Лягушонок

      Погода — десять из десяти, мысленно одобрил Кир, пробираясь между пеньков и поваленных деревьев, заросших тяжёлым слоем мха. И пасмурно вроде, солнце глаза не палит, и тепло, как в мае. Не летом, а именно в мае, когда на улице уже не мёрзнешь и ещё не таешь. Замечательно же!       Под ногами хрустели ломающиеся стебли хвоща. Им было усеяно всё, насколько хватало глаз. Из желтовато-зелёного ковра тут и там торчали редкие худые деревья. Выглядели они местами терпимо, а местами совсем болезненно и печально: сказывалась близость болота. Отчасти, собственно, Кир уже шёл по нему — кое-где под сапогами отчётливо хлюпало, и всё равно пока что он не проваливался даже по щиколотку. Вот дальше уже серьёзно стоит вода, а ещё дальше — настоящая топь. И туда, если хочешь жить, лучше не лезть.       За клюквой сюда каждый год ходила вся деревня, и не без повода: красной кисленькой ягоды на этих полянках росло какое-то воистину безумное количество. Собирай, не собирай — не кончится, а ведь не только местные рвут, даже туристы приезжают! И военная часть недалеко стоит, как у бойцов увольнительные, так целый легион носится по лесу со всем, что может сойти за корзины. Нет, клюква здесь и вправду словно из ниоткуда возникает на месте только что ободранного куста.       И всё же именно сегодня Кир шёл на болота совсем не за ягодой.       Была у него не то чтобы примечательная, скорее, просто милая привычка: выходить, когда тепло, вечером во двор и сидеть с кружкой горячего чая на крылечке. Особенно здорово получалось, когда кончались белые ночи, и небо уже становилось совсем тёмным — здесь, вдали от больших городов, он мог видеть на нём каждую звёздочку. Серебристые, чуть мерцающие огоньки казались такими далёкими и одновременно манящими, что иногда он всерьёз сожалел: ну почему до Архангельска добраться можно, до Москвы можно, даже до Владивостока и Пекина можно, а до Луны, хотя бы до такой близкой Луны — нельзя? Вчера он тоже об этом думал, пока пар от чашки седыми кольцами уходил вверх, теряясь в темноте. А потом…потом он увидел кое-что новое.       Лес над болотом, тёмный и тихий, как и положено в поздний северный час, вдруг осветился, словно что-то ползло от горизонта над верхушками берёз и сосен, проливая лучи. Кир привстал, чтобы разглядеть получше, и вовремя — из-за ряда чуть качающихся крон появился невыносимо яркий, как шаровая молния, сгусток сияния. Свет от него исходил такой силы, что на секунду вся улица стала цветной, как в солнечный день. Кир, не сдержавшись, прищурился и пропустил момент, когда именно от белой вспышки — он даже не мог понять её формы — что-то отделилось, но успел заметить, как оно падает, скрываясь между тёмных стволов, прямиком на болото. А крупный объект не поддающимся описанию образом изменяется и пропадает без следа, словно его и не было.       Утром об НЛО трещала вся деревня. Тётя Зина в «Золушке» — так почему-то назывался местный аналог гипермаркета, где продавалось всё, от молотков до колбасы и художественных маркеров — пересказывала происходящее в лицах и в красках, хотя все прекрасно знали, что спать она ложится всегда не позже десяти, а потому точно ничего видеть не могла. Школьный учитель физики грешил то ли на болотный газ — ага-ага, будто никто не знает, как оно должно выглядеть — то ли на метеорит, то ли всё же на молнию, а отец Никодим на всякий случай запланировал дополнительные молитвы. Сходились все, пожалуй, в одном: соваться в клюквенные залежи ближайшие дни точно не стоило.       Все, кроме Кира. Ему было интересно, и он не собирался лишать себя удовольствия проверить, что же там такое. В конце концов, что может случиться? Если это молния, то за несколько часов она точно всё выжгла и рассеялась или как оно там происходит. А если нет…если нет, то гадать бесполезно, но топориком он на всякий случай вооружился. Да, положа левую пятку на правое плечо, ему было страшновато, а ещё он немного чувствовал себя придурком в шапочке из фольги. Но что делать-то, дома, что ли, сидеть? Щас!       Один его дядька — в правильных названиях дальних родственников Кир напрочь путался, поэтому называл просто дядькой — несколько лет назад чуть не погиб в горах, о чём знала вся огромная семья. Историю он всегда рассказывал одну и ту же: потерялись, мол, испугались медведя…. Наиболее близкие ему люди обычно только улыбались и не спорили, остальные беспокоились и засыпали вопросами, но никогда не подвергали сомнению саму суть рассказа. И только один Кир, кажется, чувствовал подвох — однако стоило лишь намекнуть на это, как дядька загадочно улыбался, сверкнув искрами в глазах, и лихо менял тему. Чем только вызывал новую волну интереса: что ж было-то с ним на самом деле?       Ничего. Если повезёт — если ОЧЕНЬ повезёт — Киру сегодня достанется свой собственный секрет. И он его, между прочим, тоже возьмёт и не расскажет! Представив лицо дядьки, которого, как говорил классик, переиграли и уничтожили, парень рассмеялся, но тут же постарался себя успокоить. Он уже прошёл по болоту достаточно: местами вода доходила почти что до колен, так что стоило не зевать и далее тщательно выбирать маршрут.       Кир осторожно продвинулся вперёд ещё с километр, если считать все петли и обходные тропы — палка, которой он прощупывал дно перед собой, местами вязла и с трудом вынималась обратно — и огляделся. Пейзаж вокруг выглядел гиблым: стволы деревьев, тёмные и кривые, с облезлой корой, порастали серым лишайником, а вода казалась тёмной и жутковатой. Но страшней всего была не она, а далёкие, еле видные из-за стволов поляны — «чарусы», кажущиеся совершенно безопасными и милыми. Свежая зелёная трава, цветы…а под ними смерть. Туда ему точно не надо, уж в этом он уверен. А куда надо?       Он присмотрелся повнимательнее. Облака над головой, непрерывно сизые, вдруг расступились, позволяя пролиться в небольшой голубой разрыв лучам яркого солнца — и что-то, словно отзываясь ему, остро блеснуло впереди. Кир бросил взгляд туда и, когда солнце вновь скрылось за тучками, заметил будто бы маленькое пожарище: на фоне сероватого леса явственно проступал более тёмный участок. Ну конечно, что бы это ни было, оно явно было горячим и подпалило местность. Значит, ему туда. Вот только…       Кир опасливо посмотрел под ноги — двадцать пять лет, однако, хата есть, работа есть, смысл жизни есть, семья любит, помирать не хочется, — и представил, как будет пробираться. А так ли оно ему нужно, собственно? Тут ещё метров триста пиликать, если не больше, и неизвестно, какая глубина. И сюда-то, по-хорошему, забираться не стоило. Но затем он вообразил, как разворачивается, уходит назад, так и не узнав, что же горело, что упало ночью, сорвавшись с неба…. Сплюнул и решительно ткнул палкой в ил, просчитывая, как безопасно сделать следующий шаг.       Каждое движение теперь было рискованным. Как назло, полезла в голову сцена из фильма «А зори здесь тихие», который он в детстве на девятое мая смотрел с папой. Мама как увидела — папе по шее, а ему глаза закрыла, но кое-чего он навидаться уже успел. И вспомнил именно сейчас, когда оно меньше всего к месту. Ведь крикни здесь, никто и не услышит…. А болото казалось хоть и страшным, но живым, хлопали в нём пузыри газа, трещали где-то ветки, даже птица на границе слышимости засвистела протяжно. Ух, блин. Вот посмотрит он, что к чему, сделает пару кадров и сразу назад. Ну его в баню, тут задерживаться.       В центре болота был, как выяснилось, небольшой островок — то ли твёрдая земля как-то здесь оказалась, то ли корни и трава переплелись так, что стали прочными — и вот на нём-то и блестело неведомое нечто. Подбираясь ближе, Кир точнее различал его очертания и, откровенно говоря, всё сильнее хотел плюнуть и рвануть прочь. Он не мог пока понять, что это такое, но уж явно не метеорит. Вполне логичная мысль о неисправном спутнике в мозгах почему-то никак не задерживалась. Почему? Ведь похоже, издалека, по крайней мере. Почему в голову лезут совсем другие, безумные версии?       Правильный, гладкий цилиндр, сделанный из чего-то чёрного, но при этом блестящего, как металл, лежал прямо между пнём и поваленным, полусожжённым деревом. Ближайшие стволы, без того тёмные, тоже явно погорели, как и поверхность «острова». Кир достал телефон, сделал несколько снимков с точки, до которой дошёл, и отметил, что связи ожидаемо нет. Случись что — никто не поможет. Никто не видел его на пути сюда, так что даже когда сами кинутся искать, вряд ли найдут достаточно быстро, чтобы успеть помочь. Строго говоря, не факт, что вообще найдут. Поэтому давай-ка ты, дорогой, не рискуй здоровьем, а разворачивайся и ступай назад, пока ещё не поздно, сказал он сам себе.       Но тайна звала вперёд. И то ли он был слишком трусом, чтобы отказаться от этого зова, то ли слишком смелым, чтобы убегать — но он убрал телефон в карман, закрыл его плотно на молнию и вновь зашагал к острову. Одно хорошо: мама этого всего не наблюдает. А что мама не наблюдает, то маму не нервирует.       Последние метры Кир проходил чудовищно медленно, выверяя каждое движение и постоянно прислушиваясь. Тихо. Не жутковато-тихо, как в ужастиках, а просто тихо, без подвоха, но от этого — парадокс! — всё равно становилось жутко. Чёрное блестящее нечто неподвижно лежало на боку в пятне гари, одновременно притягивая и пугая. Ладно, в любом случае, он уже почти дошёл до конца. Отступать теперь — полный идиотизм. Так что вперёд, заре навстречу! Кир выдернул палку из чвакнувшего дна, упёрся в кусочек суши и, подтянувшись, вылез из воды.       Сапоги едва не слетели, но он как-то умудрился их не потерять и осторожно поставил ноги на островок. Видимо, не так далеко был нормальный берег — в эту часть болота Кира ещё не заносило, поэтому точно сказать он не мог — и этим объяснялось то, что земля под ним оказалась более-менее плотной. Человека вполне себе выдержит, выдержала же явно не невесомый объект, упавший с неба. Поднявшись с помощью палки и упёршись взглядом в тёмную холодную воду, Кир наконец подумал: всё, добрался. А потом выдохнул и чётко, как в армии, повернулся кругом.       В первые мгновения на него вроде никто не выпрыгнул — уже хорошо, мысленно нервно хихикнул Кир, не решаясь пока подходить ближе. Впрочем, между ним и этой штукой и так было метра полтора, не больше, и этого хватало, чтобы голова пошла кругом от увиденного. Кажущийся издали полностью гладким цилиндр, уходящий в мягкую почву и выступившую болотную жижу сантиметров на двадцать, на деле оказался весьма рельефным. Тут и там на нём тускло горели какие-то кнопки, датчики, а одна маленькая панель с тремя полосками вообще пульсировала, как бешеная. Что же это такое? Всё-таки спутник упал? Или военные что-то испытывали и доиспытывались? Не отрывая взгляда, Кир щёлкнул загадочное нечто на телефон вблизи и, убрав мобильник в карман, наклонился ближе, пытаясь прочитать выбитую под мигающим графиком надпись.       Ничего не получилось: написанное, а точнее, оттиснутое вглубь, как цена на донышке советской посуды, не поддавалось классификации. Кир не говорил ни на каких языках, кроме русского, английского, который выучил сам, и нескольких кавказских наречий, которые в их семье знали все, но большинство письменностей мог распознать чисто зрительно — это, мол, итальянский, это китайский, это арабский и так далее. Но то, что он видел сейчас, не было похоже просто ни на что. По крайней мере, ни на что, принадлежащее стране, которая физически в состоянии создавать такие вещи. Это вообще буквы или цифры? И если никто в мире так не пишет…       Смесь дикого ужаса и жадного любопытства так полыхнула внутри, что у Кира едва не подкосились ноги. Ведь это значит…да нет, не может быть. А что, если это всего лишь военный шифр, навроде морзянки? Звучит вполне логично, однако он всё равно застыл в нерешительности, полусогнувшись над неизвестным объектом. Тот был странным. Слишком странным. Кир не хотел впадать в конспирологию — но и не мог поверить, что в двадцать первом веке кто-то уже создал такое. Здесь, на планете Земля.       Пока он соображал, изнутри цилиндра что-то тихо зацарапалось. А затем раздался короткий писк, перешедший в шипение, которая могла бы издавать самая типичная космическая дверь из самого типичного будущего. Всё произошло так быстро, что Кир не успел отреагировать — или, может, его мозг просто отказывался первые мгновения принимать всё происходящее как реальность. Передняя полукруглая пластина, которой он даже не заметил, ведь цилиндр казался цельным, приоткрылась и принялась плавно откидываться вправо, а он следил за её движением, словно заколдованный…       …пока горелый пень не вынудил дверцу остановиться. С неприятным скрежетом она упёрлась в кору прижимающего цилиндр короткого ствола и намертво встала, оставив лишь тонкую щель, в которую, наверное, и руку просунуть было бы нельзя. Вот этот-то скрежет и вывел Кира из ступора, вынудив растерянно осесть на одно колено и выругаться такими словами, от которых даже у сантехника дяди Саши уши бы завяли и скрутились в трубочку. Он одновременно понимал, что надо драпать, и при этом страшно боялся пошевелиться. Так и замер — на минуту, две, три…       Ничего не происходило. Кто-то вновь поскрёбся внутри, дверца еле заметно дёрнулась, будто её попытались слабенько потолкать, но дальше не сдвинулась. Ничто не выскакивало, не вылетало, не вытягивалось на манер дыма. В капсуле — Кир достаточно смотрел фантастики, чтобы понять, что именно спасательную капсулу загадочный чёрный цилиндр по всем показателям напоминает больше всего — всё затихло, а потом оттуда раздалась то ли птичья трель, то ли пародия на кваканье. И звучала она не злобно, скорее…жалобно?       Сердце стучало быстро-быстро, отдавая болью в рёбра. Кир прикусил губу и осторожно, так тихо и плавно, как только мог, отполз влево, не решаясь подняться на ноги. Ни за что он не приблизится даже на сантиметр, вот уж дудки, но хотя бы заглянуть в щёлочку издалека ему просто жизненно необходимо. Версия о чьих-то армейских разработках или спутнике казалась теперь настолько несостоятельной, что при одной только мысли о ней у парня вырвался нервный смешок. Он почти лежал на влажной, мягкой земле, перебравшись на позицию, с которой внутри объекта виднелось что-то вроде белой обивки или подкладки. Сглотнул, пригляделся пристальнее…       Ой.       Оттуда на него тоже…смотрели. Два больших, практически круглых глаза, цвет которых он не мог распознать, явно следили за каждым его движением.       — Ты кто?! — Брякнул Кир и тут же прикусил язык: нашёл, с кем разговаривать! А нечто высунуло в щель крохотную синюю лапку со сплющенными на концах пальцами, как у гекконов или тропических лягушек, и заскреблось, будто всё ещё пытаясь откинуть крышку. Ничего не вышло. И тогда оно вновь издало звук, такой жалостный и то ли булькающий, то ли захлёбывающийся, что у Кира против воли что-то болезненно сжалось в груди. И лишь потом он пришёл в себя, попытавшись здраво оценить ситуацию.       Совершенно ясно, что оно разумно — и так же неоспоримо, что оно, чем бы оно ни являлось, точно не человек. Назовём уж вещи своими именами: это инопланетянин. Натуральный, только маленький. Дитё, судя по всему, хотя кто их там разберёт. Вот тебе и сюжет для Рен-тв…. Валить отсюда надо, причём не оглядываясь и бегом. Нет, бегом не надо, всё-таки кругом болото, навернуться и в нём остаться тоже так себе перспектива. И нечего думать о всяких глупостях! Вот что будет, если оно выберется? А? Так все ужастики про пришельцев и начинаются. Не-не-не, ну его к чёрту, пусть тут сидит, выпускать в мир неведомо что он не собирается.       Кир поднялся, упершись ладонями в затёкшие ноги. Нечто в капсуле снова запищало-заплакало. Крохотные пальчики с таким отчаянием забарабанили по крышке изнутри, что…что он очнулся. Теперь уже по-настоящему.       Что ты творишь.       Хватит.       Нашествие инопланетян бывает в голливудских фильмах. Это хорошее кино, но это кино, не больше и не меньше. А здесь, в реальности, перед ним всего лишь чёртов марсианский ребёнок, нуждающийся в помощи. Оставить его в капсуле, которая не открывается? Среди болота, без еды и воды? Пойти домой, понадеявшись, что у него там есть собственные запасы на случай ЧП — и прежде чем они кончатся, за ним вернутся свои, а если и нет, то твоя хата с краю? А ты, дорогой, как жить-то с этим дальше будешь? Можно, побоявшись угрозы человечеству, бросить мелкого здесь долго и мучительно умирать. Никто даже не узнает. Но если он или кто угодно другой способен сотворить подобное и жить спокойно… Да пропади оно пропадом тогда, это человечество, раз его выживание могут обеспечить лишь подобные, прости Господи, экземпляры.       В крайнем случае, подумал Кир с несвойственным ему фатализмом, навалившись всем телом на тяжёлый цилиндр в попытках вытолкнуть его из «тисков», оно вылезет и убьёт меня прямо тут. Охренеть какая потеря. А до деревни и прочего человечества ему всё равно самостоятельно через болота не добраться. Даже по пятачку суши: всерьёз прикинув местность, парень понял, что земля всё равно довольно далеко, и к тому же с той стороны в лесу такие буреломы, что мама дорогая. Вряд ли сквозь них сможет продраться существо, не способное вылезти из собственной капсулы. Мелкий как будто чувствовал, что ему пытаются помочь, и тихо, жалобно пиликал, издавая что-то среднее между песнями лягушки и маленькой птицы. Провозившись без результата пару минут, Кир со злостью наподдал ногой сначала по металлу, затем по чёрному пню — и тот гулко треснул прямо по трухлявому, выгоревшему боку. Ага, так вот что нужно было делать!       Он вновь ударил по рассыпающейся коре, а потом ещё и ещё, разбивая её в щепки — и спустя несколько сильных толчков та часть пня, что держала дверцу капсулы, наконец отвалилась, позволяя ей с шипением откинуться на полную. Кир перевёл дыхание, выругался и, понимая, что терять уже не то чтобы было что, нагло заглянул в открывшееся пространство. Оттуда на него вновь уставились два больших, круглых, невероятно грустных глаза, похожих на тёмные виноградинки.       — Мать моя Дарт Вейдер, — Только и смог сказать Кир, уже безо всяких препятствий для обзора глядя на это. — Ну и что мне с тобой делать?       Это больше всего напоминало лягушонка: крупные выпуклые глаза были сдвинуты к верхней части головы, на месте, где у человека расположились бы ушные раковины, выделялись лишь небольшие валики, ноги — или задние лапы? — выгибались назад на птичий манер, но наверняка легко складывались для прыжков. Четырёхпалые ручки казались удивительно гибкими, дитё неестественно их растопырило, выглядывая из капсулы. С цветом его творилось что-то невообразимое — если ещё несколько секунд назад Кир мог бы поклясться, что существо сплошь тёмно-синее, то теперь кожа прямо на глазах бледнела, принимая нежный бирюзовый оттенок. Может ли перемена значить, что оно успокаивается? Конечно, большой и страшный человек ведь помог ему выбраться на свободу. При всём при этом чудик ещё и был одет, а на шее висело что-то, похожее на бусы. Ла-адно…и каков дальнейший план?       Тащить это домой было совершеннейшим безумием. Но какая, простите, альтернатива, думал Кир, вынимая из рюкзака всё, что не жалко, а остальное распихивая по карманам. Оставить его здесь одного ночевать? В лесу всякое водится, и лисы, и волки, и даже медведи, только что не крокодилы. А малыш паршивую крышку отломать не смог, значит, и от хищника не отобьётся. Да и холодно тут ночами, тем более уже в сентябре. Вряд ли эта синяя накидочка и волочащиеся по дну капсулы штанины способны как следует согреть. С другой стороны, если его собираются искать свои, то явно не в светлое время у людей на виду, но Кир в инопланетной логике не разбирался и рисковать не хотел — в конце концов, может, ребёнка выкинули с концами, а он, понадеявшись на их совесть, бросит его здесь дожидаться спасательной миссии. Если б придумать, как чисто на всякий случай оставить знак, что ребёнка забрал местный, за ним можно прийти и не надо при этом разносить всю деревню….       С третьей стороны, как-то всё не сходилось. Малыш выглядел слишком ухоженным, чтобы сойти за лишний элемент, да и зачем вообще оставлять его именно на Земле? Ближе, что ли, места не нашли, где избавиться? А если его любили и ухаживали, то почему оставили? Не случайно же это, в самом деле, произошло. Он такой маленький, что вряд ли смог бы сам влезть в капсулу и запрограммировать её на сброс. Да если даже и так, это нисколько не объясняет, почему сам корабль появился, сбросил капсулу и тут же убрался либо стал невидимым. Положим, такая вот у инопланетян технология: во время даже одиночной эвакуации общая маскировка отрубается. Но неужели там, внутри, этого никто умудрился не заметить? Должно же оно было где-то отобразиться. Но тогда уж кто-нибудь да допетрил бы, в чём дело, и ещё до утра за ребёнком бы вернулись.       Есть, впрочем, и третий вариант. Что если малыша на самом деле…спасали? Пытались от чего-то увезти, спрятать, да хоть выкинуть, лишь бы сберечь? Тогда становится понятно и то, почему его оставили, причём не рядом с родиной, и то, почему за ночь не опомнились и не забрали. Где-то на фоне мелькнула нехорошая мысль: а что, если мелкий всё же опасен и завоёвывает милым видом доверие, чтобы проникнуть в деревню, но эту идею Кир сразу отмёл. Хотели бы гости из космоса силами «десантника» вырезать местных быстро, в одну ночь — сбросили бы капсулу совсем рядом, хотели бы скрыть вторжение — сбросили дальше, где не видно. Нет, не клеится. Значит…       Так, стоп машина, оборвал себя Кир, чувствуя, как на затылок упали первые капли надвигающегося дождя. Обо всём этом он более детально подумает позже, когда окажется дома под крышей, а сейчас надо поскорее убираться отсюда. Путь назад сам по себе неблизкий и рискованный, а если ещё земля раскиснет…. Он вынул телефон и, временно игнорируя ребёнка, зафиксировал на фото всё, что привлекло его внимание внутри капсулы и на её обшивке. Пригодится, если он хочет хотя бы попробовать понять, что происходит. Если на снимках что-то покажется странным, можно будет вернуться сюда и ещё раз осмотреть объект вживую, но чуйка подсказывала: это на крайний случай. Без серьёзного повода лучше здесь не мельтешить. Знаков он тоже решил не оставлять — если ребёнок действительно не брошен, а эвакуирован, это может быть скорее опасно, чем полезно. Мало ли, кто его подсказку увидит. И…мать его женщина, он всерьёз стоит посреди глухого болота, собирается тащить домой натурального живого инопланетянина и ещё гадает, не ищут ли его какие-нибудь космические пираты, как в том фильме!       Плюс в этой ситуации был, пожалуй, только один: дядька определённо помрёт от зависти, когда узнает.       — Так, — Кир опустился на одно колено, потеребил опустевший раскрытый рюкзак и нерешительно протянул к инопланетянину руку. Тот, как типичное любопытное дитё, блестел своими тёмными глазёнками, опасливо держась за край люка. Когда парень приблизился, он даже немного «втянулся» в капсулу, то ли вжав голову в плечи, то ли просто присев. — Как говорит папа мой: не знаешь, с чего начать, начни со «здравствуйте».       Подчёркнуто медленно он поднёс руку и очень-очень осторожно — внутри снова полыхнуло неуверенностью и страхом, но он сдержался, стараясь не показывать сомнений — коснулся бирюзовой лапки. Сначала просто тыкнул пальцем в тыльную сторону полупрозрачной четырёхпалой ладошки, потом, видя, что ребёнок не отдёрнулся, аккуратно зажал её «щепоткой» и чуть двинул вверх-вниз, превращая прикосновение в рукопожатие. Боже, какой же он маленький, серьёзно. Маленький и нежный, кажется, чуть надави, и кожица порвется. Малыш моргнул глазёнками: осознанно, но явно непонимающе.       — Слушай, я не знаю, как с тобой разговаривать, — Кир отдавал себе отчёт, что ни одно его слово, вероятно, не будет распознано, но всё равно решил обрисовать ситуацию. Может, сам спокойный голос и факт беседы ещё больше уверит мелкого, что всё хорошо. А может, он умнее, чем кажется, и таки что-нибудь да поймёт. Иногда даже если что-то кажется бесполезным, лучше это сделать, чем не сделать. — Я сейчас возьму тебя и отнесу к себе домой, потому что в лесу торчать не вариант. Сиди тихо и не шурши, я тебя обижать не буду, но…скажем так. Лучше, чтобы кроме меня о тебе никто не знал. Когда… — Он чуть не сказал «если», но в последний момент прикусил язык. Пока есть вероятность, что ребёнок хоть на долю его понимает, не стоит ляпать что ни попадя. — Когда твои за тобой вернутся, я тебя без вопросов им отдам, и летите на свою Альфа-Центавру с Богом. А сейчас придётся сесть ко мне в рюкзак.       То ли ребёнок всё-таки что-то соображал, то ли действительно успокоился просто от доброжелательного поведения Кира, но на протянутые руки он отреагировал совершенно спокойно. Кир аккуратно, боясь лишний раз нажать, поднял его и посадил в рюкзак: вовремя, дождь явно усиливался, смываться стоило побыстрее. Он застегнул молнию, оставив щель для воздуха, и просунул руки в лямки, затем подобрал палку и встал, прикидывая, как лучше спускаться с островка. Мелкий, вероятно, не очень довольный перемещениями вверх-вниз, недовольно вякнул из своего «транспорта».       — Тихо там, — Буркнул Кир, поёжившись от холодной воды, дождевой и болотной. Потом, смягчившись, продолжил: — Не дрейфь, лягушонок. Прорвёмся. И это…добро пожаловать на Землю.