(Not) The Winner

      Пальцы вцепились в волосы на макушке до отрезвляющей боли. Йере заранее предполагал, что события могут развернуться подобным образом: Лорин по всем законам логики должна была обойти его в финале, но... Пёухёнен наблюдал за тем, как его поддерживают зрители. Он видел посты в сети, слушал, что рассказывали ему братья о том, как их знакомые гордятся им и верят в него, он получал поддержку даже от других участников — больше всего, конечно, от Joker Out, но и Алика, и Алессандра, и даже Моника выражали ему пожелания победы, хотя должны были состязаться с ним на сцене. Йере не так сильно верил в собственную победу до того, как услышал этих людей. Его сердце сжималось, пока зал скандировал «Käärijä» и «Cha Cha Cha» во время объявления баллов. Нервы натянулись настолько, что могли бы лопнуть, затянись ожидание результатов немного дольше, но всё оборвалось в одно мгновение — Швеция получила двести сорок три балла от зрителей. Разрыв всего в пятьдесят семь очков казался таким незначительным, но решительно сбросил его на твёрдое второе место.       Он верил в себя. Что ещё важнее, все эти люди верили в него. А он их так подвёл.       Если бы Йере кто-то спросил, помнит ли он, что делал до того момента, как оказался в номере, он бы честно признал — помнит, но плохо. Его искренне поддерживали все, кто изначально ратовал за его победу — Боян почти не отходил от друга, пытаясь развеселить, растормошить, отвлечь от негатива, но Каарья чувствовал себя слишком виноватым и разочарованным, чтобы иметь возможность действительно развлекаться. Сохранять лицо пришлось до конца пресс-конференции: сначала Пёухёнен «отпраздновал» второе место с командой и облил всех шампанским, а потом привёл себя в порядок и пообщался с журналистами. Он попросил прощения у всех с помощью профессиональных интервьюеров, но после этого не удержался — записал ролик в Инстаграм от самого себя, уже более искренний и более чувственный, где снова попросил прощения.       Хотя Йере и сказал, что жизнь на этом не заканчивается, что всё будет в порядке и проигрыш — не трагедия, он всё равно не почувствовал себя лучше. Ему хотелось выпить, желательно так много, чтобы вовсе не встать завтра, а ещё хотелось высказаться, поделиться, только вот говорить ему было не с кем — команда уже разбрелась, да и не то чтобы среди них нашлись те, кто понял бы его достаточно хорошо, а звонить близким и загружать их подобным вообще казалось дикостью. В конце концов, второе место, что ещё тебе нужно? Сиди да радуйся, любой другой обзавидовался бы твоему успеху и тому, какой ажиотаж вокруг себя ты собрал среди поклонников! Но Пёухёнену так и не удалось смириться — победа была ему нужна не для самоутверждения, не для того, чтобы что-то доказать, а для того, чтобы все поклонники увидели: он смог. Смог сделать такое, что зажгло бы в них огонь и заставило плакать от восторга и счастья. Что тот, кого они хотят видеть победителем, действительно достоин им стать.       Как оказалось, нет, Йере достойным этого не был, а потому сейчас, в полной темноте и в таком же полном одиночестве захлопнул за собой дверь номера и щёлкнул выключателем. Толстовка сразу полетела в сторону, а Пёухёнен лениво и совершенно без желания пытался смыть с лица остатки макияжа и почистить зубы. Расхотелось даже напиваться — лучшим решением было бы завалиться в постель и провести там весь следующий день до самого обратного самолёта, но его планы нарушил абсолютно неожиданный стук в дверь номера. Каарья отложил в сторону щётку, протёр лицо и всё же открыл таинственному гостю.       В коридоре красовался не кто иной, как Боян Цветичанин собственной персоной. Он стоял перед Йере в простой пастельно-лиловой футболке и светло-коричневых домашних штанах, слегка растрёпанный, но всё ещё поразительно красивый. Руки Боян спрятал в карманы штанов, а на губах словенца держалась кроткая, даже смущённая и неловкая улыбка, как будто тот чувствовал стыд за то, что побеспокоил друга в такое время:       — Хорошо, что я тебя не разбудил, а то было бы ужасно неловко, — Цветичанин мягко усмехнулся и пожал плечами, глядя на финна. — Можно зайти?       Йере не нашёл, что сказать: он совершенно не ожидал увидеть здесь Бояна, тем более в такое время. Они, конечно, стали хорошими приятелями за этот конкурс, очень много времени проводили вместе, а ещё Пёухёнен успел осознать, что его угораздило почувствовать в отношении этого парня нечто большее, чем дружескую привязанность. Улыбка Бояна всегда значила и то, что Йере улыбнётся в ответ. Его смех они автоматически разделяли на двоих: если смеялся Цветичанин, смеялся и Каарья. Пёухёнен в деталях запомнил, как прищуриваются карие глаза, когда губы Бояна расплываются в широкой улыбке. Он изучил друга вдоль и поперёк за очень краткий промежуток времени, потому что осознавал: воспоминания — это единственное, что Йере завтра увезёт отсюда в родную Финляндию. Боян же вернётся домой и вряд ли снова вспомнит об их общении: ему явно легко давались контакты с другими людьми, так что знакомых и приятелей у Цветичанина точно водилось море, а значит, Йере быстро канет в Лету. Что ж, на деле, оно и к лучшему. Их разделяли бы почти две тысячи километров, какие уж тут отношения? Даже дружить было бы чересчур сложно, а потому Пёухёнен молчал и даже не думал поднимать эту тему. Завтра он уже улетит, и всё будет, как раньше. Чувства останутся здесь, в Ливерпуле, как осталась и надежда на победу. Требовалось только пережить ещё сутки.       Выгонять Бояна Йере даже в голову не приходило, так что он молча отступил в сторону и пропустил незваного, но от того не менее приятного гостя в номер, после чего закрыл за ним дверь. Боян неловко остановился перед Йере и заглянул ему в глаза: в этот момент он искренне напоминал Пёухёнену щенка, и это показалось ему таким очаровательным, что финн даже не смог злиться на явно написанную на чужом лице жалость.       — Я... Беспокоился о том, как ты здесь, — честно высказался Цветичанин, и Каарья приподнял брови от неожиданности. Ответить он не успел, потому что Боян продолжил говорить. — Я видел, в каком ты был состоянии, так что хотел проведать. Ты держался молодцом, но вряд ли у тебя была возможность поговорить с кем-то и высказать всё, что болит. Я хочу помочь. Скажи мне. Я послушаю.       Йере почувствовал, как сердце пропустило удар, а воздуха в лёгких на вдохе не хватило. Боян будто читал его, как открытую книгу, и знал его слишком хорошо для человека, с которым они на самом-то деле едва знакомы.       — Йере? — окликнул его Боян, и Пёухёнен понял, что его молчание в ответ слишком затянулось. В течение минуты или двух он просто смотрел на Цветичанина, устало и загнанно, так и не найдя подходящих слов для ответа. Они ещё ни разу не оказывались в ситуации, где требовалось разделить негативные эмоции: им с Бояном всегда было весело и легко вместе, но атмосфера номера в эту минуту совершенно не походила на непринуждённое расслабление. Откровенно говоря, Йере попросту не знал, как себя повести — что ему сказать? С чего начать? Как вообще поделиться тем, что даже самому финну кажется таким идиотским? Каарья устало вздохнул и потёр переносицу, прежде чем пожать плечами и сесть на край своей кровати. Цветичанин осторожно занял место рядом: почти вплотную, так, что колени исполнителей соприкасались. Он опустил ладонь на плечо Пёухёнена и подбадривающе стиснул его:       — Давай, не молчи. Я здесь.       Подбирать слова на английском в расстроенных чувствах оказалось ожидаемо сложно, но Йере всё же решил попытаться.       — Чувствую себя так, будто подвёл всех на свете, — Пёухёнен устроил локти на коленях и закрыл лицо ладонями, чтобы не смотреть на Бояна. Из-за того, что его губы тоже оказались прикрыты, Йере звучал более глухо и, скорее всего, ещё менее ясно, чем до этого — а с явным финским акцентом в английской речи его не всегда легко было понять — но он всё равно постарался продолжить.       — Знаю, что это глупо, но... На секунду я поверил, что смогу обойти её и выиграть. Я слышал зал, и... — Пёухёнен сглотнул и быстрым жестом стёр непрошенные слёзы. В этот же момент он почувствовал, как ладони Бояна легли ему на плечи: одной рукой Цветичанин обвил их так, чтобы прижать Йере к себе, а вторую ладонь просто устроил на ближайшем к нему плече, утешающе поглаживая. Почувствовав поддержку, ощутив, наконец, что он не в одиночестве и что ему есть, на кого опереться, Каарья позволил себе потянуться навстречу и уткнуться носом в грудь словенца. Тот сразу же заключил Йере в крепкие объятия, давая тому возможность выпустить эмоции тем образом, которым ему требовалось. Пока Пёухёнен позволял слезам стыда и разочарования стекать по щекам — тихо и молча, без всхлипов и шмыганий носом — Цветичанин очень нежными движениями гладил чужую спину, затылок и плечи. Боян не задавал вопросов и вообще ничего не говорил — он просто позволил Йере пройти через эти эмоции не в одиночестве. Позволил высказаться настолько, насколько его хватит, а дальше дать волю своим чувствам.       Сколько они сидели так? Минуту, две, пять, десять? Никто из них не знал и не считал, но спустя время Цветичанин всё же решился тихо поинтересоваться с мягкой улыбкой на губах:       — Эй, ты ещё не заснул? Я знаю, что я крайне неудобная подушка, больно плечи у меня костлявые, так что тебе бы сменить локацию, — Боян говорил ласково и негромко, продолжая держать Каарью в объятиях, и тот издал тихий смешок. Улыбка Цветичанина стала шире. — Стало лучше?       — Да, — честно признался Йере. Разочарование в самом себе, вина и даже какая-то глупая обида на жюри за явный фаворитизм отступили, стекли солёными каплями по щекам, и теперь Пёухёнен действительно почувствовал облегчение. Было бы ему настолько же легче, не прижимай Боян его сейчас к своему телу и не касайся тот его спины и макушки своими до невозможности аккуратными пальцами? Наверняка нет. Именно то, что Цветичанин разделил с ним этот момент, не осудил его, не пытался вытягивать на разговор, а просто дал именно то, в чём нуждался Йере — своё присутствие и молчаливую поддержку — на самом деле помогло Пёухёнену немного ослабить давление на себя самого и осознать, что его не будут ненавидеть за это унизительно обидное второе место. Что у него всё ещё есть поддержка и опора. Йере отстранился от плеча Бояна и поймал на себе нежный, внимательный и искренний взгляд карих глаз словенца. Возможно, от такого пронзительного взгляда Пёухёнен даже покраснел, но в тусклом свете гостиничного номера Цветичанин не должен был этого заметить. Захотелось отвести взгляд и прочистить горло, чтобы наконец избавиться от этой ужасной неловкости, которая теперь затмила в Йере все имеющиеся до этого негативные чувства, но Боян всё продолжал смотреть, а Пёухёнена будто парализовало. Этот взгляд магнетизировал, и Каарья чувствовал себя, словно змея под флейтой гипнотизёра. Первым сдался Боян — неловким жестом он провёл ладонью по загривку и опустил глаза, после чего стал с наигранной заинтересованностью рассматривать содержимое номера Йере. Финн тоже отвернулся и нервно беззвучно сглотнул: чёрт возьми, ведь ещё всего несколько секунд, и он бы не сдержался, чтобы потянуться и поцеловать Бояна! Слава богу, что он не сделал подобной глупости.       — Йере? — Цветичанин подал голос, и Пёухёнен повернул голову в его сторону. Боян смотрел на него, но уже не так пристально и не с тем же... Проницательным выражением, так что Каарья не боялся снова посмотреть в чужие глаза. — Во сколько у тебя завтра самолёт?       — О... Эм... — Йере настолько не ожидал этого вопроса, что даже не вспомнил сразу время вылета. Пришлось подумать несколько секунд: — В половину седьмого вечера. А твой?       — В девять. Значит, мы могли бы как минимум позавтракать вместе, что скажешь? — предложил Цветичанин и улыбнулся уголками губ. За эту милую улыбку Пёухёнен отдал бы хоть второе, хоть первое место, чтобы Боян снова так ему улыбнулся. Собрав лишние мысли в кучу, Йере с ответной улыбкой кивнул:       — Я с удовольствием. Может, это наша последняя возможность провести время вместе, — Каарья пожал плечами и сложил ладони друг на друга на коленях, а Боян как-то поник. Йере протянул руку и коснулся его ладони: — Эй, всё хорошо?       — Да, просто... Жаль, что разъезжаемся, — Боян развернул ладонь так, чтобы перехватить в неё ладонь Пёухёнена, и тот с готовностью поддержал прикосновение. Пальцы переплелись, а взгляды снова встретились, прежде чем Цветичанин продолжил. — Я давно не чувствовал себя ни с кем так легко и комфортно, как с тобой, Йере. Я знаю, что мы едва знакомы, но... Я ничего не могу поделать с тем чувством, будто ты — мой человек. Мне будет не хватать тебя, — ладонь Бояна слегка сжала руку Йере, и тот почти автоматически повторил чужой жест. Воздух в комнате как будто стал тяжелее, горячее и гуще, дышать стало сложнее, а щёки горели — от смущения и от желания наконец податься вперёд и украсть хотя бы один поцелуй с этих губ...       ...только поцелуй украли у него. Цветичанин медленно наклонился к Каарье, по-прежнему всматриваясь в его глаза, а потом практически невесомо коснулся его губ своими. Боян явно волновался: его ладонь в ладони Пёухёнена подрагивала, да и губы только скользнули по губам Йере — это даже сложно было назвать чмоком, не то что поцелуем. Каарья же, едва Боян попытался отстраниться, потянул его к себе за руку и крепче прижался губами к чужим губам. Йере прикрыл глаза: ему хотелось раствориться в этом ощущении полностью, прочувствовать каждую секунду этого поцелуя — отчаянного, но нежного, жадного, но неторопливого, такого желанного и пугающего одновременно. Они не заходили слишком далеко, только чувственно сминали и покусывали губы друг друга, пока свободная ладонь Йере скользила вверх и вниз по талии Бояна, а пальцы незанятой руки Цветичанина перебирали волосы на макушке Каарьи. Они отстранились друг от друга крайне нехотя, но неудобная поза для поцелуя всё же давала о себе знать — долго задерживаться в таком положении явно не удалось бы. Йере поражённо выдохнул, а Боян явно не знал, куда себя деть: крутил головой, отводил взгляд и кусал нижнюю губу. Пёухёнен убрал ладонь с талии Цветичанина и опустил её на его щёку, чтобы развернуть к себе чужое лицо:       — Я тоже хотел это сделать, — с улыбкой признался Йере, и Боян просиял, улыбнувшись в ответ.       — Раз так... Может, перенесём билеты на пару дней и немного задержимся в Ливерпуле? Я с радостью узнаю тебя ещё ближе, — предложил Боян, и Каарья охотно кивнул.       — Значит, завтрак мы зачтём как первое свидание? — шутливо поинтересовался Йере, ответом на что стал звонкий смех.       — Да, именно так. Раз уж я пригласил, то раскошелюсь на что-нибудь поприличнее, что скажешь? — они оба улыбались и перебирали переплетённые пальцы друг друга. Пёухёнен согласно кивнул.       Может быть, он проиграл конкурс сегодня, зато выиграл кое в чём гораздо более значимом.