Пешка

      Чонгук возвращается домой, по обычаю, поздно. Улицы мегаполиса давно померкли, наполнились синевой холодной ночи, и даже яркие вывески неонов вкупе с теплыми прожекторами фонарей не способны согреть то, что сокрыто глубоко внутри. Он снимает с себя выглаженный пиджак, перевешивает его через руку, пока избавляется от туфлей.       Дома пахнет едой. Просторное помещение сияет чистотой, а глубоко в груди в клубочек сворачивается успокоение. Наконец-то стих гомон людей, не слышно цокота клавиатур и громких каблуков секретарш.       Здесь лишь его муж, снова заждавшийся допоздна.       — Чимин? — зовет осторожно, чтобы не спугнуть. — Милый, ты здесь?       Чонгук заглядывает в гостиную, библиотеку и ванную по пути к столовой. Догадывается, где омега коротает столь поздний час, и ждет не дождется скорейшей встречи.       Весь день, как и остальные, прошел как в тумане. Бесчисленные подписи документов, бланки расчетов, переговоры и встречи — трудно выкладываться на полную, когда знаешь, что дома ждет он.       Впрочем, для него Чонгук и старается. Засиживается допоздна, мучается от болей в спине, лишь бы омега ни в чем себе не отказывал. Теперь, когда Чимин его муж, это главная обязанность альфы — обеспечить достаток семье и подарить безбедное будущее.       Таковы были условия сделки, когда Пак, подписывая брачный договор, переписывал свою часть наследства на мужа.       Сплошная бюрократия. Их соединяют узы фальшивого брака, но в Чонгуке уважения столько, что Чимин, порой, забывает, ради чего все это затевалось.       И в этот промозглый летний вечер исправно ждет своего мужа на кухне, чтобы накормить перед сном и поблагодарить за то, что вытащил его буквально из ада.       — Я здесь! — отзывается омега, расторопно избавляясь от фартука. Промокнув испачканные маслом руки, Чимин суетится поскорее привести себя в подобающий вид, но Чонгук оказывается быстрее — уже стоит в широком проеме, подперев арку плечом, и с мягкой улыбкой наблюдает за тем, как его драгоценная омега порхает на кухне.       Это зрелище, до боли знакомое и привычное, каждый раз заставляет сердце Чонгука крошиться в труху. Он улыбается и идет прямиком к нему, чтобы заботливо взять за затылок и оставить горячий поцелуй на лбу.       — Я скучал, драгоценный, — шепчет так тихо, что внутренности жмутся друг к другу. Чимин ежится и льнет к сильному телу инстинктивно — ненавидит свой отпуск.       Обычно их рутина разбавлена шумом — оба работают в банке, весь день они суетятся, точно трудоголики-пчелки, и вместе едут домой.       — Как день? — омега смотрит в темные омуты глаз доверительно, позволяет притянуть за талию крепче, пока сам растворяется в мускусном запахе размоченных лоз.       Чонгук пахнет деревом. Сочным массивом, мелкой стружкой опилок и чуть заметным налетом грибов. Свежестью, новой сплетенной корзиной и строительным магазином в отделе фанер.       — Трудным был без тебя.       Этого хватает, чтобы поджать губы в смущенной улыбке. Чимин обвивает Чонгука за шею, тянет ниже к себе и целует, наконец, по-настоящему в губы. В груди теплота, в животе сотни бабочек, щекочущих крылышками зарождающееся возбуждение. Рядом с мужем не получается сдерживаться. А Чонгук и не против.       Руки, крепкие мужские руки, бережно обнимают за тонкую талию, с нетерпением забираясь под подол хлопковой кофты. Ползут на спину, плечи, блуждают по пояснице, чтобы окончательной остановкой задержаться на бедрах и подсадить омегу на собственное тело.       Чимин коротко пищит и смеется, когда ногами обхватывает чужой пояс. Держится крепко за мощные плечи и весь сияет от счастья, не прекращая целовать мужа в лицо. Щеки, лоб, скулы, губы и нос — ему не спастись. Чонгук лишь довольно жмурится и с новым наплывом чувств припечатывает омегу к стене, с первобытным желанием оглаживая мягкие бедра, предвкушая, как они, обнаженные, молочные, сожмут его голову, пока рот Чонгука будет занят…       — Я приготовил ужин, — на выдохе срываются слова, пока Чимин, запрокинув голову, лениво хватается за крупицы рассудка. Он готов с ними попрощаться, доверив свое тело тому, кто ни разу не подводил.       Не бил в спину, не колол ножами и даже хоть на секунду не подвергал сомнению ни одно свое слово и действие. Надежность — то, чем не каждый альфа может похвастаться. Чимин же сорвал джекпот.       Мускусный аромат заполняет изнутри все легкие. Густое возбуждение окутывает супругов облаком, Чонгук мокро целует мужа в шею, пока тот, извиваясь в руках, отчаянно ерзает в попытке получить стимуляцию. Тихо рыкнув, альфа давит на промежность омеги сильнее, ответным трением доводя до судорожных всхлипов.       — Хочешь, чтобы я остановился? — шепчет Чонгук, сбавляя обороты. В его тоне нет грязного флирта — он не подначивает омегу, ни в коем случае не шантажирует. Если Чимин скажет да, он тотчас остановится и сядет за стол, съест все, что приготовил омега, а потом отнесет его в комнату, где они смогут продолжить то, на чем остановились.       Выбора, однако, у Чимина все равно нет. Негромкая трель входящего вызова прерывает возню, и Чонгук, расстроенно выдохнув, спускает мужа на ноги.       — Извини, — расстроенный альфа целует Чимина в губы и идет в ванную, чтобы ответить на звонок.       Ароматные блюда заполняют небольшой обеденный стол. Он круглый, дубовый — накрахмаленная скатерть обнимает его спину одеялом.       Чимину нравится семейная жизнь. Нравится быть мужем, нравится делить жилплощадь с Чонгуком и знать, что он теперь та стена, что укроет его от всех бед и ненастий.       Даже если это собственные родители.