Let's make one more Inhale Together

План предельно простой. Леви «выходит из шкафа» и сообщает маме, что он гей. Сделано. Да, мама отреагировала непривычным образом. Она кивнула, засмотревшись в одну точку на мраморной столешнице. А затем уронила тарелку. Потом бокал с красным вином на белый ковер. А потом положила телефон в микроволновку, и Леви едва успел спасти их дом от ядерного взрыва, подбежав и открыв дверцу. Они говорили об этом через пару дней, недель, а затем еще через месяц, и мама пыталась вести себя иначе, будто признание Леви должно было что-то изменить в ней, но она не знала что. Это грозило обернуться катастрофой, и в один из вечеров, когда она вежливо уточнила, не хочет ли он посмотреть «Дневник памяти», Леви поймал ее в объятья и просто прижал к себе. — Не хочу я смотреть романтические фильмы, мам. Я их ненавижу. То, что я сказал тебе… Это ничего не меняет. Ты все еще моя мама, а я — просто твой сын, — мягко говорит Леви, и мама кивает. Сначала один раз, будто все еще не верит, не хочет соглашаться, затем еще и еще, пока ее голубые глаза не наполняются слезами. Ее ногти впиваются в плечи Леви в отчаянном объятье, и она прижимает его к себе, будто хочет спрятать от всего мира. — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, ладно? — она гладит Леви по щеке, и он знакомо подставляется под прикосновения. Ее руки окутывают Леви вуалью заботы. Они долго разговаривают в ту ночь. Лежат в гостиной на диване, и мамины ступни упираются в бедро Леви, пока он бездумно листает каналы на телевизоре, чтобы был фоновый шум. Она спрашивает про все те годы, что Леви скрывал свою ориентацию, и это снова огорчает ее. Она говорит о том, что между ними должны быть секреты, но не те, что доставляют дискомфорт. Не те, что хранить становится тяжелее, чем рассказать. Она крепко обнимает его, придвигаясь ближе, и он привычно устраивается на ее плече, чувствуя поцелуи в макушку. Картинка на телевизоре меняется, но Леви будто смотрит сквозь, позволяя себе погрузиться в ощущение тепла. Позже мама заказывает пиццу, и кусок выпадает из ее рта, когда глаза освещаются осознанием. — Ты встречаешься с Эрвином Смитом? — Ее брови так высоко взлетают вверх, что образуются морщины, хотя Леви не знал, что маминому лицу доступна такая функция. И вот, как мы переходим к следующему пункту. Леви заканчивает токсичные отношения с Эрвином, бывшим капитаном школьной футбольной команды, с которым после окончания школы не осталось ничего общего, а еще его родители — сраные гомофобы, и у Эрвина в планах все еще было найти жену, пока они встречались. Сначала Леви правда верил во все эти «мы сбежим и будем жить вместе после школы», «я найду работу и мы снимем квартирку где-нибудь в центре Нью-Йорка», «мы поженимся тайно» и прочее ванильное дерьмо, но очень быстро даже такие простые обещания, как сходить в кино вдвоем на точно-не-свидание, шли к черту, потому что у Эрвина была сраная паранойя на тему того, что их увидят вместе и тогда все всё поймут. Последней каплей стало то, что Эрвин все-таки купил им билеты в кино, но оказалось, что на этот сеанс идут и его друзья, которые ненавидели Леви за то, что у него был мозг, и он не проводил 99% времени на тренировках. И да, их места были ровно рядом с ними, и Эрвин вел себя так, будто не знает Леви, а пришел потусить с друзьями. Это было дерьмом, и теперь, когда Леви сжег бомбер Эрвина, романтично подаренный после победы их команды и спрятанный по его просьбе в шкафу, из которого Леви выбрался в прошлом пункте, он был свободен. Леви начинает отношения с Зиком, который сохнет по нему с седьмого класса. Даже просто записав этот пункт в заметках, Леви начинает тошнить от этой мысли. Не поймите неправильно: Зик — высокий, широкоплечий блондин, что подходит под описание идеального парня для Леви, а еще, в отличие от Эрвина, он прочел больше одной книжки за жизнь, и знает, что такое арт-деко (нет, не песня Ланы дель Рей). Но черт. Зику нравится Леви. И, возможно, Леви нравится Зик. Но даже между воздушным шариком и ковром больше искр, чем между ними. С Зиком комфортно, и он добрый, честный и открытый, и это просто потрясающе, но… Но. Леви стучит еще раз, прижимая борт пальто к телу, потому что ветер задувает буквально под кожу. Он кутается в шарф и наконец-то ему открывают дверь. — Прости, что так долго, — Карла встречает его теплыми объятиями, и Леви прикрывает глаза, наслаждаясь теплом дома и запахом еды. Кушель ненавидит готовить, всегда заказывая что-то из ресторанов, поэтому Леви оставил особое местечко в своем сердце для домашней еды Карлы Йегер. Он с ума сходил по ее вишневому крамблу. Так что, да. Учитывая, сколько времени они с Зиком стали проводить вместе после расставания Леви с Эрвином, он мог назвать дом Йегеров своим домом. А еще он нашел себе вторую маму, в чем его шутливо убеждала Карла. — У меня для тебя сюрприз! — она улыбается широко и ярко, и в уголках зеленых глаз появляются морщинки. Леви не может удержаться от улыбки в ответ, стягивая пальто и шарф. Он едва успевает бросить пальто на вешалку. Гриша Йегер привез ее из Африки, когда был там на научной конференции. Ручная работа из красного дерева, стоящая целое состояние. Леви не понимал, почему из всех предметов, которые можно сделать из дерева, мистер Йегер выбрал вешалку. Карла тянет его на кухню, и он только успевает помахать Зику в гостиной, замечая, что тот не один. Это странно. Не похоже на Зика. Леви не любит, когда рутина меняется. Когда все идет не по плану. Это мог быть кто-то из его коллег. И Леви закатил глаза, представив, как эти двое начнут кидаться претенциозными терминами в речи, указывающими на их юридическое образование, пытаясь доказать Грише, что юриспруденция так же важна, как и медицина. — А кто в гостиной с Зиком? — Леви заканчивает с мытьем рук и осторожно спрашивает, вспоминая человека с темными длинными волосами, похожими на волосы мистера Йегера, если бы в них не было седины. И если бы на экране телевизора не было заставки какой-то игры, потому что мистер Йегер из того поколения, что считает видеоигры абсолютным злом и причиной всех болезней на земле. — Ох, это Эрен, помнишь его? — Карла улыбается мягче. Эрен — младший брат Зика, и Леви видел его последний раз около пяти лет назад. Тогда Эрену было шестнадцать, его волосы были похожи на сущий кошмар из-за того, что он не давался стричься и стриг себя сам, и те неровными космами свисали на его покрытое акне лицо. — Да, точно, Эрен, — кивает Леви, и Карла достает что-то из холодильника. Эрен был панком в школе, и Леви скривился, думая о том, что от такого вида гостей им не избавиться, ведь он — член этой семьи. — Сюрприз! — Карла открывает контейнер, и запах вишни бьет Леви в нос. Леви настороженно опускает взгляд, убеждаясь в том, что это вишня. И ничего больше. Он поднимает на Карлу полный непонимания взгляд, но ее глаза горят таким предвкушением, что он просто не может не попытаться улыбнуться, чтобы хоть частично удовлетворить ее старания. — Мы будем готовить твой любимый крамбл! Вместе! — Она хлопает в ладоши, и до Леви доходит. Его глаза распахиваются в шоке, и он пялится на вишню так, будто впервые увидел ее. Если что, Леви мог приготовить только хлопья с молоком и подогреть вчерашние спагетти в микроволновке. Вот его предел, ясно? Никакого вишневого крамбла. Карла легко щипает его за щеку, возвращая в реальность, и бодро достает другие ингредиенты, ставя их на столешницу. Дом Йегеров большой, и на первом этаже почти нет стен. Открытая планировка дает больше пространства и света, как говорит мистер Йегер. Леви слышит смех и разговор Зика с Эреном из гостиной и мог бы увидеть их, если бы обошел столешницу, но процесс готовки всегда оставался для него тайной, покрытой мраком, а сейчас завеса грозилась приоткрыться, и он слишком взволнован, чтобы отвлекаться на такую чушь, как одиннадцатый Mortal Kombat. Карла привлекает его внимание, расставив ингредиенты по столу в нужном порядке, и Леви благодарно кивает. — Сначала начинка, — Карла дает Леви вишню и ставит сотейник на плиту. — Вишню сюда, — Леви послушно и осторожно ссыпает подтаявшую в холодильнике вишню в емкость. — Стакан сахара, он сделает жидкость более тягучей и густой, как джем. Свет на кухне теплый от больших круглых ламп, свисающих с высокого потолка так низко, что Леви почти задевает их волосами. Карла передвигается по кухне со знанием дела, легко орудуя приборами, и Леви хмурится, понимая, что такого уровня опыта ему не достичь никогда. Карла поправляет рукав желтого джемпера и капает на него соком вишни. — Черт! — она пытается замыть рукав в раковине, пока Леви стоит со стаканом сахара и понятия не имеет, что с ним делать. — Засыпай сахар к вишне. Леви кивает и осторожно вмешивает сахар розовой лопаткой, которую ему вручила Карла. Когда она заканчивает с рукавом, настает очередь приправ. Леви слишком взволнован, так что он качает головой, когда она предлагает ему положить их самому. Она усмехается и бросает в вишневую массу корицу, мускатный орех и чего-то еще, что Леви не успевает разглядеть, но пахнет это просто божественно. Она использует заднюю часть вилки для этого, и Леви уверен, что у него все приправы разлетелись бы по кухне и ему пришлось бы потратить несколько часов на тщательное мытье. Карла помогает ему закатать рукава толстовки, и они переходят к тесту, пока Леви тоскливо смотрит на самую вкусную вишню на всем белом свете. Ему даже не нужно пробовать ее, чтобы знать, насколько она прекрасна, но Карла сует ему чайную ложку в рот, предварительно подув на нее, и да. Это оно. — Мука и вполовину меньше масла. Потом сахар, тоже стакан, и я еще иногда добавляю… — Карла встает на цыпочки, чтобы достать банку с верхней полки, пока Леви послушно просыпает муку через сито. — …миндальные лепестки. Она высыпает лепестки в большую миску, а затем разделывает стручок ванили. — Это нужно перетереть, — Карла сдувает непослушную прядь со лба. Ее желтая блузка вся в муке на груди, хотя она ее даже не касалась, и Леви с испугом оглядывает себя. Но все хорошо. Он чист. — Руками? — Леви хмурится, и Карла смеется и кивает. — И вы всегда делаете это руками? — Он пытается не кривиться, но проваливается, и Карла смеется громче. Леви нехотя погружает руки в муку и пытается не чихнуть от облака, поднявшегося от его взмаха. Масло липкое, а мука бесконтрольно грозится вывалиться из миски, и именно в этот момент на кухню приходят Зик и Эрен. Зик что-то говорит, и первую секунду Леви умудряется кивнуть, все еще пялясь на кошмар, созданный его собственными руками, а затем он поднимает взгляд. Леви пялится. Не может не пялиться. Потому что, постойте. Это Эрен? Тот самый придурок Эрен, который пробил ухо сам себе в туалете школы? Тот Эрен, который дрался с Эрвином на второй день перехода в старшую школу? Тот Эрен, на чье лицо нельзя было посмотреть, не расплакавшись? — Привет, — черт подери. Даже его голос изменился. Урчащие нотки стали ниже, а голос мягче и глубже. И это звучит хорошо? Темные длинные волосы теперь были собраны в пучок на затылке, лицо из круглого и почти девчачьего стало очерченным, точеным, а зеленые глаза обрели этот прищур и тысячу тысяч таин. Черт. Черт! — Помочь? — Эрен поднимает бровь, а на мягких губах появляется усмешка, и Леви понимает, что не двигается уже десять секунд и, к сожалению, в реальном мире это очень долго, и он качает головой, опуская взгляд в миску и думая о том, что может расплавить масло одним взглядом. — Как дела? — Зик появляется обходит его и оказывается за спиной, и Леви расслабленно выдыхает, что не ускользает от внимательной Карлы. Она улыбается сама себе и засыпает ваниль в миску. — Ого, ты готовишь? — Вроде того, — отвечает Леви, и Карла ободряюще сжимает его плечо в объятье. — Он молодец! Ты готовил раньше? У тебя явно талант! — Карла прижимается щекой к Леви на пару мгновений, а затем вглядывается в тесто, видимо, чтобы понять, готово ли оно. — Нет, но это… забавно? — Леви смотрит на свои руки, а затем поднимает взгляд на Эрена, который устраивается на барном стуле напротив него. В кухонном дизайне это называется кухонный остров, но для Леви это шоу, в котором он не собирался участвовать и непрошенный зритель, выглядящий слишком хорошо. Их взгляды встречаются на пару секунд, но Эрен отвлекается на разговор с мамой, повернув к ней голову, и Леви замечает тату на его ключице. Должно быть, это начало какой-то тату на его груди или бицепсе. Зик с интересом помешивает вишневую начинку, и Леви цокает языком, оборачиваясь на него. — Бога ради, не прикасайся к этому, — голос Леви становится ниже, потому что Зик неловкий, и он может просрать все труды Леви. — Ох, посмотрите на эту недовольную хозяюшку, — Зик усмехается и приобнимает Леви за талию, вызывая желание испачкать его этими масляно-мучными руками. Но, во имя чистоты этой кухни и Карлы, Леви ловко выскальзывает из объятий и моет руки так тщательно, как никогда в жизни. Ему следовало остаться на месте. Прижаться щекой к плечу Зика. Позволить обнять себя в ответ. Его идеальный план в заметках айфона будто прожигает задний карман джинсов, напоминая о себе, в частности, о последнем пункте, включающем в себя долгую и счастливую, а, главное, спокойную жизнь с Зиком до старости. Леви моет руки еще и еще. Они все еще в масле. — И что он сказал? — высокий голос Карлы возвращает Леви в реальность, и он слышит смех Зика. — Что поставит мне «А», — они все смеются, и Леви понимает, что слишком сильно погрузился в себя и пропустил шутку. Он разворачивается и вытирает руки о протянутое Зиком полотенце и благодарит кивком. Карла вручает ему сотейник, и они снова погружаются в готовку. Вишню в форму, сверху осторожно и аккуратно крамбл. Не слишком много, но и не слишком мало. На двадцать минут в печь. — Ты молодец, — Карла обнимает его так, как обычно делает мама, но более тепло и радушно, и тот прижимается к ней в объятье. — Спасибо большое, — Леви убирает волосы со своего лба привычным движением руки, и они ложатся лучше. — Ты выглядел так, будто выбирал, синий или красный провод в бомбе, — голос Эрена, такой незнакомый, заставляет Леви обернуться. Он собирается съязвить, но поднимает глаза на него и теряется, внезапно попадая в капкан. Мягкие губы растягиваются в улыбке, и это должно быть запрещено. Черт. Черт. Черт. Черт. — Отвали от него, — Зик загораживает Леви собой. Эрен усмехается и пожимает плечами, подхватив яблоко и уходя в гостиную, чтобы вернуться к игре и, видимо, дать Леви прийти в себя. — Прости, он придурок, — Зик оборачивается к Леви. — Все в порядке, — Леви пожимает плечами, и они с Зиком стоят очень близко. Леви не поднимает взгляд, но чувствует, как атмосфера становится напряженной. Ему следует что-нибудь сделать. Проявить инициативу. Карла неловко откашливается и проходит мимо, унося в гостиную бокалы, а Зик так близко, и Леви пытается заставить себя сделать хоть что-нибудь. Приподнять взгляд. Приподняться на цыпочки. Проявить гребаную инициативу. Тишина становится тяжелой, все существо Зика будто давит на Леви, и он хочет отступить, но удерживает себя на месте, будто непослушного пса на коротком поводке. — Я, кстати, дочитал новеллы, — объявляет Зик резко, и Леви выдыхает. Он кивает и делает шаг назад, вытирая руки полотенцем снова и снова, а затем выдыхая. Вот здесь рука еще мокрая. Или это пот? Эрен возвращается на кухню за тарелками, оказываясь теперь рядом с ними, и их взгляды встречаются, он склоняет голову вбок, будто вид Леви кажется ему забавным. — Надеюсь, не отвлек вас от чего-нибудь важного? — он говорит ниже. Тише. Интимнее. Леви поджимает губы и прищуривается. — Мы обсуждаем новеллы, которые я дочитал вчера, я тебе рассказывал! — Зик хлопает в ладоши, но даже это не может заставить Леви оторвать взгляд от Эрена. — Да, новеллы, точно, — он усмехается, опуская взгляд, и непослушная прядь падает ему на лоб. Он подходит ближе, и волнение скользит по груди Леви, едва касаясь кожи. Эрен забирает у него полотенце из рук и бросает на стол. — Бери вилки и пойдем, — Эрен смотрит прямо в глаза, и Леви кивает. Инициатива катится к чертям, и Леви подчиняется. Вилки на столе, и мама уже приехала. Леви слышит, как она здоровается с Карлой в коридоре. Они смеются, и мистер Йегер идет к ним, видимо, намереваясь поторопить. Это была их крошечная традиция уже третий год: встречать Рождество вот таким составом. Мама ненавидит готовить, и поэтому Карла зовет их с Леви в гости, а мама покупает вино и что-нибудь необычное и чертовски модное и дорогое вроде устриц или улиток. Но в этот раз Эрен приехал раньше. В этом году ему перенесли все экзамены, и он смог вырваться из Нью-Йорка, где учился, чтобы провести Рождество с семьей. Первый раз за последние три года. — Бог ты мой, Эрен! Как ты вырос! — Кушель обращает внимание на него, стоящего за спиной Леви и обнимает, и, черт, она на каблуках едва дотягивается до его плеч. Леви пришлось бы приподняться на цыпочки. Конечно, Кушель спрашивает его о жизни в Нью-Йорке. Об университете. Эрен широко улыбается и что-то рассказывает, вызывая смех, и Леви ненавидит то, к чему придет этот разговор. Так сильно, что не может даже сделать вид, что слушает. Да, Леви взял промежуточный год, чтобы обдумать, куда поступать. Он думал о том, чтобы стать ветеринаром, и для этого ему не пришлось бы уезжать, но затем он попробовал поработать в клинике в их городе, и это было омерзительно настолько, что Леви до сих пор делает лишний круг, лишь бы не проходить мимо клиники. Он понятия не имеет, почему для того, чтобы завести домашнее животное, у людей не требуют заключение психиатра. И да, из-за ложных обещаний Эрвина, обманутых надежд и абсолютного незнания, что делать в жизни, год затянулся на три, о чем его мама упоминала при каждом удобном случае. Кушель кивает на рассказ Эрена, иногда улыбаясь, и Леви слишком хорошо знает это лицо: у нее зреет план, как использовать это в их бесконечных ссорах перед сменой Леви в книжном магазине, куда он только-только устроился после скандала в Бургер Кинге, когда его коллега пожарила упавшую на пол котлету. Леви не ест бургеры с тех пор. Омерзительно. На столе так много всего, и мама разглядывает каждое блюдо, хлопая в ладоши и восхищаясь талантом Карлы. Фрикасе из кролика под белым вином. Картофельный гратен. Артишоки с соусом бешамель. Спаржа с пармезаном. Свежие овощи. Леви набирает побольше овощей на свою тарелку, хотя прекрасно знает, что они не пользуются спросом на таких вечеринках. — Ты что, кролик? — Зик толкает его плечом, и Леви морщит нос, не отвечая. — Как вообще можно есть сельдерей? Он на вкус, как гребаные духи, — Зик кривится, когда Леви показательно сует целую палочку сельдерея в рот и начинает жевать. — Бог ты мой, как вкусно, — Леви дразнит его, тыча пальцем в плечо, и Зик смеется. — Ты отвратительный. Теперь будешь вонять сельдереем и никто не захочет поцеловать тебя! — Зик шутливо отталкивает Леви от себя, и тот заваливается на Эрена, сидящего с другой стороны. Леви неловко извиняется, на что Эрен лишь мягко улыбается, пронизывая своим темным зеленым взглядом насквозь. Леви хочет выбраться с дивана уже сейчас, потому что уничтожил половину общей тарелки овощей, но единственное, что держало его на месте — это желание попробовать крамбл, сделанный собственными руками, на которые он пялился, думая о том, что их надо помыть. — А ты же на Манхеттене квартиру снимаешь, да? — спрашивает мама, и Эрен кивает и мычит, пытаясь прожевать, чтобы ответить нормально. — И как там сейчас? Все так же кучи бандитов на улицах? — она усмехается и отпивает вино из бокала, покачивая им в воздухе. Жить в Нью-Йорке звучит захватывающе. Леви пытается держать себя в руках и не задавать слишком много вопросов, но, черт… Эрен живет в самом крутом мегаполисе в мире. Леви думает о том, как, должно быть, потрясающе целыми днями бродить по улицам, начиная от центра, заходя во все известные магазины и рестораны и заканчивая узкими улочками и кофейнями, о которых никто не слышал, и у которых три клиента в день, а на каждом стаканчике они пишут предсказание, лишь бросив взгляд на твою одежду. Леви хотелось бы потеряться в этих улочках ненадолго. Почувствовать, как бешеный ритм жизни и города пропитывает его насквозь, утягивая в поток целей и стремлений. — Я живу возле университета, так что у меня скорее вечно летящие из окон конспекты и вечеринки круглые сутки, — Эрен улыбается и накалывает мясо на вилку. — Там же рядом Центральный парк, да? — Леви задает вопрос, не удержавшись. Его фантазия о прогулке по Нью-Йорку нуждается в деталях. — Да. Не люблю это место. Куча народу. В будни еще куда ни шло, но на выходных — кошмарно, будто ты в метро в час-пик, — Эрен откидывается на спинку, и Леви приходится повернуться к нему всем телом. Спина быстро затекает, и Леви подбирает ногу под себя, и его колено упирается в бедро Эрена. — Прости, я… — Леви пытается сесть ровнее и убрать ногу, но задевает Зика, и тот едва не роняет бокал, так что Леви ненарочно наклоняется ближе к Эрену. Это становится неловким. Эрен усмехается и расслабленно похлопывает Леви по колену. — В паре остановок от моего дома есть классный парк. Могу показать как-нибудь, — губы Эрена растягиваются в улыбке, и он подмигивает. Леви замирает, чувствуя, как тепло от ладони затекает под его кожу лавой и обжигает скулы румянцем. — Отвали от него, — Зик снова шипит и пихает Эрена в плечо, задевая Леви, за что получает самый злобный взгляд из всех, что имелись в арсенале. — Я просто стараюсь быть вежливым, — Эрен пожимает плечами, и Зик хмурится. — Ты слишком остро реагируешь. Есть ощущение, что не просто так, ведь это уже второй раз за сегодня, и это становится похоже на ревно… — он не успевает договорить, когда Зик перегибается через Леви и зажимает Эрену рот рукой. Эрен смеется так громко, что слышно даже сквозь крепкую хватку Зика, чей локоть больно упирается Леви в бедро, и он пытается, но не может убрать ногу, ведь она зажата между Эреном и теперь рукой Зика. — Прекратите! — Карла хлопает в ладоши, и они копошатся, но останавливаются, и Леви трет свою ногу, зашипев сквозь зубы от боли. — Видишь, ты сначала устраиваешь концерты, а потом делаешь ему больно, — говорит Эрен, накрывая своей ладонью ладонь Леви и помогая растирать место ушиба. Черт подери, его ладонь полностью накрывает ладонь Леви. А пальцы такие длинные. Тату сердечка на мизинце. Луна на безымянном. Две полоски на среднем. — Что? Это ты его ударил! — Зик шипит, будто понижая голос под давлением взгляда Карлы. Леви возвращает ему убийственный взгляд и достает свою руку из-под руки Эрена. — Нет, придурок, это ты, — шипит Леви почти беззвучно и придвигается ближе к столу, не намереваясь продолжать этот разговор. Он собирается попробовать крамбл, а потом вырубиться от бессилия и обжорства на этом диване, чтобы потом, в предрассветных лучах, возвращаться с мамой домой, уже в машине начиная тот самый разговор про университет.