Алое солнце

Алое солнце освещает петляющий путь меж усыпанных сверкающей под лучами зеленью скал. А на предгорьях над щебенными стенами плетутся темной вереницей горные леса, скрывающие в кронах полчища черных воронов, разлетающихся и заливающихся в карканье, оставляя за собой снегопад из перьев, стоит повозке выехать на тропу из гравия, что под колёсами издавал характерный неприятный шорох. Дорога шла через горный хребет, стервятники слетают с пожухлых стволов, с интересом наблюдая за раскрывающейся в мире высших существ картиной. Транспорт принадлежал труппе музыкантов. Путь лежал непростой, и гнилой край падальщиков, каменные изваяния-горы, что словно горгульи оберегают покой Священных земель, — не единственная преграда. Кто же виновен в том, что жестокая натура природы сотворила этот разношерстный регион для того, чтобы испытывать свои творения, даже и не подозревая, что кто-то из них также позарится на роль Творца, и создаст собственную историю, восстанет против Создателя; кто возвысится и над облаками, и опустится на дно, и юрким змеем протиснется во все закрома, сокрытые природой от нежелательных глаз; кто нарушит таинство и возьмет в руки орудие, способное сотворить что-то, что преодолеет эти заданные испокон веков испытания. В повозке несколько людей. Известная оперная певица, трое актёров, гример и, собственно, прочие. О последних говорить нам незачем, их жизнь течет по-своему, и лишь тонкими нитями вьюнка пересекается с историей молодой девушки по фамилии Юнь, артистке со столичного чайного дома, что под влиянием всех государственных переворотов был переформирован, и теперь путь труппы идет в провинцию Империи, что раскинулась за Священными Землями. Поистине больно видеть, как ценность искусства падает под величием раздора и эгоистичной бесчувственности государей, что голодными зверями бегут за наживой, откинув любую жалость к тонкой человеческой душе. Иссиня-черные пряди волос шелком падают на плечи, аккуратные, чуть ли не фарфоровые, ладони сжимают подол платья, все мысли в густой дымке. С тех пор как в Империи поселился туман напряженности в связи с сложной ситуацией с феодальными землями, многие реформы рушат жизнь и переворачивают привычный ход приморского города с ног на голову. Собственно, меняется и жизнь молодой госпожи Юнь, однако сердце трепетало не от свисающих исполинских, словно окаменевшие пяты гигантов, черных щекочущих небосвод скал, и даже не от растилающегося шелковой нитью тернистого пути, даже не от предвкушения почти что новой жизни, а от одного нюанса, сокрытого в Священных Землях. Название этого края говорит само за себя: средь вершин совершенствуются монахи-отшельники и клирики, познавшие истину Творца. Не подумайте, страха перед священнослужителями у А-Цзинь нет, просто в этих землях живет человек, с чьим путем нитью переплелась ее судьба около полугода назад. Праздник фонарей, масштабная пьеса в самом Императорском Дворце, признание самой Императрицы и встреча с жительницей Священных Земель — Шэнь Хэ. Несмотря на место жительства, девушка не была ни клириком, ни монахиней, ни даже мародером-расхитителем торговых караванов. В слове, что ее описывает, нет святости, что усеяла горный хребет, — экзорцист, представители этого занятия местной религией воспринимались исключительно как еретики. Трудно было сказать, сражается ли она с демонами из глубин Преисподней, или с собственной сущностью вестника поветрия и беды, скованного кандалами красных нитей. Как бы пугающе эта «должность» не звучала, ее обладательницей была элегантная высокая девушка, будто сотканая из инея. То есть, внешность ее была привлекательной, даже очень, и это не могло не ускользнуть из-под взора ценительницы искусства, такой как Юнь Цзинь. И действительно, как такое может не привлекать? Всё равно что художнику не восхитится будоражащим чувства пейзажем, что писателю не зацепиться удивительной истории из жизни простого селянина. Само имя Шэнь Хэ, дословно “горная река”, отсылало к технике живописи, представляющую из себя петляние кисти по холсту подобно расссекающему склон ручью. Но одно дело — любить невоодушевленную безжизненную вещь, вид, какую-то сухую историю, совсем же другое — дорожить аморфной людской душой, она не безэмоциональна и бездушна, человек способен чувствовать — это и отличает людей от безмолвного искусства, не способного выразить скорбь, радость, гнев и прочие эмоции. Оно лишь способно статично отобразить их, но не испытывать самостоятельно. Свои чувства к Шэнь Хэ Юнь Цзинь не могла страктовать, лишь петляя вокруг да около, не пытаясь разобраться в них, ведь они сбивали ее с толку. Их пути пересекались, но по себе шли параллельно, жизнь оперной певицы — в оживленной столице, средь гула прохожих и зевак, а ее — среди горных почерневших пиков, полных голодных стервятников и ненасытных тварей из глубин ада. Вместе они встречались на площадях, в переулках, у причала и даже в Императорских садах, и между ними нависало неловкое давление, что никто не был в силах заговорить первым. Постепенно грани стирались, девушкам становилось проще друг с другом общаться, находились новые темы и даже из безэмоционального экзорциста удавалось выдавить нежную улыбку звонким смехом мисс Юнь. И тем не менее, заключенный в путы жестокой судьбы-испытательницы должен быть заключенным и носить маску позора, а потому в тот момент, когда темноволосой так и хочется сказать «останься еще! Позволь хотя бы еще раз услышать твой прекрасный голос!», белесый силуэт скрывается в толпе. А в голове всё ещё возникает воспоминание: двое сидят под цветущей сливой, отцветающие белые лепестки снежинками опадают на длинные волосы и запутываются в них, и тонкие пальцы бережно перебирают их, очищая от, пусть и красивых, но нежелательных «украшений», пока из уст льётся подобно полёту журавля и трепету крыльев мотылька песня… Юнь Цзинь пела девушке о всём: и о снежных вершинах, и о самом дне, и о темных закромах, и о них двоих. Не успевает певица вдоволь насладиться(или скорее уловить эти тленные мгновения, отпечатавшиеся в памяти) образом белокурой воительницы в своих мыслях, как стук копыт повозки прерывается, слышится возмущенный голос кучера. «Похоже, колёса, а может и подковы лошадей, нужно заменить, а вокруг ни одного постоялого двора, а тем более — кузницы...» Оторванное от цивилизации место. Единственный шанс — попытать удачи, прося помощи у местных монастырей, или того хуже — у бандитов перевала. Нет, это бред, откуда у безобидных монахов кузнечное снаряжение, а просить помощи у мародера — это словно испуганному животному проскользнуть прямо в ловушку хищника. «Я говорил, я говорил, что нужно брать дополнительное обмундирование, но ты не послушал! Дорога ведь нелегкая, но нет, нужно же было упрямствовать!» — опять слышится возмущённый голос. И что делать? Послать какой-то сигнал, что наверняка привлечет нежелательных гостей? Послать кого-то в ближайшее поселение, которое, между прочим, находится во многих километрах от места остановки дилижанса? Это всё звучало слишком абсурдно, и безвыходность ситуации нагоняла легкую тень паники, что вылилась сжатыми ладонями на коленях и периодическим поправлением капюшона походного плаща. Единственное, что успокаивало — это наличие стражников, нанятых за немалые деньги несмотря на всеобщий кризис. Это хотя бы как-то гарантировало безопасность от разбойников, что могли поживиться остановившимися путниками. Прошло какое-то время, кучер, посоветовавшись с остальным экипажем, — благо стражникам эта местность была знакома, — наконец разрешил проблему. Им повезло, ведь они могли остановиться в еще более глухом месте, здесь хотя бы поблизости есть храм, а оси в колесах может заменить и клирик, всё-таки относительная опасность Священных Земель толкала к приспособлению и развитию в разных сферах. Главное сейчас — найти подобие постоялого двора, где по твою душу не придет демон, голодный зверь или простой разбойник. Местный храм расположился чуть выше по склону, где образовывалось крошечное усеянное деревьями плато, а путь шел довольно крутой, были свои уступы, но и места возможного осыпания каменистой породы под ногами. Обулся бы сейчас кто-нибудь не по тем условиям — не избежать беды в частности их обуви! По мере продвижения в чащу местность переставала быть такой дикой, просветы между кронами становились ярче, уже показалась протоптанная тропинка, а вскоре и завысочел пестрый храм с угловатой крышей, а так же пара незамысловатых по своей архитектуре келий. Видна работа умелого зодчего — в красной древесине вырисовывались драконы-хранители, выслеживающие добычу в золотом благородстве тигры, у основания располагаются однорогие олени, а колонну подпирает Небесная Черепаха. Местная религия была довольно замысловатой: существовали Семеро — урожденцы Змея-Первопредка, что и сотворил Солнце и Землю из своих глаз; детища Творца были покровителями, и каждый вел свой народ, следуя своим идеалам. Жрецы сновали по периметру загороженной выделенной под храм местности, в итоге странникам была выделена одна из ухоженных келий. Юнь Цзинь поправляет не очень аккуратно заправленную предыдущим владельцем циновки простыню и с тяжелым вздохом в совсем не подобающем именитой певице стиле валится на неё. Отлепив лицо от объятий хлопковой подушки, девушка устремляет взгляд в окно, где уже совсем скрылись любые отблески солнца, небо постепенно укрывалось пеленой ночи, усеивалось звёздами, точно рассыпанным рисом, а если повернуть голову еще выше — можно встретиться с лезвием серпа-месяца. Несмотря на усталость, сон не брал ни в какую, в голове, словно те голодные падальщики, кружились мысли: от факта того, что теперь жизнь изменилась навсегда, певицу ждет новый дом в провинциальном городке, новая сцена, новые люди(так как многие ее знакомые не пострадали от расформирования культурной части столицы Императрицей) до каких-то случайных, не касающихся ее в принципе, вопросов. Почему бы не оставить тщетные попытки уснуть и наконец прогуляться? И правда, горы прекрасны: опасны, неприступны, и лишь для редких способных покорить их смельчаков могут открыть свою скрытую в дымке душу, путь к которой тернистый и испытывающий, полный воя холодного ветра, скользящего меж бездонных расщелин. Чернеющие скалы Священных Земель не вернут то, что заберут, в своём краю лишь они распоряжаются судьбой прибывших в них смертных, лишь они ставят на весы жизни и смерти человеческие души, и покорить их способна только непоколебимая сила воли и жажда жизни. И тем не менее, горы прекрасны, холодны, словно нрав неусмиримой девицы, и такие манящие своей недостижимой красотой, плетущимися в косах заснеженными иссиня-белыми вершинами-волосами, скалы-пальцы, словно ледяные статуи божеств, сокрытые глаза-озера, сверкающие подобно хрусталю, обрамленные в еловые дубравах-ресницах, склоны и утёсы — чарующая шея, длинные ноги, запястья… Как вдруг до Юнь Цзинь дошло, что ее размышления об идее черпать вдохновения из прогулки горами выскользнули из своего контекста и уже скорее стали...сравнением? Сравнением с одной их жительницей, что буквально была «Горной Рекой». Осознание вообще того, что Шэнь Хэ кажется ей прекрасной, словно сама Священная Земля, мигом ударило румянцем по щекам. Как бы не хотелось оставить эти мысли в одинокой кельи, или хотя бы сдуть хладным ночным ветром, всё было тщетно, певице оставалось только признать — её действительно привлекает внешность экзорциста. Вообще она обнаружила это еще при первой встрече, но расценила как любовь к предмету искусства, к музе, а не что-то по типу романтического влечения. В любом случае, темноволосая старалась не нагружать себя такими мыслями. В конце концов, привыкание к человеку, которому предначертано судьбой сеять раздор, ни к чему хорошему обычно не приводит, и певица на своей шкуре это прочувствовала. Прямо у выхода из храмовой территории петляла ведущая в непроглядную чащу ответвляющаяся от основной дороги тропинка, прямо-таки кричащая: «иди сюда!», собственно, мисс Юнь последовала этому беззвучному зову. Стоило скрыться солнцу, как разнообразные пихты, клены, дубы и кедры обрели новые личины, стали походить на вереницу застывших оплетенных лозами рыцарей, кустарники походили на распушенных, готовых к схватке, волчьих вожаков. Вдруг тьму прорезал свет, из-за чащи вылетел крошечный мотылек, чьи крылышки сверкали лунным светом, а светящиеся чешуйки оставляли за собой след из звездной пыли. Путница охнула, стоило крохе вплотную подлететь к незнакомке и шаловливо закружиться, трепетно порхая крыльями, осыпая одеяния и волосы люминесцентной чешуёй. А-Цзинь хихикнула, подставив палец живому огоньку, что тут же смирно опустился на него. Подобные существа проживают в самых укромных уголках Империи, куда не попадает солнечный свет, обнаружить одну такую бабочку — уже большая удача, что уже говорить о попытках их словить. Мотыльки будто чуют опасность и недобрые помыслы, исходящие от человека, а потому редко доверяют им и не подлетают на такие близкие расстояния. Что ж, можно записывать себя в список «хороших». Однако надолго кроха не задержался и тут же упорхал вглубь чащи по вьющейся меж деревьев тропинке, девушка покорно последовала за ним. Мотылек вел ее через небольшие овраги и подъемы, где-то виднелись поваленные, точно колонны, обугленные деревья, протекал тоненькой ленточкой ручеек, журча подобно ветряным колокольчикам, а где-то от похрустывающих веток неодобрительно каркали вороны. Вскоре дорога стала оживлённей — из-за леса повылетали стайки светлячков, под ногами стрелой проскакивали пятнистые ящерки, а исходящий от насекомых свет освещал сокрытые до этого во тьме цветы. Юнь Цзинь любила быть в компании людей, ей было комфортно в обществе, но кого не привлечет эта секретность, эта тайная тропа, полная своих жителей и законов, в ней порхают совсем другие мотыльки, по-другому открывается вид на закрытое ветвями солнце. Эта отрешенность создавала для горных обитателей свой собственный мир, и это не могло не трактоваться как своего рода искусство. Искусство, сотворённое природой и ее испытаниями. В какой-то момент дорога совсем расширилась, а деревья начали редеть, заросшие овраги становились глубже, похоже, это было началом перехода в долину, хоть далее тропа и шла по возвышенности. Там-то бабочка и скрылась, завернув за широкий ствол пихты, а вместе с ней и погас огонек, только широкий просвет меж деревьев в переходе через овраг в другой массив леса и падающий лунный свет освещали путь. Послышался шорох, а далее — звук, похожий на рвущуюся кожу зверя, скрежет когтей и душераздирающий рев. Из-за угла, в котором исчез мотылек выскочил четвероногий силуэт, светящая чешуя сменилась двумя пылающими золотистыми огнями — глазами твари. Демон представлял из себя облезшего рогатого пса со змеиным носом, от которого исходило отвратительно зловоние гнили, где-то в уголках рта скопился алый гной, и лившаяся из пасти пена приобретала соответствующий оттенок. Грозное рычание сменилось воем, тварь на мгновение встает на дыбы, — это был боевой клич -, и вскоре стремительно рвется вперед. Животный ужас мигом наполняет нутро ведь, во-первых, превращение прекрасного огонька в демона из глубин ада — самая что ни на есть неожиданность, во-вторых, навыки боя у мисс Юнь были далеко не на высоте. Да, ей доводилось учиться владеть копьем, даже узнать от Шэнь Хэ что-то из ряда колдовства, хоть это и начиналось и заканчивалось исцелением легких царапин, но сразиться с ловким ненасытным зверем — точно не в силах изнеженной девицы. И что же? В запасе пара мгновений, а нужно бежать. Или позвать на помощь? А может попробовать оглушить противника хотя бы веточкой? Первой реакцией на бросок был конечно же машинальный уворот, больше похожий на съеживание испуганного щенка. «Пес» по инерции откатился еще на метр, но всё же не утратил контроля и, подвевшись, вцепился когтями в землю, певица же последовала своему изначальному плану — бежать, бежать что есть силы! Однако скорость зверя явно превышала ее собственную, а потому когда прямо за спиной послышался хрип и хлюпанье пены, а вскоре и тепло на уровне шеи — сердце пропустило удар, грозясь напрочь остановиться. Клыки впились, благо лишь в капюшон походного плаща, не достав до тела, существо с силой потянуло назад, утянув за собой и девушку, не уставая рвать и кромсать со злости цепкую ткань. Вскоре тварь отпрянула от предмета одежды и, не давая жертве времени на раздумья, сделала новый выпад, который тут же парировали инстинктивным ударом локтя в грудь. Чудище с кашлем отскочило, но серьезного урона это ему не нанесло, разве что подлило масла в огонь и обострило злобу в щелках-глазах. Утратившие от пыли свою белоснежность ладони потянулись к хоть какому-то камешку, и стоило зверю изготовиться к новому прыжку, как тот тут же из рук полетел в морду собакоподобного. Однако картина из ожиданий в реальности приобрела небывалую неожиданность — пасть мигом щелкнула, словив импровизированное оружие, и демону даже удалось бросить его обратно, что не стало для жертвы травмоопасным благодаря хоть какой-то реакции. Теперь шансы на победу падали еще ниже прежнего значения. Как вдруг пыл битвы прервало лошадиное ржание и стук копыт, небывалая радость тут же нахлынула волной. Тем не менее, из-за той же пихты вышла далеко не подмога — это был вершник, судя по одеяниям, из разбойничьей гильдии. Из-за его спины также выскочил человек в колдовских одеждах, судя по всему, именно он укротил демона, иначе не объяснить, почему тварь, поджав хвост, тут же метнулась к хозяину. Теперь уже точно можно было сказать — дни сочтены, и не зря «любопытство погубило кота». Где-то в закромах сознания еще вертелась надежда на то, что вот-вот подоспеет подмога, или разбойники на самом деле не собираются вступать в бой. Однако это лишь тщетные попытки отчаянной души удержаться на лодке жизни, которые вскоре смываются накатившей волной, стоит заклинателю поднести руку к толстой книжонке, провести лазурным сияющем камнем на перстне и вскоре лозы-путы окончательно сковывают тело невинной жертвы, оказавшейся в неправильном месте. Всадник в маске слез с вороного коня, медленно приближаясь к девушке, пока попутно рогатая тварь ликующе выла и заливалась даже каким-то подобием маниакального хохота. Человек опустился перед Юнь Цзинь на корточки, на нем красовалось разбойничье одеяние, лик скрывала гипсовая маска с неразличимыми чертами, за пояс крепилась голубая метелка из конского волоса, а на черных кожаных перчатках остались остатки гнойной пены; судя по всему, мародеру также не удалось поладить с собакоподобным зверем. Если судить по росту, то, скорее всего, незнакомец был мужчиной. — Страшно? — стоило неприятелю подать голос, певицу тут же бросило в дрожь, такой тон отдаленно напоминал игру хищника с напуганной добычей, дергающего за ниточки и так чуть ли не выскакивающего из грудей сердца своими ложными и такими ненужными речами, что в любом случае закончатся перерезанной глоткой. И тем не менее, человек говорил спокойно, хрипло и сипло, будто это был не его настоящий голос, а искаженная фальшивка. — Я думаю, нетрудно догадаться, — пытаясь не подавать агрессивного виду, отчеканила мисс Юнь. Как-никак, у нее есть еще шанс выбраться из плена целой и невредимой, и язвительные высказывания только подольют масла в огонь. — Не бойся, — ответил незнакомец абсолютно безэмоционально. Это уже звучало как издевательство, хотя в голосе не было ни капли насмешки. И в правду, чего же бояться? Всего-то связана магическими лозами, а перед тобой находится неизвестный мародер, а так же его дружок-колдун и бешеная псина, которые сильнее тебя? Обычная ситуация, нечего бояться. Эти два слова звучали так абсурдно и просто смешно, что девушка в самом деле не знала, смеяться ей или плакать, и на деле она оставила на лице бесстрастное выражение. — Я прошу прощения… — слова давались тяжело, просто потому, что не известно, с какой прытью неверная фраза приведет в губительное движение руки разбойника. — …но мне трудно Вам доверять. Незнакомец промолчал, и как назло, скрывающая лик маска с каменным лицом не давала хотя бы поверхностно оценить его помыслы. В этой испытывающей, натягивающей, словно струну, тишине и бездействии, казалось, было отчетливо слышно хаотичный стук сердца, больше похожий на стук копыт бегущей лошади. И больше всего мучило непонимание, что будет дальше и чем это закончится. Но переломный момент всё же настал, и человек, отводя голову, потянулся рукой к своей гипсовой маске, неторопливым движением снимая ее с лица. И… увиденное, конечно, вызвало у Юнь Цзинь непроизвольный «ох!», широко распахнутые глаза и целый спектр эмоций. Мародер оказался женщиной(что и объясняет «фальшивый» хриплый голос), да еще и кем! Иссиня-белые волосы, словно заиндевевшие ветви ели, выглядывали из-под капюшона, а некоторые пряди опали на плечи, полившись застывшей ледяной рекой. — Теперь не боишься? — Это прозвучало без насмешки, с искренней нежностью и вопиющим вопросом; теперь голос человека не был симфонией стервятников и одинокого ветра на пустыре, это была мелодия раскалывающегося льда, под толстым слоем которого таилась нежность и тепло, скрытые от мира и совсем не притворные. Она звучала как вдох морозного воздуха после скитаний в пустыне, словно ключ свободных журавлей. Эти три слова слетели с, чуть приоткрытых, подобных двум лепесткам цветка яблони губ, а уголки рта на белоснежном утонченном лице на секунду поднялись. Хотя, возможно, просто показалось, экзорцист улыбалась очень редко, будто случайно, и каждый раз, когда такое знаменательное событие случалось, Юнь Цзинь отписывалась в записной книжке об этом. Это была седьмая, такая мимолетная и чарующая улыбка, словно редкое явление на небосводе. — Нет, Шэнь Хэ… — заливаясь багровой краской, промямлила певица. Конечно, трудно бояться, когда рядом с тобой оказывается кто-то, кто готов использовать свои силы для того, чтобы защитить тебя, а не наоборот. — Я рада, что сейчас встретила именно тебя. В ответ белокурая копейщица, не отводя взгляда ледяных глаз от собеседницы, приглашающим жестом протянула ей руку. Тут же повисло неловкое молчание, не сразу разрушившееся от поданного мисс Юнь голоса. — Шэнь Хэ… — тихо хихикнув, девушка перешла на чуть ли не игривый шепот. — Я тут немного связана. — Ох… Прости, это было лишним, — экзорцист отстранилась, подавая простым жестом напарнику сигнал снять путы. Заклинатель, кивнув, вновь провел по строчкам перстнем, сияние лазурных лоз поблекло, а вскоре они и вовсе исчезли, словно пряча свои стебли от пожирающего холода. После этого Юнь Цзинь, выдохнув, отряхнула с подола платья и рукавов пыль, а вскоре и, лучезарно улыбаясь, приняла руку своей спасительницы. Когда обе подвелись, их разница в росте мгновенно стала заметной — глаза певицы были на уровне плеч Шэнь Хэ. Тем не менее, это помогало девушке всегда чувствовать этот легкий исходящий от неё аромат горных цветов, приводящий в чувство и прямо-таки дарующий спокойствие. — Прости за плащ, — сухо молвила экзорцист, взглядом указывая на валяющуюся кучку ткани, что до встречи с собакоподобной тварью было тем самым походным плащом. — Ничего страшного, плащ — не рука. — Плащ и в самом деле не рука… — с до абсурда серьезным лицом ответила копейщица, от чего ее спутница мигом прыснула со смеху. Шэнь Хэ действительно не понимала некоторых тонкостей жизни в обществе, и с трактовкой выражений у нее тоже было плохо. — Ха-ха, извини, просто я не то имела в виду! Понимаешь, когда я говорю «плащ — не рука», это значит, что потеря не так уж и велика, могло быть хуже. — Мгм… — выражение, оценивающим взглядом сверлящее Юнь Цзинь, сделалось еще раза в два серьезней, будто на подготовке к испытанию, что решит всю её будущую жизнь. И, судя по дальнейшим действиям, светловолосая совсем не слушала, а рассматривала поблекшее от пыли лицо. Рука, предварительно освобожденная от грубой перчатки, без разрешения потянулась к спутнице, и аккуратным движением пальцев стерла со щеки серый след. От неожиданности певица прямо-таки застыла, точно каменная статуя, живость которой выдавали только стремительно меняющие свой цвет щеки. Воительница приблизилась до дискомфортного расстояния, равного практически ничему, пристально разглядывая мисс Юнь, которая специально пыталась отвести взгляд алых, точно то скрывшееся за горными пиками солнце, глаз как можно дальше. Тем временем Шэнь Хэ это нисколько не смутило, и она так же удрученно продолжила очищать лицо, и только когда оно снова приняло свой обычный вид, убрала руку, оставив спутницу всё в том же оцепеневшем виде. — Так гораздо лучше, — кивнула экзорцист, явно довольная своей работой. — Совсем забыла спросить главное: что ты тут делаешь? — Я..э… — всё еще не отойдя от внезапного близкого контакта мямлила певица, после чего отряхнулась и всё же, откашлявшись, приняла более серьезный вид, хотя в сердце всё еще бушевал шторм. — Ты разве не слышала про решение Императрицы? И вот в соревновании по неловким ответам Юнь Цзинь получает 1:2. — Ах, да… Ты же не могла слышать, — улыбнулась девушка, убирая руку за затылок. — В общем, столичный чайный дом расформировали, и наша труппа отправляется в провинцию. — Очень жаль, что так произошло, — копейщица прикрыла глаза. — А в лесу в полном одиночестве ты что ищешь? — Это? Мы остановились в монастыре для смены осей в колесе, я просто решила прогуляться, но всё пошло не по плану. — Тогда может вернешься? Подозреваю, что если тебя не обнаружат на месте, то поднимут шумиху. Певица опустила взгляд в пол. Да, нужно было возвращаться в келью, впереди еще долгий путь, но… Они с Шэнь Хэ так давно не виделись, и вот так просто снова расстаться, не рассказав обо всём произошедшем и том, что засело в сердце тяжким грузом, слишком жестоко. Жизнь меняется, и эти изменения трудно держать в себе, ведь они подобны неприятному осадку, который необходимо вывести. А что так не успокаивает, как простая беседа с близким человеком? К тому же, у Юнь Цзинь оставались вопросы, и поэтому она, вздохнув, наконец приняла своё, пусть и спонтанное, но решение. Может она и пожалеет о нем, но это будет того стоить. — Я пока не хочу возвращаться. — Почему это? Тебя ждут в монастыре, о тебе будут беспокоиться и пытаться найти. И я тоже о тебе беспокоюсь, — чуть наклонила голову, словно глупый непонимающий щенок, заслышавший неслыханный ранее звук, Шэнь Хэ. — Да, я понимаю, но… Но мне трудно принять новую реальность. Перед уездом мне пришлось попрощаться много с кем, и так и не удалось попрощаться с тобой, Шэнь Хэ. Даже если меня будут искать, я не хочу продолжать путь к своей новой жизни, пока не пробуду достаточно времени с тобой! — выпалила всё на одном дыхании девушка, нетерпеливо дергая себя за рукава. — Если ты так решила, то будь по-твоему. Только позволь отправить хотя-бы кого-то оповестить твоих спутников, — экзорцист, скрещивая руки на груди, демонстративно глянула в сторону всё это время молчавшего заклинателя, что держал за повод из лазурных нитей злобно хрипящего демона. — Давно пора было сказать, что собираешься от меня избавиться, сестрица Шэнь, — хмыкнул мужчина в колдовских одеждах, ловко заскочив на покинутого «разбойником» коня и, обращая огрызающуюся тварь в крошечного мотылька, направился по скрытой во тьме тропе к храму. — Раз уж он ушел, то хотелось бы спросить… кто этот твой напарник? — в любопытстве наклоняя голову, прошептала Юнь Цзинь, подходя чуть ближе к спутнице, несильно дергая ее за капюшон походного плаща. — И почему ты в разбойничьих одеяниях? — Извини, Юнь Цзинь, но, ох… — вздыхая, девушка потерла переносицу. — Это очень долгая история и мне трудно об этом говорить, я не хочу тебя пугать, расстраивать и всё такое. — Шэнь Хэ, я понимаю, что твоя участь тяжела, но если тебя что-то тревожит, пожалуйста, не бойся мне говорить об этом, — с искренней нежностью пролепетала певица, даже как-то невольно приобнимая руку спутницы. — Я не знаю… Давай… Давай лучше сменим обстановку, недалеко есть покинутая кузница и по совместительству пристанище моего, кхм, «напарника», — немного смущаясь таким заботливым словам экзорцист, запинаясь, ведет спутницу вперед по горной тропе. Борясь со своими накатывающими волной чувствами, Юнь Цзинь опускает руку с плеч до ладони копейщицы, как бы ее не дурманило чувство, когда твои пальцы переплетаются с чужими. И не просто «чужими», эта ладонь всегда была такой холодной, и, тем не менее, самой теплой для темноволосой девушки. Стоило им взяться за руки, как любое смущение отступило, разливаясь по телу теплом и желанием не разрывать эту связывающую их нить никогда. — Как там твои пьесы? — подала голос экзорцист, заставив уже прикрывшую от счастья глаза спутницу охнуть от неожиданности. — О! — стоило белокурой напомнить о занятии всей ее жизни, как алые глаза тут же засияли, будто усыпанные росой цветы яблони под лучами солнца. Теперь оперную певицу не заткнуть уж точно… Шэнь Хэ легкой, почти не касающейся земли, поступью шла по тянущейся и петляющей, точно змей-охотник, тропе, ни на миг не отпуская руки Юнь Цзинь, будто боясь потерять ее, словно берегущий ценой всего свои сокровища дракон. Последняя же с невероятным восхищением удрученно рассказывала про сюжет, героев, реквизит и прочие закулисные подробности своей новой пьесы. Что-то во всем этом было знакомым жительнице Священных Земель, и не удивительно, ведь ее знакомая из столицы нечасто черпала вдохновение из ее жизни. Однажды она даже пригласила отшельницу на репетицию очередной работы, а прообразом главной героини оказалась сама Шэнь Хэ. Если бы ту пьесу сыграли бы без должных правок, зрителям пришлось бы выслушивать бесконечное восхищение Юнь Цзинь своим персонажем, сравнения ее с неприступными горами Священных Земель, любование ее привлекательной внешностью и душой с холодной стали… В ответ копейщица кивала, ловя каждое слово и, казалось, она должна вот-вот улыбнуться, радуясь за успехи спутницы, однако заместо уголков рта, эту нежность выдавал немигающий взгляд. Дорога привела в еще более темную рощицу, и экзорцист, поднося палец к губам, призвала темноволосую на время прервать свой рассказ, и, вытащив из секретного кармана под курткой, которыми так славятся одежды бандитов, какую-то бумажку, что в руках умелой заклинательницы обратились сначала голубым пламенем, а после — россыпью вылетевших из него сияющих огоньков-мотыльков, что мигом осветили путь. Певица не сдержала восхищенного вдоха и не могла отвести взгляда с полчищ голубых бабочек, точно звёзд на небосводе, что были порождены подобным чудом. Девушка совсем не боялась, что эти, кажущиеся на первый взгляд безобидными, крохи обратятся целым стадом из разъяренных демонов, нет, ведь созданное руками ее спутницы колдовство не может быть губительным, как бы это противоречиво не звучало в отношении вестника беды, ведь пока она ей доверяет, эти чудеса даруют лишь восторг и невольную улыбку. — Пожалуйста, продолжай, — очередной раз кивнула экзорцист, легким жестом напоминая о незаконченном монологе длиной в жизнь. — Конечно! — тихо засмеявшись от прикосновений мотылька к своим щекам, Юнь Цзинь продолжила вещать о всём, что только могло касаться ее будущего выступления. Сюжет петлял меж горных пиков, прокрадываясь к скрытым природой озерам, обращался отражением усыпанного звездами небосвода и в танце глади нырял в самые глубины водного пространства. Двое продолжали идти, так невинно болтая друг с другом, будто им и не придётся никогда расстаться. А это должно было произойти, ведь их жизни — точно две реки, что плывут по своим собственным путям и имеют своё течение, и им точно не суждено пересечься. Но зачем тратить драгоценные мгновения, проведенные вместе, на печальные вздохи о несправедливости судьбы? Жизнь скоротечна и тленна, и не должна быть заполнена терзающими сожалениями. Спустя время девушки поднялись довольно высоко, и дошли до небольшого уступа меж деревьями, с которого открывался завораживающий вид на раскинувшуюся перед горным хребтом Империю. Сквозь ночь были видны опустевшие рисовые поля, чернели кучерявые леса, до этого казавшиеся громадными холмы стали совсем крошечными, всё было как на ладони. На этом месте ветер с легкостью перебирал и игрался не скрытыми под плащом волосами и одеждой, холодок пронзал тело, но это определенно того стоило, вид поистине захватывал дух, отрешенный и нелюдимый. Певица опустилась на траву, устало вздыхая, как-никак, прошли они уже немалое расстояние, и это еще учитывая изматывающую драку с демоном. — Здесь холодно и, к тому же, опасно. Ты точно хочешь здесь оставаться? — в каком-то даже поучительном тоне произнесла экзорцист. — Конечно, ты еще спрашиваешь! Во-первых, отдых никогда не помешает, а во-вторых — просто посмотри на этот вид! — через плечо бросила темноволосая спутнице звенящим, точно колокольчики, голоском, попутно поправляя поднятую ветром прядь и указывая рукой куда-то вдаль. — Смотри, Шэнь Хэ, вон там видно столицу! С высоты она такая крошечная, будто до нее можно дойти и пешком. О, а там, еще дальше, видно море. Тут мы проезжали с труппой рядом с мелкой предгорной деревушкой. Какие же там приветливые люди! — не переставала восторженно разглядывать края вдали девушка. — Да. Очень красиво, — это прозвучало сухо, будто саркастично, но Юнь Цзинь точно знала: ей действительно нравится этот пейзаж. — Но мне бы всё же хотелось дойти до кузницы побыстрее. Не хотелось, чтоб ты замёрзла. — Ладно, признаю, тут в самом деле холодно, но… Я страшно устала, — тепло растягивая улыбку, молвила певица, будто усталость — нечто постыдное. — Тогда позволишь тебе помочь? — Помочь? Помочь в чем?.. Вместо ответа экзорцист перешла к конкретным действиям, опустившись на колени позади спутницы, после чего одной рукой аккуратно обхватила ее спину, а другой подхватила под колени. — Держись за мои плечи, Юнь Цзинь, — предупредила девушку Шэнь Хэ, наблюдая уже ставшую привычной реакцию на любое ее приближение — удивленное выражение и напрочь раскрасневшееся лицо. — А? Шэнь Хэ, тебе не стоит, я сама могу дойти! Тем более, я — далеко не самое легкое, что можно поднять. — Об этом можешь не беспокоиться, моей выносливости вполне хватит. — Если ты уверенна, то ладно — будь по-твоему, — певица, пытаясь не смотреть в глаза спутнице, взялась за ее плечи, — Но не пересиливай себя. Экзорцист осторожно подняла с земли девушку, прижимая еще ближе к себе, дабы точно не выпустить из рук, и продолжила путь по горной тропе, сопровождаемая всё той же стайкой голубых мотыльков. В теплых объятиях Шэнь Хэ, словно в каменной крепости, они как никогда успокаивали и чуть ли не окунали в забвенный сон. Певица опять думала о том, как изменится ее жизнь, начиная с того, что ей придется попрощаться с многими знакомыми из столицы и заканчивая тем, что провинциальной труппе скорее всего не получить большого признания. Разглядывая в просветах меж деревьев едва видимые пестрые городки и, опершись щекой о плечо спутницы и нервно болтая ногами воздухе, она вспоминала о полной гула толпы испещренной различными лавками столице, в ночное время утопающей в золотом свете фонарей. Это не хуже провинции, что не переполнена шумом повозок, но что, кроме столицы, дарит перспективное будущее в Империи? Где, как не в столице, живет отец Юнь Цзинь, все ее знакомые и друзья? Пытаясь тщетно убежать от навязчивых мыслей, девушка сильнее прижимается к спутнице. Тем временем они уже почти дошли, за вереницей столбов виднелось небольшое деревянное здание, к которому и вела эта слегка заросшая тропинка. — Почему кузница вообще находится в такой глуши? — наконец подала голос певица, отлепившись от чужого плеча. — Во-первых, чтоб не случилось таких ситуаций, как у вас. А во-вторых — не все клирики так безобидны, и когда-то при местном храме была гильдия, основное занятие которой было тем же, что у меня — уничтожение демонов. — И… как я понимаю, ее расформировали? — Всё именно так. Кузница брошена уже давно, но простое колдовство легко вернуло ему уют, так что о комфорте можешь не беспокоиться. В ответ темноволосая лишь кратко кивнула. Вот двое уже оказались у дверей простого здания, экзорцист аккуратно опускает на землю спутницу и приглашает зайти. Внутри царила уютная атмосфера, в очаге полыхал огонь, чей свет освещал комнату, пахло опилками и раскаленной сталью, что пусть уже и не отбивается искрами от наковальни, но по крайней мере, оставила по себе память о деле кузничного мастерства. Возле печи стояла небольшая чугунная посудина, от которой исходил очень странный едкий запах, а в углу помещения стояла не вписывающаяся, но удобная циновка. Шэнь Хэ села в довольно широкое(достаточно, чтоб поместиться в него двум людям) кресло рядом с печью, подзывая спутницу сесть рядом, что последняя и сделала. Находясь так близко к девушке, Юнь Цзинь как обычно раскраснелась, но не встала, напротив — исходящее от экзорциста тепло манило, и ей хотелось приблизиться еще сильнее. И еще, и еще, пока белокурая не заключит ее в свои объятия, позволяя вдохнуть чарующий аромат ее волос, будто сам петляющий среди гор ветер, и прислониться к ее телу, не желая отпускать. И так и случилось, певица даже не поняла, как невольно положила голову на плечо спутницы, а в реальность ее вернуло движение ее рук, заскочивших за спину и приобнявших девушку за талию. Видно, что, в отличии от своей гостьи, для нее, живущей вдали от цивилизации, не существовало рамок в плане личного пространства, и человеческие законы были для нее равны животным. Глава чайного дома слегка вздрогнула, и решила перевести внимание на странный чугунный котелок возле печи. — А… Это что такое? — Это? Это суп, — невозмутимо ответила копейщица. — … — темноволосая не знала, смеяться ей или плакать. — Не хочу тебя обидеть, но… это точно суп? — Я запомнила твои прошлые наставления. И постаралась приготовить как можно более аппетитный суп. И в самом деле, в прошлый раз когда они виделись, то после выступления их прогулка привела к тому, что Юнь Цзинь отчаянно пыталась научить Шэнь Хэ готовить что-то кроме нарезанных стеблей цветов. Конечно, ей хотелось бы увидеть плоды своего учения, но что-то ей подсказывало, что они уже оказались не самыми удачными. Тем не менее, певица не могла не поддержать свою ученицу в готовке и ее энтузиазм, пусть это и станет не самым приятным решением в отношении желудка. — Хорошо, если ты уверенна, что это суп, то могу ли я его попробовать? — Он еще не готов. — Жаль, а когда… Не успела она договорить, как экзорцист подвелась с места и достала из какого-то мешочка охапку травы, которую отправила в булькающую зеленую жижу, что, по словам автора, была «супом». — Теперь готов. Темноволосая мигом пожалела о своей инициативе. Тем не менее, пиалу с «кушаньем» она приняла. Раз уж идти до расстройства желудка— то идти до конца! На вкус блюдо было отвратительно. Ладно, если бы это был просто бульон с травой, но он был невыносимо горьким, не исключено, что туда забросили с кило цветов. Юнь Цзинь повернулась к спутнице, отчаянно пытаясь натянуть на печальнейшее лицо улыбку, ведь сама Шэнь Хэ наблюдала за ней, как ожидающий похвалы щенок или ребенок, подаривший матери подарок на праздник, чуть наклонив голову. Когда девушка так мило смотрит, певица просто не может сопротивляться или возражать, а тем более как-то ее обидеть. — Знаешь, вполне неплохо… — Повторить? — девушка мигом подвелась, прямо-таки светясь от счастья и направляясь к котелку за новой порцией. И как после такого говорить, что это самое ужасное, что она когда-либо ела? — Нет-нет-нет! Не надо! — темноволосая хаотично замахала руками, призывая остановиться и не довести до катастрофы. — Кхм, понимаешь… неплохо — это не предел совершенства, тебе стоит еще практиковаться. И, пожалуйста, не надо добавлять так много цветов и травы… — Хорошо, я обязательно учту, — не переставала сиять от радости «щенок-переросток». — А пока, кхе, давай лучше ограничимся, кхе-кхе, простым чаем… Местный лес обиловал целебными травами, а потому вопрос чая решился быстро, вот уже горячий напиток оказывается в небольших деревянных чашках, а вскоре теплый пар уже окутывает лицо Юнь Цзинь, и та подносит незамысловатое изделие ко рту. Гораздо лучше супа из травы, особенно после прогулки по холодному горному пику. Девушка повернула взгляд к своей спутнице, и сердце невольно сжалось от созерцания ее прекрасных черт лица, освещаемых светом от очага. Ей не хотелось мучить ее допросами, но вопрос про то, почему она вообще в разбойничьих одеяниях, и то, как белокурая пыталась уйти от ответа, не давали покоя. Певица чувствовала, что ее что-то гложет, и желание помочь билось запертой в грудной клетке птицей, что жаждет вырваться на волю. Девушка вновь положила голову на плечо спутницы, пытаясь как можно невинно смотреть ей в глаза. — Шэнь Хэ… Извини, что снова поднимаю этот вопрос, но не могла бы ты всё-таки рассказать, что за «долгая история», пожалуйста? Я действительно хочу помочь, чем смогу, хотя бы тем, что выслушаю то, что тебя беспокоит. — Нет. Я боюсь, — покачала головой экзорцист. — Чего? Я же не кусаюсь! Что бы ты не рассказала, я не изменю своё отношение к тебе ни за что. — Я боюсь обратного — что ты его изменишь. Я не хочу, чтобы ты от меня отвернулась, — копейщица отвела взгляд, боясь снова встретиться с этими полными нежности глазами. — Что измениться, если ты будешь скрывать это? Я не то, что не отвернусь от тебя, я сама боюсь того, что мне придется тебя покинуть. — Точно? — Точно! — Ладно. Я объясню: не всегда удается подавить силу так называемого «вестника бедствия», эффект нитей, конечно же, не совершенен, везде находятся бреши и изъяны. Мой «напарник» — направлявшийся через Священные Земли к провинции заклинатель, которого разбойники застали врасплох на перевале. Я в этой истории — абсолютно ни к чему не причастный свидетель, а при том именно в этот момент меня охватило сопереживание. Я думала о том, почему этот мир живет по таким законам, почему эти люди — неотъемлемая часть этого круговорота, и кем в нем являюсь я. Почему так произошло? Почему это меня забеспокоило? Почему мне важна судьба незнакомца? Ни на один из этих вопросов я не могу ответить. Возможно, что я просто постепенно становлюсь обычным человеком, с обычными мыслями и желаниями, а возможно, это стало результатом какого-то темного колдовства, но эти догадки не изменят того, что уже случилось. Весь загон мародеров вырезан. Я даже не смогу четко вспомнить, что конкретно произошло, и это пугает меня больше всего. Ведь если бы на их место оказался кто-то другой? И худшим случаем могла быть ты. На каких-то пару мгновений повисло мучительное для обоих молчание. Ладони Юнь Цзинь сжали подол платья, пытаясь хоть как-то успокоить бушующий внутри шторм. Она знала, что рано или поздно эффект подавляющих нитей сойдёт на нет хотя бы на какое-то время, но почему-то эти мысли не наводили никакого ужаса. Сам факт того, что Шэнь Хэ может ей навредить не укладывался в голове и казался невозможным, особенно учитывая то, как рядом с ней легко. Упади на них сейчас глыба — не пострадают. Однако певица никак не могла сформулировать это, ровно как и не могла объяснить собственные чувства. — Шэнь Хэ, меня это нисколько не пугает. Перед тем, как случилось… то, что случилось, твой гнев появился не из ниоткуда. Ты сама сказала, что он был направлен на бешеный круговорот жизни, на твою судьбу и бесчеловечность тех мародеров, — постепенно речь девушки, вместе с действиями, стала уверенней, и та позволила себе, глядя спутнице в глаза, обнять ее за плечи. — Я понимаю, что всплески эмоций тебе кажутся странными, но для простых людей это совершенно нормально. Какие бы тебе не давались прозвища «вестника бедствия», ты всё еще человек, какими бы кандалами не была скована. Правда, результаты твоих чувств действительно неправильны… Но я хочу сказать, что я не боюсь, что ты направишь свой гнев на меня, потому что я доверяю тебе. Но я хочу, если ты мне позволишь, помочь тебе справиться с этой проблемой чем только смогу. Экзорцист не ответила, судя по ее взгляду, чувства бушевали в ней прямо сейчас, среди которых была благодарность и понимание, которые проявились притягиванием спутницы ближе к себе, после чего та уткнулась ей лицом в плечо так, как только им позволяла разница в росте. — Спасибо, — прошептала Шэнь Хэ, наконец отлепив лицо от того несчастного плеча. — Я в самом деле не знаю, как выразить тебе благодарность за всё. — Тебе вовсе не обязательно меня благодарить, — тихо засмеялась певица в ответ. — Достаточно побольше обнимать! Прислушавшись к совету, копейщица притянула спутницу еще ближе, до гораздо более некомфортного расстояния. Тут уже чайник(то есть Юнь Цзинь) окончательно закипел, тем не менее, она не отстранилась. Может поведение ее спутницы и было иногда абсурдным, это было по-своему прекрасно, опять же, будто обучение глупого щенка. Вот только перед ней находится не такая уж и глупая, просто не привыкшая к обществу, девушка. Наблюдая за тем, как она постепенно вливается в этот бесконечный поток, собственное сопротивление всем невзгодам, что возникают на тернистом жизненном пути, становится сильней. Ты не просто ведешь ее за руку, нет, вы идете вместе, трудно даже понять, являетесь ли вы отдельными частичками потока, или одним целым, настолько велико это взаимопонимание и поддержка. Всё это не покидало Юнь Цзинь, когтями вцепившись в сердце, ей не хотелось покидать Шэнь Хэ, а идти по этому пути, подобному каменистой горной тропе, вместе. Эти мысли было трудно держать в себе, и вскоре они вырвались из клетки, точно потревоженные вороны. — Шэнь Хэ… Честно, я не знаю, как тебе это сказать. Понимаешь, я уже говорила, что еду в Провинцию, и что мне пришлось попрощаться с многими дорогими мне людьми? Может еще чуть-чуть, и я бы смирилась и с тем, что мне придется покинуть тебя, если бы не проведенный с тобой вечер. Мне слишком трудно тебя отпустить, ведь от тебя я даже не смогу получить письма! Может мне и придется с этим смириться, но я должна хотя бы рассказать тебе о том, что меня беспокоит. Шэнь Хэ, я хочу всегда идти вместе с тобой, быть твоей опорой и под твоей защитой, — на одном дыхании пролепетала певица, всё никак не решаясь выдавить из себя главное. — Проще говоря… Проще говоря… Проще говоря, я люблю тебя. В ответ экзорцист в своей привычной манере наклонила голову, будто не совсем поняла сказанное. — Знаешь, для меня это кажется таким непонятным… Нити якобы не позволяют мне проявлять эмоции. Но в то же время, я могу дорожить кем-то, я беспокоюсь о ком-то, для меня была важна моя наставница, и для меня важна ты. Возможно, я действительно самый обычный человек, и ровно так же могу кого-то любить. Поэтому… хочу сказать, что чувствую к тебе то же самое. Я хочу следовать за тобой, — в этот момент на лице вырисовалась искренняя улыбка, прекрасней всех предыдущих, словно теплые ветра. Была бы у Юнь Цзинь с собой записная книжка, она бы точно в ней отписалась. Ну, а если быть точнее, то она бы нервозно вычиркала всю страницу. Где-то в глубине души певица знала, что ответ будет подобным, хотя сомнения и терзали душу мыслями о том, что Шэнь Хэ, щенок-переросток, просто не осознает неоднозначность своих действий. Девушку действительно переполняло счастье от этих слов, они давали надежду на то, чтобы увести в свою новую жизнь хоть что-то полюбившееся старое, что сердцу так яростно не хочется отпускать. Что теперь? Они поедут в Провинцию вместе? Это было бы замечательно во всех отношениях, ничто так не сплотит с народом, как помощь в сборе риса где-то в далекой деревушке, это точно поможет экзорцисту влиться в общество! Пусть со старой жизни не удастся забрать всё то, что осталось в столице, то удастся всё-таки взять у гор то, чего они никогда не отдают. Эта радость переполняла Юнь Цзинь, и та не знала, куда ее девать, потому она решила поделиться ею со спутницей, переложив ладони с плеч на ее белоснежные щеки, после чего притянула ближе к себе. Когда ее лицо находится так близко, дыхание сбивается, а сердце прямо-таки выскакивает из груди, когда из приопущенных век, обрамленных в трепещущие, словно крылья мотылька, серебристые ресницы, тебя сверлит этот манящий теплый взгляд. Певица, будто сама не осознавая своих действий, прикоснулась губами к Шэнь Хэ, медленно целуя их, словно ветер, тревожащий гладь воды, эти мягкие нежные лепестки. Спустя пару мгновений она тут же отстранилась понимая, что всё происходящее вполне реально, а не результат мечтаний в царстве грез, где можно позволять себе невиданную ранее уверенность. Можно ли так просто брать и вторгаться в личное пространство девушки? Ответ последовал за очередной волной смущения. Нет, конечно же нельзя. Тем не менее, сама экзорцист не возмутилась, лишь коснулась пальцами своих потрескавшихся губ. — Это тоже своеобразное проявление любви? — Ну… — не знала, куда деваться темноволосая. — Да… — Это значит, что я могу повторить? — девушка подвинулась ближе к спутнице, положив ей руки на талию и усадив себе на колени — ??? — тут уже Юнь Цзинь совсем не знала, что делать со своим напрочь раскрасневшимся лицом. Заместо объяснений копейщица своими губами накрыла чужие, одаряя спутницу мягкими и сладкими поцелуями, после чего в нетерпении прикусывая. Певица, утопая в нежности, подаренной ей возлюбленной, схватилась за ее плечи, и решила взять инициативу на себя. Девушка продвинула язык вглубь рта, соприкасаясь им с Шэнь Хэ, что была поначалу сбита с толку таким действием, но после пошла по течению, повторив действия спутницы. Вскоре они всё же отстранились друг от друга, тяжело дыша. — Шэнь Хэ… — прошептала темноволосая, целуя девушку в щеку и зарываясь в ее белесых волосах, пока она аккуратно поглаживала ее по голове. — Я вижу, что ты очень устала. Целый день в поездке, так еще и дважды попала в передрягу, — выдохнула экзорцист. — Я так понимаю, возвращаться к кельям ты не собираешься? — Конечно же нет! — игриво хихикнула Юнь Цзинь, подергивая спутницу за косу. — Я буду спать с тобой. — Со мной не удастся, а вот здесь — пожалуйста. Нужно же кому-нибудь следить, чтоб собакоподобная тварь не украла твоё одеяло, пока ты спишь. А защищать тебя — это уже, можно сказать, мой долг. — Ну, ты же спишь в принципе? Если моё присутствие тебе мешает, то я просто могу вернуться в кельи! — Нет, вовсе нет. Я не против, чтоб ты была рядом. Даже не так, мне от этого спокойней на душе, и меня это совсем не утруждает. — Если ты так говоришь, то хорошо. Ты не против, если я лягу спать прям сейчас? — Конечно нет. Отдохни. Певица, спрыгнув с кресла, от усталости опять свалилась лицом на циновку, уже не такую удобную, как в кельи, но от нее веяло едва ощутимым запахом Шэнь Хэ, от чего уголки рта девушки невольно поднялись. Тем временем «щенок-переросток», пытаясь не тревожить спутницу(знала бы, что она вряд ли сегодня заснет после случившегося), накрыла ее теплым хлопковым одеялом, после чего села на угол кровати. Руки копейщицы прямо-таки тянулись погладить укутанную одеялом девушку, но нельзя. Похоже, что они поменялись ролями «глупый щенок/неловкий хоязин» на неопределенное время. Экзорцист долго думала о том, что вообще с ней происходит, всё никак не вставая на обещанную охрану кузницы. Ей просто были чужды мирские желания и чувства, она никогда не думала, что подобное может с ней случиться. Она никогда не думала, что какая-то юная оперная певица сможет так овладеть ее сердцем и душой. Шэнь Хэ всегда суждено нести за собой бедствие, это пусть и давало миру равновесие, но не самой ей, ведь умертвленные люди — тяжелое бремя, что отягощает эту и так нелегкую ношу, не давая следовать по жизненному пути с уверенностью. Она никогда не думала, что найдет человека, которому ее деяния не несут вреда, а напротив — радость. Она никогда не думала, что может сделать кого-то счастливым. Белокурая вздохнула, взглянув на лицо ее спящей возлюбленной и, так ненавязчиво, как только можно, поцеловала ее в лоб. — Спокойной ночи, Юнь-Юнь. *** Копейщица стояла возле кузницы скрестив руки, немигающим взглядом сверля небосвод, усыпанный мириадами звезд. Слышится стук копыт и пыхтение лошади, а вскоре она останавливается рядом, и человек в колдовских одеяниях выходит к своей напарнице. — Как там твоя подружка, сестрица Шэнь, нагулялись? — хмыкнул мужчина, демонстративно поправляя шляпу. — Она внутри, — «сестрица» указала головой на здание позади себя. — Вот как, ты ее теперь как в темнице держишь? Ее друзья были, кстати, не очень довольны моему приходу. Этим ребятам с храма реально стоит пополнить словарный запас, а то всё «еретик» да «еретик»! У меня вообще-то имя есть! — Недовольны? — Ну, им не понравился я. После получаса объяснений до них дошло, что я не грабить их пришел. Ах, клирики такие занудные! В общем, они еще и подумали, что я твою подружку украл для своих потребностей! Чего надумали, я же у своей спасительницы девчонку не украду, хе-хе. — Так они поняли, что ты не желаешь им вреда, и что Юнь Цзинь в безопасности? — Не сразу! Я им рассказал про тебя, и всё такое… не поверили, заразы. Пришлось сказать прямо: пошла ваша певичка на свиданку с местной отшельницей. — … — Не смотри на меня так! Вы разве не на свидании были? — Ладно, донес — уже хорошо. Раз уж вернулся, то… — Не волнуйся, не волнуйся, я оставлю вас с подружкой наедине! — … — Ладно-ладно, больше не буду так шутить! Но у меня всё еще есть дела, хотя бы с этим неугомонным демоном, так что я просто могу помочь тебе поставить барьер и уйти. — Шути как хочешь, я тебя не ограничиваю. Барьер я смогу поставить сама, а ты можешь идти. — Подожди, тогда почему ты всё это время тут стояла? — Хотела, чтоб твой приход ее не разбу-… Я вижу по твоему лицу, что ты собираешься опять «пошутить». — Честно, последний раз! Ладно, сдержусь. Тогда я ухожу, удачи тебе! — Взаимно. *** Девушка осторожно приоткрывает дверь, заходит в кузницу и подкрадывается к небольшому ящику возле циновки, после чего скидывает плащ и стягивает остальные предметы одеяния плута, оставив только льняную рубашку и штаны. В самом ящике также лежала ее повседневная одежда, которую она и надела, после чего бесшумно улеглась на кровать, даже не залезая под одеяло. — Шэнь Хэ?.. — сонно потирая глаза, промямлила певица, поднимаясь на локти. — Так старалась тебя не разбудить, и всё-таки разбудила, прости, — вздохнула экзорцист. — Даже спать не ложилась, чтоб мой напарник тебя не разбудил. — Это… было благородно с твоей стороны, но я и так не могла заснуть, — хихикнула Юнь Цзинь, прикрыв рот рукой. — … — Я так понимаю, ты всё-таки пришла, чтоб наконец-то лечь спать? — Да. И… ты не против, если я лягу рядом? — Только за! — девушка приподняла одеяло, позволяя спутнице пододвинуться к себе, после чего моментально заключила в объятия. — Спокойной ночи. — И тебе… *** В объятиях Шэнь Хэ спится просто отлично, желание вставать сходит на нет, и окончательно проснуться Юнь Цзинь заставляет осознание того, что ее рядом нет, только легкий холодок и аромат цветов на месте, где она спала. Тяжело разлепив глаза, девушка всё-таки вылезла из-под одеяла, и тут же нашла потерявшегося щенка — она сидела возле очага, склонившись над чугунным котелком, из которого опять исходил странноватый запах. Белокурая повернулась к источнику шуршащего звука и уголки ее рта слегка приподнялись. — Ты уже проснулась, Юнь-Юнь? — Угу… А ты, я так понимаю, готовишь завтрак? — Верно. Я опять учла твои пожелания. Меньше цветов и травы. Попробуешь? — Ну… — певица не знала, пожалеть свой желудок, или своего щенка-переростка. — Если не попробую, то не смогу сказать, куда тебе дальше стремиться. Давай! Прямо-таки сияя, экзорцист кивнула и налила в пиалу свой очередной «кулинарный шедевр», передав её спутнице. Теперь это был хотя бы не ведьминский яд, или «зелье», приготовленное ребенком из мыла и апельсинового сока, а просто не досоленный невкусный бульон без лишних ингредиентов. Желудок мог спокойно выдохнуть, в этом эпизоде его смерть не ждет. — Ну как? — Знаешь, намного лучше предыдущего, но… добавляй побольше соли. — Ага. — И, знаешь, суп — это не просто бульон, в него нужно что-то добавлять. — Ага. — Но не цветы, и не траву. Возможно, какие-то овощи… — Ага. — А так, вполне съедобно! — Я запомнила все твои наставления. Обязательно учту. Это не могло не умилять певицу, ведь перед ней точно щенок-переросток, виляющий хвостом, пытается всеми силами обрадовать хозяина. Не сдержавшись, темноволосая погладила «питомца» по голове, вызвав еще больше радости в светлых глазах. — Не хочу казаться навязчивой, но… когда ты собираешься пойти со мной? — посерьезнела Юнь Цзинь. — Боюсь, идти в храм с тобой — плохая идея. У тех монахов и так была бурная реакция на моего напарника, меня они просто не перенесут и испепелят живьем. — Шэнь Хэ… — Не переживай, вы можете ехать. Когда вы прибудете на место, я приду. — Ты точно знаешь, где меня найти? — Точно. Обещаю, я к тебе вернусь. Певица промолчала, после чего обняла спутницу и уткнулась в ее плечо лицом. Словно подстреленная птица, по ее щеке покатилась слеза, а за ней — еще одна, вскоре — и другая. Не важно, что ее ждет, главное — что рядом будет кто-то, кому можно полностью довериться. Удивительно, что Шэнь Хэ соглашается следовать за ней, отбросив прежнюю жизнь. Хотя сравнивать жизнь столичной оперной певицы и нелюдимой отшельницы, посвящающей себя убийству потусторонних тварей, невозможно. Конечно, экзорцист с радостью сбросит с себя путы вестника беды, без проблем покинет этот обветшалый сарай, который трудно назвать даже временным пристанищем, где приходится питаться травой и горькими цветами, а в воздухе постоянно висит темная аура, не знать даже, из какого куста выскочит очередное чудовище. Гораздо приятней жить в живописном провинциальном поселении рядом с близким человеком, который хотя бы накормит чем-то кроме сорняков. Юнь Цзинь вздыхает, понимая, что это точно правильный выбор, не иначе. — Я буду ждать. *** Повозка уже давно покинула Священные Земли, и двигалась по усеянной рисовыми полями равнине, где селяне усердно собирали урожай, время от времени махая конусными шляпами, пытаясь вызвать хоть какую-то прохладу под палящим полудневным солнцем. Вскоре дилижанс въезжает в само поселение, что выглядело явно скромнее столицы — простые домишки устроились на склонах гор; редко можно было увидеть двухэтажные здания; рядом проходила река, над которой свисали едва держащиеся веревочные мосты. И всё же — это еще был не сам городок, а только небольшое поселение, поэтому вопрос «а что вообще здесь делать прославленному чайному дому?» тут же отпадал. После часа езды, показались более оживленные улочки и массивные здания, а дорога уже была уложена брусчаткой, от которой стук копыт лошадей переходил в мелодичный цокот. Это больше было похоже на место, где может быть востребована их труппа. На первые дни они решили остаться в постоялом дворе, что было на удивление дешевым выбором. Из-за всего происходящего сама глава чайного дома давно забыла про свою незаконченную пьесу, и, конечно же, первым ее выбором активности стала прогулка и созерцание местной природы. Недалеко от городка, вдоль берега реки, рос бамбуковый лес, куда певица и направилась, остановившись на камне прям у мелководья. Озорные рыбки кружились под водной гладью, разноголосый птичий хор не утихал, а в воздухе едва чувствовался трепет крохотных крылышек золотистого мотылька, что опустился девушке прямо на нос, от чего та удивленно охнула, а после звонко рассмеялась. Предыдущий опыт научил ее не следовать за неизвестными бабочками, но эта точно выглядела безобидно, а от нее самой не веяло никаким колдовством. И потому Юнь Цзинь вновь отправилась в чащу за крошечным проводником. Завел он ее, к счастью, не в глухой темный лес, а на осветленную уютную полянку, наполненную благоуханием цветов, и стайкой разношерстных мотыльков, что принялись кружиться вокруг певицы, будто устраивая для гостьи представление. Однако идиллию прервали раздраженные голоса и шорох кустов, заставившие бабочек вроссыпь разлететься, а темноволосую напрячься и нервно схватиться за рукава. — Долго нам еще, кхе, идти? Ладно бы пошли нормальной дорогой, приодевшись купцами, но нет — надо пробираться сквозь чащи и реки. Я напомню, что последние заставили меня промокнуть до ниточки! У нас даже лошадь есть, всё прямо-таки просит нас пойти ПО ДОРОГЕ!!! — Ты же знаешь, что это всё равно опасно. В последнее время по отношению к так называемым «еретикам» обострилось натянутое отношение. — Да знаю я это. У них что, проблем в государстве мало? Расформировывать какие-то заведения, проверять прохожих на колдовские предметы — пожалуйста, а разрешать насущные проблемы — пусть сами люди разбираются! Я требую от правительства объяснений! Почему меня, заклинателя, очистителя мира от зла, должны так дискриминировать?! — Тише. — Сестрица Шэнь, я не могу молчать, когда из-за безответственного правительства я должен ломать с тобой ноги и мочить свою прекрасную одежду! — Тихо я говорю. Здесь кто-то неподалеку есть. — Да я уверен, что это просто белка. Не съест же нас белка живьём! А хотя… знаешь, белка может съесть нас живьем. — Шэнь Хэ! — вне себя от радости позвала певица, услышав знакомый голос. — Юнь-Юнь? — Что? Это кличка собаки? А, ой, это же твоя подружка! Эй, ты куда намылилась? А вдруг это реально собака! Ну, оборотень, имитирующий людские голоса! Нет? А вдруг! Подумай хорошенько! Ух, чертовы влюбленные… Вскоре из кустов вышла сама экзорцист, вся в листьях, пыли и насквозь мокрых ботинках, от чего Юнь Цзинь не знала: злиться ей на то, что девушка совсем себя не жалеет; умиляться тому, как она умудрилась пройти целую реку пешком; или просто радоваться тому, что она вообще нашла ее. И тем не менее, она просто бросилась ей на встречу и так сильно ее обняла, что сбила с ног и со смехом повалила на траву. Белокурая же схватилась за щеки спутницы и принялась ее расцеловывать, точно радостный щеночек. Следом вышел и грязный и мокрый заклинатель, цокающий языком. — Муравьям ваш акт любви не понравится, — покачал тот головой, и его появление тут же заставило обеих остановиться и смущенно отвернувшись друг от друга, встать с земли. — Эй, ну что вы так? Я теперь чувствую себя виноватым за то, что прервал долгожданную встречу! Кстати, вы не виделись буквально два дня… — Два дня только с момента прошлой встречи! А если считать дни, в которые мы не были вместе, с момента нашего знакомства, то их и не сосчитаешься. Поэтому нужно наверстать упущенное, — игриво хихикнула темноволосая. — О, ну тогда уйти — это уже мой долг! Так, подружка сестрицы Шэнь, где здесь ближайшая кормушка? — потер руки мужчина в колдовских одеждах. — Ну, я думаю, что людям в рисовых полях не помешала бы помощь в сборе урожая, и они очень добрые, поэтому… — Ой, да черта с два я после этих путешествий буду еще корячиться ради какой-то травы! — ...щедро заплатят за работу. — Так, я в деле, — заклинатель щелкнул пальцами и тут же помчался в сторону городка, на секунду остановившись. — Только если собираетесь «далеко заходить», то делайте это хотя бы не при бедных муравьях. — Далеко заходить? — в своей привычной манере наклонила голову Шэнь Хэ, пока ее крайне смущенная закрыла лицо руками. — Я… потом объясню… — Хорошо, — кивнула экзорцист, всё ожидая узнать, куда же они могут «далеко зайти». — Кстати, Юнь-Юнь, ты уже была в этом... городке? Тебе здесь комфортно? — Здесь очень хорошо. Но проблема в том, что мне стыдно перед тобой… — Что такое? — В общем, наша труппа временно поселилась в постоялом дворе. Я не ожидала, что ты придешь так сразу, так что учитывая то, что у тебя с собой ни копейки, тебе просто негде жить, не в собачьей же будке тебе ночевать. — Я изначально собиралась поселиться рядом с тобой и не важно, где именно. Почему я не могу жить с тобой, если ты платишь за комнату, а не за количество человек в ней? — Понимаешь, мне будет трудно объяснить, что у меня в комнате делает незнакомая девушка, которая не то, что незаконно там находится, так еще и экзорцист. — Тогда… тогда я могу поискать еще одну покинутую кузницу. Юнь Цзинь не знала, смеяться ей или плакать. — Я, пожалуй, попробую решить вопрос постоянного жилья как можно скорее, — вздохнула певица, потирая переносицу. — Больно осознавать, что тебе придется еще пару дней питаться супом из травы и спать в полуразваленных кузницах… — Мне не привыкать, — пожала плечами копейщица. — Я хочу, чтоб ты привыкла к нормальным условиям как можно скорее, Шэнь Хэ. Всё-таки я очень за тебя переживаю, — девушка обняла спутницу за талию. — Переночуй лучше со мной, я обязательно придумаю для тебя отмазку. — Хорошо, буду только рада. — Давай хоть вымоем и высушим тебя, а то совсем уже увлеклась путешествиями, — улыбнулась певица, демонстративно поправляя грязный и мокрый плащ спутницы. Вскоре обе скрылись за кустами, оставив стайку мотыльков беспечно порхать, сверкая чешуйками под солнцем. Где-то в Священных Землях еще неустанно хлестал нерушимые скалы холодный ветер, стая стервятников радостным криком сопровождает ослабленную истощенную добычу, а спустя время на небосводе вновь алое солнце освещает окаменевших гигантов.