Горыныч

Горыныч вылез из пещеры и встал на краю Скалистого холма, хмуро поглядывая вокруг. Ой зря он вчера весь вечер Василису слушал. И нашла же на нее напасть какая-то заморская — решила психологом заделаться. Прочищала ему мозги, мол, все у него в жизни не так, живет он неправильно и проблемы — все они из детства тянутся, зря батенька мамку прогнал, вот и вырос Горыныч бугай-бугаем. Пещеру раскритиковала, вещички его чуть не выбросила, по внешности прошлась остротами. В общем, жгла напалмом, пока не рявкнул он так, что потолочный свод затрясся и камнепад серой змейкой заструился по склону. Василиса не растерялась, но умолкла, и на том хотелось сказать спасибо. …Раньше нормальной девкой была, сдружились они на тему нигилизма к устаревшим традициям, когда как-то повстречались на пустоши у Желтой речки. Вот и видились с тех пор тайно, общались время от времени, чтобы печалями поделиться да новостями обменяться. Поэтому Горыныч и не стал долго раздумывать, когда подруга попросила выкрасть ее. — Батюшка удумал замуж меня отдать, — почти рыча выкрикнула она, когда слезла со своей кобылки. — Никакого уважения к правам женщин. Может, не хочу я замуж-то! Горыныч развалившись сидел на пеньке и сначала слушал вполуха. — А батюшка, видите ли, внуков захотел, наследников! — не унималась Васька, начав нарезать круги вокруг пенька. — За кого тебя отдать планирует? — почесав за ухом, спросил он, но получил в ухо со всего размаха. — Эй, ты чего? — За богатыря какого-то, понимаешь, за МУ-ЖИ-КА неотесанного! — выкрикнула она Горынычу в лицо. Ухо и щека начинали наливаться кровью. Василиса пылала гневом, и выходило все так, что вот еще чуточку и не он, а она начнет плеваться огнем. — Тихо-тихо, — примирительно подняв руки, попытался Горыныч успокоить подругу. — Да что тихо-то? Я сама выбирать хочу, за кого пойти. Вон, может, за дракона пойду. Рука и сердце — это же мое тело, а мое тело — это мое дело. Вот! — Так я же не спорю, — пытаясь опять вразумить Ваську, он начал искать способы решения. — Может, тебе тогда сбежать куда? Отсидеться? Чтобы батюшка твой передумал? Василиса взглянула на него, и тут же лицо ее прояснилось. — Ты гений, Горька, просто гений! — она обхватила ладонями его лицо и звонко чмокнула прямо в лоб. — Так и сделаем! Вези меня к себе! Все это так подействовало на него, что он не нашелся с ответом. Просто замер как истукан на мгновение, а потом тряхнул головой и согласился… И вот теперь с сожительницей в одной пещере он внезапно понял, почему люди строят дома с таким обилием комнат: чтобы было где схорониться, пока женщина в режиме «баба-пила». Ох, а если она еще и выпивает… — Свят-свят, — по привычке забормотал Горыныч, нахватавшись этой присказки от одного скитальца, которого чуть не спалил как-то ночью, когда услышал странные шорохи и шум возле пещеры. И вдогонку ко всему в этот миг как будто что-то дрогнуло. Послышались звуки странные. Словно упало что-то тяжелое. А потом стало ясно, что кто-то карабкается вверх и гремит чем-то. Прислушался. Никак богатырь какой пожаловал? Сорвал травинку и уселся на обломок скалы. Если по его душу пришли, то надо встретить как-то по-людски, огнем и мечом. Или как там в одном селении говаривали? Мечом или чашей? Выпить захотелось, вот прямо с утра и как раньше. Но Василиса небось уже все запасы вылила, окаянная. Может, у богатыря есть? Тогда сразу огнем плеваться не следует. Сначала показался меч богатырский, и ручищей сильной был закинут он на краешек. Потом подтянулся и хозяин его. Горыныч уставился на доброго молодца, как на диво-дивное. Такого он еще и не встречал никогда. Страшно зачесалось везде, будто одеться захотелось поплотнее. Может, Васька и была права — одежда его только на тряпки и годилась: кожаный фартук и штаны, отжатые у кузнеца прошлой осенью, выглядели ужасно на фоне богатырского наряда. Приталенная кольчуга мелкой вязки и рейтузы в облипочку страшно шли хмуро взглянувшему на него герою. — Здрасьте, — наконец поздоровался богатырь. — Не знал, что тут есть подъем для пенсионеров, с рассвета пытался забраться сюда. Не подскажете, а до Скалистого холма далеко еще? Сказать, что Горыныч охренел от богатырского слога, все равно что ничего не сказать. Он был в ярости. Хотелось молча, даже не снимая модных тряпок, перейти к прожарке medium rare, и плевать, что потом мелкие детали, как чешуя, будут мешать. Он не есть этого нахала собирался, а просто спалить к чертям. Не к месту вспомнилась Василиса, и он попытался взять себя в руки. — Это он и есть, — с трудом выдавил Горыныч, отсчитав положенные десять секунд. — Да? Неожиданно, — удивился молодец. — А пещера поганого чудища вам не попадалась случайно? — с сомнением спросил он. — Попадалась, — выплюнув сжеванную травинку, ответил Горыныч. — Прекрасно! — искренне обрадовался богатырь. — Ведите меня! — А зачем это? Перед глазами встало лицо Василисы, которая его за ухо потом таскать станет и кричать, зачем это всякую заразу домой привел. Зараза тем временем размахивала мечом, словно готовилась к бою. — Биться буду со змеем Горынычем, с тварью окаянною, — гордо провозгласила «зараза». — Все вам неймется-то, — вздохнул «змей». — Вот ты молодой еще, наивный… — Что это сразу молодой? — перебив его, набычился богатырь. — Уже двадцать лет и зим стукнуло мне. Ты мне зубы не заговаривай. Не посмотрю на твой преклонный возраст. — Ха, вот потеха-то! — как-то гнев начал таять, а молодец стал веселить своей удалью придурковатой. Жаль, красивый… Эх! — Ты вот мне скажи, престарелому, почему свою головушку сложить так спешишь? — Ничего подобного, — обиделся тот. — Я на турнирах всех-всех победил, в походы заморские с батюшкой своим хаживал, теперь еще чудище юных дев крадущее убью и стану самым сильным в царстве-государстве. На турниры заморские поеду… — замолчал он, мечтательно глядя куда-то вдаль. — Только не говори мне, что тебе еще и не заплатят за это звонкой монетой, — усмехнулся Горыныч. — То есть ты проделал весь этот путь и биться планируешь только чтобы славы сыскать дополнительной? Молодец-богатырушка призадумался. А потом кивнул. — Получается так. — Ну допустим и добьешься ты славы, а что с царевной делать будешь-то? Небось папенька ее руку обещал? Придется жениться, наследников плодить — и турниры твои тю-тю. — В смысле — жениться? — ясные богатырские очи забавно округлились. — Как это: тю-тю? — Вот так это. Или не знаешь законов? Спасший царевну обязан жениться на ней. На красивое лицо легла тень сомнения. — Да уж, — вздохнул богатырь. — Не подумал я. — То-то и оно, — пожал плечами Горыныч. — Может, тогда восвояси пойдешь? Молодец выглядел нерешительно. По глазам было видно, что уходить собирается, но как-то это было не по-богатырски без боя уйти. — А что скажу тогда я царю-батюшке? Призадумались оба. Богатырь присел рядом с Горынычем. Тот украдкой глянул на него: как спесь слетела, молодец даже краше как будто стал. Сдавило что-то внутри, как от несварения, только хуже. Почему-то сейчас казалось, что схожи они вдвоем: не такими они были, как ожидалось. Богатырю хотелось только в сражениях участвовать, а Горынычу… Горыныч уже давно устал от своей участи. В змея превращаться все противнее становилось, человечину он с детства не переваривал, а уж что говорить, что на таких вот добрых молодцев заглядывался давно. — Пойдем, спасу тебя, — резко вставая, предложил он. — Только условие: делаешь все, что я говорю. Чтоб не рыпался и слушался, усек? Богатырь кивнул, весь аж подобрался. Горыныч обхватил его руками, тут же выпуская свои крылья. Одежда с треском разлетелась в клочья на нем. Чешуя заблестела на солнце. Богатырь замер с открытым ртом, чуть меч не выронил. — Летим к терему царскому. Машешь мечом, только не порань меня. А дальше я сам упаду натурально. А ты потом явишься под светлые очи и скажешь, что зарубил меня, а царевну не нашел, — прокричал он, когда они взмыли вверх. — И рот-то закрой, а то муха залетит. Молодец только хлопал своими глазищами. Разрумянился, окаянный, аж лететь стало трудно с такой-то ношей. Подлетели к царскому терему. Разыграли все, как по нотам. Пару раз богатырская рука чуть не дрогнула, аж огнем пришлось плюнуть в пару избушек, так выругаться захотелось. А потом, когда они в очередной раз взлетели повыше, замахнулся молодец своим мечом… И, подхватив подмышкой сталь клинка, Горыныч рухнул камнем вниз, в последнюю минуту сгруппировавшись. Кустарник хоть был и густым, но приземление мягким назвать было трудно. Тем более что в последнюю минуту пришлось обернуться обратно в человеческий образ. В голове звенело. Сталь больно впивалась в кожу. Так еще и богатырь давил всем своим богатырским весом. Да и колючки царапали голую задницу. — Получилось? — тихо спросил молодец, поднимая свою кудрявую голову с его груди. — Получилось, — в тон ему ответил Горыныч. — Ты, это, прости меня, глупого, — заерзал богатырь, отводя взгляд. — Я неправ был. — Ой неправ, — сдавленно ответил тот. — Спас ты меня, получается. — Спас, — подтвердил Горыныч, наблюдая смущение богатырское. Хотя самому впору было смущаться, от возни что-то потяжелело в паху. Да и богатырь, наверное, это уже заметил. — А о спасении молодцев законов никаких нет? — вдруг облизав губы, спросил тот, взглянув ему в глаза. И тут Горыныч понял, что впервые рад предоставленному выбору. — Кажется, я знаю кое-что, что вполне может стать законом, — поражаясь своему же голосу враз ставшему каким-то мягким и низким. — Только, чур, об этом мы никому не скажем? Богатырь кивнул и потянулся своими медовыми губами навстречу. И тут и сказочки конец. А Василиса? Василисе придется еще придумать другую сказочку, иначе она опять начнет ему промывать мозги, что не по-людски это, наивных молодцев соблазнять, и все такое.