Помощь для (не) деда Арсения

Арсений с самого детства был очень любознательным и всячески на новые популярные вещи отзывался скорее тем, что надо знать это в глаза, а не из-за сплошного интереса. Мальчишки со двора играли с какими-то новыми игрушками, которые в те времена вошли, как сейчас звучит, в тренды, и практически каждый ребенок был готов умолять мать на коленях, чтобы она приобрела на рынке эту, на самом деле, стоящую вещь. Арсений лишь усмехался, слыша, как друзья постоянно говорили: «Да пришлось ради неё посуду и вещи мыть целый месяц», «А мне в четверти отличником выйти по всем предметам», «А я…» А я, а я, а я. Арсений сидел постоянно на бордюре во дворе, где и машин было не так много, — слишком отсталый, не богатый, спальный район, но зато тёплый и благодуший для проживающих здесь людей, где все друг друга знают чуть ли не с пелёнок. Сидел Арсений со своим любимым мишуткой, сделанный, между прочим, своими собственными руками под присмотром своей матери. Она улыбнулась тогда слишком ярко, когда увидела ни единой помарки в Арсеньевы девять, и последнему стало громадно приятно. Отец на эмоциях, вместо мягкого похлопка по плечу, обнял. У Арсения с тех пор сильно возвышалось самолюбие к себе из-за такого собственного напора. Поэтому на эти купленные машинки и мальчишеское: «А ты почему не купил? Она же сейчас почти у каждого мальчика имеется!» — фыркал и менял тему, чтобы после прийти собственноручно к отцу в удобную маленькую мастерскую с просьбой в команде сделать эти же самые машинки. Он любил получать знания в разных сферах деятельности. В два раза больше пользы, чем просто отодрать всю квартиру в чистоту и порядок целые месяца. Прямота в своём характере и стержень помогали ему добиваться похвалы почти от каждого знакомого или учителя. И пока его дворовые друзья или те же самые одноклассники сидели на последних партах, не сильно пытались что-то понять, кроме ебанной политики, но пытались получить на каждой доступной работе деньги или их же с родственников для новой вышедшей в 1990-х годах портативной приставки «Game Boy» с чёрно-белым экраном, хоть как-то продававшейся в России, Арсений сидел на первых партах и зубрил на язык биологию, алгебру, геометрию и химию. Остальные же предметы так легко ему давались! Спасибо маме за русский язык с литературой и географией, а папе за черчение, физику и право. Оставшиеся, как история и другие творческие предметы, Арсений сам мог понять с первых слов. Так было до того момента, пока в мир не стали всячески выбиваться телефоны, и уже не на проводе, как и компьютеры. Там уж точно нужно было всё перестраивать в своей жизни. Мама с папой были не шибко богатые, но и не такие бедные, чтобы не позволить себе обычный простой экранчик частого ношения подле себя и такой же экранчик большего размера, который слишком стал пользованным практически для каждой профессии! Так и изменилась жизнь Арсения, будучи уже подростком, готовившимся к экзаменам. Изменилась жизнь не только его, но и других людей. Теперь каждый прохожий имел возможность позвонить, не подходя к специальным кабинкам, тратя своё драгоценное время. После таких масштабных переворотов в стране у Арсения началась хватка познать всё и вся. Нет, она была, конечно, и до этого, но увеличилась вдвойне сильнее и упорнее. Арсений уже забыл, когда сидел и рисовал просто так, для себя и никого больше, а не для сдачи или кому-то на праздник маленькой девочки у знакомых своей мамы, забыл, когда не смог ответить на какой-нибудь вопрос: «А ты знаешь как называется та штука…». Забыл вообще в принципе, когда был самым обычным человеком, не стремящимся всё познавать. Чтобы всё знать. Но где-то же эти знания забывались, но оставались на подкорке своего мозга, чтобы в нужный момент, в нужный час выйти и стрельнуть слишком чётко, слишком метко. Словно на автомате. Это помогало стать успешным с красным дипломом и всё-таки выбиться с непонятными иной раз словами в мир юмора и приколов после неудачных попыток на первых работах. Тот же самый клуб. Мир юмора… Арсений даже не знал сам, что умеет так яростно шутить, чтобы люди, которые сначала ничего не поняли, в смехе еле как держались, руками хватались за краешек стола, с болеющими щеками смотрели за продолжением. Кажись, и в этой сфере Арсений был самым лучшим и успевающим. Также за пройденное время он смог изучить все функции своего телефона, всё, что он умеет. На это время, в начале нулевых, уже появились и смартфоны. Теперь люди ходили не с кнопочными, а с сенсорными. Естественно, пришлось маленько попотеть, чтобы разобраться во всех настройках, включении, работоспособности. Арсений не учился на программиста, но как-то так получилось, что за пару дней уже окончательно и бесповоротно владел новой приобретенной вещью. Его на то время друзья, те же самые Антон Зинченко с Серёжей, смогли лишь за несколько недель не то что разбираться полностью, а привыкнуть к такой выпущенной умной вещице. Попов, как лучший друг, помогал во всём, куда сам смог дотянуться. А дотянулся он, конечно, далеко для тех времён… Арсений скачал разные приложения на своём первом айфончике, начал давать посты в инстаграме на тогда ещё слабую маленькую аудиторию, большинство которой состояло из его знакомых и друзей. Начал писать что-то в ВК. Старался выкатываться на всю катушку, потому что и всё скачанное давалось так легко и молниеносно! Это было так просто! Зашёл — и сразу всё понятно перед твоими глазами. Точно понятливая дорога открылась перед его глазами, расчищая путь своей метлой, своими связанными пучок прутьев, нанизанные на длинный черенок. Как его мама убиралась каждую субботу. Но ближе к двадцатому году он уже перестал что-то брать новое. Всё было вполне нормой для его жизни, и скачивать что-то новое необходимости не было. Время будто остановилось для новых познаний, или же это Арсений начал терять схватку на своих поставленных принципах? Что там популярное? Твиттер? Зачем он ему? У него есть удобный инстаграм, куда он каждые три-четыре дня даёт публикации на уже охваченную своей внешностью и харизмой аудиторию, предел которых достигает семьсот тысяч. Телеграмм? Да зачем, есть же ВК! Менее удобный, чем инстаграм, и активность у него там не частая, но она есть же! Как и его чаты. Дружеские, рабочие, семейные — мама с папой наконец-то привыкали к новым технологиям. Арсений ими гордился, но от слов отца, не признающего его карьеру не ебанного экономиста, а актёра-импровизатора-комика-дизайнера, глубокая обида таилась внутри каждый раз. Больше всего Арсений писал, звонил своей маме, которая, хвала небесам, в подростковую жизнь своего сына сказала своим мягким ласковым голосом: «Это твоя жизнь, дорогой. Твоя дорога, твой путь. И я никак не смею эти же жизнь, дорогу, путь перекрывать своим мнением. Распоряжайся ими всеми самостоятельно. Как и я распорядилась в своё время». Эти сказанные мамины слова Арсений закрепил, запомнил на подкорке, уже не мозга, как с оставшимися до сих пор знаниями, а на сердце. Которое горело ярким пламенем, как и его собственная душа. Никакая отцовская обида не могла затмить это горящее пламя, кидающееся искрами. И таким образом Арсений встретил Антона. Такого солнечного, такого тёплого, такого жизнерадостного. Который был излишне похож на пухлого рыжего котяру. А его глаза. Зелёные, словно лес, где всё тянется вверх, к солнцу. А броское, красочное, жёлтое солнце в этом лесу — Антон. Даже имя такое… солнечное, пригожее, тепловое. Сам Арсений тянулся к этому солнцу. Тянулся к самому Антону, который сам же ответно к нему тянулся с этой обескураживающей улыбкой на лице, с лучиками паутинками вокруг глаз. Это было так тепло. Тепло узнавать друг друга сначала при первых попытках моторов выбиться в телевизор в роли исключительно коллег, затем в первых вышедших сезонах нового шоу в роли замечательных понимающих друзей, а затем к девятнадцатому году в роли любящей друг друга пары. Антон за годы оставался таким же котярой. Сначала действительно при своём весе, внешности напоминал больше несмышлённого котёнка. Он был самым простым… Вот, что притянуло Арсения к Антону — его простота. Самая обычная заурядная простота, которая никогда не менялась, никуда не уходила и не пропадала. Антон мог по огромному желанию запросто купить себе пару машинок, поиграть ими, та же самая сторис, где он в синих шортах и в красной кепке. Мог просто подойти к своему знакомому, взять и обнять, чтобы потом как-то умудриться из знакомых влиться в отдел хороших приятелей. У него было всё так невинно чисто и миролюбиво! Катался по полу от смеха, прыгал и скакал, топал ногами, сильно жмурился от выступающего веселья, касался кого-то близко стоящего подле себя. Ошибался где-то, не то правильно сказал, и ему было абсолютно по хую. Ну сказал и сказал, можно забыть, чтобы после через пару лет вспоминать это и опять укатываться от смеха. Так просто, без затей! Арсений, к сожалению, так не мог. Он был полной поставленной противоположностью. Он не мог просто так посмеяться без причины, касаться кого-то, чтобы как-то унять свои эмоции. Всегда в голове чётко выстраивал свой план действий. И если ему нужно было за пару секунд придумать что-то для сценки, он всегда давал себе отчёт идеального плана и расписки событий, чтобы не показать себя с глупой стороны и дать смех людям своими отчётами. Не мог ярко выражать свои эмоции, прыгать и скакать перед всеми. Нужно быть серьёзным, нужно быть идеальным и не ломать свой за года прирошенный образ. Он не мог быть простым. Но Антон, когда они летом девятнадцатого года приняли свои чувства и съехались в Антоновой московской квартире, откуда Арсений выезжал с их гнезда по делам в Петербург и возвращался обратно в их собственную, поговорили насчёт своих недостатков, принял его, Арсений не мог не пустить слезу от такого прекрасного почитаемого Антона. Его приняли, его любят, его понимают. И Арсений принимает свои недостатки, свой образ, которые рушатся в их квартире, где Антон каждый раз слышит громкий бархатный смех с зала, видя после Арсения, держащего руками подушку, смеющийся до упадка.

🖤🖤🖤

Тактика не иметь опять новые познания в новых приложениях, ненужных никому статейках, чтобы наконец успокоиться, держалась до тех пор, пока Антон одним ранним утром выходного дня не произнёс: — Вот ребята из Твиттера дают, лютые детективы, — доносилось с прохода. Он вошёл на кухню в одних мужских трениках, держа в одной правой руке телефон, читая что-то, листая. Ворох пшеничного поля был еле как убран длинными пальцами, лицо слегка помятым и сонным, но было таким же тёплым. Солнечный просвет через повешенный бледно-белый тюль окутал кухню, падая на этот самый проход, освещая теперь своего мужчину этим жёлтым светом. Арсений заинтересованно повернул голову. Обычно утром Антон никогда не был падок на утренние живые разговоры, лишь касаниями к плечу, поцелуями в щёчку давало его нежное приветливое: «Доброе утро, Арсень», — как сам Антон сказал одним вечером, когда они оба лежали в зале на диване и смотрели какой-то увлекательный фильм. Поэтому сейчас было крайне удивительно наблюдать за утренним живым Антоном. — Доброе утро, Арсень, — наконец отнял взгляд от телефона Антон. Поцеловал до сих пор неуверенного Арсения в обе щёчки, лоб. Утренний поцелуй уже был в постели. Сел за стол, помешивая любимый чёрный чай, сделанный любезно Арсением с помощью заварки. — Как спалось? — Доброе, — смог снять удивление Арсений. Помешивая ложку в кружке, где струился пар от кофе, продолжил. — Да в принципе нормально, я же жаворонок, мне не привыкать уже просыпаться в рань. А вот про тебя что-то не могу сказать… — Арсений посмотрел на свои наручные часы. — Десять утра только, Антон! По сути ты ещё должен был спать три часа. И если бы проснулся, ещё час молчать и только потом вернуться в свою норму. Антон усмехнулся, по-доброму улыбаясь. Все про него Арсений уже знает. Выучил от макушки головы до самых пяток. — Да что-то сам с себя удивился. Ну, думаю, это ситуация будет лишь единожды, — сделал глоток чая под взглядом Арсения. — У-у! Твой чай, как всегда, вкусный и бесподобен. — Антон, это не мой чай, и не я его сделал бесподобным. Простая заварка да и только, — отмахнулся Арс, беря из плетенной корзинки для различных вкусностей молочное печенье. — А ещё член у тебя вкусный, — с довольной ухмылкой произнёс Антон, чуть ли не смеясь с того, как Арсений, откусив половину печенья, подавился и закашлялся. Шастун нагнулся, касаясь грудью стола, чтобы руками постучать по пояснице, унимая кашель. — Доведешь ты меня, Антош, с такими фразочками. А я же не молодею с годами! — Арсений прокашлялся, явно смущённый Антоновым словами. Глоток кофе стал спасением. — Да какой ты «не молодею с годами»! — передразнил Арсения Антон. — Наоборот: молодеешь с годами! Сравни себя сейчас и тогда. Ты как вино, Арсений. С годами всё слаще. Это правда. Арсений сильнее впал в краску, пряча свой взор за надетыми очками в кружку. Умеет же он падать из-за Антона в ярое смущение! Со своим самолюбием, Арсений никогда не помнит, чтобы он смущался от кого-то с комплиментами. Но с Антоном это всегда всё менялось, что Арсений сам не замечал порой. От Антона сам Арсений меняется. Антон отхлебнул глоточек чая, беря из корзинки то же самое молочное печенье, фирмой которой оба так приложились особой любовью. Такое спокойное утро часто было у них обоих. Даже если им куда-то надо было с утра пораньше, оба вставали с первого будильника, точнее, Арсений, Антон вставал с помощью утренних Арсеньевых поцелуев в плечи, в челюсть. Ну и, конечно, самого нежного поцелуя с языком. Только потом начались утренние рутины, как душ, завтрак, выбор одежды, перед этим посмотрев, какая сегодня погода. И сегодня было такое же спокойное утро, но только без необходимости куда-то либо выходить. Обычный, тюлений, лежачий выходной. — О, а в Телеге вышло обновление, — послышался голос Антона. Он опять вернулся к телефону, что-то читая, высматривая, листая. Арсений уже привык, что они оба не прирастают к телефону сразу после просыпания. Сейчас же этот распорядок пошатнулся. — Прям настолько они удобны? — не выдержал Арс. Он понимал речь о людях с Твиттера, о Телеге. Сам на них не зарегистрирован и поэтому понятия не имеет, какие там твитерские наворочили детектив похлеще фильмов, а Телега дала улучшение. Но по-настоящему он рад, что Антон сегодня выглядит намного живее. — Ага. Лучше этого ВК. Честно, Арсень. Арсений фыркнул, закатив глаза. Он не любил когда идёт сравнение «какое приложение самое лучшее и удобное». Для каждого человека удобное приложение может быть разным. Не обязательно, что Телега для общения, Ватсапп и Вайбер для получения открыток от семьи и бабушек, а ВК чтобы чисто поржать с типичных пабликов. Вот для него, для Арсения, ВК и Инстаграм — самые удобные приложения, где он часто активничает и не забывает давать замудрённые посты. Антон упомянул, что ему больше по душе Телеграмм, где он уже имеет свой собственный канал. Большинство переписок состоят именно там, нежели, как у Арсения, все во ВКонтакте. Арсений знал, что, в отличие от него, Антон есть везде. Даже там, где Арсения не найти. Тот же самый Твич и Дискорд. Зачем вообще они Антону сдались, раз он их использует как минимум один раз в месяц из-за своего плотного графика? Ну как бы ни хотелось противиться, от постоянных подобных реплик хотелось взять Антона за лицо и спросить не менее важное: «Как думаешь, мне скачать? Попробовать? Я же не такой старый?» Уже пару шуток сквозились из-за того, что Арсений не очень-то шибко шарит сейчас в популярных приложениях, похож на деда. Тот же самый Дима Позов, их общий любимый друг, который всего лишь на два года младше Арсения, тоже состоит и имеет аккаунт с каналом в Телеграмме, что-то знает о Твиче. Есть в этом же самом Тик-Токе, видео которого Антон кидает Арсению в личку со смеющимся смайликом, а иногда ребята из «Громко и весело» и с импрокрю просят заснять что-то в Тик-Ток. Арсений не видит в этом огромное значение и смысл, но всегда соглашается на съёмку и с удовольствием отвечает Антону. Ну все эти обстоятельства, как бы Арсению ни было бы похуй, по честности ему хочется действительно спросить у Антона: «А можно ли попробовать скачать это всё навороченное?» Арсений знал: Антон будет не против. Выглядит это по-детски глупо: взрослый мужчина просит у другого взрослого мужчины разрешение на какое-то приложение для скачивания. Но Арсению было важно знать ответ Антона. Словно он даёт клятву своим ответом. Скачал. Одним поздним вечером, когда Антон ещё был в офисе, задерживаясь на съёмках какой-то рекламы известной фирмы. Дома было пусто, одиноко, но приготовленный ужин своими руками без какой-либо доставки на этот вечер, на этот ужин, согревал своей теплотой, как Антон, не умеющий вообще готовить в принципе, не упоминая яичницу, которая может иной раз быть подгорелой, похвалит Арсения, обнимет. И Арсению, уставшему до одури на всех сегодняшних съёмках, попытках биться на роль какого-то фильма, больше ничего не надо будет. Лишь Антон, как сонный котяра, поест, в охапку обнимет Арсения, утягивая на кровать, чтобы им обоим окончательно выспаться и набираться сил этим сном. Арсений сидел тогда за столом, слушая, как горит газ и шумит электрический чайник. Сегодня на ужин в планах будет мясо по-французски. На улице уже было темно, её освещали оранжевым светом включённые фонари. Арсению по-настоящему было уютно. Ему всё время куда-то хотелось торопиться, куда-то бегать в омут с головой, чтобы чего-то добиться. Сейчас он действительно понял, что имела в виду мама, когда Попов в одиннадцать лет её застал одиноко сидящей в двенадцать часов ночи на кухне, смотрящую в окно. «Уютно мне, Арсюш». И Арсению было уютно так, что был бы Антон здесь, стало бы уютнее в три раза масштабнее, в три раза сильнее. Этот одинокий уют не ушёл, когда телефон засветился из-за пришедшего уведомления от этого же Антона, словно он знал, что Арсений сейчас про него подумал. Антон скинул во Вконтакте в личных сообщениях скрин, явно Телеграмма, как подумал Арсений, мигом прочитывая сообщение. Скрин подразумевал какой-то чат, где фон был наделён их присутствием. Фотография, где они оба были счастливые, сделанная в домашнем комфорте прошлой зимой. Тогда они поставили телефон на штатив, сделали пару фотографий. Одна была на этом фоне: Арсений сидел на диване, ноги сложил по-турецки, положил голову Антону на грудь, смотря светящимися глазами с отражающими искрами на камеру; Антон обнял его за шею, лбом касаясь виска, тоже смотря на это же в камеру. Оба с улыбкой. Оба счастливые до взрыва. Арсению, сразу становящимся в полных ярких, разыгравшихся чувствах, пишущему Антону смайлики-сердечки со словами: «Это мы?)) Как ты это сделал? Телеграмм, что ли?» — и на эмоциях решил скачать Телеграмм, пока мясо по-французски с отварным картофелем готовилось в духовке. И понять ничего не может. Где же у него та самая понятливая открытая дорога перед глазами? Арсений смог зарегаться, упаси господь, он не такой старый несмышлёныш (только фотографию для авы слишком долгое время подбирал, остановился на одной из последней фотосессии со светодиодным лучом); увидел своих знакомых, у некоторых почему-то были движущиеся аватарки с каким-то статусам вокруг кончика ника — Арсений обязательно после спросит у Антона. Сам же думает, что это относится к каким-то новым обновлениям. Появился служебный чат с официальным Телеграммом, который сразу почему-то пропал — Арсений махнул по случайности правым большим пальцем по экрану в левую сторону, и чат сразу попал, как было написано снизу: «Чат в архиве». Какой нахуй архив? Арсений не понял, но не решил заострять на этом внимание, чё ему этот служебный чат сдался? С ним даже пообщаться, как с ботом, не получится. А вся эта информация по поводу новых обновлений в приложении он от Антона быстрее услышит, прежде чем сам найдет этот чат в каком-то архиве (не как в библиотеке же). В принципе Арсений смог сделать основу в виде аккаунта, уже написал парочке своих хороших друзей. Матвиенко знатно удивился, кидая на его: «Ну чё, Серёг, не ждал меня тут?)) А я здесь😜»: «Ебать, кто в телеге появилсяяя». И далее следовал короткий дружеский диалог. А как канал создать? Это же сейчас популярно у людей? Арсений что-то не может разобраться в этом, в настройках явно нет. — Антон… — выдохнул он. Всё-таки пришлось позвонить Антону. Естественно по видеосвязи. Они всегда предпочитали именно такие звонки, нежели простой звонок, где друг друга видеть не получится. Арсений нажал на кнопку и под мучительные длинные гудки смотрел в ночное небо за окном. На десятый долгий гудок, когда Арсений уже был готов сбросить вызов, понимая, что Антон на съёмках и телефон взять физически сейчас не может, но, увидев уставшее лицо и услышав хриплое: «Да, Арс?», — заволновался ещё сильнее. Ну вот! Взял Антона от работы отвлёк своими ужасно простыми проблемами, которых даже у начальной школы не возникает в это время! Ну, была не была. Под нервный смех выдал единственное: «Поможешь?», — под согласие выдавая продолжительную речь. Он теребил пальцами край растянутой футболки от волнения и собственных загонов, что отвлек любимого человека и занимает его время. Но Антоново: «Все хорошо, Арс. Хватит переживать» — действительно успокоило. Поставил телефон на специальную поставку, чтобы тот не упал и на что-то облокачивался, проверил духовку. Мясо будет готово примерно через пятнадцать минут. — Что у тебя там, Арсень? — с явным любопытством спросил Антон, когда Арсений отвлёкся от своей речи с призывной помощью, с нагибом открывая духовку. На округлые ягодицы с накаченной пятой точкой Антон не смог сдержаться и облизнул губы. — Придёшь домой — узнаешь, — с хитрым прищуром Арсений сел обратно за стол, продолжая. Антон всё понял. Смотря на молящиеся глаза, не смог сказать: «Ну ты че, дед?». Потому что да, дед, его дед. Антон со всеми подробностями говорил, пока Арсений под диктовку пытался всё сделать. Постоянно спрашивал: «Запомнил? Проблем больше не возникнет?». В ответ получал кивок, а на следующий день опять видит эти глаза с просьбой: «А что такое премиум? Как его сделать? Нужно что-то оформить, я понимаю?» И Антон каждый раз не мог отказать назвать Арсения дедом, если только «Его дед», и всячески пытался внятно и понятно дать информацию, показывал на своём примере со второго аккаунта. Так получился их собственный канал со всеми общими фотографиями и надписями: «Июнь 2022. Прогулялись в парке». И это было так до одури романтично, что Арсений пустил слезу, когда Антон писал эти посты, используя сердечки премиум-смайлы. Антон стёр их большим пальцем с особенной нежностью, целуя после высохшую дорожку, ходя поочередно вниз, пока не дошёл до губ.

***

Арсению становилось стыдно. Ему всего тридцать девять, а он не знает как на своём канале сделать коммы, а в Твиттере найти обычные настройки — всё-таки смог ещё и решиться на это, но уже без ведома Антона. Просто скачал, просто зарегался. Если у него что-то не получилось найти, что-то сделать, он всегда просил помощи у верного Антона, будь то на звонке, если тот на съёмках (часто такие случаи были именно ближе к вечеру, когда Попов освобождался), будь то дома, приходя к Шастуну с кухни в зал, садясь тому на колени и обвивая чужую шею одной рукой, другой протягивая свой телефон. И всегда после любезной помощи давал: — Почему ты мне помогаешь? Я же вылитый дед, — бурчал постоянно Арсений в Антонову шею. — Да потому что люблю тебя, дед, — всегда слышалось в ответ около левого ушка с тёплым дыханием. Один раз он так загнался, что имеет повадки деда, что всерьёз начал всматриваться в свою внешность — нет морщин случайно новых? Может, нужно купить омолаживающий крем? Антону, случаем, не противно видеть его таким? Таким не молодым. Трогал лицо, смотрел в зеркало, искал без устали что-то некрасивое, изъяны. За этим занятием его застал Антон в ванной. — Ты чего тут делаешь, Арсень? — нежно произнёс Шастун, закрывая за собой дверь. Арсений бы испугался от неожиданности, вздрогнул бы, если бы не увидел в отражении кудрявую подглядывающую макушку до того, пока тот не уведомил о своём появлении. Арсений размышлял — нужно ли свои вышедшие в предел загоны сообщать Антону? Может, хватит уже его тревожить каждый раз своими дилеммами и трудностями? Самостоятельно никак не получается? Но все эти загоны и стыдливое вышедшее чувство каждый раз, когда Арсений подходит к такому шарящему во всём Антону и смотрит на его действия, пяткой двигая по полу туда-сюда, как маленький провинившийся ребенок. Всё это уходит, стоит только вспомнить, через что они прошли, что успели оставить позади. В конце концов они сами договорились одним поздним вечером за разговором говорить о всех своих тревожностях, мешающих жить спокойно. Антоновы тёплые руки обвили его за талию, с лаской гладя бока, касаясь подушечками пальцем ребра. Арсений чуть хихикнул от выступающей щекотки, прикрывая ладонью рот, смущённо смотря на зелёные глаза в зеркало, которые смотрели так же в ответ с щемящей нежностью. Антон — нежность. Сам тёплая нежность. — Я же не старый? — Попов повернулся в этих руках к нему, с малым беспокойством высматривая ответ на такой мягкой, яркой, зелёной радужке глаз. На это Антон лишь чмокнул его в нос, обнимая слишком крепко. Арсений сразу различил здесь то самое: «Нет. Даже не думай об этом ни в коем случае. Люблю тебя». Арсений одними глазами говорил то же самое, потому что помнил об Антоновых загонах по поводу своей внешности, красоты, которые они прошли, но иногда Антон может погрустить об этом снова.

***

Всё пошло на круги своя. Арсений имел свой канал, подписчиков, которые взлетели до сотни тысяч. Он непринуждённо был рад такой цифре, которая частично прибавилась с помощью ребят, Антона, которые сделали посты подписаться на их деда. Да это уже у всех пошло в прерогативе! Антон ещё в первый день кинул свой пост: «Тут у нас один дед канал создать решил. Подпишитесь?». Имел аккаунт в Твиттере, созданный не без помощи Антона, обходительно и учтиво показывая местонахождение настроек, что значит в этой вселенной кнопки «читать», смысл слов «мью», «тред», «нюдсы по четвергам». Камон, Попов даже не думал, что интимные фото теперь называются по-другому, с новым выдуманным словом и эстетике тела! Арсений это всё имел, в принципе жил не тужил, уже более менее шарился в этих сферах между уровнем средняка, пока не увидел, что один из подписанных на него каналов (обычный новостной), создал прямую трансляцию, как понял Арсений, задумчиво смотря на двигающийся кружочек. — Антон, а это что? — Спросил Арсений сбоку сидящего на диване Антона. По новому купленному, новороченному телевизору под запах начоса в красной миске, рядом с разлитой по бокалам кока-колой, которую Арсений точно не одобряет, но иногда по пятницам можно позволить такое подростковое баловство, шли Антоновы любимые трансформеры. Сам любитель подобного сильно увлекся просмотром, неотрывно беря одну чипсинку, запивая газированным напитком, бессознательно кладя одну ладонь на колено Арсения, ведя пальцами вокруг коленной чашечки уже около получаса. Антон не сразу даже услышал ответа, пока Попов не повторил вопрос более громче и настойчивее. — В Телеге можно вести трансу? Антон замер, так не доводя ещё одну чипсинку в рот (целую пачку в одиночку сожрал! Арсений и не жалуется, конечно), оставляя пальцы на пару сантиметров от рта, посмотрел с явным недоумением. Ну ещё бы! Разгар совместного отдыха под увлекательным сюжетом (который смотрит один Антон, конечно, Арсений лишь украдкой поглядывает, чаще сидя в телефоне, редко делая глотки кока-колы. Почему Антон её так любит?), со вкусной едой и прекрасным вечером, спрашивает про какую-то возможность трансляции. — Да, можно. Даже лучше, чем в Инсте, — выдал Антон, для пущей утвердительности кивая несколько раз. Все же взятую чипсинку в рот, хрумкая ею. Правую руку он так не убрал с Арсеньева колена, гладя мягко ещё и по икрам. Он продолжил смотреть трансформеры, сразу комментируя. — Ну давай же, ну! Ай ты, блять, неуклюжий пиздюк. Арсений задумался, даже не вставляя возмущенные речи на громкость комментирования нецензурной лексики. Задумался, да ничего не узнал и не спросил у Антона следом, не желая отвлекать его от такого интересного сюжетного поглощения. А остаток прекрасного вечера был закончен нежными глубокими поцелуями, взаимными постанываниями, мягкими поглаживаниями по волосам и руками, находящихся на Арсеньевой талии и Антоновой шее. И никаких раздумий о вышедшей включённой трансляции, в тот момент не актуальная для Арсеньево мозга. Всё равно выключена была после одного, приятного до мурашек и сладких тягучих стонов, «просмотра».

***

Как не кстати после этого момента, произошедшего в октябре осенью, зимой решили вести прямой эфир Арсения от «Ленты». Всё перевернулось вверх конём и мрачным неуклюжим пиздецом вселенной. Сначала, в самом начале декабря, всё было чики-пуки (Арсений, хватит использовать эту раздражающую формулировку), и решили сделать трансляцию во ВКонтакте. Многие, конечно, не обрадовались подобной участи лазания, как только побывали на просторах эфира на свадьбе Джигана, кидая неодобрительные реплики и фразы неудобности приложения, заедания и торможения, выключения звука. Арсений, непременно, был солидарен с ними, но в то же время ничто не смог исправить — организаторы уже всё решили, да и сам Арсений согласился, не зная до этого, как всё-таки пало это любимое приложение. За всё пребывание во ВКонтакте что-то не зачастилось устраивать там эфиры! Попов надеялся, что это были лишь личные проблемы у Джигана, и его подобная ситуация не решит соизволить прийти с неба с блаженной улыбкой нагрянувшего бесячего траура. Бесячего его и самого фандома, его фанатов. Сам Антон со своей успокаивающей поддержкой гладил Арсеньевы напряжённые в момент глубоких затянувшихся раздумий плечи, стараясь унять это волнение за собственный эфир, впервые не наблюдавшийся в сети Инстаграм. Да, там всегда было все пучком (Арсень, ну я же сказал и это не использовать), и никаких гарантий плохой сети, заедания, лагания не существует. За все пройденные множественные-перемножественные эфиры всё было вполне хорошо. Надеялся на хорошее в ВК, как же! Не успел Арсений провести и пару минут прямого включённого эфира, куда мгновенно, в эту же секунду, зашли люди, как всё упало под землю, после доброжелательного приветствия и слов о том, как же он рад снова встретиться. Арсений в непонимании читал комментарии, передающие, что всё лагает. Выключил, решил перезапустить, а надежда на спокойный уютный, без всяких посторонних проблем эфир, постепенно рушилась и опадала своей прочностью и основательностью. Чередующиеся следующие попытки никак не обвенчались успехом. У людей всё так же при хорошем интернете было огромное количество лагов, невозможность видеть Арсения в нормальном качестве без глюков, пропаданий, заеданий. Арсений решил выключить полностью эфир, который перезапускался уже в четвертый раз, и написал в своём Телеграмм-канале, что отойдёт на некоторое время. Следом явился сообщением с явными вопросами к сотрудникам от Ленты. Организаторы согласились, что вряд ли дальнейшие попытки смогут как-то измениться. Ответ был таким, раз Арсений есть в Телеграмме, то можно без проблем провести у них на канале трансляцию с наличием подобной функции. Арсений, не видя другого выхода из сродни ситуации, дал положительный ответ. Пост о перенесении эфира в телеграмм написала Лента. А там Арсений хоть и познал его прелести, да вот не все! Та самая трансляция никак не отдалась понятливой информацией для Арсеньева мозга, потому что он сам к этому не способствовал. У него за день до эфира, в этот же вечер после перенесения, маленько тряслись руки, а сам набирал номер Антона с мыслями: «Я его заебал». — Да, Арсень? — приветливо произнёс Антон на том конце провода. От этой щемящей нежности, которая никогда не пряталась в Антоне и всегда была рядом, у Арсения гулко застучало сердце в туманном расплывчатом ритме. В эту же самую секунду, не дав вразумительного ответа для Антона, причину звонка, Арсений понял: Антон всегда был рядом с ним в любые моменты его такой сложноватой жизни, помогал при любом раскладе днём и ночью. Давал свои ответы на какие-то малопонятные вопросы, действительно дающие толчок к решению проблемы. У Арсения появилась моментально улыбка, и руки, сжимающие бедра от волнения, бесчинства, успокоились, как по щелчку пальца. — Антон, а как правильно включить и вести трансу в Телеграмме? — прикусил губу, а до этого мучающие мысли моментально отвалились. — Арсень, если честно, мне сейчас крайне неудобно с тобой говорить. Давай я приду домой и всё вместе сделаем, хорошо? — У Антона в голосе игралась всё та же нежность. Никаких упрёков и слов о том, как же Арсений отвлекает сейчас, сам не может сделать, старый какой, никчёмный дед, который так его заебал. — Угу, — всё, что смог произнести Арсений, светя, как яркая лампочка. — Я буду тебе сильно непременно благодарен! Арсений встретил у порога Антона с нежной улыбкой и поцеловал в обе щёчки поздно вечером. Антон холодный из-за нагрянувшей зимы, дающей прохладу, первый мягкий снег, но тёплый внутри и такая согревающая печка, не заканчивающаяся и не выключающаяся в любое время года. Никакой жгучий холод, да хоть погода на северном полюсе, не затмит это горячее яркое пламя, печку и приятную теплоту в душе Антона, согревающие любого человека, взглянувшего всего лишь один раз и сразу наполняющегося этими качествами. Арсений обнял его за талию нежно-нежно, соскучился. Они виделись в последний раз утром, Арсений клюнул напоследок его в родинку на кончике носа, пока тот сонно моргал от пробуждения самого Попова, и убежал покорять сердца людей через новую назначенную на сегодня фотосессию. — Ну как ты? Разобрался с этой Телегой? — посмеиваясь, спросил Шаст, целуя в левое ушко, обдувая своим тёплым дыханием. Его руки покоились на талии, обнимая в ответ. — Только тебя ждал. Без тебя точно бы у меня не получилось, — без вранья ответил Арсений, носом потираясь вокруг ключиц Антона. — Ну-ну. Ты так свои способности не обсирай, ты же у меня вон какой охуенный! — Антон качнул головой, одной рукой показывая масштабы способностей Арсения. — Не думай, что из-за того, что не учёл какие-то приложения, ты стал слишком бестолковым. Понял? — Понял, — на всю эту серьёзность в своих словах Арсений мягко, кратко дал поцелуй в подбородок Шастуна. Он с ним всегда знает и не забывает, какой он охуенный, талантливый, способный и просто его любимый Арсений. Антон убрал аккуратно руки с Арсеньевой талии, садясь на тумбочку для обуви, начиная развязывать шнурки на ботинках. Его кепка прятала обзор на лицо, тенью просвечивая. — Давай я сейчас переоденусь, а после разберёмся, что у тебя там? — предложил Шастун, кладя кепку на крючок, поверх повешенной куртки. Поправил спутанные волосы, смотря на рядом прикрепленное зеркало к шкафу. Арсений засмотрелся на кудри, не сразу услышав вопрос. — Пошли сначала поужинаем лучше? Я там домашнюю пиццу приготовил, — заманчиво порекомендовал Попов, плечом упираясь на стену. Антон облизал губы от упоминания пиццы. Причём не купленной в какой-то забегаловке, в хорошей пиццерии неподалеку, а сделанная самими руками Арсения, который готовит её крайне редко из-за нехватки времени и сил, но так вкусно и аппетитно. После такого есть не хочется весь оставшийся вечер! Настолько сытно. — Не откажусь, — довольно улыбнулся Антон, подходя ближе, за талию обхватив. С хитрым прищуром приблизился к Арсению. — И ещё от одного десерта не откажусь, — прошептал на самое ушко, близко-близко. — Да иди ты! — выкрутился Арсений, с ехидным лицом убегая на кухню, жестом показывая идти мыть руки.

***

— Давай показывай, — сразу сказал Шастун, как зашёл в комнату, освещённую лишь включённой, повешенной по всем краям гирляндой синего цвета. Арсений лежал на их кровати с вытянутыми ногами в одном шёлковом тёмном халате с боксерами. Читал всего-навсего какую-то купленную на днях книгу жанра детектив, явно дающая увлечение к сюжету. Арсению обычно такие не все книги давались читабельными, и половина была отдана такому же книжному любителю — Позову Диме, с удовольствием забирая такой же любимый жанр писания. — Арсе-е-ень, — протянул Шаст повторно, когда Арсений и ухом не повёл на его зов, не дал малейший знак внимания в его сторону. Настолько, что ли, увлёкся? Видимо да — даже на повторный зов никак не подал признаки жизни, глазницами бегая по написанным чёрным строчкам в книге, вытянув кончик языка от такого энтузиазма. Антон подумал дальше не звать, решая обратить на себя внимание от такого увлечения с помощью своих действий. Сел на другую часть кровати, наклоняясь корпусом ближе, чтобы рукой дотянуться до пушистых шелковистых волос, спутанную небрежную чёлку зачесывая набок. Арсений вздрогнул, метнув глаза к Антону, моргая несколько раз. — Ой, ты меня звал, наверное, да? А я настолько проникся книгой, что тебя не заметил, — усмехнулся Арсений, с наслаждением получая благоприятные касания к волосам, пропитанные заботой. — Ну, Шаст, не надо спутывать мои волосы. — А я их не путаю — глажу. Смотри, какие и так спутанные, расчёской вообще не пользуешься, да, Арсень? — Антон завернул прядку под правое ушко. — А сам-то! На кудри свои глянь, ещё сильнее спутанные, чем у меня. Ворох один неутесанный, — закатив глаза, приподнявшись чутка, Арсений взял также кудрявую прядку в свои пальцы, наматывая. — Живу с кудрявым неухоженным котом, во дела пошли-и. Цокнув от такого наигранного спектакля, Антон прижал чуть ближе Арсения, полностью севшего на кровати, и протянул тому взятый заранее его телефон. Тот лежал на столе при зарядке на кухне, заряжаясь практически до ста. — Разблокируй давай свой телефон, и будем вести урок от учителя Антона Андреевича Шастуна ученику-деду Арсению Сергеевичу Попову на тему: «Эфир в приложении Телеграмм. Способ работы и особые функции», — с невысокой издёвкой выдал Антон, уворачиваясь от весьма больного подзатыльника со стороны «ученика-деда» Арсения, начиная беззаботно смеяться со своих же слов. Арсению было поначалу не смешно — ну что за спектакль теперь Шастун тот забрел? Но после сам начал поддерживаемо тихонько смеяться, разблокирав свой телефон, прекрасно зная, что Шаст знает его пароль и без отдельных проблем смог сам включить. Но также знает, что последний всегда контролирует личные границы и не вступает за пределы, отчего хочется счастливо кричать от такого уважения к себе и его вещам. — Вот. Держи, — он вернул телефон обратно в руки Антона. — Помоги мне, пожалуйста, с этим разобраться, ибо же завтра у меня в Телеге будет эфир от Ленты, а я не знаю как его включать, — смущённо пробормотал Попов, опуская чуть голову, чтобы не смотреть в глаза и ещё сильнее зардеться от сложившейся ситуации. — Эфир? — переспросил Шастун, сразу получая кивок. — Что ты сразу-то не сказал? Во сколько он у тебя будет? — Ну, в часов девятнадцать ровно по Москве. А что? — Арсений сложил ноги по-турецки, выпрямляя спину. Он всё же решил поднять голову, понимая, что Антон всё равно никак не будет осуждать или смеяться в любом случае и стыдиться здесь не надо. Антон всё понимает. Антон поможет. Антон разберётся с ним и с его проблемами. Антон смотрел прямо на него. Синий свет от работающей гирлянды всё равно позволял видеть зеленоватость его радужки, не затмеваясь от напора светодиодов. Арсений ненадолго задержал дыхание от такой картины: Шаст в одних надетых чёрных трениках, доходящих лишь до колен; спутанные кудрявые волосы, полностью прячущие за своим объёмом лоб; во взгляде лишь одна давящая на сердце Попова нежность, с этой любвеобильной улыбкой. Поза ещё такая, вызывающая, что ли… Одна левая нога, согнутая в колене, разведённая, поверх которой левая рука с телефоном находится. Вторая правая нога вытянута и также разведена, на что треники тоже тянутся, правая рука делает упор тела на себя, распоряжаясь. И всё это с открытым торсом! Арсений понимает, что ему становится слишком жарко и душно. — Арс? — зовёт его Шастун, когда тот задумывается. Кидает масло в огонь вдобавок к облизанным языком губами. Невозможно! Арсений вскидывает голову, дёрнувшись от такого. Делает не нарочно, но что сказать для дернувшегося члена? — Ты что-то сказал? — возвращается в реальность Попов, с особой тяжестью отрывая свой взгляд от торса с чуть заметным пивным животиком, с чёрными тонкими волосиками вокруг пупка. Само очарование прелести! — Прости, я задумался просто. — Да я уже это понял. — усмехнулся Шастун. — Я говорю, что завтра сделаю себе выходной, чтобы целый день побыть с тобой дома и смотреть на тебя весь эфир. Шастун говорит так непринуждённо, словно это простая обыденность. Нет, это можно отнести сродни к обыденности, ибо же в который раз Антон теряет свои рабочие дни, когда у Арсения что-то имеется важное в какой-то день. Делает иной раз специально съёмки в Питере, ставя их на ту дату, чтобы сначала побыть на тех же съёмках, а после успеть на мероприятие у Арсения. И Арсений привыкнуть к этому никак не может. Никто ради него не старался пренебрегать своим делом, своей работой, чтобы прийти к нему, быть от начала и до конца, а не глазком смотреть в новостных пабликах, слушать краем уха от самого него льющуюся возбуждённую информацию с уст. Но Арсений встретил Антона. Антона, который, несмотря ни на что, придёт к нему, приедет с другого города самым первым рейсом. При этом не упоминает своё местоположение, обозначив его лишь когда удивлённые голубые глаза наткнутся на зелёные восхищённые. — Ну, помогать буду? — напомнил Шастун, прерывая зрительный контакт и тишину. — Конечно, — с улыбкой произнёс Арсений, садясь поудобнее, ближе к Антону, сталкиваясь плечом к плечу, сразу слушая его приятный звучный голос.

***

— Понял, Антон, я понял! — на положительной ноте восклицал Арсений, хлопая в ладони от переполняемых его эмоций. Он наконец-таки смог разобраться в этом приложении, в Телеграмме, полностью и без остатка. Антон рассказал ему не только про трансляцию, но и о других вещах, которые Арсений и до этого знать не знал. Антон довольно хохотнул, зажмурился, когда Арсений начал целовать его во всё лицо, ладонями удерживая его скулы. — Конечно ты понял, — подтвердил Антон со всей серьёзностью, кладя руки на Арсеньевы плечи. — Как бы ты смог не понять? Ты у меня всё всегда понимаешь. Глаза в глаза. — Благодаря тебе — да, — шёпотом произнёс Арс, впиваясь в эти губы. Посасывал сначала верхнюю, потом нижнюю, которая была намного пухлее, чем та верхняя. Эти губы такие мягкие, такие мягкие только у Антона, отвечающего не менее пылко на его поцелуй, передающий всю благодарность и преданность. Арсений выпустил тихий стон, когда Антон неожиданно положил на его голые ягодицы руки, с небольшой силой сжимая их, оттягивая и снова сжимая. Он не смог удержаться и потёрся паховой областью об Антонову, с удовольствием слушая прерывистое дыхание, чувствуя ещё тяжелее напор чужих рук на своих ягодицах. Арсений начал выгибаться, пытаясь уйти от рук, переходящих резко с ягодиц на поясницу, скрытую под шёлковой одеждой. Он всегда был очень чувствительный и отзывчивый на любые ласки, на любые движения чужого человека на своём теле. И Антон любил этим пользоваться, заставляя Арсения покрываться всегда приятными ходящими мурашками, еле как скрывая свои выпускающиеся стоны, со всей возможностью кусая собственную нижнюю губу. Антон прекратил поцелуй, смотря с возбуждёнными глазами на не менее наполненные страстью голубые глаза. — Нежно? — лишь это спросил Антон, нежно накрывая Арсеньеву щёку тёплой правой ладонью, гладя бархатную поверхность большим пальцем. — Как и всегда. И это было понятно сразу для обоих. Всего лишь на всего три слова, но такие скрывающие смысл, понятный и уловимый только для них. Важное: нежно. Эта нежность акцентировала внимание на всё. На всего Арсения, принимающего только нежность. Антон никогда не сможет сделать ему какую-либо грубость. Либо на словах, либо в принципе на теле. Грубость — табу в их отношениях. Как для Арсения, так и для Антона, иногда принимающего позицию нижнего. Но это настолько редкая редкость — Арсений устал быть сильным во всём, даже в сексе занимать место актива. Ему хочется в этом показании любви раствориться и быть маленькой слабой ложкой, отдавая весь контроль на большую — Антона, с удовольствием занимающего верхнее положение. Антон кладёт бережно и осторожно Арсения на спину, очерчивая ладонями его худые бока, проводя ими. Антон чуть приподнимает Попова, начиная снимать медленно, не торопясь, его шёлковый халат. Целует его в живот, в тазовые косточки. Арсений лежит и не делает ничего в ответ Антону, сжимая ладонями простыню от поступающей ласки с его стороны. Антону не надо какой-либо активности со стороны Арсения, даже если тот находится в нижней позиции. Ему главное доставить удовольствие и наслаждение своими движениями, своими поцелуями и своим любимым неспешным темпом. Антон внезапно рывком одной ладонью взял обе Арсеньевы, удерживая поверх головы. На удивлённые открытые глаза пришло: — Арсений Сергеевич у нас любит обездвиживание? — тихим томным голосом спросил Антон, оставляя пару сантиметров расстояние между их лицами. От контраста нежного и резкого, но не грубого Антона, у Арсения задерживается дыхание мгновенно. Вроде бы он, сорокалетний мужчина, но слушая такой голос, видя такого Антона, Арсений понимает, что он становится похож на подростка с первым опытом. И это ему до одури нравится. — К чему ты задаешь такой вопрос? — сглотнул Арсений, давая вопрос на вопрос. Нет, он никак не волнуется и не страшится, просто сплошной интерес. Знает: Антон никогда не посмеет сделать ему больно и что-то без его согласия. — Я хочу попробовать в следующий раз тебя обездвижить. Руки привязать пояском от твоего такого сексуального халата. Ты хочешь этого? — шепчет низко прямо в губы. Арсений делает ошарашенные глаза: Антон никогда раньше не давал такие не менее возбуждающие речи. Тугой узелок затягивается внизу живота, а ноги пытаются сдвинуться вместе, но Антоново колено распоряжается между ними, не дав этого сделать. — Не прячься. Я вижу: тебе нравится. Повторяю, ты хочешь этого, Арсень? — уже с нежностью молвит Шастун, второй свободной рукой убирая спутанную, слегка мокрую чёлку набок. — Хочу, — почти одними губами. — Повтори громче. — Хочу. Я хочу, Антон. Хочу! — встрепенулся Арсений, второй раз потираясь пахом. Антон довольно прикрывает на пару секунд глаза, следом второй рукой двигаясь к паховой области. Касается сначала лобка, после делая слабое, еле удерживаемое кольцо. Арсений закусывает губу, не в силах держать взгляд на это всё, как и вырывающийся наружу стон блаженства. — Я хочу тебя слышать, Арсений. Громче, давай, громче. Не сдерживайся, милый, — Антон пускает масло в огонь нежными движениями, водя кольцом вверх-вниз по члену, пальцами обводит головку. Очерчивает уретру. Арсений не может сдерживаться, выпуская первый громкий стон несдержанного удовольствия. Чужая ладонь на краткий период времени сильнее сжимает его руки, что даёт приятную усладу. — Ещё, Антон, ещё, — просит Арсений, полуоткрытыми глазами наблюдая, как Антон касается головки уже своими невозможными блядсками губами, медлительно двигая длинным языком. Это длится не слишком долго. Наигравшись с головкой, Антон отпускает Арсеньевы руки, больше не удерживая их в плену. Снимает нижнюю часть одежды, бросая её скомканную куда-то на пол, не пытаясь даже разглядеть её место падения — на уму сейчас лишь Арсений. Самое важное сейчас лишь Арсений, а не какая-то вещь. Арсений с такими же полуоткрытыми глазами, еле как придерживая зрительный контакт, обводит своим взглядом открытое, голое, любимое тело. Антона усмехается этим внимательным наблюдением. Коленями упираясь на кровать, нагибается и целует ещё раз лежащего Арсения. Антон сейчас хочет попробовать одну штуку. — Арсений, ты сейчас лежишь на этой кровати абсолютно голый с этой чёлкой, с этими возбуждёнными голубыми глазами. Я могу в любой момент тебя взять и связать уже не шёлковым поясом, а верёвкой, к примеру. Чтобы ты никак не смог сбежать от меня, никак не смог сделать что-то в мою сторону. Только смог бы лежать, пока я буду в плену удерживать твой член, вставлять анальную пробку, не давать тебе получить оргазм. Ты будешь просить меня, умолять, скулить и пускать слёзы, потому что только и можешь, что просить, чтобы я касался, дал разрешение. Тебе нравится эта перспектива, Арсений Сергеевич? М? Вся эта речь была произнесена тем самым низким, возбуждающим голосом, который есть только у Антона. Он опять даёт этот контраст: целует нежно в щёчки, гладит волосы, а после говорит такие непристойные речи в самое ушко, снова начиная удерживать его руки в плену своей одной. Арсений даёт второй громкий стон, одними глазами моля продолжать. Способность говорить пропала у него сразу, как только он поцеловал Антона после его помощи с Телеграммом. Только Антон заставляет его быть таким. Быть таким податливым, быть таким покладистым и повадным. — Продолжать? Продолжать мне, Арсений Сергеевич? — с лукавым голосом продолжает Антон, целуя в уголочек губы. Он касается промежности одним пальцем, щекоча. Арсений лишь скулит, кивая скоростно в продолжение. — Я бы медленно бы тебя заставил растянуться одной рукой, выпуская её с верёвки, — Антон отрывается на короткий срок, доставая из тумбочки смазку, холодной температурой находясь на подушечке пальцев. — Чтобы ты растягивал себя, смотря мне в глаза, — вставляет первый палец неспешно и осторожно, несмотря на такие грязные слова. — Чтобы только я видел, как ты себя растягиваешь. Положил бы тебе в рот чёрный кляп, и никакой речи не смог бы сказать, — растягивает, начиная вставлять второй. Почти ежедневный секс даёт о себе знать. — Лишь скулить, стонать, быстро дышать. — Мхм, Антон, что ты творишь, — со всем выходящим стыдом и смущением шепчет судорожно Арсений, облизывая губы. Щёки зарделись румянцем. Арсению до невозможности стыдно и смущающе слушать такие непристойные грязные речи, словно рядом с ними сейчас стоят его родители и осуждающим взглядом смотрят на него и так же слушают. И им плевать, что самому Арсению невыносимо. Невыносимо сильно возбуждаться от этого. Да. Да! От этого возбуждаться, член уже болит, просит, буквально умоляет прикоснуться к себе, спустить этот взрыв крышесносным оргазмом, чтобы после выдохнуться и отпустить себя в сон с довольной улыбкой на лице, чувствуя сзади себя присутствие рядом лежащего Антона, грудью прижимающегося к его спине, горячо дышащего в шею, на талии опускающего такие же горячие руки. Но к члену никто не прикасается. Арсений из-за удерживающих пленных рук, а Антон растягивает его медленно, со всей терпеливостью, с терпением, сладко кусая его за шею, языком водя по кадыку, зализывает свои оставленные следы от зубов языком. Арсений тяжело дышит. Грудь высоко поднимается и опускается, ноги разведены, согнуты в коленях, пятки упираются в мягкий удобный матрас. Комната наполнена нежной, на нижнем уровне, страстью. Она не горячая и сильно плескается возбуждением, грубостью, яркостью и сносящим сексом. Она наполнена приятными терпеливыми прикосновениями, взаимопониманием без слов, неспешным темпом. — В этой же позе? — спрашивает Шастун, оставляя шею, где завтра точно будут засосы. А Арсению невероятно в кайф пальцами проводить по красной шее, смотря на себя в зеркало, и скрывать её длинными водолазками с горлом, говоря: «Приболел немного, болит», — на вопросы знакомых и коллег, а для друзей и так всё понятно сразу. Объясняться не надо. — Да. Как и всегда, — напоминает Арс, пытаясь насадиться уже на три растягивающих его внутри пальца. Антон хмыкает, целуя в лоб. Он вытаскивает пальцы, облизывает их, смотря возбуждёнными, пьяными в этой агонии глазами в глаза Арсения, не терпящего такое ебанное блядство. Что же Антон с ним творит! Знает же, как Попову мучительно за этим наблюдать, не способен отвернуться и спрятать взор в другое малозначительное место, потому что противоречит сам себе. Возбуждает это его. Нравится. Хоть и невыносимо с этого с самой высокой точки, с самой высокой температуры. — Антон, не делай так больше… — противоречит сам себе опять — стонет сразу же, как только Шастун касается этими облизанными пальцами его сосков, до этого никак не занимающие место ласки и приятных касаний. Это у Арсения слабое место. Он редко кому позволял касаться его груди, обводить пальцами соски круговыми движениями, дуть на бусины, слегка прикусывая их. Редко кому позволял. Но Антону всё дозволено. Поэтому именно сейчас он делает всё то, что было запрещено другим: сжимает соски, обводит круговыми движениями туда-сюда, туда-сюда, дует на бусины, обдувая своим горячим дыханием, заставляя мелко-мелко задрожать с закрытыми глазами. — Такой красивый, такой ласковый и такой отзывчивый, мой Арсений, — дольче выдаёт Антон, целуя в пупок, в яремную впадину. — Вставь уже, Антон, не могу больше терпеть, — хриплым голосом бросает Арсений, слегка выгибаясь. Он до сих пор с закрытыми глазами. — Открой глаза, Арсений. Посмотри на меня, — твердит нежно Шастун, придвигаясь к самому лицу. Арсений открыл глаза и буквально задохнулся — вблизи Антоновы глаза до изнеможения красивые. Красивые зелёные, буквально отражающие этим цветом радужки зелёный, насыщенный, широколиственный лес под ярким светом солнца. Его самые любимые зелёные глаза, которые до невозможности хочется рассматривать чрезвычайно всегда, до прямого беспамятства. Антон поцеловал Арсения, не выдерживая давление голубых, искрящихся возбуждением глаз, в этот же момент параллельно вставляя в Арсеньеву промежность член, толкаясь до упора. Арсений охает в поцелуй, после сразу заглушая громкий стон от попадания Антонова члена по самой заветной сладкой точке. По простате. Антон двигается до конца, не мелко. Так же не спешит, практически всегда попадая по простате. Он отпускает руки Арсения, и тот сразу не вдупляет вернувшийся контроль от переполнявших его эмоций, до сих пор держит их на весу, вверху над головой. Только после поняв свободу действий, касается наконец-то таки любимых кудряшек, оттягивая их. Антон изрядно довольно застонал, чувствая напор на своих волосах. Он полностью вжимает Арсения в матрас своим телом, продолжая лизать шею, целовать за ушком, слушая прерывистое тяжёлое дыхание, одной рукой двигая по чужому члену с таким же не скоростным темпом. Полностью держит контроль в своих руках. — Антон, я сейчас… — судорожно бормочет Арсений, дрожа от поступающего оргазма. — Кончай, Арсений, — хрипит Антон, толкаясь чуть сильнее прежнего. Это становится спусковым крючком. В тот же час неминуемо семя брызгает на Антоновый живот, а комната наполняется тягучим стоном наслаждения и удовольствия. И уже после, через десяток минут, Арсений будет лежать головой на Антоновом животе, прижимаясь левой щекой, слушая одним ухом замедленное чужое сердцебиение, пальцами делая какие-то узоры со счастливом лицом. Они оба будут уставшими, но довольные. Антон поцелует его в потные мокрые волосы, спросит: — Тебе хорошо? Арсений беспрекословно скажет одним взглядом: «Мне с тобой всегда хорошо».

***

На следующий день, когда нужно было начать эфир, Арсений волновался. Он запомнил все поэтапные шаги, которые Антон ему объяснял долгое время, перед сном даже напомнил ещё раз, как и сегодня утром, когда они кушали завтрак, но волнение всё равно играло свою роль на протяжении долгого времени. Антону он этого не показывал, сидя несколько часов на кухне, пока тот задремал в спальне. Это было удачно, ибо же Попов не хотел, чтобы Шастун опять тревожился из-за него, успокаивал и твердил, какой он такой, сякой. Нет, это непременно здорово и приятно, но Арсению хочется почувствовать себя сильным и без Антоновой помощи. Побыть независимым, как он был до его появления, до отношений. И не зря играло волнение. Арсений включил в семь часов вечера. Антон уже не спал, смотря какой-то фильм на телевизоре в зале. Он спрашивал у него спросонья, как зашёл на кухню: «Всё хорошо?» — Хорошо, — отвечал Арсений, действительно слегка успокоившись с помощью чая с бергамотом и вкусной клубники, на днях купленной любезно Антоном на рынке. — Она там всегда вкусная, Арсень! У тети Любы так и особенно. Такая же спелая и сочная, как и ты, — с улыбкой заявлял Шастун, вытаскивая ведёрки с чёрного пакета. — Да иди ты, любитель комплиментов, — цокал Арсений, закатывая глаза. Включил, да испугался. «Это что?». Какие-то слушатели, у всех были выключены микрофоны, а картинки, где он, никакой таковой не было. Он выключил молниеносно, с малой судорогой заходя в галерею. — Антон!.. — позвал с восклицанием Арсений, делая глоток чая. Хвала небесам, что Шаст в соседней комнате! — Что такое? — слышалось громко с той комнаты. Через пару минут вошёл Шастун со слабой улыбкой. Он уже всё ясно понял. Арсений выключил уже трансу, куда успело зайти множество людей, сердце стучало бешено. — Я включил, а что это такое? — Арсений показал заранее сделанный скрин. — Какие слушатели, ёпт, картинки где, блять? Антон мягко рассмеялся и ярко-ярко улыбнулся, гладя по чёлке. Арсений всегда от напряжения выражался нецензурно. — Это, Арсений, тот же самый эфир. Просто, в отличие от Инстаграма, выглядит по-другому, — говорил тоном мамочки, объясняющей своему маленькому ребенку, почему трава зелёная, а небо голубое. — Блять. Получается я зря выключил её? — вздохнул Арсений, принимая свой тупой провал. — Получается. Давай я тебе помогу, — Антон наклонился за спиной Арсения, кладя подбородок на левое плечо. — Смотри… Арс в итоге вёл эфир в Ютубе, где он всё-таки прошаренный. Наблюдая за напротив сидящем Антоном одним глазом, он едва заметно смущается — Антоновый тёплый взгляд заставляет мурашки бежать по спине, а пальцы подрагивать. Он кидает глазами благодарность и не менее тёплую отдачу. Арсений не может до сих пор поверить, что встретил такого человека, который в самом деле может помочь с такими вот простыми, на первый взгляд, проблемами. Он улыбается всегда ему, обнимается и шепчет постоянное: «Спасибо». А в ответ всегда слышно: «Люблю тебя, дед».