***
Архитектор пропустил очередной утренний приём пищи. Желудок на этот счёт не высказывал ни грамма недовольства, так как голодное начало дня и так уже являлось обыденностью на протяжении нескольких лет. Сколько бы Кавех ни пытался приготовить завтрак или перекусить в кафе, ничем приятный этот процесс не ощущался. Видимо, организм привык к стабильно-нестабильной трапезе, пускай и хорошей привычкой это можно было назвать с трудом. В любом случае, с недавнего момента Кавех решил не растрачивать время зря и потренироваться в изобразительном искусстве. Повозка постепенно приближалась к Оазису Вурукаша, невероятно красивая достопримечательность, которая стала отличным источником вдохновения. Было принято решение остановиться в этом месте на день, так как недалеко всё равно располагался лагерь исследователей. Договорившись с госпожой Соши, кучер с вьючным яком остались возле палатки в месте ночлега, в то время как Ламмерт и Кавех направились к озеру. Было ещё совсем раннее утро, поэтому времени найти идеальный вид для написания пейзажа было предостаточно. Юноши направились на север от озера, в сторону холмов Брасом. — Ламмерт, тебе точно интересно? Я не настаиваю, ты можешь остаться в лагере и вместе с кучером придумывать имя яку, — зная научную направленность фонтейнца, было непривычно увидеть проявление такого энтузиазма в поисках удачного ракурса для картины вместе с Кавехом. — Конечно! Наоборот, мне только в радость наконец прогуляться после стольких часов лежачего положения на досках, — демонстративно потёр бок Ламмерт, — да и при всей моей духовной необразованности, мне всё ещё невероятно приятен твой эстетический вкус в вещах. Ты просто гений, несравнимый с современными художниками в своем мастерстве. — Прекрати вальяжничать, ты всё равно не подкупишь меня на свой портрет верхом на яке, — колко ответил Кавех, невзначай проверяя верность их маршрута по карте. — Господин читаю-тебя-как-раскрытую-книгу отверг меня в очередной раз, - драматично схватился за грудь Ламмерт, — моё сердце не в силах пережить эту агонию снова! Пощадите мою нежную натуру… — Тебе нужно было идти на актёра, разыгрываешь потрясающие сценки, - посмеялся с глупого вида своего друга архитектор. — Да ладно тебе. Я не напрашиваюсь на портрет, ты держишь меня совсем за кретина. Я правда просто устал от поездки, не более. А ты так удачно предложил прогулку по такому выделяющемуся месту в пустыне. — Я рад, если это действительно так, — наконец за долгое время Кавех смог почувствовать облегчение рядом с кем-то. Пускай, вероятно, Ламмерт просто временный друг, для юноши он надолго останется в памяти как наиболее приятный человек за последнее время. Добравшись до холмов, парни остановились недалеко от сломанного деревянного моста, понимая, что пешим ходом им уже навряд ли удастся подойти ближе. Кавех сел под толстым финиковым деревом в позе лотоса, достал свои удачные карандаши и блокнот с различными эскизами. Ламмерт же расположился рядом, опираясь спиной на ствол. Кавех не любил, когда за процессом его работы кто-то наблюдал, но в такой спокойной обстановке он почти и не замечал заинтересованный взгляд, обращенный в его тетрадь. Вырисовывая огромный ствол посреди озера, парень раздумывал над масштабом его рисунка и влезет ли дерево полностью в тетрадный лист, в то время как Ламмерт из любопытства спросил: — Ты знаешь историю, как появилось это озеро? — М? Нет, не интересовался, — ответил вовлеченный Кавех через несколько секунд, отрисовывая уже водянистые корни внизу листка бумаги. — Это останки бывшего гидро Архонта. Его можно пробудить снова, если понадобится помощь в очистке скверны. — Ого, оказывается, я сейчас рисую самого Архонта, — искренне восхитился Кавех, вновь осматривая завораживающий пейзаж. В каком-то смысле, сейчас он пишет портрет бывшего Архонта. Эта мысль прямо впечатляла и будоражила сознание. Чудеса природы. — Ага… - непринужденно вздохнул Ламмерт, — симбиоз стихий дендро и гидро очаровывает, правда? Они чудесно дополняют друг друга, так ещё и останутся вместе до конца существования. Романтика.Озерцо с кувшинками
4 мая 2024 г. в 17:15
Сердце безжалостно ударяло о стенки груди, а перед глазами стоял тот самый пейзаж с уходящей вдаль тенью. Нефритовые глаза… Они всё никак не хотели испаряться и иллюзией продолжали слепить своим уже потухающим светом. Гул в ушах не позволял поначалу осознать происходящее, только через пару минут Кавех наконец полностью очнулся и наблюдал перед собой напуганного Ламмерта.
— Который час…? — спросил Кавех, чтобы хоть как-то начать ориентироваться в пространстве и оценить обстановку.
— Кавех… Вы… Я не знал, что делать! Только не сердитесь, умоляю вас. Я хотел как лучше, но я так растерялся… — тараторил Ламмерт извиняясь через слово. В этот момент он больше напоминал напортачившего ребёнка, нежели женатого мужчину. Чувствуется женская рука. Кавех не слушал словарный ливень, льющийся из уст его товарища. Он вновь вспомнил про сон. Эта грёза всё никак не хотела отпускать уже трезвый ум, что наводило на определённые мысли. Хотя, если так подумать, парень вырубился сразу после схватки с мерзостями бездны, не удивительно, что вслед за этим его потревожил подобный кошмар.
Но был ли это кошмар на самом деле? Это предположение как зацикленная пластинка гудела где-то на фоне остальных мыслей. Кавех вновь зажмурил глаза и прикрыл лицо рукой. Слишком много всего случилось за последнее время, даже осмыслить шквал событий не было возможности. Ламмерт уже замолчал, думая о том, что опять утомил архитектора своей болтовнёй. Наконец юноши могут побыть наедине со своими мыслями.
Навязчивый шум в ушах всё ещё не давал до конца расслабиться, словно дождь громко бьёт по оставленному на улице ведру. Немного подпрыгивая в телеге из-за неравномерного ландшафта Кавех ненавязчиво вспомнил о пункте своего назначения. Половину дороги они практически успешно проехали, всего немного осталось до конца нелегкого пути. Когда парни приедут, чем они будут заниматься? Неужели сразу направятся к месту стройки? Будет ли Кавеха время на себя?
Мысленно остановившись до слова себя, юноша осознал, что не продумал план действий в Фонтейне. Именно для себя. Помочь с домом для Ламмерта, встретить маму, подыскать жилище, заняться рекламой… Да, он этого действительно хотел, но в это же время все эти «желания» были приправлены навязчивой идеей «так нужно, так правильно!». Так бы сделал правильный друг, правильный сын, правильный знаменитый архитектор. Но Кавех желал хотя бы чего-то «правильного» и для себя. Оглядываясь на своё прошлое, невольно вспоминается, как совсем ещё юный парень из-за эгоистичных желаний лишался важных вещей и особенно людей. Теперь же, убеждая себя, что в помощи другим он наконец исцелит кровоточащую рану прожитого времени, своими же руками вонзает в неё лезвие своим немым бездействием. Закрадываются мысли о том, «правильная» ли он личность вообще. Каждую ночь в Сумеру он засыпал с надеждой, что как только очнется, всё будет совершенно иначе. Он встанет с чудесным настроением, в комнату будет пробираться аккуратный блеклый лучик солнца, а в душе неутихающий шторм сменится тишью прибоя. В голове заиграет озорная скрипка, а аккомпанировать ей будет твёрдый стук клавиш фортепиано. Силы творить искусство выплескиваясь из гортани заявляли бы о себе на целый мир. Полное безумие.
Этого никогда не случалось. Он уже не помнит, когда просыпался не уставшим. Небесное светило стало не более чем очередным фактором раздражения, а в груди ничего не ощущалось, кроме привычной тяжести. С момента, как была свержена прошлая власть, на улицах стали чаще появляться театральные труппы. Оказывается, в Сумеру их было несколько, но всё время они были либо в скитаниях в других странах, либо не сообщали о своей искусной деятельности из-за политики в то время. Теперь же творческие люди стали чаще проявлять себя в городе и не бояться, что их публично осудят или, не дай Архонт, арестуют. Они плясали, пели, рисовали, сочиняли... Они дышали свободной грудью, всасывая людские радости и печали, чтобы пропустить их сквозь себя и обратить в новое произведение искусства. Но Кавех так не умел. Выражать себя он мог совсем незаметно, так, что на это обращал внимание только он сам. Да и вдохновлялся он совсем не людскими радостями. В своих произведениях он часто отражал сочетание природы и ручного труда, как например уличная беседка, овитая лозами винограда, или же красочные витражи, сквозь которых лучи света дарили помещению цветные узоры на стенах. Каждый раз, принимая работу, заказчики либо просили изменить, либо убрать те незаметные обычным взглядом авторские детали. Были и те, кто вносил минимум правок в эскизы чертежей, но всех таких людей устраивал не более, чем общий вид постройки. Они никогда не всматривались, а бегло проносились взглядом по бумаге для оценки строения в целом. Желательно ещё и по материалам подешевле.
Озираясь сейчас на шумные гулянки радостных людей Кавех ненароком облипал завистью. «Как у них это получается? Откуда у них силы? Почему они так заметны? Они больше не боятся, что их не поймут?». Бедному не понять богатого, как и уставшему бодрого. Тут же Кавех взглянул на себя через призму других людей и осознал, что его образ гениального архитектора ничем не отличается от улыбчивых танцоров. Кто знает, какие мрачные истории таятся в сердцах беззаботных танцоров? Кто знает, слезы скольких авторов были пролиты на великие сценарии, сколько грациозных тел актеров пострадало на репетициях от ссадит и заноз, сколько раз падала крышка от фортепиано на руки виртуозных композиторов во время написания симфоний.
Неужели в этом заключается красота искусства? Бывают ли вообще счастливые творцы? Скорее только в сказках, где бедному воздается за труд, а добро побеждает зло. Будь так в жизни, что существование состояло из цикла хорошее-плохое, все бы в одночасье стали невротиками: радовались неудачам и остерегались побед. В таком мире счастье противопоказано, а то нечаянно семью смехом угробишь. Скоро Кавех прибудет в новый мир, в котором нет предписанного сценария, нет непрерывающегося цикла, в котором он в очередной раз ссорится с заказчиками, подпитывает злость и обиду вином, а вечером мучается от жужжаний соседа над ухом изо дня в день.
Аль-Хайтам… Как бы ни пытался на протяжении всего пути Кавех заткнуть голос прошлого, в тот или иной момент он всё равно навязчиво достигал слушателя то с очередной порцией упрёков, то с надменной просьбой заняться уборкой. Этот голос стал чем-то уже настолько повседневным, что Кавех и не замечал, как, оказывается, много сил тратилось, чтобы заглушить его. В воспоминаниях всё ещё всплывают картины встреч в нетрезвом виде, ругани из-за быта, подколок с самого утра. Идиот. В голове на секунду даже проскочила мысль, насколько это стало по родному привычной жизнью, моменты в памяти которой могут встрепенуть с ностальгией. Наверное, так и должно быть, когда кардинально меняешь уклад своего пути. Кавех усмехнулся и подумал: «Да, так правильно».