Илья не знает почему, но зима ощущается даже в мае. Может, это потому что тогда было всё по-другому? Парень и сам не знает. Ему хочется просто сидеть на чужой кухне до поздней ночи и курить каждую последнюю вдвоем, давиться дымом от чужих шуток. Это хоть и не очень приятно, но морально было лучше некуда, а сейчас в душе пропасть.
С Денисом они сейчас очень редко общаются, потому что он переехал в Питер и нашел там новую жизнь, в которой Корякову места совсем нет.
Май теплый месяц, но не лучший. Сейчас бы хотелось гулять, но тупая меланхолия рвет настолько, что даже на пары не хочется ходить, да и смысл вообще в них есть? Родители, конечно, огорчаются очень, но что парень может сделать, если он только и может лежать в кровати, иногда листать ленту в инстаграме и спать по пятнадцать часов в сутки. Он и не ест почти.
— Илья, — женщина садится на кровать рядом с сыном и смотрит куда-то в пол с тяжелым вздохом, — У тебя всё хорошо? Ну, что случилось? Почему ты такой?
— Я не знаю, мам. Я ничего не знаю уже.
Коряков беспомощно улыбается, лишь бы заглушить слезы, которые матери явно видеть не нужно, потому что только переживать будет больше. Парень потирает лицо руками, улыбается женщине еще раз.
— Скоро всё наладится, я тебе обещаю.
— Уж очень хочется в это верить, — она мягко гладит по спине и встаёт, собираясь уходить, но резко останавливается в дверном проёме — У тебя сегодня гости вечером будут. Думаю, ты обрадуешься хоть этому.
— Сомневаюсь, но спасибо, что заехала.
Мать кивает и уходит, а через минуту слышен хлопок входной двери. Ушла уже. Илья лениво встаёт с кровати, потому что лежать постоянно совсем плохо, и идет на балкон. Легкий ветер обдувает, но не морозит. На небольшом столике лежит пачка сигарет и пепельница, которую бы уже почистить надо, но руки всё никак не дойдут. Огниво звонко прокручивает и подпаливает сверток с табаком. В горле становится непонятный ком и кашель, который дерет до невозможности, прорывается из легких. Давно пора бросать эту хуйню и тратить деньги на еду.
Сигарета быстро заканчивается, и идет в пепельницу, которую все же приходится почистить. В квартире все как-то слишком мрачно и грязно. Раньше было все равно, потому что никто не приходил, но раз там какие-то гости будут, то стоит и что-то сделать. Коряков уже и забыл как это — убирать, но руки с хорошей скоростью нарабатывают движения и все идет намного быстрее. Остается только мусор вынести спустя два часа ненавязчивой уборки. Парень даже полы помыл, чего раньше никогда не делал. Мусорный пакет завязан и Илья уже несётся с ним по ступенькам со своего четвертого. Легкая футболка немного не в тему, потому что улица все еще дает отголосками холода, но когда перед парнем открывается вид из подъезда он замирает на месте не в силах и движения сделать: пакет только сильнее сжимает в руке и часто дышит, пока грудь сильно вздымается. Белокурый парень, что до этого стоял спиной обернулся на шум и легко улыбнулся, смотря прямо в глаза. Кажется, тревога, боль, меланхолия уходят, но приходит небольшая обида, что до этого у них не было возможности так часто общаться из-за одного, который нашел себе лучший вариант.
— Привет, — Денис подходит за объятиями, которые Коряков любезно предоставляет и молчит, уткнувшись в чужое плечо, — Давно не виделись, — тихо добавляет, вздыхает и поглаживает чужую спину.
Илья просто кидает этот грёбаный пакет на землю рядом и обнимает что есть силы, боясь отпустить. Это то, чего ему так долго не хватало. Эти объятия не заменят ничьи. Как бы парень не пробовал, никто не был таким же мягким, приятным и вкусно пахнущим, как Коломиец. Его невозможно заменить, забыть или отпустить.
— Ты сказал моей маме что приедешь?
— Да, попросил ее заехать к тебе, спросить как ты там. Она говорила, что всё совсем плохо после того, как я уехал, а ты мне говорил, что всё ахуенно.
— Не хотел тебе говорить просто, лишние заботы добавлять.
— Ты, блять, мне не писал и я тоже не хотел, потому что думал, что тебе это не нужно. Было обидно.
Коряков тихо смеется в чужое плечо от всего абсурда ситуации. Они не поговорили, но все решили друг для друга, что было слишком большой ошибкой.
— Я думал, ты там себе друзей нашел и забил на меня хуй, вот и не писал.
— Только попробуй еще раз такое, блять, подумать, придурок.
Илья улыбается, замыкая руки на чужом поясе. Пакет с мусором немного колышет ветер. Он колышет и Корякова, которому уже холодно, но он забивает абсолютный и большой, потому что боится, что Денис опять бесследно пропадет на четыре месяца и будет больно до ужаса. «Это же не галлюцинации? Он реальный?» — мелькает мысль и парень только больше вжимается в друга, а тот поглаживает спину и становится так хорошо, ведь опасения развеиваюся в труху и забываются так же быстро, как и пришли.
— Ты мерзнешь, — шепот Коломийца так бьет по телу дрожью, это не впервой.
— Нет, мне нормально.
— Это был не вопрос. Мне ведь можно к тебе?
— Нет, иди нахуй, — Илья специально немного давит голос, делает его немного карикатурным, чтобы парень не подумал, что он серьезно.
— Так и понял, жди.
Денис отстраняется и сейчас правда становится холодно. Он берет пакет и убегает к мусорным бакам. Такой высокий, с рюкзаком бежит, как пингвин. Этому можно только легко улыбнуться и даже посмеяться немного, потому что бегает Коломиец и правда смешно. Он быстро возвращается, берет Корякова под руку и они вместе поднимаются на нужный этаж в тишине. Она не кажется неприятной, даже наоборот. Им очень много нужно обсудить и рассказать, но впереди вся ночь, а пока можно помолчать.
— Я, кстати, буквально сбежал из дома, — признается Денис, пока снимает куртку под укоризненным взглядом, — Не смотри так на меня, я уже сказал маме, что в Москве.
— Ну, ты придурок. Что еще сказать?
— Вообще-то, я это ради тебя сделал.
Илья замолкает, отворачивается и пытается стереть улыбку с лица, чтобы не показаться идиотом и так ждет, пока Коломиец не разденется полностью, но когда на торсе чужие руки обвивают, а на плече чувствуется голова становится так сложно дышать, а сердце пропускает максимально возможное количество ударов, но начинает биться с бешеной скоростью, пытаясь выжить.
— Я скучал, — Денис упирается лбом в плечо и вдыхает полной грудью, — Очень.
— Я, — парень затыкается, понимая, что сейчас начнет заикаться, как Маринетт при виде Адриана, и пытается успокоить свой голос, — Я тоже. Не представляешь насколько.
Коряков и пошевелиться не в силах, но он все же поворачивает голову в сторону чужой, утыкаясь губами в чужой лоб случайно и сразу же отворачивается, не в силах совладать с телом, которое сразу же мякнет от неуклюжести всей ситуации.
— Я случайно, сорри.
— Ничего.
Коломиец отпускает понемногу, совсем не спешит, но все же его руки оказываются при себе и они медленно передвигаются к кухне, чтобы выпить чаю, да и поговорить о насущном, потому что слишком давно такого не было.
— Две сахара и лимон, правильно?
— Всё ты помнишь.
— А как не помнить то.
Илья ставит две чашки на стол и садится за стол подметив, что Денис очень упрямо на него смотрит и кивает головой в знак вопроса, мол «Ну, что такое?», а в ответ лишь тот пожимает плечами. Вот и диалог.
— Хочу на тебя насмотреться, пока есть возможность. Я на пару дней всего приехал.
— Пиздец, ладно.
Они сидят долго на кухне, говорят обо всем, о чем только можно поговорить, когда они столько не виделись. Мелькают и шутки, но в основном истории от Коломийца, который ими запасся за все четыре месяца их расставания.
Переместиться на балкон становится хорошей идеей, хоть и холодно, но Илья не зря притащил с собой любимый плед, который подарил сам же Денис как-то на четырнадцатое февраля. Коряков посмеялся, но принял, хотя сам и не ждал никаких подарков в такой день.
— Этот балкон, как родной. Давно я тут не был, — Коломиец перерывается на затяжку с чужой руки и выдыхает дым вверх.
— Я помню как Лёха отсюда блевал. Самое яркое воспоминание.
— А у меня другое. Может, ты не помнишь.
— Если я правильно понял о чем ты, — Илья поворачивается к парню и смотрит, а тот лишь в ответ.
— Когда ты меня поцеловал.
***
Праздники, пьянки и приключения ровно веселье. Но иногда становится настолько хуево морально, что хватает сил только на то, чтобы выйти на балкон, да закурить, пока снег бьет большими хлопьями прямо в лицо. Здесь хочется остаться и замерзнуть насмерть. Алкоголь хороший депрессант, хотя в компании должно быть наоборот весело. Привычный настрой Ильи пошел в сбой и сейчас максимум действий — поднести сигарету к губам, затянуть горький табачный вкус и вернуть руку в привычное положение. Так по кругу. Одна сигарета, вторая, третья. Тело начинает неметь, но холод даже не чувствуется.
— Ты тут? — дверь тихо скрипит и появляется белобрысая головушка, которой можно только порадоваться в вечном мраке мира, — Сука, придурок, ты какого хуя без куртки? Я сейчас принесу.
— Не надо, иди сюда.
Илья пальцем показывает подойти, а Денис с тяжелым вздохом повинуется и приближается. Парень тут же расставляет руки и Коломиец успешно попадает в объятия, чувствуя как чужие холодные пальцы забираются под свитшот. Он шикает на это, но ничего не делает, пока Коряков отогревается. Денис лишь пытается полностью прикрыть спину друга курткой, что никак не получится, и держит ее крепко прижав Илью к себе.
— Наклонись, — шепчет, буквально беззвучно говорит.
— Что?
— Наклонись, блять, ты слишком высокий.
Коломиец склоняет голову к чужой и чувствует, как мягкие губы касаются его, как Коряков немного приподнялся на носочки, чтобы однозначно достать и как шатается. Он жмет парня ближе к себе, чтобы тот не упал и наклоняется ещё ниже, чтобы было удобнее. Во рту Ильи будто табачный завод в перемешку с алкогольным, но это никак не отталкивает, а наоборот манит. Какая вообще разница, если его хочется целовать?
— Потом извинюсь, если вспомню, — тихо молвит парень и все так же греет руки под чужой кофтой.
***
— А я так и не извинился, кстати. Пиздец стыдно было вспоминать на утро. Прости.
— Да похуй, я бы повторил.
Коряков хмурит брови под чужую легкую улыбку, которой хочется верить, но после Денис начинает смеяться и приходит лишь разочарование вместо тупых надежд.
— Иди нахуй, шутник ебаный.
— А я шучу что-ли?
Илья вопросительно смотрит, пока взгляд друга бегает по всему его лицу, останавливается и на губах пару раз, но после крепко фиксируется на глазах. Чувство, будто он реально это сделает и любимая тахикардия настигает внезапно, когда губы обоих смыкаются в чем-то смазанном и легком, но таком нежном и, наконец-то, не пьяном. Плед греет от ледяного ветра, который нещадно раздувает волосы и создаёт атмосферу этому вечеру. Пока снаружи холод бьет по коже, внутри все горит синим пламенем и выливается в плавность рук, аккуратность касаний и жар от языка, который обводит чужой рот вдоль и поперек, проверяет каждый его микрометр и находит точку соприкосновения с чужим.
— Потом извинюсь, если вспомню, — говорит прямо в чужой рот, когда немного отрывается и тут же чувствует толчок в плечо.
— Сука, хватит надо мной ржать, уебок, — Коряков демонстративно отворачивает голову и смотрит на звездное небо.
Денис хихикает на такую реакцию, ложится на его плечо и чувствует долгожданное умиротворение, которое нужно было так долго. Илья только вздыхает и кладёт свою голову поверх его. Сейчас они не пьяны, но обоим кажется, что очень даже наоборот, ведь быть настолько плавно и затуманено не может.
— Не думаю, что я хотел бы слышать твои извинения, если уж серьёзно говорить.
— А я и не собирался просить прощение.
— Забудешь, да?
— Наоборот. Тем более, мне будет неприятно извиняться за то, что я очень хотел сделать.
— Пососаться с парнем, блять?
— Пососаться с Ильёй Коряковым.
Парень вздыхает и не знает что говорить дальше. Стоит ли говорить что-то? Придумать что ответить на это заявление или оставить это на рассуждение голодным соколам? В голове роятся мысли, а в кучу собрать и вытянуть одну, как пытка.
— Я тебя люблю. Без шуток, не как друга и не как хорошего человека. Сечёшь? — Коломиец косится на чужое лицо, когда Илья поднимает голову и смотрит в ответ, размышляя над ответом.
— Я тебя тоже люблю, и давно, но почему-то говорю только сейчас.
— Это всё такая хуйня. Главное, что мы не опоздали сказать.
Коряков лишь улыбается и кивает пару раз в знак согласия. Города их будут разделять, будут делать больно, но пока они рядом хотя бы сейчас, об этом даже думать не хочется.
