До выхода охотников: …осталось 9 минут 48 секунд…
Атмосфера изменилась. Это было практически незаметно, особенно для тех, кто не имел за собой привычки придавать значение мельчайшим деталям. Китагава умела виртуозно отделять важное, имеющее для неё смысл, от всего остального: самое забавное, что порою именно ничего не значащие на первый взгляд мелочи и оказывались важными. А ещё она видела, что Нираги, скованный с ней посредством браслета, тоже чувствовал изменения. Не мог не чувствовать. Вряд ли он отдавал себе в этом осознанный отчёт, нет. Именно что чувствовал. Все происходило буквально на уровне инстинктов — прямо как акула, которая, благодаря своему невероятному острому слуху, способна услышать колебания «жертвы» в воде с расстояния примерно в полкилометра, или охотничья гончая. Конечно, парень не обладал таким же острым слухом, обонянием, его голова не способна засекать слабые электрические поля, генерируемые любым живым организмом — ничего такого. Кейко бы назвала это особым, почти животным, чутьём. Именно чутьё заставило его отреагировать на те неуловимые изменения, что происходили вокруг. Что же это были за такие изменения? Напряжение. Оно буквально затопило собою окружающий воздух, делая его густым, вязким, неприятным, даже враждебным — такой выдать не хотелось, он вызывал отторжение на глубинном уровне. Никто не спешил проходить в нумерованные двери, не представляя, что за ними. В мире у людей множество разных фобий: насекомые, пауки, змеи, высота, глубина, множественные отверстия, огонь, темнота — этот список можно продолжать до бесконечности и ни разу не повториться при этом. Но существовал страх сильнее и древнее прочих. Какой же? Неизвестность — иначе говоря, агнософобия. Так уж исторически сложилось, что человеческий мозг считает, что неизвестность — это опасность, угроза. Когда мозг определит, где опасность, тогда ему легче контролировать весь процесс и защитить своего «обладателя». Психике лучше, когда все идет по плану, как все запланировано, когда есть последовательность и порядок. Мозгу тогда не нужно думать, что будет дальше, ведь тот уже знает, что у него все под контролем, что следует по уже известному сценарию. От того люди всегда стремятся к лучшему, к стабильности — хотят изменений, но в тоже время боятся перемен, потому что нужно будет от чего-то отказаться, от того, к чему привыкли. И вот тут невольно вспоминались слова Говарда Лавкрафта: «Самая старая и сильна эмоция человечества — это страх, а самый старый и самый сильный вид страха — страх перед неизвестностью.». Что тут скажешь? Старина Лавкрафт был прав. Именно поэтому ни одна из пар так и не двинулась к предназначенным для них дверям после слов «игра начинается!». Лишь напряглись, будто та неожиданно должна была сама распахнуться, а из открывшейся темноты на них выпрыгнет охотник. Глупо. Но так устроены люди, и ничего с этим не поделаешь. Они просто боялись неизвестности, что была скрыта за дверями. И этот страх подчас мог оказаться в разы сильнее, чем стремление выжить. Вот только организаторов не волновали страхи игроков, их комфорт и психоэмоциональное состояние. С чего бы? Таймер, отсчитывающий время до появления на площадках охотников, оставался трагически равнодушен к внутренним метаниям участников.До выхода охотников: …осталось 8 минут 39 секунд…
Надо поторапливаться. А то если задержатся ещё дольше, то охотник и правда встретит их на входе — это сразу поставит их в невыгодное положение, что уменьшит процент успешного прохождения данной игры. Но остальные будто этого не понимали. Хотя, может, понимание и вызревало где-то в их черепушках, но страх оказался сильнее. — Может, двинем уже? — вторил ее мыслям Нираги. — А то остальные, кажется, уже обосрались, — и усмехнулся. Вот только ответить Кейко не успела, хотя не сказать, что вообще собиралась отвечать. Эти слова лишь на первую половину предназначались ей, вторая же была чистой и неразбавленный провокацией для остальных. И провокация без внимания не осталась. Предсказуемо. — Чего ты там лепечешь, пацан?! — тут же взвился какой-то мужчина. — Давно не… — Я видел тебя до начала, — перебил его на полуслове Нираги, поворачиваясь к нему, сокращая расстояние между ними, и Кейко пришлось сделать то же из-за сковывающих их браслетов. — Ты заявился сюда, звеня стальными яйцами, — продолжил он. — Я уж думал, будет что-то интересное… — растягивая гласные, протянул с наигранным разочарованием. — А в итоге, что? Стальные шары отвалились на подходе? — к этому моменту он подошёл к оппоненту практически вплотную, возвышаясь над ним. — Скажешь ещё что-то? Или язык отсох? Тот мужчина хотел что-то сказать в ответ. Кейко буквально видела это. Видела, как подходящая ответная тирада формируется в его голове, а после закономерно перетекает на язык. Видела, как его рот приоткрывается, чтобы исторгнуть ее. Но… ни один звук так и не сорвался с его языка. Словно этого было мало, он даже отступил, не выдерживая натиска парня. Со стороны это могло вызвать множество вопросов. Но Китагава была ближе всех и видела, что произошло. Взгляд Нираги — именно в этом было все дело. Мужчина углядел в его глазах что-то такое, что заставило его заткнуться и отшатнуться на пару шагов. — Поня-я-ятно… — протянул с усмешкой Нираги. — Все настолько, значит, у тебя с яйцами хреново.До выхода охотников: …осталось 7 минут 58 секунд…
Именно взглянув на экран своего смартфона, Кейко поняла, что нужно что-то делать. Причём, как можно скорее. Но, видимо, к этой мысли сейчас пришла она одна, потому как все остальные, судя по всему, и вовсе позабыли про охотника. На что они вообще надеялись? Что если продолжат игнорировать проблему, то та сама собой рассосётся? Что ж… может, в том мире это и работало, но не здесь, не в «Пограничье». Да и вообще… какое ей дело до них? Если так хотят умереть, то это только их решение. В конце концов, бездействие, глупость и слепота — это тоже выбор. Кейко же умирать точно не планировала, по крайней мере, не здесь, не в этой игре. — Игра вас рассудит, — коротко, рублено. И это, действительно, так. Игра, причём, любой масти, легко могла поставить жирную точке в типично мужских спорах по типу: «у кого яйца больше», «у кого член длиннее» — тут уже не помогут никаких аргументы, доводы, оскорбления и прочее. Есть выжившие и есть проигравшие — тот, кто выжил, тот и прав. Куда уж проще? Девушка дернула Нираги за запястье, ясно давая понять, что им пора идти и задерживаться здесь дольше не только не имело никакого смысла, но и было опасно. И одного единственного действия, как ни странно, хватило. Невольно вспомнились игры в компании Такеру: ему всегда необходимо было общение, разъяснения, а порою даже разжевывания — в этом плане с тем же Агуни было легче, но даже он не всегда понимал то, что пыталась донести до него Кейко. Поэтому мгновенный и такой же безмолвный отклик от Нираги, что с готовностью повернулся обратно к предназначенным им дверям, стал полнейшей неожиданностью — девушка даже ненадолго зависла, примерно, секунд на семь или восемь. Надо ли говорить, что движения к тем самым дверям они начали не сговариваясь, без неловких и глупых попыток скоординироваться, будучи скованным, синхронно, естественно, будто браслеты на руках, если и причиняли некоторые досадные неудобства, то те были не настолько существенными, чтобы на что-то повлиять. Из всех участников в свой лифт они зашли первыми. Двери за ними закрылись, отрезая их от других оставшихся наверху, для которых то, что Нираги с Китагавой оказались в лифте, оказалось сигналом, более ярким и реальным, чем, проговоренные механическим и бездушным голосом, слова: «игра начинается!», к тому, что надо что-то делать. Лифт медленно, словно бы издеваясь, поднимался наверх. Повезло еще, что не было раздражающей музыки, которая вообще-то призвана успокаивать и скрашивать ожидание, но работает это, как правило, наоборот — во многих отелях подобная роскошь имелась, благо, она обошла стороной большинство зданий в городе. Кейко позволила себе посмотреть на своего напарника, но поворачиваться к нему для этого не стала. Просто не было смысла. И так его отлично видела в отражении идеально гладких металлических дверей лифта. Взгляд скользил по отражению чужого лица с исследовательской внимательностью, педантичной въедливостью. Линия скул, сомкнутые губы, нос с тусклым блеском пирсинга в нем, дальше вверх, к глазам, тем самым, которые так легко заставили мужчину наверху заткнуться… Нельзя сказать, что Кейко искала что-то определенное. Посмотреть на его отражение — не более, чем порыв, не подкреплённый никакими причинами или достаточно осмысленными основаниями. И Кейко казалось, что она знала, что должна была увидеть в отражении. Но… Ожидаемого страха за собственную жизнь или нервозности перед игрой не было, сколько ни вглядывалась в отражение. Нет, страх все-таки был, но не такой, какой девушка привыкла видеть на лицах других игроков. Его страх был иным, не такой, когда хочется забиться в угол, сжаться, подобно испуганному зверьку. Он горячил кровь, из-за него сердце билось так отчаянно с надрывом, так сильно, так быстро, что, казалось, ещё немного и проломит к чертям рёбра, что читалось по вене, что дрожала частой пульсацией под кожей. Напряжение тоже было — легко читалось в окаменевших скулах, в монументальности плеч. Но это напряжение продиктовано отнюдь не страхом перед смертью, как у тех, кто остался в холле, оно пропитано желанием выжить, победить, вне зависимости от того, какой окажется цена. Но все меркло и бледнело, стоило Китагаве остановиться на его глазах. Они горели — и это не литературное преувеличение для красоты слога. Конечно, не об огне, который вырывался бы из глазниц — даже представить такое абсурдно. Но концентрированная смесь азарта, предвкушения и восторга буквально облизывала языками пламени девушку даже через отражение. Казалось, что если сейчас заглянуть ему в голову, то можно было услышать, как он поторапливал лифт. Честно? С таким Кейко сталкивалась впервые. Хотя уже многих встречала в «Пограничье» и, надо сказать, большинство уже не было в живых. Но такая жажда игры и столь сильное желание жить — смесь, что по мощи оказалась сравнима с девятым валом, не меньше, накрывавшая гигантской волной, подгребающая под собой, утягивающая в огненную бездну — аналогов чего-то подобного у игроков не найти, как правило. Казалось, если Нираги отрубить ноги, то он упрямо продолжит ползти, пока не настигнет «обидчика» и не выпотрошит его до основания. Теперь становилось понятно, чего именно испугался тот мужчина, оставшийся наверху. Вот только Китагаву это не пугало. Наоборот, это пламя притягивало, завораживало, заражая собой, находя бреши в холодной концентрации, проникая в самое нутро, жаром стремительно растекаясь по венам. Короткий миг. Их взгляды пересеклись, но не напрямую, а через безмолвного посредника в виде отражения: ее внимательный, изучающий и его прищуренный, цепкий. Кажется, у этого «пересечения» был даже свой особенный звук, не воспринимаемый слухом, скорее, ощущаемый телом — тихий звон, с которым сталкиваются две остро заточенные шпаги за мгновение до того, как высечь искры. Тыльные стороны их пальцев рук, что были неразрывно соединены браслетами меж собой, соприкоснулись — лёгкий разряд электричества прошил тело. Кейко едва ощутимо дрогнула, инстинктивно сжимая руку в кулак, чтобы избежать повторного соприкосновения. Ей казалось, что в ее глотке резко пересохло. Нестерпимо захотелось пить. Даже сглотнула, силясь прогнать это странное ощущение. Это что ещё за шутки?.. — Ты ж не новичок, — его голос отрезвил, одним рывком возвращая в реальность. — Сколько уже здесь? Ее выдох был на грани слышимости. Его можно было выделить лишь по грудной клетке, что приподнялась чуть сильнее обычного, резко опускаясь, с силой вытаскивая воздух из легких. В руки себя взяла, к слову, довольно быстро. И больше не смотрела на отражение парня в дверях лифта. — Год, — последовал короткий ответ. «Год» — это стоило сказать хотя бы ради того, чтобы увидеть, как на короткий миг широко распахнуться его глаза в явном шоке и неверии. Кейко не кричала об этом на каждом углу, но и особо не скрывала. По-своему, это то, чем, наверное, можно было бы гордиться. Однако иллюзий при этом у девушки не было. Терять бдительность и всякую связь со здешней реальностью, греясь в лучах собственного триумфа от множества победи — не то, что можно было позволить себе в этом мире. Да, опыт решал многое, но ему, к сожалению, никогда не стать стопроцентной гарантией выживания. Китагава легко могла умереть в следующей игре или даже в этой, если убавит в бдительности, зазнается, расслабится. В конце концов, она тоже человек, а значит, вполне себе смертна. Высказывание Воланда из книги «Мастер и Маргарита» под авторством русского писателя Булгакова: «Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.», подходила, как нельзя точно, максимально близко к сути. — Пиздишь, — припечатал он. — А смысл? Сложно было сказать, собирался ли Нираги вообще отвечать. Но даже если и хотел, то не успел — именно в этот момент лифт остановился, а двери стали разъезжаться в стороны, готовые выпустить игроков с вместительной металлической «коробки». И стоило этому произойти, как… …Нираги присвистнул.До выхода охотников: …осталось 6 минут 46 секунд…
Парень вышел первым. Но сделал не более двух шагов, практически сразу останавливаясь. Не потому что хотел, нет. Ему пришлось. Кейко замерла рядом. Перед ними был проход. Однако вынудило их остановиться совсем не это. Колючая проволока — в этом все дело. Она заменяла стены и потолок, оставляя лишь пол девственно нетронутым. Длинный узкий коридор, больше походивший на трубу из колючей проволоки, некоторые лезет которой пересекали ее под разным углом, на разной высоте — несколько стелились прямо по полу, будто бы пресекая первую идею «проползти» под всем этим, как возможность преодоления этого препятствия. — А они реально заморочились, — фыркнул Нираги. Он подошел чуть ближе, проводя пальцем не скованной руки по крохотному лезвию одной из «колючек». Правда, тут же раздраженно зашипел, отдёргивая руку. — Сука! — выругался он. Кейко же так экспериментировать не стала. Она была сосредоточена на том, как пройти это испытание. Казалось, ничего сложного. Нужно было быть просто «гибким», «ловким» и «аккуратным». Но, на самом деле, этого было недостаточно. Даже при соблюдении всех трёх пунктов, была велика вероятность задеть одну из лесок. Это опасно, ведь простым порезом все может не ограничиться. Если одна такая колючка вопьётся в плоть, то освободиться будет сложно — движение только загонит ее глубже, делая ранение серьёзным, в конце концов, не зря именно этой проволокой окружают стены тюрем. Тем более, не стоило забывать ещё о двух досадных обстоятельствах. Каких же? Их жизни зависели друг от друга: если один погибнет, то лазер точным алым сечением перечеркнёт жизнь второго следом. А ещё… они были скованы друг с другом, что, в принципе, могло затруднить передвижение даже без туннеля их колючей проволоки. Самые разные варианты о том, как успешно пройти первое препятствие, минимизируя возможность получения ранений и травм, проносились в голове Кейко, словно безумная карусель, которая никак не могла остановиться. Словно какой-то механизм в голове девушки заклинило, от чего вся конструкция и дала сбой. И теперь вагонетки, переполненные «вариантами», будут кружиться до тех пор, пока колесики на них окончательно не сотрутся в пыль, так и не найдя решение. Ее кожаная куртка! Да, эта догадка стала сродни самому настоящему озарению. Китагава даже на какой-то миг почувствовала себя Исааком Ньютоном. Нет, серьезно. Вероятно, он тогда испытывал схожие с ней чувства, ведь вместе с упавшим яблоком его пронзила идея, которая по итогу породила закон всемирного тяготения. На девушку, конечно же, ничего не падало. С чего бы чему-то ей падать на голову здесь и сейчас? Но озарение было столь сильным и внезапным, что казалось практически физически ощутимым. Конечно, это не было идеальным решением. Но Кейко и не «Тони Старк», чтобы «смастерить ядерный реактор на коленке, сидя в яме». Куртка же и правда могла помочь. Например, ею можно было накрывать некоторые из лесок по ходу движения — пусть и не абсолютная, но некоторая страховка, защита, способная и правда минимизировать возможность получения ран. Да и, в любом случае, «хоть что-то» лучше, чем вообще «ничего». Быстрый взгляд на таймер на экране смартфона.До выхода охотников: …осталось 5 минут 12 секунд…
Надо торопиться. Руки девушки тут же опустились на узел их кожаных рукавов, спешно развязывая узел. Она даже не заметила, что собственная футболка задралась, а чужие пальцы невольно коснулись кожи чуть выше пупка. — Эй! Ты чего?! — не понял ее порыва Нираги. — Этим… — она приподняла свободной рукой куртку за воротник. — …мы будем накрывать проволоку по ходу движения. Так вероятность порезов меньше. — Думаешь сработает? Не прорежет? — Все будет в порядке, — заверила его Китагава. — Эта куртка байкерская. Тут кожа толще. Она знала, о чем говорила. Будь у неё новомодная женская кожаная курточка, то та вряд ли стала бы надёжным помощником в задуманном. Там кожа тонкая, рвётся легко. Байкерские же всегда были сделаны на совесть — толстая настоящая кожа, плюс подкладка. Все же хорошо, что решила взять ее на игру и не повелась на собственные сомнения. Без неё пришлось бы туго, как ни крути. — Должно сработать… — протянул парень после нескольких секунд размышлений. — Давай сюда. Я пойду первым. — С чего это? Решил погеройствовать? — Я так похож на гребанного «рыцаря в сияющих доспехах»? — усмехнулся, а его бровь приподнялась в явном скепсисе даже от простого предположения чего-то подобного. — Держи карман шире, детка. Просто не хочу пропустить все самое интересное, — его усмешка от этого стала только шире и в ней будто бы появились кровожадные ноты, пропитанный флером какого-то внутреннего безумия. — Как скажешь, — закатила глаза Кейко, но куртку все же отдала. Конечно, все прошло не идеально, по крайней мере, в начале. Да, у них была синхронность там наверху. Но, справедливости ради, стоит отметить, что там и делать-то ничего не пришлось — всего лишь пройти по прямой до лифта, хотя у многих не вышло и это. Сейчас же все значительно осложнилось. С чего бы? Ведь коридор пусть был и узким, однако оставался при этом прямым, однако не стоило забывать про колючую проволоку. Они перекрывали некоторые колюче-режущие лески, прогибались подчас под таким углом, что это могло оказаться реально опасно. Помогали другу становясь опорой, когда оказывались в шаге от того, чтобы потерять равновесие. Иногда останавливались, чтобы понять, как двигаться дальше, учитывая скреплённые руки, храня при этом меж собой сосредоточенное, густое молчание. Но выход был уже близок — вот, что главное. Все случилось именно у самого выхода, когда длинный коридор уже практически остался позади. Нираги уже вышел, оказываясь за пределами первого препятствия. Лишь его рука была вытянута, мышцы напряжены, ведь Кейко ещё была внутри. Ей нужно было сделать лишь шаг, чтобы выбраться следом, переступая проволоку, натянутую над полом на высоте с десяток сантиметров… Мгновение. Ошибка. Как уже говорилось ранее, Кейко всегда держалась подальше от суеверий, глупых верований и прочего, предпочитая твёрдо и прочно стоять обеими ногами на земле. И эта острозаточенная «приземленность», которую та в себе любовно возрастила, была тем единственным, за что, по ее мнению, и стоило держаться. Так что все те неудачи, что время от времени с ней случались, она сама никогда не называла именно «неудачами». Неудач, в принципе, не существовало — все они так или иначе были ошибками и просчётами, не более того. И то, что произошло дальше, было именно что ошибкой. Ее ошибкой. Кейко оступается. И одного этого хватает, чтобы потерять равновесие. Все происходит слишком быстро. Вот она стоит, делает шаг, приподнимая ногу, а вот она заваливается на спину, зная, что ждёт ее при падении — одна из проволок, оставшаяся позади, проходит прямо на уровне, где окажется ее шея при падении. И если тот момент, когда девушка оступилась, время ускорилось, то при непосредственном падении оно словно бы издевательски замедлилось, вгрызаясь зубьями в разум, что даже в сейчас с лихорадочным отчаянием пытался найти выход, но его не было. Мгновения замкнулись в петле бесконечности, было четкое ощущение того, что каждую секунду шприцом накачивали дополнительным временем, и они раздувались, растягивались до невообразимых размеров. Как в замедленной съемке видит, как напрягаются их скреплённые браслетом руки, как Нираги чуть подаётся вперёд, ведомый инерцией. Кейко зажмуривается, готовая ощутить боль от лезвий, вонзившихся в тело. Это ее ошибка. Надо было быть осмотрительнее, внимательнее. И вот когда Китагава уже подумала, что все кончено… Падение обрывается резко. Без предупреждения. Она распахивает глаза, зависнув над той сам проволокой в нескольких миллиметрах. Нираги устоял. Не позволил себе упасть. И невольно стал тем, что удерживало ее над землей, не позволив упасть на колючую проволоку. Вены на его руке проступили под кожей, что не удивительно, ведь он взял весь ее вес, отягощённый гравитацией, на себя. Парень потянул было Кейко вверх за руку, чтобы помочь ей подняться, встать на ноги. Но ее удалось приподнять ещё на сантиметр выше, как она вдруг болезненно зашипела — кончики волос зацепились за проволоку, что была внизу, и спутались, не позволяя поднять ее выше. «Надо было закрутить хвост в пучок ещё перед игрой.» — бегущей строкой проносится в голове девушки. Она шумно сглатывает. В отчаянной попытке хоть как-то помочь, сдвигает с места руку, надеясь самостоятельно распутать волосы. — Не дергайся, чтоб тебя! — гаркнул Нираги. Рывок. Он резко подаётся вперёд. Склоняется. Рука с браслетом все ещё остаётся единственной незыблемой опорой, что удерживает от падения. — Ухватись за меня, — звучит приказом. Но Кейко даже не возмущается. Наоборот, беспрекословно подчиняется. Ее свободная рука оказывается на его спине, мертвой хваткой цепляется за его рубашку — наверное, даже останутся след от ее ногтей, несмотря на тонкую преграду из ткани. Они оказываются совсем близко. Вплотную. Без прогалины воздуха между. «Щека к щеке» — дурацкое выражение, но близкое к истине. Она чувствует жар его кожи своей собственной. Его дыхание обжигает кромку ее уха, оно будто заглушает все остальные звуки, даже частые и надрывные удары ее собственного сердца о рёбра. Честно? Кейко не знала, сколько все это длилось. Настоящий момент — сочный и яркий, словно существовал вне времени и пространства. Казалось, прошла целая вечность, быть может, даже больше. Ощущение времени словно бы затерялось в этом полумраке среди среди ключей проволоки в сопровождении дыхания Нираги, запаха сандала и крови, пара капель которой попала ей на руку — видимо, одно из лезвий задело плечо парня, когда тот склонялся к ней, не давая упасть. Не хотелось подсчитывать с педантичной точностью ни секунды ни тем более минуты, как если бы они потеряли свою былую важность. Кейко плохо запомнила, как именно Нираги удалось освободить ее волосы, как они вместе преодолели тот ничтожный отрезок коридора, что им оставался. И даже оказавшись непосредственно за пределами «коридора», прийти в себя не получалось ещё некоторое время. В голове все ещё эхом звучало чужое дыхание, а ее все ещё было неровным, сбитым, словно после длительной пробежки. Сердце отчаянно трепыхалось о чугунные ребра, но билось оно словно бы не в груди, а где-то в ушах — этот звук оглушал, не позволял сосредоточиться. Слизистую носа фантомно пощипывало от чужого запаха, что, казалось, не только витал в воздухе, но пропитал ее саму, въедаясь под кожу, оставляя невидимые глазу отметины, почти клеймо. Кейко старалась даже не смотреть на Нираги сейчас. Зловоние слабости и бессилия для Китагавы всегда было чем-то недопустимым. И девушка не терпела слабость, особенно свою собственную. Она затягивала, уничтожала… прямо как сейчас. Кейко испытывала облегчение от того, что ей помогли, что ей удалось сохранить собственную жизнь, но вместе с тем было и негодование, даже злость, но больше на себя, чем на своего временного напарника. Она не просила этой помощи. Ему та была не нужна. Привыкла справляться сама. Отец с детства учил не полагаться на других, со всеми трудностями и проблемами справляться своими силами и только. И если не справляется сама, значит… девушка была слаба. Глубокий вдох. Шумный выдох. — Что? Неужели даже «спасибо» не скажешь? — прозвучало насмешливое рядом. — Иди к черту, — глухо и резко отозвалась она. — Ты спасал себя, а не меня. — Ну, если тебе так удобнее… — пожал плечами.До выхода охотников: …осталось 2 минуты 28 секунд…
Времени оставалось слишком мало. Они, конечно, могли приступить к следующему препятствию. Но не было никаких гарантий того, что успеют его преодолеть до появления охотника — столкнуться с ним лучше между препятствиями, так больше шансов выжить. Тем более, не было никаких подсказок о том, откуда тот появится — тоже не на руку. Кейко огляделась по сторонам, словно бы ища что-то. — Нам нужно найти укрытие, — сказала она. — Долго прятаться все равно не выйдет. Да и проходить препятствия не имеет смысла, если за нами будут охотиться… а потом можно напасть на него, используя элемент неожиданности. — Решила устроить охоту на охотника? — Нираги выглядел заинтригованно. — А что ещё остаётся? — Я бы сказал, что ты окончательно сбрендила, — хмыкнул он. — Но… я «за». Самое время размяться, — и снова это его цепляющее безумие во взгляде.***
Охотник оказался грозным, по крайней мере, на вид. Безликий из-за громоздкой маски лошади. Ростом где-то метр и восемьдесят пять сантиметров, может, чуть больше. В его движениях явно сквозила военная выправка или что-то похожее: точно, бывший полицейский или военный. Внимательный взгляд Кейко отметил отсутствие какого-либо огнестрельного оружия: лишь тяжёлый тесак в руке и охотничий нож на поясе. И это к лучшему. Окажись у него вдруг пистолет или что похуже, то у него было ещё больше преимущества, а они с Нираги оказались бы в невыгодном положении, хотя сама девушка выразилась в таком случае по крепче, используя лишь два довольно ёмких слова «в заднице». Учитывая то, что они даже не знали, откуда тот появится, то, что их руки скованы, что у них нет никакого оружия, кроме ее складного ножа, плюс, не стоило забывать о разнице в комплекции и росте, они и были в самой, что ни на есть, заднице — отсутствие пистолета если и меняло что-то, то совсем немного. Так что, наверное, не было ничего удивительного в том, что сейчас рука охотника сжимает горло Кейко, полностью перекрывая кислород. Что чувствует человек, когда его душат? Сначала ощущаешь, как сдавливает горло. Глаза слезятся. И во рту появляется очень… очень кислый привкус. А потом будто кто-то зажигает спичку, прямо у тебя в груди — все тело горит. Пламя заполняет легкие, горло и проникает в глаза. И, наконец, огонь превращается в лед. Будто сотня маленьких иголок пронзает твои пальцы. Сначала видишь звезды, затем темнота. Только в этот раз это не было ошибкой. Они вдвоём недостаточно сильны, чтобы одолеть охотника — это было ясно с самого начала. Кто-то должен был подставиться, чтобы дать другому возможность нанести удар. Казалось, Кейко и Нираги были слишком разными. Девушка всегда придерживалась плана, рассчитывала все, выверяла до идеала, чтобы ни один винтик в ее тщательно выстроенной конструкции не сбоил. Для Китагавы контроль являлся буквально всем. Когда происходящее было под контролем, ей даже дышалось легче. Все становилось сразу просто, понятно и хорошо — так, как нужно. Контроль для девушки стал своего рода гарантом безопасности. И если его не хватало, если жизнь снова поглощал хаос случайных и совершенно незапланированных событий, нарушая тем самым точность и выверенность линий всего того ей привычного, которые испещряли жизнь Кейко в сложном, но таком понятном геометрическом рисунке, возникала потребность в контроле, в желании все упорядочить, пока волнение и тревожность скребли внутри желая вонзить свои заостренные когти в плоть, пуская кровь, вспарывая. И чем дольше отсутствовал контроль, тем больше все усиливалось — порезы растерянности и внутреннего страха собственной беспомощности становились глубже, а девушка начинала терять контроль не только над окружающим миром, но и над своими эмоциями, чувствами, действиями… над собой. Нираги же был из тех, кто никогда особо не жаловал все эти «механизмы» и «конструкции» — был склонен к импровизации… она все же более непредсказуема, что всегда оставляет место для «эффекта неожиданности». Импровизацию не разрушить, ведь выход даже из самой патовой ситуации всегда найдётся, пусть зачастую и не очень приятный. А вот о планах такого не скажешь: вытащи одну деталь из отлаженного механизма, выверенной конструкции — все полетит на к чертям, и уже ничего будет не изменить, не выправить. И именно их симбиоз позволил им победить. Кейко отдала нож Нираги ещё тогда, сразу после того, как они решили, что нападут на охотника. Уже тогда она знала, что единственный выход в их ситуации сосредоточить его внимание на себе, только после этого у ее напарника появится шанс нанести удар. Нужно только продержаться. Девушка судорожно вцепилась в чужую руку. Знала, что не сможет освободиться, но инстинкты оказались сильнее — собственные пальцы в обход разума скрепляли чужое запястье. А потом… …хватка внезапно ослабла, позволяя девушке рухнуть на пол, закашлявшись, ощущая руку Нираги своей. Только позже девушка узнала, что парень нанёс самый действенный удар, вонзив ее нож в сухожилие охотника. Удар был такой силы, что пробил армейский сапог. Именно поэтому хватка ослабла — неизвестный просто потерял равновесие, ведь одна из его ног оказалась выведена из строя за один удар. Кейко только и видела, как отлетела в сторону маска лошади… — Сдохни, сука! Сдохни! Сдохни! Просто сдохни уже! …видела, как лезвие ее ножа входило в шею охотника снова и снова, снова и снова, хотя жизнь уже покинула его под звук предсмертных хрипов и булькающих звук, сопровождаемые брызгами крови, пара капель которой оказалась на лице Нираги, но тот этого будто бы не заметил. Надо сказать, дальше испытания были не слишком и сложными — стали бы таковыми, если бы охотник был жив. А так… им пришлось преодолеть разрушенный мост, ров, не обошлось и без рукохода с дымовой завесой, и без четырёх серпов-маятников. На последнем Нираги даже чуть не лишился головы, Кейко вовремя дернула его назад, буквально впечатывая в себя, не позволяя ему столкнуться с огромным лезвием. Но… Они выбрались, забирая карту, что лежала на одиноком белом столике в конце пути. Смогли.Игра пройдена. Поздравляем! Ваша виза продлена на шесть дней!
Браслеты со щелчком распались, освобождая их покрасневшие запястья. Кейко прислонилась к стене здания, доставая пачку «Marlboro», зажимая фильтр сигареты зубами, второй же угостила своего уже бывшего напарника без каких-либо просьб с его стороны. Просто знала, что он до одури хочет курить — так же, как и она. Впервые не хотелось подбирать нужную и точную классификацию собственного состояния. Первая затяжка. Мутная. Как не в себя. Дым, проникающий в легкие, казался почти живым существом. — У тебя кровь на лице, — первой нарушает молчание Китагава. — К черту, — сделал затяжку Нираги. — Пусть остаётся, — уже на выдохе. И это все. Нет, серьезно. Больше они не сказали друг другу ни слова — нельзя сказать, что установившаяся тишина была неуютной, скорее, она была необходимой. Докурив, они просто разошлись, так же молча, даже не попрощались друг с другом. И можно было сказать, что после этого вряд ли увидятся. Зачем? Игра закончилась, как их временное сотрудничество. То, что их дороги так просто и резко разошлись — нормально для этого мира, идеально вписываясь в абсурдные условности, где все друг для друга не более, чем «попутчики». Вот только… Уже уезжая с территории игровой арены, Кейко вновь увидела Нираги. Он одиноко брел вдоль дороги, явно задумавшись о чем-то, даже не замечал ее машину, что ехала рядом с ним. Так что, ничего удивительного в том, что сигнальный гудок заставил его не только остановиться, но и вздрогнуть. Китагава опустила стекло. — Поедешь со мной? Это не было продуманным решением, если так подумать. Все решилось будто в один момент под влиянием эмоций или еще чего-то. Ведь только после того, как Кейко задала вопрос, она нашла объяснение: Нираги действительно мог быть полезен «Пляжу» — в этом все дело, и это созданное буквально на коленке объяснение ее вполне устроило, даже успокоило. К слову, он ответил не сразу. Сначала он сократил расстояние между собой и машиной. Подошел к той вплотную, сгибаясь, облокачиваясь локтями о тонкую раму открывшегося окна. Парень снова оказался слишком близко. И если до игры и во время это казалось чем-то естественным и воспринималось спокойно, то сейчас, после всего, это рождало где-то внутри странное, непонятное напряжение, которому сложно было подыскать адекватное объяснение — она с этим ещё разберётся, найдёт причину, просто позже. Но, несмотря на это, Китагава не отодвинулась. Ее рука все ещё осталась на руле, хотя и сжимала его чуть сильнее, чем нужно. — И куда же? — последовал от него весьма закономерный вопрос. Кейко чувствовала его взгляд. Тот скользил по ее коже. Чертил запутанный путь из множества дорожек по плечам, открытой шее, соскальзывая в ложбинку груди, что виделась в вырезе в футболке, но лишь затем, чтобы подняться вверх, обратно по шее, к подбородку и выше. Этот взгляд был буквально физически ощутим, словно сравниваясь с прикосновением, но все еще им не являясь. — А это важно? — вопросом на вопрос ответил девушка. А после раздался щелчок — она открыла дверь пассажирского сидения. Как если бы… как если бы заранее знала его ответ. В конце концов, этот ответ был предрешен с самого начала, когда он стрельнул ее сигарету в первый раз рядом у входа в то здание. Поэтому совершенно не удивилась, когда Нираги обошел автомобиль по кругу. Дверь распахнулась, впуская нового пассажира, практически тут же захлопываясь за ним. Китагава не стала медлить, практически сразу трогаясь с места, направляясь обратно на «Пляж». — Что? Скажешь, я все еще тебе не нравлюсь? — спросил он. — Ни капли, — сказала, как отрезала, не отвлекаясь от дороги. На это он лишь усмехнулся. Жестко. Режуще. Но ничего не сказал.