Сбить спесь

Спессартин почти не волнуется, разве что совсем немного, идя на очередное задание по коридорам звездолёта. Он пытается успокоить лёгкий мандраж перед встречей мыслями о том, что это будет очередная привычная работа. Не простая, но привычная. Для которой он и был создан — быть защитником. И он всегда идеально справляется с поставленной задачей. Он не хочет хвастаться, но он — лучший среди всех остальных Спессартинов. Подконтрольный ему огонь сильнее и жарче, чем у других, а будущее, в которое он может заглянуть на наиболее длительное время, куда чётче. И самое главное — он может видеть будущее другого самоцвета. Именно это сочетание делает его таким эффективным телохранителем. Ничего удивительного, что он привлёк внимание аристократии. Впрочем, он никогда не думал, что его услугами заинтересуется сам Зелёный Алмаз. Спессартин стучит в высокие двери, больше напоминающие ворота, и после громогласного «Проходи», те распахиваются перед ним. Он оказывается в просторной, но неуютно пустой зале личных покоев, остановившись у входа, не смея делать ни шага ближе. — Прибыл по Вашим указаниям, мой Алмаз, — он скрещивает руки в почтенном жесте и исподлобья смотрит на возвышающуюся большую фигуру в центре зала. Зелёный Алмаз — Марволо, как он себя назвал, свесив руку с подлокотника, вальяжно восседает на троне, слишком большом даже для него, будто сделанным не по размеру и рассчитанным на кого-то раза в два больше, как и многое на этом корабле. Его огромная ладонь покоится на спине Жемчуга, сидящего на полу и скромно поджавшего под себя ноги, чьё наклонённое вниз лицо сокрыто длинной непрозрачной вуалью. Тёмные глаза без интереса переводят ленивый взгляд с вошедшего самоцвета на того, что покорно сидит у его ног. — Можешь идти, — говорит он, наклонив голову к своему Жемчугу, убрав руку, и тот одним быстрым элегантным движением поднимается. Его вуаль даже длиннее, чем казалась на первый взгляд, она оканчивается у самого пола, и, наверное, только чудом не мешает ходить. По мнению Спессартина — это слишком непрактично. Но кто он такой, чтобы критиковать внешность красивенькой игрушки владыки, чья работа — быть лишь усладой для глаз? — Да, мой Алмаз, — Жемчуг говорит так тихо, что Спессартину сначала кажется, будто это ветер свистит. — Если с моим Жемчужиной что-то случится, отвечать будешь своим камнем, — сурово цедит Марволо уже Спессартину, но он и так это знает. Все прекрасно знают, насколько жестоким может быть один из их повелителей. Самоцвет учтиво придерживает гигантскую дверь, но Жемчуг и кивком в знак благодарности его не удостаивает, равнодушно скользя мимо, всё так же опустив голову вниз. Зелёный Алмаз на эту сцену лишь усмехается, оскалив зубы. Двери за ними с грохотом захлопываются. Спессартин смотрит вслед на совершенно голую спину, но быстро отводит смущённый взгляд. Не от вида чрезмерно глубокого выреза, но от перламутрового блеска камня мятного цвета, расположенного между острых лопаток, где меньше минуты назад покоилась рука их владыки. Как оказалось, в слишком уж личном жесте, чтобы обычно показывать его кому-то ещё. — Давно Жемчугу личную охрану выдают? — как бы между делом интересуется Спессартин, пока они идут по коридорам. Им нет нужды разговаривать, да и об ответе он уже догадывается. Но повисшая тишина между ними такая давящая, что от неё хочется скорее избавиться. К сожалению, она нарушается только звуками шагов Спессартина — поступь Жемчуга столь легка, будто он вовсе не касается пола. — Давно ли телохранители такие болтливые? — голос из-под вуали должен быть раздражённым, но звучит бесцветно. Немного погодя, он всё же отвечает. — Просто мой Алмаз слишком добр ко мне, и не хочет, чтобы я пострадал от чужих рук. Удовлетворённый ответом, Спессартин кивает сам себе. За тысячелетия тирании своего правления Зелёный Алмаз нажил немало врагов, и сейчас в закоулках Родного мира ходят животрепещущие слухи о готовящемся восстании против него. Мало кто из элиты верит в это, но вполне разумно приставить к своему личному Жемчугу охрану. Приятно знать, что их Алмаз заботится хоть о ком-то. Местом назначения оказывается на удивление, довольно пустынная планета, совершенно не выглядящая населённой не то что другими самоцветами — даже представителями прежней фауны. На всякий случай Спессартин заглядывает в будущее. Он не видит ничего подозрительного, но не позволяет себе расслабиться. — Предупреди, когда будет лестница, — подаёт тихий голос Жемчуг, когда они сходят с платформы телепорта. — Знаешь, без этой штуки будет намного лучше видно, куда идёшь, — решает поддразнить он, особо ни на что не надеясь. Жемчуг в ответ только молчит, и Спессартин вздыхает. — Конечно скажу, это моя работа в конце концов. Будет плохо, если из-за этой тряпки ты навернёшься. Пользуясь возможностью того, что они наедине, Спессартин снова, уже беззастенчиво и более внимательно осматривает Жемчуг. Тяжёлая вуаль плотной завесой спускается из идеально уложенных назад коротких волос. Из-за наклона головы ткань лишь немного очерчивает нос, но благодаря более яркому свету можно разглядеть силуэты острых скул и точёного подбородка на худом лице. Если Жемчужина и замечает пристальный взгляд, то ничего не говорит, привыкший к повышенному вниманию. Во время торжественных мероприятий, где появлялись Марволо и его Жемчуг, Спессартину множество раз приходилось слышать, как более древние самоцветы жаловались на то, что лицо самого прекрасного из когда-либо созданных Жемчугов в один день стало сокрыто от посторонних глаз. Самому ему не довелось увидеть это лично — когда он вышел из Яслей, вуаль уже давно скрывала прекрасные черты. Но он бы солгал, если бы сказал, что ему не было интересно посмотреть своими глазами на то, чем все так восхищались. Из праздного любопытства Спессартин смотрит в будущее, где решает не оповещать своего подопечного о начале лестницы, и немного хмурится, увидев, как тот ударился ногой о первую же ступень. Ткань на лице, конечно, плотная, но явно не должна полностью закрывать обзор. Когда они подходят к злосчастной лестнице, он, как и договорено, предупреждает. Несколько неуверенно поставив изящную стопу на первую ступень, но уже куда легче продолжив путь вверх, Жемчуг, хотя вовсе не обязан этого делать, шепчет своим похожим на ветер голосом: — Спасибо. Впервые имея возможность так близко и долго наблюдать за Жемчугом его Алмаза, он не может отделаться от ощущения, что тот двигается как-то странно. Без сомнений изящно, как и любая другая Жемчужина. Но что-то в элегантных движениях, слишком уж ровной спине и опущенной вниз голове казалось неправильным. С каждой секундой ощущение усиливалось, но Спессартин никак не мог понять, что именно ему не нравится. Прежде чем вернуться на базу, Спессартин спрашивает, пока они ещё одни: — Можно дотронуться до твоего самоцвета? — Нет, — Жемчуг отвечает слишком резко, в тихом голосе слышно нервные нотки. Первое проявление эмоций за проведённое вместе время. — На ближайшее время я буду твоим телохранителем, а это нужно для работы, — поясняет он, понимая, что просит разрешение на слишком интимный жест. — Ты слышал наш Зелёный Алмаз, я буду отвечать жизнью, если с тобой что-то случится. Мы все не хотим, чтобы ты пострадал, — решает надавить Спессартин, пользуясь куда более весомым авторитетом Алмаза. Жемчуг очаровательно шаркает ножкой, и вертит головой из стороны в сторону, как будто пытаясь убедиться, что здесь в самом деле только они одни. И после долгой паузы наконец просит, стыдливо прикрыв рот тонкими длинными пальцами: — Только не говори об этом моему Алмазу. Несложно представить, что Марволо, несколько часов назад так же касавшийся своего Жемчуга, плохо это воспримет, если узнает. — Ни за что, — обещает Спессартин, после чего Жемчуг, всё ещё тревожно держа руки у губ, на носочках поворачивается к нему с прямой, как натянутая тетива лука, спиной, доверяя камень. Прикосновение одними лишь пальцами до гладкого блестящего самоцвета длится меньше секунды, но этого хватает, чтобы Жемчуг обнял себя за плечи, пытаясь унять дрожь. — Не бойся, я защищу тебя от любой опасности. Я лучший телохранитель из всех, каких можно найти во всём Родном мире, — горделиво тыкает себя пальцем в грудь Спессартин. Это не пустая бравада. Он в самом деле лучший — за всю жизнь у него не было ни единого провала. Жемчуг на это делает неопределённый жест головой. Когда они возвращаются в покои Зелёного Алмаза, Марволо едва ли не в объятиях стискивает своего Жемчужину. С ласковой улыбкой покровительственно кладёт широкую ладонь поверх его камня, чем полностью накрывает спину. И этот момент близости так странно наблюдать Спессартину, что привык слышать только о жестокости Зелёного Алмаза. — Как всё прошло? — кончиком пальца заставив Жемчуг поднять голову, интересуется Алмаз. — Терпимо, — подытоживает Жемчуг проведённые под присмотром телохранителя часы. Обычно он бы решил, что это провал. Но учитывая темперамент нового подопечного, ему кажется, что это наивысшая оценка, которую тот может дать. В подтверждении догадки Спессартина, Марволо одобрительно кивает, и говорит, что с ним ещё свяжутся, когда Жемчугу снова нужно будет уйти по делам. Позже Спессартину, к своему стыду, хочет украдкой посмотреть ещё за Жемчугом и их неожиданно милостивым Алмазом. Он накрывает ладонью свой глаз, и сосредотачивается на видении будущего для своего подзащитного. Но вместо ожидаемой мирной сцены, он с животным ужасом наблюдает за тем, как Марволо, всё с той же ласковой улыбкой истязает лежащего на полу Жемчуга, с которого соскользнула вуаль, обнажив наконец его прекрасное лицо. Спессартин не знает, что больше наводит на него гнетущую внутри горечь: совершенно бесстрастное выражение Жемчуга, явно давно привыкшего к подобному обращению, или глубокая длинная трещина, рассекающая оба глаза, некогда красивых, а нынче расколотых и совершенно белых. Так и замерев посреди коридора с рукой, напряжённо прижатой к лицу, Спессартин не в состоянии прекратить наблюдать акт необычайной жестокости. С леденящим самоцвет отвратительным чувством беспомощности, он осознаёт, что привёл Жемчуг, которого обещал защитить, в самое опасное для него место. И он ничего не может с этим поделать.