцать, чтобы спокойно, без сопровождения матери, пойти к врачу и спросить, нормально ли, что за последнее время произошло с ее угловатой подростковой фигурой.       С опаской посмотрев на табличку на входной двери и понимая, что рабочий день врача уже должен быть закончен, но, тем не менее, набравшись духу и постучав, Химавари аккуратно открыла дверь.       Увидев на пороге Химавари Узумаки, перебиравшая карточки посетительниц Сакура Учиха знатно струхнула.       «Вот кого я в последнюю очередь ожидала увидеть здесь, так это ее. А если случилось что-то серьезное? Сказать или не сказать Хинате? А вдруг?.. а вдруг?.. а вдруг?..»       Но Сакура как всегда приняла умный вид и строгим, но участливым голосом спросила, что случилось.       — Да ничего особенного, тетя Сакура. — присаживаясь на кушетку, произнесла Химавари, оглядывая кабинет, — Вот только… не могли бы вы мне посоветовать, что делать, чтобы они, — и тут она дернула свою натянутую водолазку, — больше не росли, пожалуйста. А то я уже столько футболок отдала в секонд, что и подумать страшно.       Сакура шумно выдохнула и с грохотом опустилась на стул.       «Дожили, блин! Да мы с Ино и Тентен всю жизнь мечтали о таком счастье, а тут… Тьфу!»       Сакура встала, надела очки, а потом, сурово надвинувшись на Химавари, рявкнула:       — Не морочь мне голову пустяками, девочка! Это, как любила говаривать Цунаде-сама, дар небес, а не проклятье! А теперь иди домой, если больше нет вопросов. У меня дел полно.       — Но как же? — опустила голову Химавари. — Как мне ходить теперь? Ведь ничего толком и не оденешь…       — Гордо! — припечатала Сакура, стукнув для верности папками по столу. — И с чувством собственного достоинства. Тем более, что тебе сегодня стукнуло восемнадцать и ты уже совершеннолетняя, сама разберешься! А теперь иди и не мешай мне работать!       Химавари развернулась и с гордо поднятой головой двинулась прочь. Ничто не могло испортить ей ни настроение, ни день рождения. Однако, уже закрывая дверь она повернулась к уставшей за сутки дежурства Сакуре Учихе.       — Я думаю, что сегодня меня ждут замечательные подарки, — тряхнув растрепанными вихрами и по-лисьи улыбнувшись, сделала пальцами знак «V» она.       Однако, по-настоящему же замечательные подарки ждали, в первую очередь, Шикадая и Боруто. Так рассудил Шинки, когда посвятил в свой сакральный план Йодо и Араю. Он, как и учил его дядя Канкуро, решил сыграть на простых человеческих слабостях, зная неравнодушие Йодо к Шикадаю и трепет Араи по отношению к Сараде. Итак, первый ход должна была сделать Йодо. Было воскресение, выходной день в Конохе, и Шинки знал, что в это время Шикадай любит играть сам с собой в шоги недалеко от парка Сенджу.       «Настала пора скрасить твое одиночество, Шикадай. Сейчас ты в полной мере ощутишь то, что такое возмездие!»       Шикадай действительно сидел на указанном месте и напряженно думал над очередным ходом. И когда на доску упала чья-то тень, то, подняв голову, парень увидел рядом с собой того, кого ну никак не ожидал увидеть.       «– Оу, фанатов моей матери прибыло, — с горечью подумал Шикадай, посмотрев на светловолосую девицу, присевшую рядом и сейчас, откинув капюшон, медленно расчесывающую пальцами свои длинные золотистые волосы, — Но моя мать — само милосердие по сравнению с этой песчаной змеей! Что на миссиях, что на экзамене с Йодо было просто нельзя шутить. Такая не будет обзываться и орать, но при ней я просто не могу быть слабым. Потому что лишь один взгляд ее накрашенных глаз постоянно спрашивает тебя: мужик ты или не мужик?! Дааа. Как же хлопотно-то!»       А Йодо все это время сидела и внимательно смотрела на Шикадая, упорно ища в нем черты покойного Первого Казекаге. И, к ее величайшему удивлению, с каждым новым взглядом их находилось все больше! Но для убежденности ей не хватало лишь одного.       — Распусти волосы, Шикадай, — голос Йодо прозвучал для Шикадая настолько томно, что тот, от неожиданности облокотившись на доску шоги, с грохотом перевернул ее. — Ты так невероятно похож на господина Первого Казекаге.       — Д–давай… сама, — у Шикадая от неожиданности настолько пересохло в горле, что он едва произнес явную и бесподобную чушь, но в данном положении он просто не мог иначе. Взгляд Йодо гипнотизировал его, словно взгляд змеи попавшую в ее поле зрения мышь. И сейчас Шикадай чувствовал себя этой мышью. Да и мать уже больше не казалась нему исчадием ада. Гораздо хуже было то, что он сейчас чувствовал себя проигравшим и плененным. Пленником этих глаз и этих волос, и этой белой кожи, и этого запаха, и этих чудесных мягких губ, целующих его осторожно, робко, в первый раз в своей жизни, едва касаясь, будто боясь чего-то… Это как бояться спугнуть ночного мотылька, случайно севшего к тебе на ладонь и щекочущего ее своими мягкими крылышками.       Длинные тонкие пальцы Йодо уверенно нашли запутавшуюся в волосах Шикадая резинку и аккуратно стянули ее, распуская черные как смоль волосы. Шикадай понял, что в этот момент может не просто настать конец его самоконтролю, но и то, что их могут застукать проходящие мимо жители деревни. И не успела его посетить эта гениальная мысль, как уголком глаза он увидел рядом тень, уж очень напоминавшую ему тень его матери.       — Я-то думала, что ты опять сидишь и гоняешь в шоги, а у тебя тут, оказывается, свиданка, Шикадай, — произнесла, позевывая госпожа Нара, — Ну, я хоть выспалась без вас. Отец пошел было к Чоджи, но Каруи выставила их обоих вон, опасаясь, что они найдут и выжрут ее пальмовую водку, и смотреть футбол они все-таки пошли в паб. Сегодня, кстати, полуфинал. Облако против Конохи. Песок, как всегда, огреб еще в отборочном от Камня, к вящей радости Куроцучи-сама.       — Мама, ты ж не смотришь футбол, — напомнил ей Шикадай, под шумок спихивая Йодо со своих колен.       — Конечно нет. Я просто хотела позвать вас попить чай. И познакомиться поближе, — загадочно улыбнувшись и чиркнув ладонями друг о друга, произнесла Темари. Йодо намек поняла. Все-таки они обе принадлежали к одному и тому же подразделению в Сунакагуре — корпусу Ветра. Это был не просто жест, а явный намек на уважение и дружбу от товарища по подразделению.       Тем временем Арая выполнял другую часть плана. Отыскать гуляющих по парку Сенджу и весело болтающих между собой Боруто и Сараду для лучшего шпиона нового поколения Суны не составило большого труда. Арая, конечно, очень сильно ревновал даму своего сердца, бывшую, к тому же, несвободной, но в свои двадцать два уже научился успешно справляться со своим волнением, чтобы оно не мешало ему на миссиях. Сарада была, как всегда, прекрасна. Длинные черные волосы, сегодня не собранные в тугой пучок, а свободно развевающиеся по ветру. Блестящие черные глаза, обещающие своим блеском такое горячее гендзюдцу, от которого просто не захочется освобождаться. Чистая, словно сияющая, светлая кожа и изящная фигура.       — Боже, да она настоящее чудо, явленное с небес! Я даже не представляю, как я подойду к ней. Если вдруг она посмотрит на меня без очков своими прекрасными черными глазами, то я просто онемею. Или ослепну. Или превращусь в песчаную статую, которая может рассыпаться даже от удара ее прекрасного сердца. Ты таинственна и непостоянна, как луна, мелькающая за облаками. Изгиб твоих бровей похож на тетиву лука, натянутого лишь только для того, чтобы пронзить мое сердце. А когда твои глаза краснеют, то они представляются мне закатным солнцем, после которого наступает самая многообещающая ночь в моей жизни. Лишь взмах твоих бархатных ресниц…       И тут незадачливый горе-поэт свалился прямо на объект своего воздыхания!       Сарада как раз стояла под густым вязом, в кроне которого и прятался Арая. Боруто в это время отлучился купить им обоим мороженое.       –Йобаньки! — только и успела произнести она, неожиданно увидев перед собой лицо в маске арлекина, — Какого…       И тут маска сдвинулась, открывая Сараде лицо того, кто потревожил ее покой.       — Это не может быть! — только и успела воскликнуть Сарада и, поднявшись на цыпочки, еще раз внимательно посмотрела на явившегося ей персонажа, а потом… Арае показалась что звук ее поцелуя был слышен на многие километры. Потирая смущенный нос, который с чувством чмокнула наследница клана Учиха, он шмыгнул в ближайшие кусты, где принялся отдирать со своего лица еще одну маску, из силикона, на изготовление которой ушло больше полугода и была изучена тонна запретных свитков, которые он потихоньку таскал из закрытой части архива Сунакагуре, где специально для этого подрядился работать реставратором.       А Сарада тем временем стояла ни жива, ни мертва.       «Вот уж не думала, что он действительно так прекрасен, как мне матушка рассказывала! Да нет! Он, оказывается, еще лучше. Такое красивое, чистое лицо. И ни намека на щетину. А какие теплые карие глаза с паволокой! Какой томный, но вместе с тем уверенный взгляд! Какие чувственные губки бантиком! Какая уверенность и страсть в каждом движении уголков его губ! Но самое прекрасное — это чуть вздернутый кукольный носик, который просто невозможно не поцеловать, блин! Ах!»       — Ты чего, Сарада? Лицо такое, как будто своего дедулю Мадару увидела, даттебаса! — подошедший с двумя рожками мороженого Боруто непонимающе посмотрел на нее.       — Куда там! Самого Сасори но Акасуна… — мечтательно потянула Сарада.       — Кого?! Сарада, ты чего, на солнце перегрелась, что ли?! — Боруто легонько толкнул ее в тень, — остынь, подруга. Пошли лучше в бургерную, навернем чего-нибудь…       Но офигевшее лицо Сарады подсказывало ему, что она вряд ли шутит.       — Мне кажется, — прошептала она, глядя в глаза Боруто и вся дрожа, — что я влюбилась.       — Ой да ладно тебе, Сарада-чан, — хихикнул Боруто, тыча ей в нос мороженым, — С кем не бывает! Я вот на дню по сто раз влюбляюсь, и чё такого! Но мы же от этого не перестаем быть командой, правда?!       И он, пододвинувшись ближе, приобнял Сараду, потом аккуратно снял с нее очки и нежно поцеловал в уголок губ.       — Перебил? — спросил он, хотя уже и сам был полностью уверен в эффекте.       — Ага, — смущенно прошептала Сарада и обняла его в ответ.       А тем временем глаз из железного песка зафиксировал все то, что случилось с Шикадаем и Боруто. Однако не сказать, чтобы Шинки был доволен результатом. В итоге-то получилось так, что все окончилось не побоями и бурной сценой ревности, а как раз наоборот! И то ли Йодо и Арая сработали из рук вон плохо, хотя и все было просчитано идеально, то ли…       Но все равно настроение Шинки было безнадежно испорчено. Мести, как говорится, не получилось, зато если тетя Темари донесет отцу о том, что Шикадай водит шашни с Йодо, попадет опять-таки ему. А если отец еще и узнает, что Арая рылся в секретных свитках Корпуса Кугетсу, накажут снова Шинки. Потому что он — командир троицы Песка и был просто обязан постоянно бдеть! Да тут еще и подарок на день рождения мелкой сестрицы Боруто от Казекаге. Если Шинки сегодня же не вручит его, то это грозит по меньшей мере международным скандалом! Поэтому нужно каким-то образом найти мелкую девчонку и всучить уже ей это золотое платье! Правда, Шинки от чистого сердца не понимал, зачем оно ей все-таки сдалось?! Платье из чистого золота! Ну не перебор ли!       Шинки долго не решался пойти к дому Хокаге. Подумав немного, он рассудил, что лучше будет прийти прямиком в резиденцию к тому и во всем признаться, тогда, глядишь, и наказание будет меньше ввиду чистосердечного раскаяния. Он остановился у большого фонтана в парке Сенджу, чтобы посмотреть на диковинное для Скрытого Песка зрелище — поднимающиеся и опускающиеся под музыку струи прозрачной голубоватой воды, как вдруг чуткие уши музыканта уловили треск разрываемой ткани и хихиканье ребятни на улице.       — Надо бы футболку новую купить, а то в этой тесно, — произнесли где-то на расстоянии в пару десятков шагов, и Шинки посмотрел в сторону говорившей. Посмотрел и моментально среагировал.       Химавари всерьез не знала, как ей дойти от поликлиники Конохи до дома. Она здорово сглупила, одев на себя одну из своих некогда любимых футболок и шорты, которые были ей как раз еще пару лет назад. И теперь, когда сил уже не было терпеть, как все жало, пришлось немного разорвать одежду, чтобы хотя бы можно было дышать свободно. Как назло, это увидела стайка местной ребятни, которые и громко захихикали.       Бедная Химавари была явно не готова к такому, и ее синие глаза уже приготовились заплакать, когда черный плащ из железного песка закрыл ее от посторонних глаз. Но держалась эта стена недолго. Она опала грудой опилок в тот же миг, когда Химавари услышала детские крики:       — Там мужик в фонтане тонет!       А случилось вот что. Шинки, обернувшись на крики, увидел на другом конце площадки у фонтана девушку, которая тщетно пыталась прикрыться от пялившихся на нее и хохочущих ребятишек.       Естественно, что Шинки был бы не Шинки, если бы галантно не прикрыл бедняжку своим сатецу. Но вот только он совсем не ждал, что девушка окажется настолько… в общем в этот момент Шинки сильно пожалел, что не запихнул свое сознание в куклу, потому как в этом случае мог бы просто вытащить свои глаза и положить их в карман. Потому что даже сдержанность Шинки имела свои пределы, а так как он увидел предмет своих мечтаний в пределах досягаемости, то бедный честный юноша не нашел ничего лучше, как сигануть в фонтан, на проверку оказавшийся куда глубже, чем казался! Естественно, что не умеющий плавать Шинки (а откуда бы нему уметь!) стал быстро тонуть.       Однако уже прощавшегося с белым светом Шинки подхватили чьи-то ловкие, изящные, но сильные руки. Еще пара минут… и Химавари выволокла тушку на поверхность.       — Опа, это ж принц Песка! — раскрыла от удивления рот девушки, но потом, рассудив, что надо все-таки провести реанимационные процедуры, она, не церемонясь, рванула рубаху на груди Шинки, уже всерьез собравшегося к праотцам. Однако Химавари имела в своем арсенале упорство папеньки Наруто и маменьки Хинаты, поэтому, показав средний палец Шинигами, она с силой начала выдавливать из легких Шинки воду. Наконец, когда вся вода вышла, девушка рассудила, что надо б наполнить воздухом легкие Шинки. Как важно вещала об этом тетя Сакура на уроках медицинской подготовки, это называлось дыханием «рот-в-рот». Химавари еще раз взглянула на лежащего морской звездочкой Шинки, а потом, зажмурившись, прижалась губами к его губам. Вот только сделать так, как показывала на манекене тетя Сакура не получилось. А получился… получился поцелуй, а что еще могло получится, ну честное слово!       Итого, Шинки очнулся от того, того, что кто-то с ним целовался. Он открыл глаза и сразу же с силой закрыл их и быстрее убрал руки с талии девушки, почему-то оказавшиеся на ней. А потом до него дошло, что это уже он целовал охреневшую от такого Химавари. Какой стыд! Какой позор! И это в самом центре Конохи! Надо же, у фонтана в парке сидит весь такой из себя правильный Шинки, мокрый, с разорванной на груди рубашкой, а рядом сидит мокрая до нитки Химавари Узумаки и они только что целовались! В этот момент Шинки действительно захотелось провалиться сквозь землю. Но он не был бы шиноби, если бы не нашел выход из сложившейся провальной ситуации.       Наверное, дух Курамы дернул господина Седьмого Хокаге как раз прогуляться в парке Сенджу вместе с все-таки прибывшим поздравить Химавари с днем рождения господином Пятым Казекаге. Каково же было их удивление, когда они обнаружили мило болтающих о чем-то у фонтана Химавари и Шинки.       — Что это на тебе? — удивился Наруто, показывая на свободную белую тунику, вышитую небольшими цветами персика, в которой была одета Химавари.       — Папа, это подарок из скрытого Песка. Спасибо большое, дядя Гаара, — учтиво поклонилась она Казекаге.       — Я же говорил, что подарок пригодится, — улыбнулся тот, прищурившись на солнце. — А то Шикадай вечно жалуется, что я привожу странные подарки. И в этот раз я решил подойти к выбору подарка серьезно.       — Но ты же говорил, что платье золотое, отец? — недоумевающе спросил его Шинки, который уже высох и даже зашил свою рубашку.       — Так хлопок и есть золото. Белое золото. Просто не все то золото, что блестит, правда, сын?!       Шинки нахмурился и отвернулся. Он понял, что отец уже все знает об его проделке.       — Извините, отец! — буркнул он. — Это все я виноват. Ребята ни при чем.       — Ну хватит, Шинки! — отмахнулся от него Гаара. — В чем твоя вина, так это в том, что ты столько лет разрушал себя тем, что копил в себе злобу и ненависть из-за случая, который не был преднамеренным злом. Но даже если и на явное зло отвечать местью, круг замкнется, и в итоге ты сам окажешься в убытке. Конечно, тут тебе лучше Хокаге объяснит, но все-таки перед тем, как начать кому-то мстить, показывая всем вокруг его промахи и слабости, вспомни, сколько слабостей имеется у тебя самого.