сексуальный объект

«Она была Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов (без двух вершков и в одном носке). Она была Лола в длинных штанах. Она была Долли в школе. Она была Долорес на пунктире бланков. Но в моих объятьях она была всегда: Лолита.» — Владимир Набоков. «Лолита». *** Антонио боится идти в школу до мелкой дрожи в коленях. в голове роем, вихрем крутятся самые отвратительные слова, сказанные самым сладким в мире голосом. становится дурно и тошно. он пару дней не принимает душ и кое-как заставляет себя переодеться. все его тело липкое, грязное, мерзкое. и до сих пор хранит его прикосновения. Сальери вжимает голову в плечи и садится за свое место. он ничего не помнит с первого, второго и третьего урока, он помнит только то, как на перемене его берут под руку. — не брыкайся. — о, Антонио знает, чей это голос. и это было угрозой, потому что он никогда не шутит, если дело касается Сальери. потому что его снова ведут в кабинет под недоверчивые взгляды одноклассников и перешептывания из разряда «что он опять натворил, если его четвертый раз за неделю ведут к директору?». о, Антонио знает, что на деле он ничего не творил. вопрос в другом — что в этом кабинете творил директор. Сальери нервно сглатывает. его словно ведут на казнь. глаза мальчишки поблескивают от слез. дверь запирается на ключ. Антонио ненавидит этот звук всей своей душой. потому что он знает, что за этим следует. — ты был хорошим учеником всю неделю, Тонио — Сальери чувствует, как тошнота громадным комком подкатывает к горлу. — обычно я наказываю тебя, но сегодня нет повода. сегодня это поощрение, дорогой. — Моцарт тянет каждую гласную букву и Антонио понимает, что сегодня снова будет больно и плохо. как день назад, как два дня, три дня назад, господи… он видит, как Моцарт снимает с себя пиджак и его бросает в дрожь. только не снова. — герр Моцарт, пожалуйста… — хнычет Сальери в отчаянии. — я не… Моцарт вопросительно изгибает бровь: — что? мне быть быстрее, торопиться? — нагло ухмыляется Вольфганг. Сальери лишь утирает слезы. — я не хочу всего этого, умоляю вас… — он опускает голову в пол, а слезы все еще льются из его глаз. — ты — сексуальный объект. и Антонио остается смириться. они раздеты, и это, черт возьми, отвратительно. но не для Моцарта. ритмичные движения, резкие толчки — и в этих действиях рушится юношество четырнадцатилетнего Антонио. — ну что же ты, мой милый мальчик… я вижу, ты ведь сам этого хочешь, верно? сам же меня соблазняешь, мелкий ублюдок… — и из моцартовского голоса сочится яд. лицо Антонио искривляется, глаза красные от слез, а щеки от стыда. его коробит, ему тошно. «сам соблазняешь» — набатом отдается у Сальери в голове. иногда Моцарт повторяет это так часто, что Тонио сам начинает верить. а вдруг правда его вина? — расстегнутая пуговица на белой рубашке и обнаженные ключицы тому причина? или громкий смех? облизывание пальцев после съеденного шоколада? неужели это правда причина всего, что происходит? Моцарт выходит из него, на лице у взрослого играет мерзкая ухмылка, почти садистская. над ним смеются, господи. — это наш маленький секрет, помнишь? и не смей рассказывать родителям, милый. — Моцарт улыбается ему почти нежно, но Антонио знает, что за этой нежностью спрятано.