…чтобы потом случиться вновь

      Над углями костра, разведённого вчера вечером на вершине полуразрушенной башни, всё ещё вьётся дымок. Прохладный воздух прозрачен и неподвижен. Восходящее солнце золотит спокойную морскую гладь, а пушистые облака скользят по небу настолько медленно, что кажется, будто лёгкий ветерок просто стесняется напоминать им о своём присутствии...       Умиротворённость пейзажа так разительно контрастирует с невыносимым внутренним раздраем, что Луке хочется пронзительно закричать, чтобы порвать в клочья это демонстративное спокойствие природы. Хочется. Но он не кричит, хоть и уверен, что его крик вряд ли бы потревожил обнимающего его со спины Альберто. Тот бы понял и, скорее всего, закричал бы вместе с ним.       Лука сосредоточенно вздыхает, не слишком глубоко, чтобы вздох не перешёл в порывистый всхлип, и наконец решается нарушить молчание.       — Доброе утро.       Альберто протестующе мычит и плотнее прижимается лбом к его лопатке.       — Утро добрым не бывает.       Судя по тону, это подразумевалось как небольшая шутка. Из них двоих Альберто ранние подъёмы всегда давались проще, но даже робкий смешок в конце не прибавляет его словам должного задора.       — Тебе хоть поспать удалось? — не успев спросить, Лука тут же ощущает, как Альберто трётся лицом о его спину, отрицательно качая головой.       — Нет. А тебе?       — Не уверен. Разве что самую малость.       — Тебе надо было отдохнуть.       Теперь Лука чувствует укоризненно нахмуренные брови.       — Отосплюсь в поезде.       — В поезде спать неудобно. Джулия на это вечно жалуется.       — Ну, ей неудобно, а мне, может, наоборот. Хотя в любом случае это неважно.       — Почему это?       Лука отвечает не сразу. Нежно поглаживает обнимающую его руку. Отсутствующим взглядом осматривает шершавый дощатый пол.       — Потому что без тебя мне теперь нигде по-настоящему удобно не будет.       Как и ожидалось, Альберто плотнее стискивает его в объятиях. Так, что почти больно, но Луке не хочется, чтобы он ослаблял хватку. Пусть он хоть полностью вожмёт его в себя, сдавит так, что их тела станут единым целым. Это в любом случае будет не так болезненно, как мучительное расставание на вокзале всего через пару часов.       И всё же им необходимо хоть как-то вернуться на более позитивную волну.       — Ну ладно-ладно. Чья у нас там очередь кого успокаивать?       Попытка Луки сказать что-то забавное выходит ничуть не лучше, чем у Альберто. Да, они уже несколько дней по очереди впадали в уныние, осознавая, что времени у них остаётся всё меньше и меньше, но один из них непременно находил способ ободрить другого. Однако сейчас обоим было ясно: стандартные утешения не подействуют, и от этого становилось ещё паршивее.       За спиной раздаётся тихонький всхлип. Руки у Альберто сильные, и он не хочет, чтобы Лука сейчас поворачивался, но тот буквально перетекает из одного положения в другое. Зарывается носом в его волосы. Глубоко вдыхает, пытаясь заполнить родным запахом все лёгкие. И плевать уже на то, что это может спровоцировать прорыв собственных рыданий.       — Мы справимся. Сколько раз уже справлялись. Ты меня дождёшься. Я к тебе вернусь. Всё у нас будет хорошо. Надо лишь немного потерпеть.       — Ага. Всего каких-то девять месяцев, — в голосе Альберто нет обиды, лишь горечь, но она расстраивает не меньше, чем открытая претензия.       — Tesoro, не надо. У меня и так кошки на душе скребут.       — Знаю. Прости.       Он, извиняясь, припадает губами к его груди. Рвущееся на куски сердце Луки, похоже, готово выпрыгнуть навстречу поцелую. Альберто же ненадолго отвлекается от печали, задумавшись.       — А какие именно кошки?       — Что? — в недоумении Лука тоже на миг забывает об их общих горестях.       — Какие кошки скребут у тебя на душе? Они похожи на Макиавелли?       — Да!       Смешок булькает в горле и больше походит на хныканье. Но, по крайней мере, это уже хоть как-то можно засчитать за удачную попытку пошутить, способную вывести их из глубин отчаяния.       — Они в точности такие же, как Макиавелли! — продолжает Лука с серьёзным видом. — Вредные и с пронизывающим до костей взглядом.       — Макиавелли не вредный, — протестует Альберто.       — Может, и нет, но меня он всё равно до сих пор недолюбливает.       — Он просто немножко ревнует. Когда ты рядом, я уделяю ему меньше внимания.       Ладони Альберто пару раз прохаживаются по спине Луки, поглаживая, распространяя по телу волны уюта и тепла. Если на Макиавелли его прикосновения действуют хоть вполовину так же, то Лука не вправе судить его за ревность. Впрочем, сочувствовать коту он тоже не собирался.       — Пусть лучше радуется. Ты рядом с ним весь год, а со мной… — Лука прикусывает губу, стараясь сдержать непрошенное раздражение.       Мелочные жалобы всё равно ничего не изменят.       Ему нужно закончить школу. Это необходимо, для того чтобы они в дальнейшем смогли жить в мире людей самостоятельно. И он хочет доучиться. Жажда знаний с каждым учебным годом лишь крепнет. Но она не способна в полной мере отвлечь его от потребности быть рядом с Альберто. И они оба понимают, что желание любить и быть любимым будет болезненно тлеть внутри на протяжении всех месяцев разлуки.       Да, они сумеют это пережить. Да, это необходимый вклад в счастливое совместное будущее. Но осознание этого грядущих тягот не отменяет.       — Сколько у нас осталось времени? — спрашивает Альберто, утирая глаза кулаком и наконец отстраняясь от груди Луки, чтобы взглянуть ему в глаза.       — Примерно час, может, чуть больше.       — Хорошо.       Лука не успевает задаться вопросом, что хорошего в столь кратком сроке.       Губы Альберто припадают к его ключице. Прокладывают путь вверх по шее, провоцируя тихонький вздох. Добираются до уха.       — Пойдём в воду, — хрипловатый шёпот не оставляет сомнений в том, за чем именно Альберто предлагает им туда отправиться.       — Серьёзно?       Не то чтобы Лука был против. Он просто не рассчитывал, что после прошедшей бурной прощальной ночи утром его может ждать продолжение. Мягко отстранив Альберто, он посылает ему осторожный, неуверенный взгляд. Тот тут же слегка тушуется.       — Я не… Это необязательно… Если ты хочешь передохнуть, то… Я предложил только потому, что подумал…       Со вздохом Лука прижимает палец к его губам, прерывая бормотание. Он и без того прекрасно понимает, о чём Альберто подумал. О том, что секс — прекрасный способ отвлечься. О том, что с его помощью можно ёмко и красноречиво выразить всю глубину их взаимных чувств. О том, что, кроме этого, времени всё равно уже ни на что не осталось…       Убрав руку, он припадает к губам Альберто своими. Сначала нежно и деликатно, а потом так, чтобы у него не осталось сомнений в том, что его идею готовы поддержать.       Вчера они занимались этим на суше, значит, само собой, напоследок стоит побыть в воде. Нарушить сегодняшнее невыносимо безразличное спокойствие природы, пусть это будет лишь морская стихия.       Они рука об руку прыгают с обрыва. Обоюдное желание охватывает их, окружает так же просто и естественно, как вода. Однако бунтовать против природы Луке уже не хочется. У них впереди час. Он задаёт неторопливый тон, желая прочувствовать каждое касание, насладиться каждым мгновением. Нужно сделать так, чтобы ему было что вспомнить долгими, одинокими вечерами в Генуе. Но с каждой секундой близости он всё больше забывает о том, что ждёт их впереди.       Есть только сейчас. Чешуя, трущаяся о чешую. Переплетённые хвосты. Практически не прекращающиеся потоки поцелуев.       На задворках сознания остаётся мысль о том, что в конечном итоге блаженная радость настоящего момента достигнет своего пика, после чего вернётся щемящая грусть. Но теперь Лука не позволит ни себе, ни Альберто усомниться в том, что всё это лишь временно.       Во вселенной всё сбалансировано. Прилив сменяется отливом, затишье — бурей, грусть — радостью. И чем ближе подступает оргазм, тем яснее Лука осознает: всё хорошее когда-нибудь заканчивается…       …чтобы потом случиться вновь.