Подушка принцессы

Все знают, что в последнее время Чанбин стал более уверенным в себе. Одного взгляда на его широкие плечи и пышные бедра достаточно, чтобы понять почему. Честно говоря, действительно приятно видеть, что один из его любимых людей — возможно, самый любимый из всех — чувствует себя более комфортно в своем теле. И все же. Феликс солгал бы, если бы сказал, что повышение уверенности в себе также не преследовало его днем и ночью. Главным образом потому, что Чанбин не боится использовать свои качества таким образом, что Феликс чувствует себя одновременно чрезвычайно возбужденным и немного обеспокоенным. В конце концов, он заметил прелести Чанбина задолго до того, как у того появились мускулы, и он действительно не знает, что делать с тем, что все внезапно возжелали его. Не то чтобы он стеснялся своего обожания. Он буквально сказал всем, что Чанбин – в его вкусе. Не кто-то вроде Чанбина. Нет, именно сам Чанбин. О, как ему хочется засунуть свое лицо в маленькое пространство между грудью и просто остаться там навсегда. Увы, несмотря на всю его очевидную тоску, он был заперт во "френдзоне" с момента их первой встречи. Не то чтобы ему нравился этот термин, но что еще он мог бы использовать, чтобы точно описать это? Чанбин видит в нем именно это: друга. Друга, который отчаянно хочет трахаться, любить и выйти за него замуж. Возможно, именно поэтому он и оказался в своем нынешнем затруднительном положении. Его подушка — да, та, на которой изображено лицо Чанбина — находится у него между бедер, когда он прижимается к ней, глядя вниз, чтобы увидеть, как его член скользит по напечатанному лицу, что сводит его с ума. Он скулит, наблюдая, как его член скользит по щеке и губам, желая, чтобы это был настоящий Чанбин. Он закрывает глаза, представляя, насколько это было бы по-другому. Пухлые губы Чанбина покрыты слюной, выступающей ровно настолько, чтобы ловить кончик его члена каждый раз, когда он скользит вперед. Представляет, как его язык высовывается, чтобы подразнить при каждом движении. Это заставляет его заскулить, сильнее опуская бедра для следующего толчка. Ткань подушки настолько мягкая, что она идеально смягчает и заставляет дрожать. Его пальцы впиваются в верхнюю часть подушки, чтобы крепче прижать ее к кровати, в то время как он быстрее прижимается к ней бедрами, наслаждаясь текстурой своей мокрой головки члена. Каждое скольжение делает его кожу теплее, накапливая тепло от трения между ними. Это просто достаточно горячо, чтобы заставить его разум закружиться, думая о том, каково было бы почувствовать, как рот Чанбина обхватывает его член вместо этого. Одна эта мысль заставляет его бедра дергаться, поскуливая от потери темпа. Мысль о том, что Чанбин трахнет его в рот, захватывает его настолько сильно, что он не может от нее отделаться. Он представляет, как его тяжесть давит ему на язык. Этот вкус. Будет ли он горьким или сладким, как его мятный гель для душа? Будет ли он нежен и терпелив с Феликсом или схватит его за затылок и будет прижимать к себе, пока он не задохнется и не начнет мяукать вокруг него? Его пальцы находят путь ко рту, проводят по губам, дразня чувствительную кожу, ощущая каждое прикосновение и желая, чтобы это был Чанбин. С закрытыми глазами он почти чувствует это. Почти заменил свои собственные прикосновения на те, в которых он так отчаянно нуждался. Приоткрыв губы, он просовывает внутрь два своих пальца, а затем надавливает на язык. Давление заставляет его застонать, его другая рука отпускает подушку, чтобы вместо этого опуститься на локоть и обхватить его. Он прижимает ее к груди и снова начинает покачивать бедрами. Движение его члена сочетается с ощущением его пальцев на своем языке. Он тихо стонет, двигаясь быстрее. Слюна скапливается у него во рту, но он слишком погружен в свои ощущения, чтобы утруждать себя попытками остановить ее, стекающую с уголков губ. Он просто хочет кончить, мечтая о том, чтобы пососать член Чанбина, когда тот это сделает. Его рот подсознательно обхватывает пальцы, язык обводит подушечки пальцев, которые его мозг заменяет мягкой кожей Чанбина. Он практически чувствует его там, прижимающегося тазом к носу Феликса в поисках большего. Его пальцы начинают нежно входить и выходить, имитируя свою фантазию настолько хорошо, насколько он может в данный момент. Это работает. Этого достаточно, чтобы он уже балансировал на грани, работая языком так неистово, как только может. Будет ли Чанбин мычать, когда он достигнет дна в горле Феликса? Сказал бы он ему, какой он хороший? Его рот сильнее обхватывает пальцы, мысли витают в облаках желания, окутывающих тело его хёна. С такими мускулами, как у него, как легко он мог бы подбросить Феликса и поставить его в нужную позу? Мог ли он… мог бы он трахнуть его у стены? Одна только мысль об этом заставляет его снова заскулить, бедра начинают вращаться, чтобы как можно сильнее надавить на его член. Феликс так близко, но, кажется, он никак не может добраться туда, и это начинает его раздражать. Неважно, как сильно он прижимается к подушке, этого просто недостаточно. Раздраженно фыркнув, Феликс вынимает пальцы изо рта и приподнимается с подушки, чтобы дотянуться до прикроватного столика. Грубо выдвигает ящик, перемешивая содержимое внутри, пока не находит свой фиолетовый фаллоимитатор и смазку, хватает их и поливает смазкой кончик так быстро, как только может. Ему немедленно нужно что-то внутри себя, обычно достаточно потереть простату, чтобы попасть туда, куда ему нужно. Он настолько взвинчен, что ему даже не нужна подготовка. Не совсем. Фаллоимитатор не огромен, просто достаточно широк, чтобы дать ему это полное ощущение, не доставляя хлопот при проникновении внутрь. Как только он снова поудобнее устраивается на подушке, он заводит одну руку за спину, пока не чувствует, как кончик фаллоимитатора упирается в его вход. Сделав один расслабляющий вдох, он закрывает глаза и начинает вдавливать его внутрь. Это такое облегчение – то, как он скользит по его стенкам, пока не достигает полной глубины. Как только он касается его простаты, Феликс чувствует знакомое трепетание в животе и испускает удовлетворенный вздох. Да, это как раз то, что ему было нужно. Он ждет, пока полностью не почувствует себя комфортно, затем двигает бедрами как раз в нужном направлении, чтобы трахнуть себя как на фаллоимитаторе, так и на подушке. Он ругается себе под нос, тело снова оживает от двойственных ощущений. Уже слишком нуждающийся, он цепляется за движение и повторяет его до тех пор, пока не сбивается с ритма. Фаллоимитатор наполняет его ровно настолько, чтобы снять напряжение и, наконец, начать доводить до оргазма, мысли возвращаются к его идеальному хёну, как только в животе и вдоль члена вспыхивает жар. «Бинни», - скулит он, зажмуривая глаза, чтобы снова погрузиться в свои фантазии. На этот раз Чанбин полностью насаживает его на свой член. Феликс теряется в ощущениях, позволяя своим бедрам двигаться взад-вперед, пока не находит устойчивый темп, который заставляет его вскрикивать почти каждый раз, когда он достигает дна. Он так близко, что чувствует это в своих пальцах рук и ног, когда они начинают покалывать. Жар превратился в жгучее удовольствие, от которого мурашки пробегают по его позвоночнику. «Бинни, пожалуйста!» Тихий скрип привлекает его внимание, заставляя Феликса замереть на долгом стоне, когда его взгляд устремляется к двери. Это… Чанбин. Подождите, это просто его воображение..? Затем дверь открывается немного шире, чтобы показать хёна, о котором он только что мечтал, стоящего на пороге и смотрящего на него широко раскрытыми глазами. Весь жар в его теле испаряется при виде выражения его лица, заменяясь льдом в груди. Это больно; болезненный укол, который пронзает его насквозь, когда он понимает, за чем его только что застукали. На самом деле всему этому нет никакого объяснения. Подушка, фаллоимитатор, слова. Он просто продолжает смотреть на него в его застывшем состоянии, желая, чтобы он что-нибудь сказал и задал тон тому, как они собираются во всем этом разобраться. – …Феликс? Блять. Почему его имя звучит одновременно устрашающе и прекрасно каждый раз, когда Чанбин произносит его? Он инстинктивно сжимается, это действие только заставляет его задыхаться, а сейчас не время задыхаться, потому что это только заставляет глаза Чанбина расширяться еще больше. Слишком много напряженных секунд проходит между ними, прежде чем Чанбин говорит: – Ты произнес мое имя. Почему ты произнес мое имя? Тот простой факт, что его голос звучит совершенно шокировано, вызывает чувство вины, и Феликс внезапно чувствует себя крайне уязвимым. Конечно, он голый и был таким все это время, но услышать о том, что Чанбин так лаконично застукал его на месте преступления, вероятно, достаточно, чтобы вызвать ночные кошмары в обозримом будущем. – Извини, – это все, что он может сказать, опуская глаза на Чанбина на своей подушке вместо настоящего. На самом деле он не хочет смотреть ни на кого из них прямо сейчас. Несмотря на то, что он буквально годами крутился вокруг своих чувств к старшему, он никогда прямо не говорил ему об этом в лицо. Он действительно думает о том, чтобы признаться Чанбину в своей любви прямо сейчас? Сидя верхом на подушке, уткнувшись в нее своим чертовым лицом? – Потому что… Я люблю тебя, – ловит он себя на том, что говорит это, потому что, очевидно, да, он выбирает именно этот момент, чтобы сбросить это со своих плеч. Он готовится к тому, что его отвергнут или что все обернется ужасно неловко, но затем Чанбин удивляет его, почти сразу же говоря: – Подожди. Ты любишь меня? Действительно? Как… больше, чем просто хёна? Почему у него такой удивленный голос? На секунду Феликсу кажется, что Чанбин издевается над ним. Разыгрывая из себя "удивленного пикачу", прежде чем он начнет насмехаться или что-то в этом роде. За исключением того, что это Чанбин, так что, конечно, он ни за что не стал бы издеваться над его чувствами. На самом деле, он, по-видимому, пересек комнату и опустился на край кровати перед ним с самыми большими остекленевшими глазами. Феликс не знает, как все это произошло, и еще меньше он знает, как получил свой первый настоящий поцелуй от Чанбина. Единственное, что он на самом деле знает, так это то, что губы Чанбина невероятно мягкие, когда они прижимаются к его губам, а его рука почти благоговейно скользит по его щеке и подбородку. Запах цитрусовых и специй наполняет его мозг, гораздо ближе, чем он обычно ощущает. Он практически чувствует его вкус на себе. Стоп. Какого черта? Как… почему? Чанбин отстраняется от поцелуя, и на его лице появляется почти застенчивая улыбка. Феликс не умеет вычислять. Неужели Чанбин только что поцеловал его?! Его губы приоткрываются, но на ум ничего не приходит в виде слов. Особенно когда Чанбин говорит: – Я и понятия не имел. На самом деле Феликс немного возмущен этим. Как, черт возьми, он мог не знать?! Хотя это чувство может подождать, потому что Феликс едва успел насладиться этим поцелуем, и он полностью намерен получить больше. Его тело само по себе наклоняется вперед, пока их губы снова не встречаются, и на этот раз он наслаждается этим. Чанбин такой теплый, и когда Феликс погружает язык в щель между его губами, он стонет, потому что у него тоже приятный вкус. Как мятная гигиеническая помада и он сам. Только он, во всей своей красе. На этот раз Феликс отстраняется от поцелуя, и ему открывается прекрасный вид на щеки Чанбина с легкой розовой припудренностью, глаза все еще закрыты, что привлекает внимание к его длинным ресницам и округлым щекам. Он просто такой мягкий и горячий, и в нем есть все, чего Феликс когда-либо хотел, что он не может удержаться от того, чтобы не украсть еще один поцелуй. Еще только один. Однако на этот раз Чанбин готов к встрече с ним, одна рука поднимается, чтобы зарыться ему в волосы и крепко удержать его. Он наклоняет голову как раз перед тем, как облизать губы Феликса точно так же, как он только что делал. Как только он приоткрывает губы, Чанбин лижет его рот, и некогда слабеющая эрекция уже возвращается в полную силу. Факт, из-за которого он мог бы смутиться, если бы его хён не стонал ему в рот. Он так отзывчив на простые поцелуи, что Феликс снова сжимает игрушку в предвкушении. Он хочет его, черт возьми. После того, как Феликс так долго сдерживался, он почти отчаялся. Он тянется назад, чтобы вытащить из себя фаллоимитатор, отдаленно слыша, как он падает на пол, прежде чем подползти вперед и забраться на колени к Чанбину. Его разум, по сути, просто неистово кричит, когда он чувствует, как руки Чанбина обхватывают его за талию, помогая удержаться на месте. Их руки сплетаются, они прижимаются друг к другу, а поцелуи становятся только глубже. Феликс чувствует, как тело Чанбина сжимается вокруг него, когда он пытается прикрыть своим телом как можно больше, насколько это физически возможно. Они обмениваются сдавленными стонами, и он почти уверен, что они исходят от него, но он не может быть уверен. Не тогда, когда все его чувства в данный момент сосредоточены на цитрусах, специях и всем остальном чрезвычайно приятном. Чанбин отстраняется ровно настолько, чтобы прошептать: – Ого. Мы это делаем? Феликсу приходится сдерживать себя, чтобы не сказать "черт возьми, да", вместо этого он покрывает неистовыми поцелуями каждую из чужих щек, придвигаясь еще ближе. –Пожалуйста? Я так долго хотел тебя. Хватка на его талии усиливается, и Феликс видит, как темнеют глаза Чанбина. Они переходят от открытых в изумлении к абсолютно затуманенным, чего он никогда раньше не видел. Его грудь вздымается, следующий вдох прерывается от обещания, которое он видит там, когда Чанбин поджимает под себя ноги и просовывает одно бедро между его ног. Трения как раз достаточно, чтобы немного утихомирить ноющую боль от нового давления на его член. – Тебе было весело тереться об подушку. Почему бы не попробовать что-нибудь настоящее? О, черт. Чанбин официально перешел от шока и благоговения к человеку, выполняющему миссию по полному уничтожению Феликса. Его бедра опускаются вниз в поисках этого удовольствия снова, наслаждаясь тем, как его член скользит по шелковистому материалу пижамных шорт Чанбина. Под ними он чувствует силу в своем бедре, и это все, о чем он так долго мечтал. Он сделает это. Прямо сейчас. С Чанбином. Его Чанбином. Этого достаточно, чтобы дрожь пробежала по его спине, пока он продолжает двигаться вдоль предложенного бедра. Чанбин использует свою хватку на талии Феликса, чтобы удержать его на месте после нескольких покачиваний бедрами, и Феликс не готов к тому, что он согнет бедро и поднимет его, прижимаясь непосредственно к его члену, прежде чем начать устойчивые покачивающие движения. Чистое удовольствие от этого, в сочетании с тем фактом, что в данный момент бедро Чанбина трется о него, заставляет его легкие сжиматься, когда он икает, хватая ртом воздух. – Чего ты хочешь, Феликс? – вопрос не обязательно удивителен в данном контексте, но низкий тембр голоса Чанбина, произнесенного между ними, определенно удивляет. За исключением ранних утренних пробуждений и голосовых записей, Феликсу обычно не доводится слышать такую роскошь, и прямо сейчас это кажется особенным. Только для него в этот сюрреалистический момент, когда все наконец-то встало на свои места. – Тебя. Всего тебя, - Феликсу удается вырваться, потому что Чанбин ни на секунду не замедлил движения своего бедра. На самом деле, теперь, когда они обменялись этими словами, он нажимает сильнее, и Феликсу кажется, что его позвоночник может сломаться, если он будет напрягаться ещё больше. Затем, без всякого предупреждения, Феликса переворачивают на спину на кровати, когда всё меняется, внезапно он обнаруживает, что его голова покоится на подушке-Чанбине, а сам Чанбин оказывается между его раздвинутых ног. Руки прокладывают путь от талии вверх к груди, шее и щеке, где они, наконец, останавливаются. Когда он снова может как следует сфокусировать взгляд, он оказывается в ловушке под грозным взглядом своего любимого хёна. Это совсем не похоже на то, как он представлял себе встречу с Чанбином — они вообще собирались так встретиться?? — но он всё равно этого хочет. Даже если слова, которые он хотел услышать буквально годами, так и не сбудутся, он всё равно может получить это. И никто никогда не сможет отнять это у него. Именно из-за этого чувства Феликс обнимает Чанбина за шею и говорит не слишком терпеливо: – Возьми меня. Хён, я хочу, чтобы ты трахнул меня. Чанбин делает глубокий вдох, все еще не сводя с него глаз. – Да? Руки Феликса сжимаются, пытаясь передать, как сильно он этого хочет, и побудить Чанбина делать все, что он захочет. Он возьмет все, что сможет получить. – Да. Пожалуйста, хён? Проходит несколько секунд, когда Чанбин, кажется, действительно думает об этом, его глаза опровергают все, что происходит у него в голове. Затем он кивает один раз, прежде чем наклониться, чтобы прижать их губы друг к другу. Это уверенное действие, Чанбин берет всё под свой контроль, наклоняя голову, чтобы правильно соединить их. Его тело опускается вниз, бедра соприкасаются, когда он прижимает Феликса к кровати. От этого у него горит живот, ноги прижимают хёна так близко, как только он может, не снимая шорт. Каждое движение их языков вызывает у Феликса головокружение от желания. Колени прижимаются к бедрам Чанбина, когда он прижимается к нему, чтобы свести их члены вместе. Он понимает, что может чувствовать его. Он твердый. Тот факт, что Чанбин возбуждается от поцелуев с ним, и обещание получить бóльшее заставляют Феликса скулить ему в рот. Чёрт. Учитывая, насколько близок он был к тому, чтобы его прервали, он уже перешел тонкую грань, и он не хочет кончать на рубашку Чанбина, даже не потрогав его. Он отрывается от поцелуя, тяжело дыша в промежность между шеей и плечом Чанбина. – Сейчас, – это звучит гораздо требовательнее, чем он, вероятно, когда-либо разговаривал со своим хёном, но он действительно может закричать, если не получит облегчения. Чанбин хихикает, отстраняясь, чтобы как следует посмотреть на него умоляющими глазами. – Ты так сильно меня хочешь? Крик неизбежен. – Хён, – предупреждает Феликс, нахмурив брови от наглости этого человека затягивать с этим, когда он так очевидно напрашивается на это. – Ладно, ладно, – успокаивает Чанбин, хотя на его лице все еще играет самодовольная улыбка, когда он наклоняется и стягивает шорты с бедер. С их нынешнего ракурса Феликс не может как следует рассмотреть его, но он определенно чувствует, как крупный член отстранялся от его таза. Миллион проклятий вертятся на кончике языка, но все они срываются и исчезают, когда он видит, как Чанбин тянется через его плечо и открывает крышку флакона со смазкой. Наконец-то. Он быстро смазывает свой член, затем отбрасывает флакон в сторону, двигая бедрами. В первый раз, когда его кончик касается дырочки, Феликс издает стон и раздвигает ноги шире, закрывая глаза, чтобы сосредоточиться на ощущении бедер Чанбина, прижимающихся вперед. Учитывая, что он только что трахал себя, Чанбин легко скользит внутрь, и внезапная полнота настолько завораживает, что голова Феликса с беззвучным стоном откидывается на подушку. Он намного толще, чем ожидал Феликс, и это все, что он когда-либо представлял, и даже больше. Чанбин хмыкает, когда их бедра встречаются, будучи полностью погруженным внутрь. Феликса осеняет, что он практически зажат между своим бывшим компаньоном (подушка-Чанбин) и мужчиной, которого он безнадежно желал (настоящий Чанбин), в таком умопомрачительном сценарии, о котором он никогда не позволял себе мечтать. Он точно долго не протянет. Особенно когда Чанбин обнимает его за плечи, прижимая Феликса к груди, когда он наполовину выходит и скользит обратно внутрь. Скольжение его члена медленное и плавное. Так чертовски идеально, что это заставляет Феликса дрожать в его объятиях и прерывисто дышать ему в шею. – Ты так хорош, – удается ему выдавить, крепко держась за спину Чанбина. Если он действительно подумает об этом, он может расплакаться, а слезы – это не очень сексуально, поэтому он собирается оставить всю тяжесть того, что они делают, на потом. На данный момент он просто хочет, чтобы Чанбин трахал его в постели. Покажите ему, как эти бедра могут работать в других контекстах, помимо быстрой разминки перед выступлением или "попсовой" хореографии, которую Феликс отмечал около сорока шести раз в своих избранных в TikTok. – Ещё. – Ещё? – спрашивает Чанбин, делая толчки медленными и глубокими. – Ты уверен, что готов к большему? Феликс не может сказать, дразнит ли он его или ему действительно любопытно, и в любом случае с него уже хватит. Используя все приемы, которым он когда-либо учился в тхэквондо, Феликс сгибает все свое тело и быстро переворачивает их, пока не оказывается сидящим на коленях Чанбина, погрузив его член по самое основание. На лице его хена написано легкое замешательство, но у него нет времени находить это милым. Феликс на гребаном задании. Он кладет обе руки на грудь Чанбина, сжимая её, соответственно, прежде чем приподняться на члене Чанбина почти на всю длину и опуститься обратно. Да. Все, о чем он может думать, это: "Да". Это то, в чем он нуждался с самого начала. Стон, который он издает, вероятно, слышно по всему общежитию, но сейчас ему было все равно. Особенно учитывая, как расширились зрачки Чанбина, наблюдая за тем, как он задает головокружительный темп, засовывая в себя член настолько глубоко, насколько это физически возможно, и так быстро, как только может. Феликс откидывает бедра назад при каждом движении вверх, заставляя член Чанбина как раз вовремя скользить по его простате и оставляя ноги Феликса дрожащими в беспорядке. Не то чтобы он возражал. Он столько раз проходил через изнурительные танцевальные практики, что это не мешает ему просто продолжать неистово трахать себя. Жжение в его бедрах – ничто по сравнению с горячим наслаждением, разливающимся по нему. – Твою мать, – выдыхает Чанбин, все еще пытаясь сообразить, куда деть руки. – Феликс… Феликс, – выдыхает он, наконец останавливаясь на том, чтобы обхватить его за бедра и впиться в них большими пальцами. Чанбин выглядит ошеломленным, волосы разметались по подушке, когда он с благоговением смотрит на Феликса. Его живот продолжает напрягаться при каждом движении вниз, грудь вздымается под руками Феликса, пока он держится за неё во время "поездки". Это только побуждает Феликса не сбавлять темп, наполняя себя тем, о чем он слишком долго мечтал. Если это будет единичный случай, он, по крайней мере, сможет оглянуться назад и оценить, что выложился полностью, отдав все силы на это. – Я близко, – предупреждает Чанбин, и Феликс видит, как румянец заливает его грудь и шею. Его ноги подгибаются под ними, пытаясь удержаться от того, чтобы снова не трахать Феликса каждый раз, когда он снова опускается. Эти слова только побуждают Феликса двигаться быстрее, его глаза сосредоточены на Чанбине, когда он пытается довести их обоих до конца. – Прикоснись ко мне, – скулит он, нуждаясь в последнем толчке, чтобы добиться своего. Он задыхается, когда рука Чанбина крепко обхватывает его по всей длине, позволяя собственным движениям Феликса сжимать его член в своей хватке. Это как искра в его животе, приближающая его кульминацию, пока он продолжает двигать бедрами вниз по всей длине члена своего хена. Единственное, что он может чувствовать, – это неуклонное нарастание своего оргазма. – Хочу увидеть, как ты кончишь, – стонет Чанбин, его глаза немного стеклянные. Слов слишком много, они подталкивают Феликса к последнему рывку к оргазму, когда его бедра дергаются. Он падает вниз, тело обвисает, когда его сперма окрашивает грудь и живот Чанбина. Все его тело дрожит от напряжения и всепоглощающего чувства жара и покалывания, распространяющегося по нему до кончиков пальцев на ногах. Возможно, это самый сильный оргазм, что он когда-либо получал за последнее время. С почти что рычанием, руки Чанбина находят его талию и приподнимают достаточно, чтобы дать ему пространство для движения. Затем он начинает неистово вдалбливаться в Феликса, стремясь к собственному освобождению. Феликс остается тряпичной куклой в его объятиях, задыхаясь при каждом толчке, который продлевает его удовольствие. Как только это начинает перерастать в чрезмерную стимуляцию, Чанбин мычит, когда их бедра соприкасаются, а его член дергается и извергает свое собственное освобождение глубоко в тело Феликса. Несмотря на то, насколько измотанным он себя чувствует, Феликс улавливает каждое биение члена своего хена глубоко внутри себя, и этого почти достаточно, чтобы вызвать в нем новый виток возбуждения. Если бы только он не был таким измученным. Когда оргазм Чанбина отступает, его руки безжизненно опускаются по бокам. Он тяжело дышит, пытаясь отдышаться, и это слегка качает Феликса при каждом неглубоком вдохе. Теперь, когда они здесь, в блаженстве после оргазма, Феликс начинает беспокоиться. У него только что был секс с Чанбином... но что теперь? Что это значит для них? Было ли это просто сгоряча, что-то вроде этого...? Он не думает, что после этого сможет просто вернуться к тому, как все было раньше. Не тогда, когда это казалось таким правильным и совершенным. – Эй, что случилось? – зовет Чанбин, хотя его голос слаб. Тем не менее, он выглядит обеспокоенным, когда протягивает руку, чтобы обхватить щеку Феликса ладонями. – Феликс? Я причинил тебе боль? Он подумывает о том, чтобы найти оправдание, но Феликс всегда был серьезен. Может быть, временами чересчур честен. – Что… э-э, что это значит для нас..? – даже задавая этот вопрос, ему хочется спрятать свое лицо в груди Чанбина. – Что ты имеешь в виду? – спрашивает Чанбин, почти лихорадочно вглядываясь в его лицо. – Ты сожалеешь об этом? Сожалеет ли он об этом? Нет. Ему даже не нужно заканчивать мысль, чтобы понять, что он нисколько об этом не сожалеет. Он бы делал это снова, и снова, и снова, если бы до этого дошло. – Нет, но я не хочу, чтобы ты думал, что обязан отвечать на мои чувства чем-либо. Чанбин хихикает над его словами, недоверчиво глядя на него. – Феликс. Я тоже тебя люблю. Я думал, это было очевидно, когда я поцеловал тебя? Благослови его хен, правда, но Чанбин станет для него смертью. Тем не менее, эта мысль полностью затмевается взрывом трепета в его груди при словах "потому что".… Чанбин любит его? Стоп. Чанбин любит его?! Феликс так внезапно ошеломлен, что готов расплакаться, и он действительно опускается, чтобы уткнуться лицом в грудь своего хена, когда чувствует знакомый укол слез в глазах. Может быть, они оба идиоты, которым нужно научиться пользоваться словами, но сейчас ему даже все равно, потому что: Чанбин. Его Чанбин. Тоже любит его. И это все, что сейчас действительно имеет значение.