Ещë один день

— 23:50… Констатирую смерть. Аппараты жизнеобеспечения больше не издают надоедливого писка, мозг больше не откликается на импульсы и организм умирает. Смерть человека. Смерть ещё не изучившего этот бренный мир ребенка, никого из врачей — реаниматологов не оставляет равнодушным. Ещё один неудачный день на смене. День, который Тигнари будет ещё долго вспоминать. Вспоминать, дрожать, посыпаться с криком и словно беспомощный, совсем не тридцатилетний врач со стажем, щенок, который не может спокойно отпустить ушедшие детские души. Документы заполнены, а в коридоре повисла тишина. Затишье перед бурей, ведь через пару секунд сердце очередной, обезумевшей от горя потери, матери — разрывается, уродуется от воплей и мольбы врачей сделать хотя бы что-то. Волосы темного каре пошатнулись и уже не соображающие родители с криками налетают на детского реаниматолога. Они визжат, рыдают, кричат так, что если бы у Тигнари были кошачьи уши, то они с точностью до миллиона сложились в трубочку и прижались к не уложенной после одиннадцати часовой смены прическе. — Мне жаль. Такое бывает. Мои соболезнования. По давно заученному тексту из сборника «Что делать если.», врач спешит покинуть свой пост. Оставив личные вещи, быстро переодевшись и сдав смену он покидает пропитанные слезами навещающих стены. Здесь, в реанимации — решаются судьбы, но иногда даже самые стабильные пациенты оказываются на пороге жизни и смерти. Тигнари ещё долгие годы будет винить себя в неудачах, в смертях и в том, что отказался учиться на стоматолога. *** — Нари, я дома! И в ответ тишина. Свет везде погашен, но стоящая в самой дальней полке обувь означала лишь одно — её хозяин снова погрузился в пучину своих переживаний. Каждый месяц. Из раза в раз Сайно находит Тигнари забившимся в угол дивана. Он поджимает ноги, искусывает губы в порыве избежания слез, но тщетно. Глухие всхлипы и нервные подергивания в одиночестве — все это преследует врача до последнего, пока любимый муж не появляется на пороге зала. Пакеты с продуктами остаются на кухне. Подполковник местного отделения полиции, уже давно знает что случилось и как с этим бороться. Очередная смерть юного создания — слишком больно ранит сердце, но если не Тигнари — то кто решится идти на такую профессию? Лишь идиот, который к сорока годам сойдет с ума. Сайно подползает к дрожащему врачу и укладывает голову на его исхудавшие коленки. — Знаешь, Нари. Я увидел на сайте одной клиники объявление. «Увеличение груди. Увеличение пениса. При заказе и того и другого — скидка» Тигнари выбивается из колеи отчаянного плача и в изумлении опускает взгляд на мужчину. — Мне письку, тебе сиську. — Улыбнулся Сайно так, что даже в темноте были видны его ровные тридцать два зуба. — Сайно. — Тигнари мотает головой и глухо смеется, утирая сопливый нос ладонью. — Ну как там обстановка в больнице? — Я… — Нездоровая. С самым серьёзным на свете выражением лица, Сайно приподнимается и оставляет невесомый поцелуй на ключице Тигнари, тянет к ним плед, как следует кутает своего любимого и садится рядом, обнимая ещё не собравшегося с мыслями парня, а точнее не парня… Рулетик из детского врача. — А еще говорят. Что у вас в больнице уролог хороший. Правда в спину целует. — Ты. — «Рулетик» расцветает и сквозь слезы начинает смеяться, пытаясь вытащить свои руки. Но вскоре он оставляет все попытки, ведь осознавая то, что пройдя через всю тяжесть своей профессии, он вернется домой, где всегда будет ждать любимый муж со своими тупыми (или очень даже смешными) шутками, которые будут длиться до самого момента спокойного сопения носиком Тигнари. Сайно посидит с ним в зале, а уже после предпримет «спасательные» меры и переместит спальное место из зала в комнату, где уже на следующее утро, вместо ожидания и страха ночной смены реаниматолога — будет горячий чай, яичница с грибами и блюдце ягод в постель.