Из уст в уста

-****! – выругался Майтимо, наступив на острую игрушку младшего брата и прыгая на одной ноге. Тьелькормо с круглыми глазами наблюдал за хаотичными передвижениями Рыжего. -Нельо, а что это за слово такое - ****? – заинтригованно спросил он. Майтимо вздрогнул, поняв, что натворил и присел на корточки перед младшим, состроив самое невинное выражение лица. -Как-как? Да нет же, Турко, тебе послышалось. Я совсем не то сказал. Игрушки, говорю, нынче хорошие. Убрать бы, чтобы не покалечился никто. А то, что ты услышал… да нет такого слова. Тьелькормо наивно кивнул и быстро убежал, пока брат всерьёз не припахал убираться. Впрочем, Майтимо было не до игрушек. Он кусал губы, переживая, как бы маленький Турко не ляпнул это слово при отце или матери. Тот вечер ничем не отличался от других. Майтимо только пришёл с гуляний и поднялся к себе в комнату. В доме было спокойно. Мама иногда негромко гремела чем-то на кухне, готовя ужин. Отец торчал у себя в мастерской, и носу оттуда не показывал. Макалаурэ тихо бренчал на лютне в саду. А Тьелькормо, по-видимому, пытался бесшумно подкрасться к певцу, чтобы незаметно его напугать. В любом случае, младший был где-то там, возможно, носясь вокруг деревьев от скуки. И Майтимо его прекрасно понимал, он сам готов был взвыть от безделия. Потому, немного подумав, он выглянул из окна и позвал Тьелькормо к себе. Он не успел отойти от подоконника, как шустрый маленький брат уже в восторженном ожидании смотрел на него от двери. -Ого, – прокомментировал Майтимо. – Турко, у меня есть к тебе предложение. В глазах ребёнка вспыхнул азартный огонёк. -Понимаешь, сейчас тебе могут дать почти всё, что захочешь. А мне – нет, – он вздохнул и сразу перешёл к теме. – Сходи к маме и попроси у неё варенья. -А зачем? – недоверчиво спросил Тьелькормо. -Я хочу есть, а до ужина ещё жить и жить. К тому же, скучно. Я уверен, варенье скрасит минуты ожидания. -Ладно, пойду скажу, чтобы она дала тебе банку, – мальчик пожал плечами и развернулся, чтобы уйти. -Нет-нет-нет! – вернул его Майтимо. – Турко, если бы всё было так просто, я бы и сам сходил. Но я позвал тебя. Тебе мама даст сладкого, но если ты попросишь для меня, то вернёшься с пустыми руками. Так что ты должен попросить для себя. Скажи, что голодный, что не ел варенья уже много дней , посмотри на маму жалостливо, ты же умеешь. Тьелькормо от него отстранился и покачал головой. -Я не хочу врать маме. К тому же, я вчера ел варенье. -Ну пожалуйста, Турко. Ну жалко тебе? -А ты со мной поделишься? – раздумывал мальчик. -Так ты же вчера ел! – возмутился Майтимо. -Тогда проси сам, – отрезал Тьелькормо. Нельяфинвэ не хотел проигрывать младшему брату. Раз он взялся вить из него верёвки, то надо закончить. Вдруг он вспомнил недавний инцидент и хитро усмехнулся. -Ну ладно, как хочешь. А я расскажу маме, что ты ругаешься. Для Тьелькормо это был удар ниже пояса. Он неосознанно открыл рот от удивления. -Но я же не ругаюсь! -Ругаешься, ещё как. Причём такими неприличными словами, что маме станет плохо, – абсолютно серьёзно заявил Майтимо. Ребёнок поражённо выдохнул весь воздух из лёгких и уставился на брата. Остро ощутив всю несправедливость этого мира, он обиженно засопел и через силу выдавил: -Ладно. Сейчас принесу. Нельяфинвэ ухмыльнулся и принялся ждать. Теперь он знал, как заставить маленького брата что-то сделать. Например, успокоиться и перестать носиться. Для личных целей Майтимо почти никогда брата не использовал. Иногда он просто не знал, как с ним справляться, ведь Макалаурэ был гораздо тише и спокойнее, и потому опыта в обращении с трудными детьми у него не было. * * * -Эй, Морьо, принеси-ка мячик! – позвал брата Тьелькормо, развалившийся на кровати. Карнистиро послушно принёс улетевший в коридор маленький мяч и ушёл обратно. Несколько раз отскочив ровно в руку Туркафинвэ от стены, мяч заупрямился и опять улетел куда-то в коридор. -Мооорьооо! – опять возопил Охотник. Мальчик уже десятый раз принёс игрушку брату и надеялся, что от него отстанут. На пятнадцатый раз он понял, что никто оставлять его в покое не собирается и потому воззвал к справедливости Тьелькормо. -Мне надоело бегать! Я устал! Это же ты его кидаешь, вот сам себе и приноси. Охотнику забастовка младшего явно не понравилась, поэтому он надавил на жалость ребёнка. -Ну Морьо, смотри, какой ты молодой, сколько в тебе силы. Другое дело я… Всё болит и разваливается. Суставы скрипят, ноги не держат, спину ломит, и голова кружится так, что боюсь спускаться по лестнице. Тебе бегать только полезно, а мне ещё, не дай Эру, лечиться придётся. Расчувствовавшийся до глубины души Карнистиро кивнул и убежал, а через пару секунд вернулся уже с мячиком. Однако ещё через двадцать пробежек Морифинвэ стал понимать, что ему становится всё равно, что там у кого болит. Потому он наотрез отказался приносить игрушку. Но и тут Тьелькормо не растерялся. Он отвернул голову к окну и всхлипнул. -Эх, Морьо… вот ты думаешь, что я издеваюсь над тобой. Да, пожалуй, так оно и выглядит. Но мало кто знает о моём сокровенном желании. Я так мечтаю о собаке… Мечтаю, что она будет по утрам облизывать мне лицо, везде меня сопровождать, выполнять команды и… бегать за мячиком. Моё сердце так этого жаждет, что я неосознанно стал заставлять делать это тебя, а ведь ты не собака. Прости, я плохой старший брат. Он свернулся в клубочек и с минуту не шевелился, лишь иногда горестно вздыхая. Карнистиро не знал, что делать, потому просто в который раз притащил мяч. Тьелькормо долго отнекивался и просил унести его обратно, ведь он не достоин такой преданности. Но в конце концов благодарно улыбнулся и принялся опять кидать его об стену. -Морьо? -Я не побегу, – строго ответил он на не прозвучавшую просьбу. -А я и не хотел, чтоб ты бежал. Давай наперегонки? -Докуда? – обрадовался Карнистир. -Хм… – задумался Тьелькормо. – Ну, например, до мячика. -Давай. Ты встаёшь? -Да я успею. Прямо с кровати побегу. Давай. Раз. Два. Три. Вернувшийся Морифинвэ с мячом в руке начал что-то подозревать, увидев всё также валяющегося на кровати брата. Ещё пять марафонных забегов спустя он окончательно всё понял. Он уже не срывался с места на счёт «три». Он рванул только тогда, когда брат спустил ногу с кровати. Но увидев эту же ногу в том же положении по возвращении, он громко возмутился и умчался подальше от задорно смеющегося Тьелькормо. * * * Нерданель собиралась на прогулку с младшим сыном, и, посчитав Макалаурэ уже совсем взрослым и ответственным, попросила проследить, чтобы брат оделся, и вывести его на улицу. Канофинвэ никогда не упрямился и не возражал, тем более матери. Но порой он бывал таким рассеянным, что не замечал ничего вокруг. В голове у него крутилась новая мелодия, которую он торопился запечатлеть. Он лишь слышал, что маленький Атаринке плетётся где-то сзади. Что-то хлюпало под ногами и приятно холодило кожу. С удивлением, Макалаурэ вдруг увидел ливень, которого не замечал до этого в упор. Он забежал под дерево и вновь углубился в свои мысли, наблюдая за дождём. Сбоку что-то мелькало и рябило. Канофинвэ потряс головой, возвращаясь в реальность, и оглянулся к источнику движения и, теперь уже, звука. Счастливый Куруфинвэ изо всех сил прыгал по глубоким лужам под ливнем. В новых беленьких носочках, что бережно связала для него мама. Макалаурэ схватился за голову и с беззвучным криком помчался к брату. Угодив в какую-то яму ногой, он громко воскликнул то слово, что когда-то услышал Тьелькормо, причём тоже из уст старшего брата семейства. Не обратив на это внимание, он подхватил улыбающегося во все свои немногочисленные зубы Атаринке на руки и влетел в дом. Встретившейся на лестнице Нерданель он громко объявил: «Прости, мам. Мы сейчас». И скрылся в комнате младшего. * * * -Курво, – прошептал Тьелькормо, – что мне с ним делать?.. -Без понятия, Турко! Он твой, – ухмыльнулся Куруфинвэ-младший. На коленях у Туркафинвэ спал небольшой пушистый белый щенок. Новоиспечённый хозяин рассеянно осматривал его, а брат наблюдал за радостно прыгающими вокруг Тьелькормо и щенка Амбаруссар. -А что тебе Оромэ сказал? – поинтересовался Искусник. -На, говорит, держи. Ты же так мечтал о собаке. Чтобы она лицо тебе по утрам облизывала, сопровождала везде, команды выполняла… потом подумал и добавил про мячик, – он вдруг дёрнулся. – Ну, Карнистир! Ну держись! Атаринке ничего не понял, но спрашивать не стал. Амбарто потянулся к щенку, но тот, видимо, не желал, чтобы к нему приставали, и несильно цапнул маленькими, но острыми зубками близнеца. -Ай, ****! – вырвалось у Питьяфинвэ. Старшие переглянулись. Куруфинвэ вспомнились вопли Макалаурэ под дождём. -Что? – переспросил Тьелькормо. – Что ты сейчас сказал? -Ничего, – пожал плечами Амбарто. -Питьо, отдавай мой кинжал, который ты стырил на днях! – тут же нашёлся Атаринке. – Иначе я расскажу маме, что ты ругаешься! Тьелькормо задумался. Где-то он уже слышал подобное… Амбарто показал старшему брату язык и парировал: -Да рассказывай. Давай! А я скажу, что это ты меня сам научил, поверят-то мне. С этим нельзя было не согласиться. Тьелькормо вдруг осознал, как был наивен все эти годы. Позволял Майтимо манипулировать собой только потому, что однажды повторил за ним считавшееся неприличным в их семье слово. Он горько вздохнул, глядя на победную улыбку Амбарто, и вспомнил про вкусное варенье… А Атаринке сидел с мрачным видом и бросал на Питьяфинвэ тяжёлые взгляды. Казалось, это слово прошло через поколения. Каждый когда-то перенял его у брата постарше. Однако никто не мог понять, где же услышал его Майтимо? * * * Куруфинвэ Феанаро, по неосторожности наступивший на ногу самому младшему сыну, услышал до боли знакомое ругательство… Он уже не слышал, как переживающий Амбарусса извиняется на все лады, лишь бы отец не сердился за такой лексикон. Он неожиданно погрузился в воспоминание, как однажды, ударившись мизинцем о колыбель первенца, воскликнул не самое благопристойное для ушей маленьких эльдар слово. И, ухмыльнувшись, подумал, что всё-таки надо объяснить своим доверчивым сыновьям, что слово "блин" можно за ругательство не считать.