Забытые воспоминания

— Ну и где же ты там бродишь, крысёныш? Я вздрагиваю от знакомого голоса, что успел въесться мне в уши, царапая своими острыми когтями барабанные перепонки. Не описать, как мне это все осточертело. Эта работа — где я работаю в основном то не за скудную зарплату, а за еду. Буквально. Если спросить меня: почему я просто не могу уволиться, то ответ будет предельно прост — не могу. Мне приходится тут работать, жить, питаться и одеваться. У меня нет дома, нет имени… Хотя, второе все-таки есть. Все остальные слуги и разнорабочие называют меня просто Немо. Либо же… — Крысёныш. Я оборачиваюсь и вижу своего господина прямо перед собой, что смотрит на меня с нескрываемым раздражением в глазах, ибо такой «отброс» вроде меня посмел проигнорировать вопрос. Он хмурит свои тёмные и густые брови, между которыми давно успела образоваться морщинка, соизмеряя меня презрительным взглядом. Светловолосый ехидно улыбается, наклоняясь чуть ближе и тихо шепчет на ухо: — Будешь отрабатывать за своё похабное поведение, Немо, — он отстраняется, кидая тяжёлый взгляд на горничную, стоящую позади меня всё это время. Я слышу, как они начинают суетиться, возвращаясь к своей работе, а сам продолжаю стоять как вкопанный и лишь пялиться на Якова, которому по всей видимости больше нет дела до меня. Бросая короткое: «Жду у себя» — удаляется. По всем ощущениям проходит около пяти минут, как я наконец прихожу в себя. В комнате давно никого кроме меня нет, что не может не радовать. Сколько примерно человек могло видеть эту картину? Пять горничных? Семь? Да хоть одна… Один свидетель и ты уже в центре внимания сплетен среди своих коллег, а если представить, что такое каждый день? Мне и представлять не нужно… Мой господин — Яков… довольно странная и неоднозначная личность. Каждый день как у авантюриста — всё время что-то новое и неясное. Лучше бы я жаловался на день, словно сансару, а не ждал кота в мешке. А ведь самое интересное, что только мне приходится терпеть странные выходки Якова и молча выслушивать их. Если в один день мне выпадет помыть всю обувь, что совершенно не входит в мои обязанности по договору (а составляли ли мы договор?), так в другой мне придётся вообще превратиться в клоуна, дабы господин не скучал и случайно не оставил лишнее отверстие в чьем-то теле из своего револьвера. Я погружаю оставшиеся вещи в корзину, чтобы горничная позже их забрала и постирала. Поправляя свою белоснежную рубашку, все-таки решаюсь направиться к Якову. В голове крутятся его слова по поводу отработки. Что он мог придумать еще такого унизительного, исходя из его ухмылки? Заламывая пальцы напротив двери из тёмного дуба, я взвешиваю все решения «за» и «против». Может стоит все высказать ему, пока есть возможность? Или лучше продолжать терпеть? Меня пугает неизвестность… он слишком непредсказуем на реакцию. В любом случае, идти мне некуда… Я поднимаю руку и стучу по дереву костяшками, не торопясь входить. Лучше перебдеть, чем недобдеть… — Входи, — довольно спокойно тянет мужской голос из-за двери. Мне повторять не нужно — я вхожу сразу же после разрешения. В кожаном кресле восседал Яков, сложив свои руки, заключённые в чёрные митенки, закрывающие пол ладони, в замок. Он довольно улыбался, глядя на меня с прищуром своими, словно гагат, глазами, подзывая указательным пальцем. Я громко сглотнул, замечая зашторенные окна, но всё же двигаясь прямиком к нему, глядя сверху вниз. Хотелось задать сразу несколько вопросов, но Яков опередил меня, поднимая ладонь в воздух. — Тебе не стоит задавать лишних вопросов, пока я не разрешу. Он ехидно улыбнулся, поднимаясь со своего места. Теперь мы стали одного роста и смотрели друг другу в глаза. Пока в моих читалась неуверенность и недоверие, то в его, полных гордыни, мелькнула капля похоти. Моё сердце пропустило удар и тут, кажется, я всё понял. — Ты умный мальчик, Немо, — он опередил меня и мой зародившийся из неуверенности вопрос умер так же быстро, как и появился, когда Яков надавил на моё плечо, заставляя сесть на его пуховую кровать. — И тебя давно пора научить манерам. Я превосхожу тебя во всём, ты это отлично знаешь. Я согласно киваю, так как бесполезно с ним спорить. Да и в некоторой степени он прав — я ничего не имею и нахожусь в его полной власти. Яков удовлетворенно улыбается, касаясь моей щеки, заставляя смотреть прямо на него не опуская головы. Как-то совсем неловко становится в такой обстановке. Единственные разы, когда господин касался меня были шлепки перчаткой или подручными предметами за различные оплошности, но он никогда не гладил меня по щеке настолько нежно. Не смотрел в глаза по доброму, как сейчас… Но всегда улыбался так же нахально, как и всегда. Я прикрываю глаза лишь на мгновение, дабы перевести дух и обнаруживаю лицо блондина перед собой, что внимательно изучает меня уже без самодовольной лыбы. Мне совсем не хочется двигаться, а тем более что-то говорить о личных границах. Он совершенно непредсказуем, это я понял ещё давным-давно. — Я не замечал твоих веснушек, — он наконец обрывает тишину, поднимая глаза с моего носа на меня, будто бы только замечая, что я наблюдаю за ним, усмехаясь. — Наверное, потому что Вы никогда не рассматривали меня настолько близко? — я натянуто улыбаюсь и чувствую, как чужая рука сильнее сжимает мой подбородок. Мне всегда хочется грубить и перечить всем, если я сильно нервничаю. Яков молча смотрит на меня несколько секунд, мягко рассмеявшись. Его абсолютно не злят мои слова? Только забавляет это? Человек загадка… иногда, так и хочется его разгадать… — А у крысёныша зубки то присутствуют, — он вновь щурится, нагло залезая своим пальцем в мой рот, проводя им по ряду зубов, совершенно не брезгая пачкаться в моей слюне. Я свожу брови к переносице, глядя на него в полном недоумении и немым вопросом для чего он это вообще делает? В ответ получаю лишь усмешку и надавливание подушечкой пальца на свой язык. Он делает это резко, отчего я чуть ли не давлюсь собственной слюной, но Яков вовремя убирает палец изо рта. Приходя в себя, я совершенно не замечаю того, что уже лежу на мягкой кровати своего руководителя, а он сам нависает надо мной сверху, при этом отлично восседая на моих бедрах. Что чёрт возьми вообще происходит?! — Господин, — тяну я, прикусывая губы, — может не стоит это продолжать? — А ты против? Вновь пытаешься идти мне наперекор? — он скалится, сжимая воротник моей рубашки, пронзительно глядя в глаза. От него никогда не веяло таким холодом как сейчас… я вновь оплошался? — Назови меня еще раз… — Господин…? — Да, именно так. Яков опускается к моему лицу, целуя прямо в нос. Этот поцелуй сразу начинает гореть на моей коже, а за ним всё лицо. Это его новый способ наказания? И кто был первым, на ком его опробовали? — Ты довольно милый, будучи смущённым от одного лишь поцелуя в нос. А что будет потом, если я зайду дальше? — он шепчет это прямо в мои губы, не отрывая глаз от моих. Я продолжаю молчать на вопрос, а Яков воспринимает это как одобрение к его последующим действиям. Он припадает к моим губам, грубо прикусывая нижнюю, выбивая из меня тихий стон боли. Это то, что ему было нужно — он сразу пользуется моментом, углубляя поцелуй, проходясь языком по верхней небе, касаясь моего языка. Я не ожидал такой напористости, а тем более нежности от него, но деваться мне было некуда. Я лениво отвечаю на поцелуй, глядя на лицо перед собой из-под ресниц. Как бы мне и не хотелось отвечать на поцелуй, я всё же вошел во вкус и, ого, он целовался просто отпадно… Насчет себя я был абсолютно не уверен, ведь до этого совсем ни с кем не целовался. Или целовался… но я этого не помню. Врач диагностировал амнезию, а проснулся я тут же. Тот день я тоже помню смутно, но обеспокоенный взгляд Якова, что стоял во время моего пробуждения — я не забуду никогда. — Ты целуешься всё так же хорошо. Значит, мышечная память осталась, — он подмигивает, а я пропускаю эту фразу мимо ушей, восстанавливая своё дыхание. — Интересно, а трахаешься ты всё так же? — Чего? Не успеваю я и понять всей ситуации, как мои брюки уже летят на пол, а за ней быстро расправляются с рубашкой, оставляя меня почти что голым. Я стыдливо прикрываю себя руками, уводя взгляд куда-то в угол комнаты, но отлично знаю, что на лице Якова сейчас его надменная улыбка. Он целует меня в висок, тихо шепча: — Я знаю тебя дольше, чем ты думаешь. Просто доверься мне и я расскажу про тебя всё. Я тоже устал откладывать этот момент. — Ты знаешь обо мне всё? — я вскидываю брови в удивлении, уже даже забывая о том, что нахожусь практически голым под своим господином. А господин ли он мне вообще…? — Я не буду повторять снова. После этих слов, опускается к моей шее, покрывая ту поцелуями, выбивая из меня тихий стон. Его ладони поднимаются по моему животу до ребер, поглаживая те подушечками пальцев. Яков целует ниже — в грудь, кусая за кожу, заставляя меня тихо мычать, не волнуясь за следы, что останутся после. От каждого нового поцелуя разум пьянеет сильнее, а тело послушно поддается под чужую ласку, отправляя в мозг сигналы, из-за чего все сомнения рассеиваются. Все мысли уходят на задний план, как только Яков касается своей ладонью моего паха. Я смотрю прямо на него, прикусывая губы, а он мило улыбается, поддевая пальцем резинку трусов-боксеров, но не торопится снимать. Он нагло играется со мной. — Я вот думаю, в перчатках ведь прикосновения будут не такими приятными, — парень смотрит на свои руки. — С другой стороны я назвал это наказанием… — он широко улыбается и эта улыбка не сулит о чем-то хорошем — что-то задумал. Зубами Яков стягивает перчатку с одной руки, а уже после со второй, а следом уходят мои трусы. Он аккуратно обхватывает рукой мой полувставший член, проводит по нему, выбивая из меня недовольный стон. Он ловит ушами этот звук, смотря на меня — будто спрашивая, что же не так? — Нечестно, что я весь голый, а Вы… ты полностью одет, — сквозь тяжелое дыхание шепчу я, протягивая к нему свои руки, но он грубо их отмахивает. — Здесь я решаю, что честно, а что нет. Яков ухмыляется, проводя большим пальцем по головке, заставляя меня сразу забыть про мое возмущение и откинуть голову на пуховую подушку, мигом заткнув себе рот. Не дай Бог, кто-то услышит мои стоны в коридоре… — Не стоит стесняться, — тянет светловолосый, успокаивающе поглаживая мою ляжку. — Не думаю, что кому-то есть дело до нас. Ты знаешь, что никто просто так не ошивается возле моей комнаты. Возле нашей, — последние слова он произносит тише, но я улавливаю их и как только вновь решаюсь спросить, чувствую чужой горячий язык, что вызывает у меня целый табун мурашек по телу. Я возвращаю внимание на Якова, что ласкает меня, не отрывая своих тёмных глаз от меня, ожидая того, чтобы я взглянул. Это невероятно пошлая картина… Мой господин так легко извращается прямо передо мной. Но продолжит ли он дальше или следом наступит моя очередь? Яков останавливается, заглядывая под кровать. Я разочарованно выдыхаю, но продолжаю внимательно следить за всеми его действиями. Он достает небольшую тёмно-синюю коробку, в которой лежит несколько различных лосьонов для рук и лица, а среди них одна баночка лубриканта. Если не хочешь, чтобы нашли — прячь в неочевидном месте… Он делает несколько махинаций руками и мои ноги оказываются уже раздвинутыми, а на его пальцах вылита прозрачная жидкость. Подносит пальцы ко мне, но не действует дальше, взглядом, впервые за всё время, спрашивая мое разрешение. Я положительно киваю, закусывая губы. Яков ухмыляется, одним движением вводя в меня пальцы, а я тихо простанываю в ответ, сжимая пальцы на ногах. Ощущение одно не из приятных, но не болючее, как мне казалось. Неужели, я имею в этом опыт? Подумать и не мог… Мне понадобилось лишь пара минут, чтобы привыкнуть к пальцам в себе и даже начать ерзать по постели, тихо упрашивая Якова добавить третий или хотя бы ускориться. — Крысёныш просит больше? Ты всё такой же податливый как и ранее. Хорошо, я дам тебе больше, — он довольно хмыкает, вынимая из меня пальцы. Я кидаю на него расстроенный взгляд, но всё ещё остаюсь в предвкушении дальнейших действий. Яков даже не вытирает руку об ту же постель, принимаясь расстёгивать свой ремень. Минута и он разносит смазку по стоящему органу, а я позволяю себе улыбнуться с этого. Сам возбудился, но продолжал казаться гордым. Он закатывает глаза на мою реакцию, приподнимая меня за бедра. Я чувствую его член между ног и то, как он медленно входит в меня. Это уже совершенно не сравнимо с какими-то несчастными двумя пальцами… Я выгибаюсь навстречу, как только он двигается глубже, жадно ловя губами воздух. Яков тихо хихикает с этого, крепче сжимая мои бедра и принимается сразу же задавать ритм. — Я не буду нежен, ты ведь этого не любишь. Не люблю? Каким человеком я был?.. Две, пять, семь или десять минут проходит, я уже потерял счет времени, когда Яков прижимал меня к кровати, двигался довольно резко и глубоко, а на каждый толчок я отзывался томным стоном, полного удовольствия. Если я скажу, что мне это не нравится — нагло солгу. Ему и себе. Я смотрю на него прямо из-под ресниц, покусывая и без того болящие губы. Одно верное движение и я громко вскрикиваю, обхватывая Якова руками за шею, чуть ли не тяну за собой на кровать, но он уверенно придерживает меня за спину одной рукой, усмехаясь мне прямо в ухо. Он заставляет меня взглянуть на него, и грубо стирает дорожку слюны с моего подбородка. — Ты выглядишь ужасно пошло, точно так же, как я и помню, — медленно произносит он, откидывая меня обратно на кровать, продолжая двигаться в том же направлении как и несколько секунд назад, выбивая из моих уст всё больше стонов, заполняя ими комнату на пару с пошлыми шлепками двух разгорячённых тел. — Грубее, — прошу я, а Яков не медлит, обхватывая меня за шею, надавливая на кадык, заглушая дальнейшие стоны. Одно слово было для него словно красная тряпка для быка. Толчки превращаются в более грубые и неполные, но даже эти изменения в темпе ничуть не портят весь секс и четкое попадание по простате. Я уже просто не стараюсь двигаться навстречу, а лежу под ним, смяв уже всё постельное белье своим ерзанием. Обхватываю его запястье своей ладонью, сжимая, намекая сжать пальцы на моем горле сильнее. Яков следует просьбе, я приоткрываю рот, закрывая глаза от удовольствия. Он опускается лишь на мгновение и то, для того, чтобы укусить меня в плечо, рыкая в него. Пару минут и в глазах рябеет, а по телу проходит приятное напряжение, а следом жуткая усталость. В ушах звенит, но даже сквозь него я слышу довольный смех Якова. Открывая глаза, я вижу как он стирает со лба выступивший пот. — И это всё? — решаюсь спросить я, заметив ошарашенное выражение лица. — А ты ещё та сука, Немо, — фыркает Яков, царапая мои бедра своими короткими ногтями. Одно движение и я уже лежу на груди, неприятно утыкаясь лицом в подушку. Яков крепче хватается за меня, делая резкий толчок до конца, из-за чего я громко вскрикиваю и то, по большей степени из-за неожиданности. Его энтузиазм ни капли не упал, он продолжает трахать меня точно так же грубо, как и до. Он ведь не кончил? — Я хочу, чтобы ты кончил в меня, — умоляющим тоном прошу я, глядя на светловолосого из-за плеча. — Ты чертов спермоприемник, — цедит он, шлепая меня по ягодице. — Как и обычно. Я утыкаюсь носом в подушку, заглушая ею свои стоны, но Якова это не устраивает и я чувствую неприятное натяжение в области головы. Он сжимает мои отросшие волосы меж своих пальцев, целуя плечи. Поцелуи и грубые толчки так контрастируют, из-за чего я совершенно теряюсь в ощущениях и всё, что мне остается — стонать. Громко и очень пошло. А ему более и не требуется, кажется, мои стоны хорошо ласкают его уши и заставляют его не останавливаться, пока я не получу полный оргазм. Три, два, один толчок — я кончаю прямо на белоснежную простыню, а Яков прямо в меня. Он отпускает мои волосы, из-за чего я сразу же сваливаюсь на постель лицом. Выходя из меня, сам падает рядом, тяжело дыша, поглаживая прямо по пояснице, что неплохо настрадалась у нас обоих за эти минуты. — Теперь ты доволен? — Вполне… Я удовлетворенно усмехаюсь, поворачивая голову к нему, замечая, как он успел вспотеть. Если я всё правильно понял — то у нас не было секса очень давно. Ну, очень… Неужели он ждал идеального момента? Что в голове у этих идеалистов? — Теперь ты расскажешь обо мне? — Дай отдохнуть, крысёныш.