Ген убийцы

      Он стоял под душем до тех пор, пока алая вода, исчезающая в сливе, не стала прозрачной. Голова была пустая, никаких мыслей, никаких флешбеков воспоминаний… Но это пока.       Он знал, как это работает. Тело в шоке, разум чист, пока он изолировал себя от внешних раздражителей, от окружающего мира, он видит только кафель ванной комнаты, белую глазурь ванны, он даже может закрыть глаза, он почти не чувствует стену, в которую упирается руками, горячая вода обжигает кожу – но он этого не ощущает.       Глаза щиплет не от воды и пара, глаза щиплет от слез. Глупость. Он знал, на что шел, он все прекрасно знал – и ему вновь повезло.       Нет, не повезло… Ему никогда не везло. Это всего лишь – всего лишь – расчет и умение следовать плану.       Он улыбается – или губы всего лишь кривит горькая усмешка?       Он на какое-то время перестает быть собой, он забывает, где он, в какую эпоху живет… Как если бы читал приключенческий роман или фантастику.       Вот только его жизнь вовсе не приключения, не фантастика, даже не детективный роман – а фильм ужасов с бездарным сценарием.       Это злость? Он резко выключил воду, ударив по рычагу смесителя, он фыркнул, стер ладонью воду с лица, наощупь стянул полотенце с полки, ступил на пол, перешагнув бортик ванны.       Он так хотел услышать тишину – в которой можно было бы раствориться и хотя бы ненадолго продлить эту мысленную пустоту – но в соседней квартире опять орали новые соседи.       Уже три недели они до двух ночи хохочут в голос, слушают музыку, перекрикиваются через этажи, шумно двигают мебель и живут своей полноценной жизнью, беззаботной и полной раздражающего счастья.       Дилан ненавидел новых соседей. Последний год квартира по левую сторону от него пустовала, очевидно, из-за неподъемной аренды, до этого там жил тихий угрюмый старик-художник, который помер от старости и оставил трехэтажную жилплощадь в элитном квартале Балтимора кому-то из родственников. Дилан не интересовался жизнью соседей, ему было плевать, кто умер или жив, и еще больше он не привык к посторонним голосам через стенку – через несколько стен – будто специально предназначенных, чтобы мешать.       Он терпеливо ждал, когда они успокоятся и войдут в режим, он сперва предположил, что они просто не могут прийти в себя после переезда. Дилан всегда ложился в одиннадцать, чтобы вставать в семь, чтобы успевать в зал перед сменой в местном продуктовом супермаркете, он не понимал, как можно не спать ночами, орать во все горло, хохотать с надрывом так, словно они сейчас лопнут от смеха, стучать по столу – или по какой-то поверхности – или визжать от радости, будто выиграли лотерею.       Их было всего трое, а не толпа разъяренных обезьян – судя по именам, выкрикиваемым с дружелюбием, заботой, странной обнадеживающей теплотой, которая порой по утрам – когда Дилан забегал домой после зала, чтобы оставить сумку, взять контейнер с обедом и отправиться на работу – резала уши через каменные преграды.       Двое мужчин и женщина. Один мужчина был спокойным и молчаливым, его почти не было слышно, а от остальных двоих у Дилана болела голова.       А еще был голос искусственного интеллекта, голосового помощника, который реагировал только на женщину.       – Ричард, погода на завтра.       – Завтра завтра или сегодня завтра? – переспрашивал Ричард неестественным, но мягким голосом – когда вопрос задавался по ночам, после полуночи.       – Сегодня завтра, – отвечала женщина со вздохом, так, словно голос был живым и мог понять ее интонацию.       – Погода завтра, восемнадцатого июля, понедельник, плюс тридцать три, плюс двадцать восемь, облачно, без осадков.       В огромной трехэтажной квартире было прохладно даже в летнюю жару, на улице было пекло, последний раз дождь прошел – и тут же высох – девятого июля. До этого дождь был в ночь с пятого на шестое…       Женщину звали Александра, она бегала по утрам вдоль зданий квартала Маунт Роял Террас – когда Дилан направлялся в зал вверх по тротуару вдоль улицы. Ее высокий хвост, торчащий из-под кепки, болтался из стороны в сторону от каждого шага. Дилан не здоровался с ней – как не здоровался ни с кем из соседей, он предпочитал держаться в стороне.       Мужчину с сипловатым, таким же, как у женщины, громким голосом, звали Кристофер. Он каждый раз криво парковал свой светло-синий кабриолет, Дилан на своем вэне с трудом выезжал, если тот ставил машину рядом. Кристофер занимался в зале вместе с Диланом, Дилан делал вид, что никогда в жизни прежде его не видел.       Третьего соседа Дилан еще ни разу не встречал. Судя по возгласам: «Уильям, радость моя, ты ужинал?» и «Не мешай Уильяму, он работает», Уильям мог выносить их ор и шум, только потому что был на своей волне.       Дилан лежал на кровати, уставившись в темный потолок, сна не было, соседи на втором этаже что-то уронили, заржали, притихли. Хорошо, что они не обсуждают ни проекты по искусственному интеллекту корпорации Cobaltum, ни средневекового алхимика-шарлатана Фауста, ни Чесапикского Потрошителя.       Иногда ему казалось, что он сходит с ума – и эти соседи ему просто мерещатся – потому что не может быть так, чтобы он слышал их через коридор, лестничный пролет и комнату покойной бабушки, дверь в которую вот уже пять лет как заперта.       Завтра – сегодня завтра – будет трудный день. Поскорей бы эти соседи заткнулись…       На улице взвыла приближающаяся полицейская сирена.