Любовь со вкусом океана

Каждый учебный день проходит слишком заурядно и одинаково для того времени, что называют лучшими годами жизни. Не проходит ни одного утра, когда облака не были соединены в унылом дуэте безэмоциональности. Сроки сдачи работ бегут к финишной линии и напоминают о себе во всем. Смотришь на упаковку сыра в магазине з приклеенными ценниками и вспоминаешь о том, что тебе тоже нужно расписать полотно цифрами и тонкими линиями. Идёшь на рынок за килограммом риса, а перед глазами только недописанный контур лица его музы на когда-то белоснежном, а теперь измазанном полотне. Тяжело быть творческой личностью, учиться в университете и жить в полном одиночестве. Для Хенджина это никогда не было проблемой, пока в какой-то вечер он не понял, что больше часа рассказывает о своем дне электрической рисоварке. А ещё когда он уходит на еженедельные бесплатные встречи юных художников в подвале общежития, то неосознанно может вытанцовывать сцену для будущей картины в холодном коридоре. Приятно стучать небрежно завязанными на тугой узел кедами по линолеуму и слушать свои шаги, что отбивались ему эхом, и тихие напевания самых известных песен. Он каждый раз приходил за десять минут до начала, закрывал глаза и просто слушал тишину. Конечно она быстро сменялась неугомонными комментариями со стороны только пришедших новеньких, но это не столь важно. В приоритете у Хенджина только понимание полотна. Абсолютно белого, нетронутого и непорочного полотна, что так и молило о каких-то действиях. Измазанные прошлыми попытками банки с красками слиплись друг с другом черным цветом. Хван себе даже забрал один мольберт. Это был только его персональный, хоть по правилам и должен был использоваться в общественных целях. Но с момента, как Хенджин гордо наклеил по центру наклейку с тигренком из ежемесячного журнала "Карандашик", все тут же перестали предъявлять к нему какие-либо претензии. Сегодня не исключение. Он надавил сильнее на отклеивающийся уголок рисунка и принялся размышлять о сегодняшней гамме цветов. Вся прелесть независимых уроков в том, что никому нет дела до палитры, которую ты соизволишь выбрать. Хоть чёрно-белый, хоть огненный и радужный. Это приятно и не дает потеряться в себе. И сегодня последний день перед финальной работой. Учитель Пак вновь вошёл через скрипящие двери в полутемный класс, устало нажал на оранжевую от грязи кнопку и в комнате стали мигать лампы. Как бы им не нравился медицинский свет, иного выбора не было, ведь только владелец здания мог выбирать свет, а он стоматолог. — Добрый вечер, юные таланты! — своей неизменной фразой начал урок мужчина в безразмерной рубашке в красную клетку, незатянутую галстуком. — Добрый вечер, уважаемый господин Пак, — едва живым хором ответила группа из восьми человек. — Как вы все помните или, возможно, как я, потеряли счёт во времени, сегодня у нас последнее занятие. Вы успешно прошли каждое мое занятие, за что я вам премного благодарен, — кланяясь до параллельности с полом, сказал мужчина лет сорока пяти. — И это означает, что работа, которую я всем вам скажу написать, будет последней на этом курсе. После нее вы сможете подаваться на художественные конкурсы и продолжать свой путь в творчестве. — Про какую работу Вы говорите, господин Пак? — Точно, почему-то отошёл от темы. Ваша последняя картина должна быть с человеком, к которому вы искренне чувствуете желание. Ваше желание может быть абсолютно любым. Своего человека вы нарисуете, как хотите, то есть можно только голову, глаза, а можно и и все тело даже с пейзажем. Самое главное передать жизнь и ваше желание в этой картине, понятно? — Господин Пак, а что делать, если у кого-то нет такого человека? Хенджин одобрительно кивнул и перевел голову на учителя, что стал более серьезным после этого вопроса. Были и правда трудно ответить, ведь мужчина не ожидал, что у кого-то не может быть близкого человека. — Совсем нет? — с последней надеждой спросил он и посмотрел на Хвана. Тот только поджал губы, опустил взгляд на играющиеся с кистью пальцы и покачал головой. — Что ж, тогда вам придется найти такого человека и успеть его написать на полотне. — Но ведь тогда нам придется работать в два раза больше. — Это не честно! — Не честно жить быть ни единого близкого вашему сердцу человека. Считайте, что я направляю вас всех на правильную тропу жизни. В одиночестве идти нельзя, по крайней мере слишком трудно. И если вы хотите постоянно колоться о шипы проблем и дрожать от морозного ветра ваших неудач, то можете пропустить это задание или написать абсолютно незнакомого человека. На этом все. Вы можете идти куда хотите, но через две недели картины должны быть тут, хорошо? — Да, — заморившимся хором ответили ученики. — Тогда всем вам удачи и нескончаемого вдохновения, — сказал господин Пак, взял в худые костлявые руки портфель и пошел к дверям. — Я в вас верю, — последнее, что сказал учитель, прежде чем наглухо захлопнуть дверь. Класс заполнила тишина. Удушающая, незнакомая и без всякого утешения тишина. Никто не знал, что делать. Вряд ли ученики, что чувствуют несгораемую любовь к кому-либо, будут приходить на ночные уроки в каком-то подвале, где днём стоят столы и приборы стоматологии. — И что нам делать? — Что что? Искать будем. — Ты уже знаешь где искать? — Может тогда в клуб сходим? Я больше, чем уверен, что там можно будет с натуры срисовать все ее желание. — Какой мерзкий подонок. — Может тогда вы пойдете парочкой? Неплохо ладите. — Тогда единственное моё желание будет убить этого придурка мастехином и размазать его кровь по полотну. — Жестоко, но я бы посмотрел на этот шедевр. Группа смеялась, а Хенджин только изредка мог поднять уголки губ вверх. Кажется таким простым, но если задуматься, то очень трудно найти родного человека за две недели. Но для кого-то и всей жизни не хватает, чтобы это сделать, а у Хенджина всего две недели. Куда идти, чтобы познакомится с интересными людьми? Зачастую ходят в библиотеки, клубы и караоке. Музеи посещают уже счастливые в совместной жизни парочки. А в отделе сладостей в продуктовом знакомится не самая лучшая идея. "Извините, Вы не могли повернутся? Просто я хотел найти ценник, ведь Вы самое красивое и сладкое пирожное". Скорее Хенджина посчитают извращенцем или преследователем, чем увидят в нем потенциальную вторую половинку. Может тогда стоит просто проветрить голову? Нет, не напиться в каком-то богом забытом лесу и уснуть под сухим деревом с ежами под боком. Хочется просто уйти от всего и лучше бы ещё от себя в том числе. Что может забрать все твои тревоги и не сказать ни слова? Что может забыть о твоём существовании, стоит тебе только уйти в него полностью? Нет, не любовь. Море. Обжигающие брызгри бьющихся о твои ноги волны могут привести любого рода мысли в порядок. Безкрайнее может выслушать и ничего не скажет о том, что ты сделал не так. Если не получиться написать человека, то Хенджин напишет бушующее море в порыве страсти с разозлившимся ветром. И пока его одногруппники, смеясь, обсуждали, как будут искать половинку на ночь, Хван сложил мольберт, поставил у стенки и, ничего не сказав в след, ушел. От него остался только лёгкий аромат дешёвого парфюма с привкусом жасмина и поднявшийся ветер. Он любил так уходить. Чтобы после топота его износившихся кед были слышны лишь перешептывания остальных за спиной. Не самовлюблённый, но приятно знать, что кому-то пришелся по вкусу твой парфюм за пару тысяч вон с рынка. Легко думать о планах на будущее, когда сидишь на кровати при свете полной луны. Тяжелее, когда ты судорожно нажимаешь на кнопку незнакомой остановки и выходишь с одним портфелем и полотном под рукой. И что теперь? Идти в неизвестность? А что ещё остаётся? Особо вариантов и нет. Либо идти туда, где больше всего слышны радостные голоса людей, либо оставаться возле автобусной остановки и дальше рассматривать бабочек в травинках. Второй вариант звучит получше, но тогда лучше найти родственную душу и вместе с ней следить за пархающими, разноцветные крылышками. — Фух, начнем, — сказал он себе, поправил лямки портфеля на плечах и пошел прямо по дороге. Где-то там между деревьями были завязаны полотна с надписями: "Приходите на пляж и поучаствуйте в конкурсах!" Хенджин не следил за тем, что происходило на прилавках разговорчивых милых старушек с фиолетовыми завивками. Его внимание привлекли волны, кричащие над ними птицами и тоненькие тропинки, уложенные детьми маленькими, разбитыми ракушками. — Молодой человек, не желаете попробовать высушенного кальмара? — Та ну что ты его со своим кальмаром! Не втюхивай юноше свой сухарь! Лучше попробуйте наше хрустящее кимчи! Видимо, если человек привлекательный внешне и у него есть наименьшие понимания о манерах, то он точно столичный и с деньгами в карманах. Ведь "с таким милым личиком вам нужно только на обложки журналов". — Я очень тронут вашей заботой, но у меня нет денег и я вовсе не голодный, — в сотый и тысячный раз клялся Хенджин, но его никто и слушать не хотел. Бедняга, ослепил всех своей улыбкой и бледным с аристократической кожей лицом. Он смог избежать смерти, но взамен его только недавно купленная рубашка в бледную синюю клетку стала жертвой острого соуса от токпокки. Пятно стало растекаться, а шаги Хенджина к морю ускорятся. Уже ничем нельзя было помочь его полюбившейся рубашке, но хоть попробовать стоило. Он тер ее края в холодной солёной воде, но ничего не получалось. Едкий красный цвет только смешался с белыми клетками. — Черт, что же мне делать... — ворчал себе под нос Хван, едва не до мозолей растирая костяшки тонких пальцев. Он вышел с моря, сел на холодный песок, поджал мокрые от воды колени и упал головой в ноги. Холодно, неприятно и песок хотел залезть под веки. А волосы где-то там разлетались в страстном танце ветра и игривых брызгов моря. Хотелось просто уйти от всего и забыть о не только о существовании людей, но и себя в принципе. Как вдруг в его голове стал отбиваться звонкий смех где-то справа. — Ха-ха, сегодня так тепло! Так и упал бы в море и никогда бы больше не вставал! Почему нельзя просто стать морской звездой? Тоже так лечь и смотреть всегда на солнце. Я тоже хочу быть морской звездой. Ужас, я настолько с ума сошел, что мечтаю стать морской звездой. Ха-ха, тогда я буду оранжевой звездой с желтыми сердечками повсюду. Хенджин никогда не слышал подобной ерунды и поднял голову, чтобы увидеть такого незнакомца. Длинные, белые волосы развевались в прыжках над прибывающими волнами. Спортивные штаны были закатаны по колено, а черная футболка с какой-то английской надписью и нарисованными растениями закручена на животе в маленький узелок. Белые кросовки с желтыми шнурками валялись где-то в песке, а из них торчали радужные носки. Хенджин ещё раз посмотрел на парня. Он лишь прыгал, радуясь своему осознанию сумасшествия, и улыбался так широко и так лучезарно, что солнце могло лишь позавидовать и спрятаться от стыда за каким-то серым облаком. Наверное поэтому горячая звезда отомстила ему, оставив на щеках тысячи веснушек. Он светился. Звучит сказочно и надуманно, но из него словно исходил теплый свет. А в глазах было чуть больше, чем вселенная. Хенджин замер, не в силах сделать что-то ещё, кроме как бесстыдно смотреть на спустившегося ангела. И сердце стало бешено биться в унисон с пением пролетающих где-то над головами чаек. В горле стало слишком сухо, а ладони наоборот стали потеть. Признаки влюбленности? Как бы не так. Просто настолько прекрасную натуру ещё стоит поискать. А ещё хотелось уйти под землю от того, что ты следишь за каждым изменениям в лице сумасшедшего. Он встал, оставив на грудах песка все свои вещи, и пошел в холодное море к незнакомцу. — Извините. Тот даже не обращал на него внимания и продолжал отдаваться ритму жизни. — Прошу прощения, — как можно мягче сказал Хенджин и положил руку на его плечо. Оно было холодным и одного прикосновения было достаточно, чтобы понять, насколько его тело худое. Хотя, по одним отсутствующим щекам можно было все понять. Парень испугался и отпрыгнул, поднимая за собой песок вперемешку с солёной водой. — Вы кто? — лёжа в воде, спросил парень с широко открытыми глазами и исчезнувшей, когда-то очаровующей, улыбкой. — Простите, что испугал Вас. Мне очень жаль, — кладя руку на сердце, клялся Хван и кланялся незнакомцу по колена, даже когда волосы падали в море. — Нет, что Вы, это только моя проблема, что я такой пугливый. Вы чего-то от меня хотели? — На самом деле, да. Мне неудобно Вас об этом просить, но не могли бы Вы стать моей музой? Парень лишь хлопал большими глазами с поднятыми бровями и пытался осознать услышанное. — М-меня? — Да, Вас. — Могу я спросить, в каком стиле Вы рисуете? Вопрос логичный, ведь кто знает, что тебе может предложить незнакомец под видом искусства. — Я просто должен... Точне, я хочу написать портрет человека. — Слишком глупо говорить, что я тут один. Как минимум, вокруг нас есть ещё двадцать таких же людей, как я. — Таких, как Вы, больше нет. — Я же могу ещё подумать? — Ой, конечно же! Простите, что так давлю, это слишком с моей стороны. — Что ж Вы постоянно извиняетесь. Я просто хотел пригласить Вас пойти вместе со мной на ярмарок. Там Вы бы могли чуточку побольше рассказать о себе и картине. Хорошо? — он положил голову на плечо и лишь губами приветливо улыбнулся. — Прямо сейчас? — А что не так? Боитесь, что обменяю Вас в обмен на пакет риса? Все нормально, я просто хочу узнать о Вас. Не каждый день ко мне приходят люди с просьбой написать портрет. Он быстро крутил головой, словно щенок, и вся вода летела на Хенджина, но незнакомцу не было до этого дела. Он как модно сильнее сжал в руках футболку и довольно посмотрел на Хвана. — Пойдем? — не дожидаясь ответа, он пошел первым, а Хенджин не спел ничего сказать. Все таки он не знал ни единого здесь места и все люди ему чужды. Да и не хочется терять такого чудаковатого незнакомца. Парень шел босиком, мокрыми ногами оставляя на гарячем бетоне следы, и нас в левой руке грязные от каждодневных походов кеды. А Хенджин решил тоже чувствовать каждую пещинку пальцами ног и положил обувь вглубь рюкзака. Теперь помимо картины они могут поговорить о том, как быстро тепло разносится по телу. — Вам сколько лет? — неожиданно прозвучал вопрос для тех, кто не общается уже пятнадцать минут. — Девятнадцать, а Вам? — Ой, а мне тоже девятнадцать! Тогда можем ли мы перейти на "ты"? — Конечно, почему бы и нет? — смеясь, спросил Хенджин и все в такой же тишине остались два силуэта. Что спрашивают у незнакомцев? Обычно с ними и не общаются. Но если так складываются обстоятельства, то, наверное, говорят о любимом виде чая или цвете радуги. Кто-то начинает спрашивать о любимой музыкальной группе, книге или сериале. А Хенджин решил спросить по-другому. — Почему ты не спрашиваешь мое имя? — А нужно? — В смысле? — Ну, здесь меня все называют чудиком и дураком, но мне нравиться "солнышко". — Но есть ли у солнышка имя? — Феликс. Ли Феликс. — Ли "Солнышко" Феликс? — Именно, но ты можешь меня тоже называть чудиком и дураком, просто не ща спиной, хорошо? Приятней за спиной слышать "солнышко", а если скажешь гадости в лицо, то я смогу это пережить. А ты? У тебя есть прозвища? — Ну, со мной просто не общаются. Но иногда я слышу как меня называют бездарностью и мусором. — А как тебе нравиться себя слышать? — Я никогда об этом не думал. Мне не нравиться, когда обо мне кто-то сплетничает. А что мне подходит? — Хенджин сложил запястья вместе, создавая цветочек, и улыбался блондину. — Звёздочка. — Звёздочка? — Ага. — А чего? — Я тебя ещё не знаю и не уверен, что раньше встречал, но уже не терпится увидеть в месте, где ты сможешь ярко засиять. Прямо, как звезда будет светиться сегодня ночью. И как зовут эту звезду? — Хван Хенджин. — Хван "Звёздочка" Хенджин. Мне нравится. — Мне тоже. Странно, что парень, которого все вокруг называют чудиком, кажется роднее близких людей. Это даже приятно. Приятно осознавать, что тот самый чудак среди остальных миллионов человек понимает тебя, хоть и в своем роде. Как оказалось, Феликсу очень нравятся паровые булочки с персиковым вареньем, особенно горячими и с лепестками пара. А Хенджин любил персики и следить за тем, как парень перед ним наслаждается от одного укуса. Хван оббегал десятки витрин и скупал все сладости, чтобы смотреть за тем, как его брови поднимаются, а ресницы подрагивают от удовольствия. Интересно, что этот Феликс с блондинистыми волосами и розовыми веснушчатым щеками потерянная частичка Хвана. Та самая маленькая недостающая частичка сердца. Они знакомы не больше часа, но появилось ощущение целостности, словно ты нашел то, что искал. Так и было. Хенджин за время прогулки смог за долгое время в кармане найти не только мятный бальзам для губ, но и родственную душу. Такую светлую, вечно смеющуюся, что светиться желытам счастьем, душу. Пока Хенджин думал о высоком, Феликс за обе щеки уплетал обпекающие пальцы булочки, с которых струями стекала горячая начинка. И улыбался так широко, словно он маленький мальчик, котором родители впервые разрешили попробовать карамель на вкус. Так и не скажешь, что он едва ли не с самого детства был на этом ежегодном событии. Ещё парнишкой он пробирался сюда и получал в обе руки конфеты от смеющихся старушек. Он, не пропуская ни единых выходных, помогал бабушкам "за бесплатно" и вдобавок получал пухлые щеки от поеданий еды, что хохотушки постоянно засовывали в рот. Феликс для них навсегда останется маленьким, худым мальчиком в отцовской футболке и лучезарной улыбкою. "— Солнышко, тебе нужно хорошо кушать, чтобы продолжать сиять, хорошо?" Эти слова стали самым теплым воспоминанием о детстве Феликса. Любить жизнь ни за что почему-то считается безумством. Интересно только узнать, что это значит и кто поддержал такую мысль? Кто-то не считает счастьем слушать пение птиц под белыми облаками в ясный летний день. Есть люди, которые закрыли себя в темной коробке и бурчат всякие глупые вещи о том, как мир ужасен. Ненавидеть жизнь, ни разу не попробовав клубничное мороженое в вафельном стаканчике, настоящее преступление и просто глупость. — Я согласен, — разрезая полюбившуюся двоим тишину, сказал Феликс, облизывая сладкие от варенья губы. — Ты про что? — Про картину. Я согласен, — повернулся он к Хенджину и улыбнулся. Хван не мог ничего больше сделать. Единственное, на что ему хватило смелости, так это смотреть за тем, как капелька варенья все же стекала по пухлым губам. Могут ли губы быть вообще похожими на сердечко? Раньше для Хенджина такие слова о форме частичек тела казались чем-то смешным и даже абсурдным, ведь звучит несерьёзно и слишком банально для профессионального художника. Но сейчас Хенджин в который раз пониаерт, что учитель все же мастер и кисти, и слов. — Тогда мы можем отойти сейчас? Я хочу запечатлеть именно этот момент прямо сейчас. — А что? Со мной что-то не так? Я испачкался? — Феликс стал руками стараться вытереть возможную проблему, но Хенджин взял его ща запястье и посмотрел чуть ли не в душу. — Феликс, я хочу тебя написать на этом полотне не потому что ты смешной или странный, а потому что ты восхитительный. Я хочу оставить в истории твои глаза. — А что в них такого особенного? Здесь полным полно людей с глазами получше моих. В моих даже нет блесточек, так чего на них засматриваться? — В них есть что-то получше блестяшек. В них живут звёзды. Они сияют и заставляют влюбиться. — У меня есть звёзды? Правда? Я всегда мечтал иметь свою звезду! Тогда нарисуй меня поскорее, я очень хочу их увидеть! До этого Хенджин работал с моделями, у которых ничего не играет, кроме как музыка в наушниках с пленки касет. Он был поражен тому, что нашел такое существо, что радуется звёздам в глазах. Все таки он чудик. И Хенджин, видимо, точно такой же. — Так ты не против сейчас сесть под тем деревом и начать работу? — Конечно же нет! Побежали, а то может звёзды разлетяться, пока мы будем болтать! — он крепко схватил Хвана за руку и потащил за собой. Волосы разлетались по ветру, иногда щекоча шею Хвана. Они прибежали и пытались вернуть дыхание в норму, падая на землю. Лежать морской звездой под густой, зелёной листвой прекрасно. Они закрыли глаза руками, когда коварные лучи хотели их ослепить своей красотой. Хенджин улыбался небу и повернул голову на того, кто подарил ему такую простую причину для счастья. Белые пряди падали на влажную от утренней росы траву и словно блестели на солнце. Как у Феликса не болят щеки от постоянной улыбки? Он прикрыл глаза, пока уголки губ подымались в удовольствии ощущения тепла на впалых щеках. Руки Ли заложил за голову, а пальцы ног игрались со стебельками какого-то одуванчика в ногах. Но он лишь щекотал себя теми лепестками, боясь как либо навредить бедному цветку. Черная футболка уже давно была пропитана и ароматом всего рынка, и каплями сладких соусов от пряников на палочках. — Замри, — приказал Хван, молниеносно поднимаясь с места, и стал доставать набор начинающего художника. Он был до неловкости простым: простой карандаш, ластик и бумага. — Я же могу что-то говорить? — Пока нет, подожди минуты три и можешь говорить, что только захочешь, — устремляя свой взгляд на полотне. На самом деле на нос Феликса прилетела божья коровка и Феликс Милу улыбнулся неожиданному гостю, не смея сдвинуть щекочащин лапки. Жучок наступал на каждую веснушку, а Хван только и хотел зарисовать каждую деталь. Он так боялся пропустить хоть малейшую частичку его лица или бодай одну волосинку. У него теперь была весомая причина и никаких ограничений, чтобы откровенно засматриваться на лицо солнышка. Все таки его губы точно похожи на сердечко. — Я могу у тебя кое-что спросить? — Уже можешь, — не отвлекаясь от полотна, протянул Хенджин. — У тебя есть любимое мороженое? — У меня? — Ага. — Сейчас я не люблю сладкое, но раньше крышу сносило от сливового. — Точно! Так оно и есть! Сливовое очень вкусное! Оно у меня стоит на четвертом месте в списке любимых вкусов. — А какие первые три? — посмеиваясь, поинтересовался Хван. — На третьем я бы поставил сливочно-карамельное. Оно могло бы быть на первом, если бы производители кидали бы в него соль. — Соль? Это же мороженое. — В том то и дело. Никто не ожидает в сладком найти соленое, но противоположности притягиваются и вместе они просто фантастика! — Правда? — Ага, однажды я тебе засыплю сливочно-карамельное мороженое щепоткой соли и ты поймёшь настоящий вкус наслаждения. — Что же тогда стоит на втором и первом месте? — Я долго спорил по этому поводу, но после долгих размышлений решил, что шоколадное чуточку не дотягивает. — А что с ним не так? — Я хочу, чтобы в шоколадном мороженом был кофейный порошок, а там и шоколада оказывается нет. Ты знал, что на самом деле шоколадное мороженое из какао? Это же немыслимо! — Ты прав, просто грабёж. Но что же тогда заполучило твое сердце? — Однозначно клубничное мороженое. В нем нет никаких недостатков. Оно буквально совершенно. Предел моих мечтаний. — Настолько прекрасна перебитая клубника с молоком и сахаром? — Да, вместе они делают чудо. И раздельно вкусно. — Так говоришь, будто это твоя первая любовь. — Так и есть! Пока остальные влюбляются во всяких знаменитостей, я таю вместе с мороженым под солнцем. — И как же вы проживаете зиму? Наверное, тяжело постоянно разлучаться на долгие месяцы. — Не напоминай! Я только забыл это ужасное время! — Хорошо-хорошо, только не расстраивайся! — Хенджин смеялся, а Феликс дул губы уточкой, скрестив руки на груди. — Ты уже закончил? Я хочу пойти за моей любовью и как можно скорее. — Да, я уже зарисовал основные детали, так что теперь ты свободен. — Ты что меня бросаешь? — Прямо сейчас я складываю сумку, а что? — Ты уедешь уже сегодня вечером, да? — Ага, на вечер у меня есть возможность поехать домой, а что? Я затмил твою любимую, клубничную замороженную смесь? — Ха, попробуй только! Ещё никому это не удавалось! Но ты же останешься со мной до вечера, правда? — А что мне ещё остаётся? Нужно оплатить мороженое моей музе за проделанную работу. Ты уверен, что хочешь только это? — А что ещё нужно? — Ты все таки очень странный, Ли "Солнышко" Феликс. — Звучит получше всякого комплимента, Хван "Звёздочка" Хенджин. Они гуляли, держась за руки, и не боялись показывать свои эмоции. Если были счастливы, то улыбались и смеялись, не думая о мнении окружающих. Люди всегда будут считать тебя неправильным, даже если ты ничем не будешь отличаться от них самих. Так в чем же тогда смысл скрывать чувства за маской безразличия? Кто же знал, что им обоим нравиться группа Queen, а самая любимая песня Don't Stop Me Now стала гимном для двоих сердец. Если Хенджин предпочитал спокойные и сдержанные тона на свитерах, водолазках и пиджаках, то Феликс сиял в разноцветных безразмерных футболках и гавайских рубашках. И пока они веселились в объятиях последних лучах солнца, день постепенно сменился на вечер. А тут и звёзды появились. — О, Хенджин, смотри, это же мои глаза, правда? — Ты прав, но твои глаза побольше космоса. — Насколько же огромные у меня глаза? — Достаточно большие, чтобы увидеть всю вселенную. — Я как телевизор? — Да, но только не просишь ничего взамен и показываешь побольше той електрической коробки с рожками. Музыка скрипок где-то затерянных в траве сверчков в который раз напоминали им о быстротечности времени. Почему нельзя его просто остановить, хотя бы на ещё пять минуток? Жаль, что такие просьбы возникают только перед открытыми дверьми автобуса в его последние минуты перед отъездом. — Ты правда уезжаешь? — Хенджин не ожидал, что услышит огорчение в голосе вечно радостного сумасшедшего солнышка. — Да, мне уже пора ехать домой. — Но ты же ещё приедешь? — Не знаю, но очень хочу ещё раз сюда приехать. Тут я встретил по уши влюбленного в раздробленную клубнику Ли Феликса. Я не могу упустить возможность стать на равне с мороженым. — Тогда приезжай так часто, как только сможешь, хорошо? — Феликс встал на носочки и, крепко держась кулаками за воротник рубашки, поцеловал в щёчку Хенджина. Тот остолбенел. Что же делать? С одной стороны это не правильно, целовать человека, с которым познакомился лишь сегодня утром, а с другой так приятно бьётся сердце. И где-то в животе все так щекочет, словно те самые божьи коровки поселились внутри него и устраивают прощальные танцы. И щеки стали розоветь, а в руках и ногах стало слишком морозно. — Это что сейчас было? — кладя вечно холодные пальцы на горячие щеки, что стало местом преступления, спросил Хенджин и вытаращился на улыбающегося Феликса. — Это тебе мотивация вернуться, хорошо? Ты обещал! — протягивая мизинчик, возгласил Феликс и закинул голову. — Ты прав, я пообещал, поэтому мне и отвечать, — соединяя пальцы в клятве, закончил Хенджин, быстро чмокая Феликса в губы. Они оказались такими же сладкими, как и он сам. Не удивительно, столько конфет за день съесть и не превратиться в одну из них было бы странно. Но нехотя расходиться, Феликс взял его лицо в свои маленькие, но такие теплые, руки и впился своими губами в его. Целоваться ночью под взглядами звёзд очень непривычно, но будоражит одновременно. Ноги подкашиваются, дышать становиться нечем, но это терпимо, лишь бы не останавливаться. Губы стали неметь и даже покалывать от укусов. Но смотреть на красные, припухшие со вкусом чужой крови губы парня напротив было едва ли не самым прекрасным зрелищем. — Теперь я могу уйти? — прошептал в губы Хенджин. — Только попробуй, — Хван лишь рассмеялся с такого ответа, заходя в автобус, что немедленно закрыл за ним двери. Последний раз помахав друг другу через запыленные окна, Хенджин одними губами сказал: "Я ещё тебя встречу", — но Феликс его не понял и так автобус покинул маленький городок возле моря, что открывалось в океан, оставив на его побережье заблудившуюся солнечную душу. ~~~ Прошли две недели. Хенджин дописал картину, о которой потом гудели не только одногруппники, но и коллеги учителя. Все только и делали, что твердили ему открыть свою выставку картин. "— Как четко переданы эмоции! И природу не забыли расписать, у вас точно есть талант!" "— Я тебе завидую. Чтобы так красиво рисовать, нужно, наверное, таким родиться, правда?" Но сердце каждый раз замирало лишь от одного вопроса: "— А кто это?" А ведь кто это? Слишком наивно называть родственной душой, но и другом не осмелиться назвать. Слишком неподружески билось сердце в их последнюю встречу. "— Моя потерянная частичка" Картину своей потерянной частички он назвал "Солнышко". Удивительно, но начинающий художник, который жил в общежитии университета на абсолютно не художественной специальности прославился. Эта картина стала популярнасреди ценителей искусства писать чувства на полотне. С каждым днём по ходило все больше и больше фанатов и покупателей картин. Казалось даже, что этим ненасытным людишкам нужно было хоть что-то, хоть огрызок, но на котором будет написано "Хван Звёздочка Хенджин". Он был так увлечен своей страстью, что успел и позабыть о потерянной частичке души где-то на берегу океана. А картина с парнем с белыми волосами, веснушчатым щеками, широкой улыбкой и божьей коровкой на носу осталась пылиться где-то на чердаке его недавно купленной студии. Годы летели так быстро, что Хенджин не успевал переворачивать листочки в календаре на новый год. Но один день он выделил всеми маркерами в доме. День выставки абсолютно каждой его картины на честь десятилетия его работы как художника. Очень значимое событие, но для него стало простым днём, в который нужно затягивать удушающий галстук. Как хорошо, что в этот день он просто одел бордовую рубашку и растегнул пуговицы на шее, открывая другим его фанатам вид на ключицу и тонкую, аристократическую шею. Люди аплодировали после каждого его вздоха, а ему приходилось лишь кивать и кланяться в знак уважения. Все картины были развешены в коридоре по дате их сотворения. Он проходил по истории своей работы, пока не дошел до самой главной и важной своей картины. — Солнышко... — тихо прошептал Хенджин, стараясь не моргать перед картиной, что была нарисована размером не меньше стены. — Это Вы нарисовали? — вдруг за спиной послышался вопрос довольно низким, но почему-то знакомым голосом. — Да. — А кто это? Ох уж этот вопрос. Коварный и полон интриг и тайн вопрос из семи букв. Если честно, Хенджин отрицал ответ сердца, но со временем и с каждой новой написанной картиной стал понимать, что же ему нужно отвечать. Может и неправильно, но зато без всякой капли лжи и лукавства. — Это моя первая любовь. — Очень похоже. Хенджин подумал, что ослышался и повернулся, чтобы переспросить, но остолбенел. Пред ним стоял никто иной, как его солнышко. Все такой же блондин с лучезарной улыбкой до ушей и тысячами следами мести солнца. Он медленно подходил, не нарочно стукая каблуками напалированных кожанных туфель о белые плитки кафеля. — Ты же обещал, что ещё приедешь, так почему солгал? — Обещание не имело строка его истечения. Я могу хоть сейчас уехать с тобой на то побережье, где я тебя встретил. — Уверен? Бросишь все ради какого-то сумасшедшего? — Ещё как брошу. — Ты такой странный, Хван "Звёздочка" Хенджин. — Знаю, Ли "Солнышко" Феликс.