Кукла BRATZ

Сколько должно пройти времени, чтобы ты окончательно разлюбил человека? Месяц, год, два? Сколько должно пройти времени, чтобы ты забыл того, кто даже не вспоминает о тебе? Сколько должно пройти времени, чтобы ты смог взглянуть на другого человека и понять, что готов к новым отношениям? Не ебу. Прошло дохуя времени с тех пор, как я ни с кем не встречался больше. Отношения стали для меня табу. Доверять кому-то не хотелось, делиться своими мыслями с кем-то не хотелось, открываться кому-то мне не хотелось. Все было циклично. Музыка, друзья и иногда секс. Секс с разными, абсолютно непохожими друг на друга девушками. Мулатки, кореянки, русские. Рыжие, светловолосые, темноволосые. Их было много, но никто не задерживался в моей кровати больше, чем на одну ночь. Даже рассвет я не встречал с кем-то из них. Перепихон, где я не думал о чувствах и потребностях девушек, а потом прощание, потому что после оргазма было тошно от самого себя. Не только от себя, но и от девушек, которые охотно велись на мою внешность, на мою популярность, на мою токсичную душонку. Каждая из тех, кто ложился ко мне в кровать, знала о том, что из этого ничего не выйдет. Каждая знала, но все равно шла на это, лишь бы я уделил им хоть немного внимания. Когда это стало нормальным? Когда стало нормальным ебаться с известным мальчиком лишь для того, чтобы пропиарить свое ебало в дальнейшем? Когда то, что ты ебалась с кем-то из музыкантов, стало гордостью? Почему сейчас девушки говорили об этом, как о каком-то охуенном козыре в твоем рукаве? Было смешно наблюдать за тем, как в интернете все чаще появлялась новая информация о моих похождениях. До Дарины такой хуйни не было. Я был осмотрителен, аккуратен, не желал привлекать лишнего внимания к своей персоне, держал в секрете свою личную и интимную жизни. Но потом мне вдруг стало похуй на все. Стало похуй на то, что будут обо мне думать или говорить. Хотят считать меня бабником - пусть считают. Хотят думать, что мне нравится такая жизнь? Пусть думают. Я понял одно: я не хочу оправдываться за то, что делаю. Ебанный наркоман под солями, больной мальчик, пиздабол, токсик, бабник, хуеплет. Сколько всего я слышал про себя за последнее время и, кажется, уже привык к этому. Раньше с этих оскорблений у меня знатно пригорало очко, но сейчас меня это лишь забавляет. Сколько не объясняй людям про свой диагноз, многие все равно будут считать меня конченным наркоманом, у которого на уме только «юзать». Даже то, что я усердно занимаюсь спортом, перестал много пить, слежу за своим питанием никого не волнует. Похудел? Потому что солевой. Накачался? Чтобы скрыть, что я солевой. Потолстел? Перестал нюхать и начал курить травку, чтобы отвести подозрения. Меня заебало это. Заебало так сильно, что уже даже сил доказывать обратное не осталось. Я плыву по ебанному течению, спокойно относясь к любым слухам про меня и мою персону. Тушенцов перестал что-то доказывать? Потому что понял, что правду людям не докажешь. Тушенцов молчит о своей личной жизни? Потому что стыдно признаться в том, что ебет все, что движется. Казалось, что Тушенцов - исчадие ада. Какой пример я подаю молодежи, которая смотрит и слушает меня? Хуевый. Что с этим могут сделать родители? Нихуя. Я откидываюсь на спинку стула, кидая взгляд своих карих глаз на пьяного друга. Серыч пьет, как не в себя, стараясь забыться. Пьет много, смешивая алкоголь. Уверен в одном, завтра ему будет очень хуево. Но я не его мамка, чтобы следить за ним. Он взрослый парень, который знает, что делает. Кудрявый выпивает очередной шот, запрокидывая голову наверх. Я наблюдаю за тем, как быстро он опустошает первый, потом второй и, наконец-то, третий шот. Я усмехаюсь уголками губ, когда наши взгляды встречаются. Ему хуево, пускай он и не хочет в этом признаваться. Казалось бы, у нас есть все: деньги, известность, любимое дело. Мы должны быть счастливы, но прикол в том, что мы глубоко несчастны внутри. Серафим стал моим близким другом, другом по несчастью, человеком, который понимает меня без слов. Мы научились понимать друг друга без слов. Когда мы звоним друг другу, оба понимаем, что не выносим одиночество, поэтому всегда встречаемся в такие моменты. Другу тяжело из-за расставания с Дианой. Они то сходятся, то расходятся, оба делают друг другу неприятно и больно. Оба заставляют друг друга чувствовать себя не в своей тарелке. У них всегда были странные отношения, но Диана могла хоть немного держать моего друга в узде. Потом ей надоело то, что их отношения ни к чему не стремятся. Не уверен, что она хотела свадьбы, но ей хотелось больше серьезности. А Мукка сам по себе не такой чел. Какая серьезность, если он рок-звезда? Пускай он и пытается скрыть тот факт, что он переживает очередной разрыв с красноволосой, но я все знаю и понимаю. Кто-то сказал бы, что бухать - не выход, но не в случае Серыча, конечно же. Для него алкашка - единственный способ сейчас забыться, только не всегда помогает. — Будешь бухать до талого? — спрашиваю я, когда друг откусывает кусок огромного жирного бургера. Я замечаю, как падает на стол кусочек помидора. Хотя бы ест, уже не так плохо, как могло бы быть. Он укладывает бургер на тарелку, тянется с умным видом к салфетке, а потом вытирает свой рот прежде, чем сказать мне хоть слово. — Тебе бы тоже не помешало, — проговорил он, улыбаясь, — помогает, — я кидаю взгляд на свой алкогольный напиток, к которому почти не притронулся за все это время. Сначала мне хотелось выпить, но сейчас уже нет такого желания. Я словно напиваюсь, когда смотрю на своего друга, который бухает до чертиков. Пьяные глаза Серыча уже не особо фокусируются на мне. Парень кивает головой на мой напиток, — Рус, давай выпьем. Я тост скажу. — О, началось, — с издёвкой отвечаю я, хватая бокал со стола, — ради твоего тоста я готов, — Серафим отмахивается от меня, обиженно закатывая глаза. Наблюдаю за тем, как он хватает очередной шот, протягивая мне. — Выпьем за дам, потому что "не дам" - слово плохое, — я не сдерживаю усмешки, когда слышу такие слова от Серыча. Смотрю на него, приподнимая одну бровь, — первое, что пришло в голову, — оправдывается мой друг и мы чокаемся напитками. — Смешные тосты с матом гуглил в свое время? — интересуюсь я прежде, чем сделать глоток. Но Сим уже не отвечает мне, опрокидывая еще один шот. Я беру с него пример, делая пару глотков алкогольного напитка. Внутри приятно греет, когда я отставляю стакан обратно. Чуть позже к нам присоединяется Коля, которого мы устали ждать. Парень улыбается в тридцать два зуба, показывая всем своим видом, что, наконец-таки, счастлив. Какое-то время нам было тяжело общаться, все благодаря девушке, чье имя я не хочу упоминать лишний раз. Но она исчезла из нашей жизни, поэтому мы смогли снова нормально общаться, забыв об обидах и недопониманиях. Я хотел с ним поговорить по поводу барби. Хотел понять, чувствовал ли он то же самое, что и я. Но я знал ответ. Он не любил ее так, как любил ее я. Злит то, что я вновь вспоминаю о ней, хотя не хочу этого делать. И такое бывает частенько. Я вроде научился жить дальше, тех чувств больше нет, но пустота, которая была во мне, пугала меня гораздо больше, чем не взаимная любовь. Я забыл уже о том, когда последний раз улыбался искренне, казалось, что это было так давно. Сейчас я был холодным Русланом Тушенцовым, которого хотят многие. Коля что-то рассказывает, жестикулируя своими руками, но я его не слушаю. Лениво окидываю взглядом знакомый бар, в котором когда-то мы проводили время вместе с той самой. Сейчас я не чувствую боли, сейчас я отношусь к этому уже спокойно, будто это было не со мной. Будто это мне снилось. Будто Дарины никогда не было в моей жизни, но боль, которая жила во мне, напоминала о том, что все это была правдой. Встретив ее сейчас, что я почувствую? Сколько раз я задавал себе этот вопрос, но каждый раз я не знал ответа. У меня не было точного ответа, возможно, я бы обрадовался. Возможно, я бы разозлился. Все это было возможным, но я рад тому, что она не здесь. Не в этом ебанном Питере. — И чего ты такой грустный, Рус? — спрашивает у меня светловолосый и кудрявый, закидывая свою руку мне на плечо, — как не встретимся, так у тебя ебало с каждым разом все мрачнее. — Он все еще забыть не может сестренку Давида, — отвечает за меня Серыч. Я кидаю убийственный взгляд своих карих глаз на друга, которому иногда хочется дать в ебало за то, что он говорит, но не думает. — Себя видел? — спокойно интересуюсь я, — ты свое горе запиваешь, как и всегда. — Какое горе? — спрашивает Коля, сощурив взгляд, — я чего-то не знаю? — Он опять с Дианой расстался, — я пожимаю плечами, наблюдая за реакцией Серыча. Теперь его очередь хмуриться из-за моих слов. Сначала он хмурится, потом болезненно морщится, но ничего мне не говорит, отмахнувшись от нас рукой. — Опять? — удивлённо переспрашивает наш общий друг, — в какой, по счету, раз? — Заебали, — резко отвечает Сидорин, пытаясь скрыть свою агрессию, — в пятый раз, — чуть тише добавляет он следом. Коля сжимает губы в тонкую линию, задумываясь над его ответом, — знаю я че вы оба мне скажете, — он хватает алкогольный коктейль Коляна, достаёт трубочку, откидывая ее на стол, а потом делает пару больших глотков, — нахуй она мне сдалась, давно уже пора разойтись и не сходиться обратно, вы мучаете друг друга и всякую другую хуйню. Пацаны, если бы все было так просто, я бы так уже давно поступил! — А в чем сложность? — аккуратно спрашивает Лида, кидая на меня взгляд своих голубых глаз. Я всем видом пытаюсь показать, что этот вопрос не стоит задавать, но уже поздно. — В чем? — переспрашивает хмуро Серыч, ставя с грохотом стакан обратно на стол. Ставит так громко, что на нас оборачиваются люди, сидящие за соседним столиком, — прикинь, Колян, я, нахуй, влюбился, — я сжимаю губы в тонкую линию, потому что предполагаю, что дальше начнет говорить Сидорин, — че я, блять, могу сделать с тем, что люблю эту ебанутую? Меня самого раздражает то, что я, как ебанный ручной песик, бегу к ней, если она отправит мне простое ебанное сообщение. Че мне сделать с тем, что мою ебанутую натуру может терпеть только она? Если бы мог бы, уже давно послал бы это всё к хуям, но у меня нихуя не получается. У нас пиздатый секс, у нас одинаковый юмор, она понимает меня и, самое главное, принимает меня таким, какой я есть. — Она принимает его алкашом, который творит полную хуйню во время туров, — поясняю я Коле, который внимательно слушает Серыча. — Вот именно, блять! — восклицает Мукка, — она знает, что я алкаш и не запрещает мне делать то, что я хочу. И, сука, вы видели ее лицо без косметики по утрам? Вот раньше, отвечаю, я ебался с такими телками… Казалось бы, красивые, но утром проснешься, а они выглядят, как Фиона из Шрека. Бежать хотелось тут же, а Диана, блять, такая вся милая, сонная, отвечаю, лизду пижать сразу хочется. — Лизду пижать? — переспрашивает Коля, склонив голову в бок. — Пизду лизать, — поясняю вновь я, — это у нас мем такой. — А, — Лида заторможенно кивает головой на мои слова, — тогда это точно любовь, братан. — Ой, да пошли вы оба! — вновь раздражается Серафим, отворачиваясь от нас. Он ищет взглядом официантку, которая принесла бы ему сейчас еще алкоголя, — вообще-то, вы оба должны понимать, в каком хуевом я сейчас положении. — А из-за чего расстались в этот раз? — спрашивает голубоглазый, двигаясь ближе к Серычу. — Он опять нахуярился в такие щи, что пропал на пару дней, — отвечаю я за друга. — Я бы с тобой тоже расстался, чел, — уголки губ Коли взлетают вверх, парень явно подшучивает над своим другом, пытаясь его слегка приободрить таким способом. — Я знаю, — выдыхает тот, — бля, но я извинялся. — И она послала тебя? — Сказала, что такие, как я, не меняются. — В этом она права, — продолжает смеяться Коля, прикрыв рот ладонью. Серафим недовольно оглядывает своего друга, поднимая руку вверх, чтобы наш столик обслужили официанты. — Спасибо, друзья, — отвечает Мукка, обиженно надув губы, — я знал, что вы меня поддержите, — и мы с Лидой переглядываемся, усмехаясь, — токсичные ребята, — добавляет он следом. — Ладно, Сер, ты же знаешь, что мы всегда на твоей стороне, — светловолосый кудрявый теперь двигается ближе к нашему другу, закидывая руку ему на плечо в знак поддержки, — хоть ты и осел, но мы тебя любим. — Говоришь так, будто он скоро сдохнет, — проговариваю я, откинувшись на спинку дивана. — Так он скоро и подохнет, — смеётся Лида, — от цирроза печени, если продолжит так бухать. Может нам его закодировать? — Тогда он потеряет свой шарм рок-звезды. — Согласен, — кивает головой Коля и мы вдвоем смеемся, — ладно, сейчас к нам приедет моя девушка и ее сестра, — переводит тему друг, — поэтому, Серыч, можешь рассмотреть другую, она ничего такая. — Младшая сестра или старшая? — задумчиво спрашивает Серафим, кидая на меня взгляд. — Младшая, — хмурится Лида, — а что? — Тогда это по части Руса, он же у нас любит младших сестер, — и ярко смеётся, считая, что его шутка удачная. — Юморист хуев, — закатываю я глаза, но сам не сдерживаю легкой улыбки. — При них только так не говорите, по-братски. — А с какого хуя я должен вести себя нормально? — возмущённо спрашивает Серыч, хмуря свои брови, — мне нахуй телки не нужны, я Диане предан. — Смотри, Колян, каким преданным стала наша рок-звездочка, — я смеюсь, пихая Лиду в бок. Тот хихикает вместе со мной, кидая взгляд на нашего недовольного друга. — Пояс верности, брат, при тебе? — подхватывает мою шутку кудрявый и светловолосый. Мы оба щуримся, всматриваясь в возмущенное лицо нашего друга. — При мне, — не ведется Сидорин на наши провокации, потом залезает в карман своих узких джинсов, а вытаскивает он… Средний палец. — Как банально, — отвечаю я, усмехаясь. — Ты что, в первом классе, чел? — поддерживает меня Коля, склонив голову в бок. Мы могли бы так долгое время стебаться друг над другом, забыв обо всем. Когда эти двое рядом, я заметно расслабляюсь, чувствуя себя менее паршиво и одиноко. Плохие мысли уходят на второй план и я даже могу смеяться, расслабившись. Таких «душевных» встреч у нас не так много, но при этом, я рад, что они вообще есть. Очень тяжело собраться втроем, потому что Колян живет в Москве, а мы с Серычем постоянно в разъездах по разным городам. Для полного счастья нам не хватало Давида и Арины, которые умотали в тур. Скоро и мы все уедем по городам, вопрос времени. А когда соберёмся в следующий раз? Хуй знает. Но точно знаю, что приеду поддержать своих братиков, если не буду занят. Я не люблю говорить о любви и привязанности. Не люблю говорить о том, как благодарен своему окружению, но сейчас я ловлю себя на мысли, что я почти счастлив. Почти счастлив, пока нахожусь рядом с этими двумя долбаебами. Мы замолкаем, когда к нам подходят две девушки. Одну я уже знаю, ее зовут Лиза и она встречается с Лидой. Она отдаленно внешне напоминала мне Дарину. Светлые длинные волосы, голубые глаза, тонкая талия, высокая. Но губы у нее были меньше, а нос поострее. Нравились ее острые скулы, такой же подбородок. Я считал ее хорошей «партией» для своего друга. Она не молчала, спокойно могла поддержать наш разговор, посмеяться вместе с нами. Я улыбаюсь, приметив ее. К ней я начал относиться хорошо сразу же, как только мы познакомились, в отличие от той же самой Дианы, которая порядком бесила меня первое время. Девушка машет рукой при виде нашей компании. — Привет, сеструха, — шуточно здороваюсь я, кивая ей головой. — И тебе того же самого, — сразу же отвечает она мне, улыбаясь от уха до уха. Я наблюдаю за тем, как Лиза сразу же обращает внимание на своего парня. Наблюдаю за тем, как Коля меняется в лице, расплывается в широкой улыбке и встает с места, чтобы подойти к своей девушке, — я здесь не одна, — продолжает она, хлопнув в шутку Серафима по макушке, — мою младшую не обижать, — и щурит взгляд, кидая сначала взгляд на пьяного Сидорина, а потом на меня. — Показывай нам свою младшую, — Мукка оборачивается, заглядывая девушке за спину. Я тоже обращаю внимание на ту, кто не говорил ни слова, пока о ней не напомнили. И только сейчас я удивляюсь, приметив эту девушку рядом с такой эффектной сестрой. Нет, не то, чтобы она страшная, просто они совсем непохожи. — Это Марина, — и мне, блять, сначала слышится другое имя. Совершенно, сука, другое имя. По телу аж дрожь пробежала в этот момент. Я глупо смотрю на девушку, чье имя так напоминает имя моей бывшей. Темные, как крыло черного ворона, волосы чуть выше плеч, не такие огромные, я бы сказал даже, слегка узковатые черные глаза. Настолько черные, что даже не видно зрачков. Тонкий, слегка заостренный нос с горбинкой, а эта особенность очень даже шла девушке и губы бантиком. Я всматриваюсь в лицо той самой Марины, с интересом изучая такую странную внешность. Не люблю темноволосых, не люблю нос с горбинкой, но в ее внешности, казалось бы, все было идеально. Все то, чем наделила ее природа, ей безумно шло. Я смотрю на ее красивую укладку, на челку, которая слегка спадает на ее глаза. Та девушка не смотрит на меня, обращая внимание на Серафима, который присвистывает при виде нее. Я же, пока она не обращает на меня внимание, спускаюсь взглядом вниз по ее телу. Отмечаю ее спортивную фигуру, которую девушка охотно подчеркивает. Черный топ на тонких лямках, лосины в цвет топика, а поверх белая полосатая блузка. Казалось, что эта Марина вышла из какого-то порно прямиком к нам на встречу. Девушка была ниже своей высокой сестры. Не высокая, не маленькая - средняя. — Не называй меня Марина, — и я слышу ее голос. Звонкий, мелодичный, отдаленно напоминавший голос Арины (жены Давида), — я Мари, — и теперь мы встречаемся взглядами. Ее черные узкие глаза без всякого интереса осматривают мою персону, а мне любопытно, знает ли она, кто я такой. Я закидываю ногу на ногу, разваливаясь поудобнее на диване. Жду, что она что-то скажет. — Марина, — пробует на вкус Серафим. Он ехидно улыбается, напомнив черта, поворачивается ко мне, — Марина и Дарина, Рус, а еще она младшая сестра девушки Коли, че, как тебе такой вариант? — и я кидаю злой взгляд в сторону этого долбаеба. Коля, который уже успел подойти к Лизе и Марине, резко оборачивается, выпучив глаза. Кажется, он знатно охуел от услышанного. — Наш друг - еблан, он перепил, поэтому не обращайте на него внимание, — я стараюсь держаться уверенно, вновь оборачиваясь на девушек, — я Руслан, — и я киваю головой в знак приветствия. Девушка смотрит на меня некоторое время, будто бы пытаясь вспомнить меня, — известен, как Crazy mega… — Уебан, — заканчивает за меня Серыч, посмеиваясь со своей шутки, — А я Сер, — и он встает, откашливаясь. Подаёт руку девушке, чтобы поздороваться с ней. — Да, о тебе я слышала, — Марина улыбается, вновь устремляя взгляд на Сидорина, — у тебя неплохая музыка, — и Мукка вновь оборачивается на меня, победно улыбаясь. — А об этом парне что-нибудь слышала? — спрашивает он у черноволосой, склонив голову чуть в бок. — Если честно, то нет, — и я, сам того не ожидая, громко фыркаю, услышав эту фразу. — Значит у тебя плохой вкус, — резко отвечаю я. Марина на мои слова не реагирует. Ее даже не смущает мой резкий тон. Она спокойно осматривает меня, пожимая руку Серафиму. — Присаживайся к этому долбаебу, обещаю, он тебя не укусит, — пьяный друг толкает девушку в мою сторону, не желая слышать никаких возражений. — А я и не боюсь, — спокойно проговаривает та, плюхаясь рядом со мной, — я работаю в органах, поэтому руку, в случае чего, спокойно могу сломать, — и я почти поперхнулся, когда она это проговорила. — Малышка мусор, — усмехаюсь я, взглянув на девушку, — интересно.