На крыльях ворона

Ворон сверкнул черными бусинками глаз и удобно устроился на сгибе руки, скрытой темным широким рукавом. Ласково прихватил клювом потянувшиеся приласкать пальцы и издал тихий мурлыкающий звук, так не похожий на обычный вороний крик. На верхней площадке западной дозорной башни Тол-ин-Гаурхот дул отчетливо отдающий железом северный ветер. Саурон провел кончиками пальцев по каменному парапету, смахивая легкую пудру первого снега. Ворон потоптался по служившей ему насестом руке и снова что-то тихо каркнул. Саурон их языка не понимал. −Гортхаур не справился. От звука этого голоса – чистого и ясного, оставшегося таким даже после присяги Тьме – привычно пробрало короткой сладкой дрожью вдоль спины. −Он не сумел разбить крохотный отряд атани? – недоуменно сдвинул угловатые черные брови Саурон. −Он не сумел истребить их всех до единого. – ворон встрепенулся, когда рука под ним дрогнула, и слетел на парапет. – Берен, сын Барахира, остался в живых, и сейчас скрыт от моего взора. −В Белерианде не так уж много мест, которые сокрыты от тебя. – проговорил Саурон, любуясь разметавшимися по черному плащу пепельными волосами, завивавшимися в красивые крупные кудри. −И одно из них Дориат. Смертный смог попасть туда и скрыться от меня. Он преодолел Завесу Мелиан без ее дозволения и без посторонней помощи. −Невозможно. −Возможно. Повинуясь взмаху изящной длиннопалой ладони, ворон взлетел, громко хлопая крыльями, и унесся прочь – к острым пикам ущелья Сириона. На Саурона взглянули огромные прозрачно-голубые глаза. Холодные, как весь лед Хелькараксэ. −Именно в этом твоя беда. – в голосе не было ни осуждения, ни насмешки. – И Гортхаура. И многих из тех, кто служит Владыке Мелькору. Вы упорно не желаете принимать в расчет смертных. Ты носишь лик адана, но не хочешь понять главного. Он создал их не просто так. Не ради минутной прихоти или каприза. У атани есть свое предназначение, и оно может сильно спутать нам все планы. Владыка прекрасно это понимает. Потому ему было важно истребить род Беора. −Все равно не могу понять, что в них такого особенного. – Саурон провел ладонью по лицу, с силой надавил на губы, как и всегда в минуты размышлений. Теплая рука перехватила его ладонь и отвела в сторону, коротко сжав. Красивые полные губы, обычно крепко сжатые, тронула улыбка. −Даже маленькие деяния смертных способны изменить большую игру. – низким и глубоким голосом проговорил Лангон. – Беор встретил однажды Артафиндэ Арафинвиона, и тот научил смертного и его род многим вещам, которые раньше были им недоступны. Андрет из рода Беора едва не стала женой брата Артафиндэ. Наконец, Барахир из рода Беора спас самого Артафиндэ в Топях Серех. Видишь, как крепко переплелись судьбы всего одного рода смертных и третьей ветви Дома Финвэ? −Это все еще не доказательство. – качнул головой Саурон. Налетевший порыв ветра взметнул длинные пепельные кудри, украсил их крупными хлопьями снега. Лангон улыбнулся уголком рта, слегка прищурив свои ледяные глаза. −У Второго Дома тоже есть целый род вассалов из смертных. Но Первый Дом нолдор куда показательнее. Лангон помедлил, но не дождавшись вопроса, продолжил сам. −Ручаюсь, ты даже не обратил внимания на слова своей ученицы. Помнишь, она жаловалась, как некая смертная помешала ей убить Нельяфинвэ неподалеку от Химринга? −Допустим. – куда клонит Лангон, Саурон решительно не понимал. Бледные пальцы цепко и ловко переплелись с его собственными – темными, словно сожженными светом Анора. −Ей помешала смертная каниэ Нельяфинвэ – Бельга. Которая к тому моменту уже второй раз спасала своему лорду жизнь. Сейчас ее уже нет в живых, но ее потомки по-прежнему служат Феанариону. Взгляни, что такое эти смертные. Лангон коротко повел рукой, и прямо на парапете появился морок – невысокая, всего с локоть, каменная башенка, изрядно потрескавшаяся и накренившаяся. Еще один взмах – и башенку густо оплел нежно-зеленый побег вьюнка, удерживая и не давая развалиться на куски. −Эльдар полагают, что у них впереди вечность. – проговорил Лангон, глядя на свое творение. – Атани знают, что их удел – всего лишь миг. Эльдар для них опора. Но и сами они опора для эльдар. Трудно даже вообразить, что будет, когда свет увидит первое дитя от смешанного брака. Саурон прижал к губам их переплетенные пальцы, согревая горячим дыханием. Сверкнул черными глазами и медленно произнес: −Предположим, ты меня убедил. Однако, давай вернемся к провалу Гортхаура. Если Владыка Мелькор видит все так же, как и ты, участи Гортхаура не позавидуешь. −Он допустил слишком много промашек. Лангон шагнул ближе, опустил голову, прикасаясь лбом ко лбу, и тихо проговорил: −Ты отправишься в Ангамандо, дождешься, когда Владыка сполна насладится наказанием виновного, и сообщишь, что знаешь, где находится смертный. А дальше уже моя забота. Даже если что-то пойдет не так, твои заслуги слишком велики. Саурон усмехнулся. О да, одна из этих заслуг раскинулась сейчас вокруг них. Крепость, контролирующая все ущелье Сириона – самый простой и безопасный путь на юг, на простор Белерианда – теперь его. Их. Лангон был выше, и обнимать его за шею было непросто, поэтому Саурон сомкнул ладони вокруг узкой талии. Почувствовал прикосновение теплых мягких губ к своему виску. −А что если смертный так и не покинет Дориат? −Покинет. – губы дрогнули, спускаясь поцелуем на щеку. – Никуда не денется. Саурон запрокинул голову, прижался к этим теплым губам, в уголках которых будто вечно жила насмешка, целуя голодно и жадно. Лангона всегда было мало. Даже в безмятежные дни до начала времен Лангона хотелось прижать к себе, слиться с ним и никуда не отпускать. Да и как его отпустить – половину своей сущности? Над головами захлопали крыльями вороны.

***

Свет Сильмариллов, тусклый и больной, совсем не похожий на неудержимое сияние, каким они пылали в Амане, почти не разгонял сумрака тронного зала. Впрочем, Гортхаур всего раз осмелился поднять на них глаза. Владыка Мелькор молчал и не сводил с преклонившего колени майа тяжелого взгляда черных, без блеска, глаз. Гортхаур тоже молчал. Ему не было нужды говорить. Владыка читал его без труда, как раскрытую книгу. Майа добровольно опустил щит аванирэ, и все-таки проникновение чужой несоизмеримо большей воли в его разум вышло болезненным, ударившим куда-то под дых и заставившим рухнуть на пол. Гортхаур сжимал зубы, чтобы не кричать, чувствуя, как эта воля силой перебирает его воспоминания, чувства, прорывается к самым потаенным мыслям и желаниям. От этих бесцеремонных движений делалось как-то разом и больно, и страшно, и почему-то сладко. Словно он прекратил бессмысленную борьбу, и могучее течение, подхватив, несет его навстречу судьбе. −Выходит, ты даже не потрудился удостовериться, что последний из рода Беора мертв. Голос Владыки, низкий и вибрирующий, резонировал где-то внутри, пробирался к той тоненькой нити, которая соединяла сущность и фану. Гортхаур ниже склонил голову, прикусив губу. Фана плавилась от этого голоса, от ощущения чужой безграничной силы и власти. Над Ангамандо, над звездными камнями, над Белериандом. Над ним, Гортхауром. Виски взорвались болью, когда по так и не разорванной связи осанвэ донесся всего лишь отголосок ярости Владыки. Гортхаур застонал и повалился набок, сжимая руками раскалывающуюся голову. Чужая сила вздернула его вверх. Ноги оторвались от пола. Фана прогнулась в хребте, изгибаясь навстречу повелительно вытянутой руке. −Прости меня, Владыка. – выговорил майа непослушными губами. – Дозволь мне исправить мою ошибку. −Ты слишком поздно начал считать ошибки, Гортхаур. Имя, принятое уже здесь, в Белерианде, отдалось короткой вспышкой боли в груди, разлилось сладостью под языком. Темный майа не сводил с Владыки Севера глаз, запоминая острое бледное лицо, обезображенное шрамами от орлиных когтей. Воля Мелькора в его разуме вдруг встрепенулась, ухватившись за что-то. Что именно заинтересовало владыку, Гортхаур понять не успел. На горле сомкнулись длинные когтистые пальцы. Сжали, небрежно сминая хрупкую фану эльда. Другая рука легла на грудь. Когти располосовали тунику и кожу под ней, без труда разрывая крепкие мышцы и добираясь до клетки ребер. −Будь польщен, Гортхаур. Твое сердце теперь будет принадлежать мне. Ледяные черные глаза встретились с блестящими от слез темно-коричневыми, как кора старого дерева. Гортхаур судорожно схватил искривившимися губами воздух, вскинул было левую руку, пытаясь сжать запястье державшей его за горло руки. −Оно всегда было… Твоим. Обожженные пламенем Сильмариллов когтистые пальцы с хрустом проломили ребра. Черные когти сомкнулись вокруг трепещущего сердца, вырывая его из груди. Гортхаур улыбнулся, встречая как обычно не выражающий ничего взгляд черного вала. −Слава Мелькору. – едва слышно выговорил он окровавленными губами. Искалеченная фана рассыпалась пеплом. Только алое залитое кровью сердце дрогнуло на раскрытой ладони Владыки Севера. Мелькор крепко стиснул пальцы, а после разжал кулак. На черный каменный пол просыпалась тонкая струйка золы. −Майрона ко мне! – вырвавшийся из тронного зала зов услышали, верно, во всех уголках Железной Темницы.

***

Лангон даже с закрытыми глазами чувствовал, как пляшут по комнате тени. Влетевший в распахнутое окно порыв ветра волновал пламя свечей, приносил крики воронов и запах снега с горных вершин. Майа поднял веки, и в прозрачной голубизне глаз отразился огонь, взметнулись черные крылья. Он видел. Молодой, но уже наполовину седой смертный упрямо и скоро шел невысоким безлесным нагорьем. На указательном пальце сжатой в кулак правой руки поблескивало изумрудами серебряное кольцо. Рядом со смертным шагал эльда. Ветер то и дело норовил сорвать с его головы капюшон, играл выбившимися из косы крупными золотыми локонами. Глаза – синие, как Белегаэр под лучами Анора, и сияющие светом рожденного в Амане – смотрели так же упрямо и решительно, как и у адана из рода Беора. За эльда и аданом следовал небольшой – всего с десяток эрухини – отряд. С ветвей редких сосен за ними следили внимательные вороньи глаза. Лангон медленно моргнул, потянувшись всей сущностью к другим своим посланникам, следившим за твердыней Маэдроса. По неширокой, но утоптанной дороге летела вороная лошадь. В седле, прижавшись к лошадиной шее, сидела молоденькая аданет с непокрытой головой. Над ее плечом выступала рукоять клинка. Дева подняла голову, с тревогой глядя на затянутое тучами небо, и реявший над ней ворон разглядел худое скуластое лицо и глубоко посаженные темные глаза. Плащ у горла скалывала серебряная фибула – звезда Феанора. Поверх заледеневших рук легли широкие и горячие ладони. Лангон открыл глаза. Саурон сидел напротив, отделенный столом. Тени плясали по его смуглому, с резкими крупными чертами лицу, тонули в глубокой черноте блестящих глаз. −Все даже лучше, чем я предполагал. – Лангон улыбнулся, переплетая свои пальцы с пальцами Саурона. – Смертный сам идет к нам, и не один. С ним отправился король Нарготронда. −Выходит, твои посланники не солгали о клятве. – задумчиво проговорил Саурон, поглаживая узкие бледные запястья. −Мои посланники никогда не лгут. Лангон не повышал голоса, однако пламя свечей заметалось, тени запрыгали, зашелестев крыльями и разразившись хриплым карканьем. Бледное лицо майа сделалось словно еще белее, утонуло в этой тьме. Только глаза сверкнули льдисто и страшно. Саурон примирительно улыбнулся и склонился поцеловать проступающие на запястье голубые нити жил. −Рок сам притянет их сюда. – Лангон успокоился так же быстро, как и разгневался. – Он уже ведет их. Связанных клятвой Берена из рода Беора и Артафиндэ. И аданет из Химринга – пра-правнучку обидчицы Тхурингветиль. −Причем здесь девчонка из Химринга? – нахмурился Саурон. −Может, и не причем. – легко качнул головой Лангон. – Она еще далеко. Если девочка погибнет в пути – значит, это больше не будет иметь значения. А вот если она встретится с ними… −Если она верная Маэдроса, ее стоит захватить живой. – раздумчиво выговорил Саурон. Лангон помедлил, разомкнув было губы, но так и не сказал ни слова. −Они движутся на север. – все же проговорил он с улыбкой. – И иного пути, кроме как через ущелье Сириона, у них нет. А мои глаза и уши всегда настороже. Полутьма комнаты блестела умными бусинками вороньих глаз.

***

Стоявший на ступенях главного чертога Минас-Тирит майа был совершенно не похож на всех виденных прежде. Финроду даже на миг почудилось, что к плененному отряду вышел адан в темной с алыми всполохами тунике и с непривычно короткими черными волосами. Однако, новый хозяин Тол Сирион запел, и Финрод едва не рухнул на колени, придавленный чужой Силой, без труда призванной этим низким, хрипловатым, словно обожженным голосом. Собственный голос показался вдруг звоном колокольчика, который пытается заглушить камнепад. Но чары сплетались, словно сами собой, и чудовищное давление пропало. Финрод пел, глядя в бесстрастное спокойное лицо с грубовато выточенными крупными чертами, и никак не мог отделаться от навязчивой мысли – почему этот майа предпочел облик адана? Песнь вела за собой, она почему-то стала вдруг больше Финрода, больше Минас-Тирит, больше всего на свете. Как будто он, Артафиндэ, карабкался на вершину Таникветиль и почти добрался до пика. На плечи легли чужие ладони. Щеку обожгло дыханием. −Безумно храбро, Артафиндэ. И просто безумно. Финрод вскрикнул, обрывая Песнь, рванулся вперед, пытаясь вырваться из ставшей вдруг стальной хватки, но только беспомощно дернулся, когда в Песнь майа с лицом адана вплелась другая Сила. Тот, кто стоял за спиной, не пел, но и не молчал. Финрод судорожно вдохнул, по хроа прошла долгая мучительная волна дрожи, заставив обмякнуть и почти завалиться на этого второго майа. Сильные руки в широких черных рукавах обхватили поперек груди, держа крепко, почти обнимая. А у Финрода над головой смыкалась темная ледяная вода. Он снова, с распахнутым в немом крике ртом, проваливался под лед Хелькараксэ и ничего, совершенно ничего не мог сделать. И Турукано нет рядом… Никто его не спасет. Лангон осторожно поднял на руки утонувшего в собственном кошмаре короля Нарготронда и обернулся на сгрудившихся в окружении орков эльдар и двух атани. −Этих в темницы. – коротко приказал он на черном наречии. – Эльдар отдельно, адана отдельно. Девчонку ко мне. Аданет, которую крепко толкнули в спину, рухнула к его ногам, но тут же вскочила и выпрямилась, сверкая глазами, огромными на худом, украшенном кровоподтеком на скуле лице. Лангон внимательно вгляделся в это лицо. Прислушался к Незримому. Аданет как аданет. И все же… Спустившийся по ступенькам Саурон небрежно схватил девчонку за подбородок, тоже заглянув ей в глаза. Рванул звездную фибулу на плаще и поднял голову, мысленно обращаясь к ученице. Тхурингветиль, шумно хлопая крыльями, слетела со своего любимого уступа крепостной стены и с любопытством уставилась на Саурона. −Держи, ученица. – Саурон легонько подтолкнул девчонку, и та рухнула прямиком в когтистые лапы каукарэльдэ. – Это потомок твоей обидчицы. Развлекайся, но пока не убивай. −Слушаюсь, учитель. – алые губы Тхурингветиль растянулись в клыкастой усмешке. Саурон обернулся к Лангону. Остановил задумчивый взгляд на застывшем перекошенном от ужаса лице эльда. −Ты запер его в кошмаре? −Далеко не самом страшном из тех, что его посещали. – усмехнулся Лангон, тоже разглядывая внука Финвэ. На плечо майа сел ворон и коротко каркнул. Лангон задумчиво свел широкие светлые брови. −Вот и последний кусочек нашей мозаики. Нужно хорошо подготовиться к приему гостьи. А пока… Саурон коснулся упрямого золотого локона, упавшего на высокий лоб эльда. Усмехнулся уголком рта, встречая внимательный взгляд Лангона. −Ты все же хочешь принять фану эльда? Саурон коротко качнул головой. −Мне дорог этот облик. Потому что ты увидел меня таким. Лангон улыбнулся, прозрачные глаза весело заблестели. Ворон сорвался с его плеча и унесся ввысь. Над Тол-ин-Гаурхот собирались тяжелые, сулящие снег, тучи.