***
Ли Минхо чувствовал, что весь мир вокруг кружится и плывёт, но всё равно спешил по коридору, хоть и спотыкался о собственные ноги. Он устал, так утомился, что был готов заснуть посреди зала ожидания, несмотря на скорую операцию. Через несколько минут привезут больную с сильным кровотечением, которое необходимо остановить, иначе исход будет очень плохим. Свет мигал, или это ему казалось? Минхо остановился, опираясь о стену, и тихо выдохнул, прокручивая в памяти сегодняшний день. Расписание на субботу было слишком плотным, и сначала планировался ленивый график в честь выходного дня, но что-то пошло не так и повлекло за собой цепочку из операций. И вот сейчас, так поздно вечером, очередная. Он мог бы попросить заменить его, в конце концов, это даже не его смена, но Ли просто не мог сидеть сложа руки, поэтому вертелся как белка в колесе. Глаза слезились от усталости, голова болела и раскалывалась, руки дрожали, но это всё не так важно. Сейчас имеет значение только тот — точнее, та, — кто попал в больницу из-за аварии. Бывшая девушка Ли Минхо, так жестоко изменившая ему и ушедшая из его жизни молча. Это было главное. — Главный врач Ли! — окликнули его из операционной, и Минхо заторопился туда, чуть было не натыкаясь на неизвестного ему мужчину в дверях. Ударился плечом и, судорожно поклонившись, пробормотал слова извинения. Потом поднял взгляд. Насмешливая улыбка, смазливые черты лица, так ясно отражающие характер. Слишком тёмные, даже чёрные глаза привлекали внимание и заставляли всматриваться все сильнее, до тех пор, пока не заноет переносица от сильного приступа мигрени. Да и вообще во всём облике мужчины («Сколько ему? Лет тридцать, может быть?») преобладал чёрный цвет — глаза, волосы, странная рубашка с кружевными манжетами и полуюбка, постепенно переходящая в не менее странные джинсы. Будто какой-то косплей на античное существо наподобие Геракла. Господи, какие только мысли не приходят в больную голову в одиннадцатом часу вечера! — Извините, дайте пройти, пожалуйста, — вежливо повторил Минхо, поправляя медицинскую маску и пытаясь отвернуться от притягивающих глаз. Но безрезультатно. — Мне надо идти. — Приятно познакомиться, — усмехнулся мужчина, выглядя ну совсем как кот, поймавший добычу. Какое идиотское сравнение, чёрт возьми. — Хан Джисон, сводный брат ныне покойной Чон Миён. В усталую голову не сразу дошёл смысл сказанных слов, поэтому хирург несколько секунд простоял в растерянности, пытаясь понять причину своего мелко дёргающегося века. Чон Миён — это бывшая Минхо, которую уже доставили в операционную и к которой приступила целая команда специалистов, стараясь остановить кровотечение. Но что за чушь несёт этот человек? — Извините, — слегка повысив голос, вновь повторил Минхо, ощущая, как его тембр дрожит, — сейчас не время для знакомств, дайте пройти! Мужчина ничего не ответил и с места не сдвинулся, заставляя Ли, расширив от возмущения глаза, оттолкнуть его в сторону. В воздухе явственно чувствовался запах крови, но летел аромат не от операционной, путь к которой преграждали несколько дверей и длинный коридор. Только сейчас, вдыхая почти осязаемый железный смрад — никак больше не назовёшь смесь из кровяного аромата и чего-то гнилого, — хирург понял, что в коридорах, кроме него и неизвестного, больше никого нет. И свет стал слишком ярким, чтобы это игнорировать. Сердце гулко билось, когда Минхо оглянулся, убеждаясь в том, что из-за дверей доносится какая-то суета, будто коллеги изо всех сил стараются привести девушку к жизни, и замер на месте, усиленно убеждая себя, что у него просто-напросто галлюцинации из-за переутомления. Ведь в любой другой день он бы не увидел посреди коридора крупного бультерьера, оскалившего свои клыки, которыми в каждую секунду был готов порвать человеческую плоть и сломать кости, с мордой, измазанной в крови. Он бы не встретил неизвестного мужчину, чьи глаза не были похожи ни на какие-либо другие. Этого всего бы не было. Аида чуть не отбросило назад волной страха, которая исходила от Ли Минхо, пытающегося вдохнуть, но всё безрезультатно. Человеческое лицо побледнело, и хирург попятился от адского пса, хватаясь за рукав смерти и сжимая ткань так, будто держался за последнюю соломинку. Глаза были округлены от страха, а удары сердца были слышны даже сейчас. — Уберите… уберите собаку, — сиплым голосом взмолился он, разворачиваясь к Аиду, который смотрел на него с ноткой растерянности от степени испуга, и дыша слишком тяжело, задыхаясь. — Пожалуйста, уберите пса!.. Только сейчас из-под белого воротника рубашки стали видны белеющие рубцы, неаккуратные и жуткие, словно кто-то, ни капельки не жалея, разорвал горло тупым куском стекла. Шрамы, оставленные бешеной собакой, сохранились на всю жизнь, напоминая о себе постоянно и отдаваясь тусклой болью во всём теле. Нельзя было даже сглотнуть нормально, чтобы не вскрикнуть от неприятных ощущений. Ли Минхо понимал, что сейчас не выдержит и потеряет сознание, а это ещё опаснее, но не мог с собой ничего поделать, чувствуя сзади присутствие пса из своих кошмаров, скалившего клыки. Пытался сделать шаг в сторону, но не мог, парализованный страхом и глядя только в тёмные глаза напротив. — Убрать Цербера? — как-то слишком радостно переспросил незнакомец, и этот тон заставил вглядеться в чужие глаза попристальнее, задаваясь вопросом: «А не под чем-либо он?». — Убрать? Зачем? — Я боюсь собак, — почти проскулил хирург, еле удерживаясь на подгибающихся коленях и стараясь не оборачиваться, хоть и слышал этот рык, — умоляю, уберите его… — Я знаю. Мужчина смотрел на него, долго и пристально, будто старался запомнить каждую черту, каждую привычку, потом кивнул кому-то — адскому, наверное, псу — за спиной Минхо и вновь уставился на хирурга. Если бы Ли был не в своём уме, он бы заметил, что в этих чёрных глазах виднеются языки пламени. Но он ещё не до такой степени устал, чтобы свихнуться. Рычания больше не было слышно, и хирург, помедлив несколько секунд, обернулся, желая убедиться и в то же время опасаясь, что вот-вот на него набросятся и загрызут до смерти, но коридор за его спиной был пуст, будто бы и не было этого пса, с чьей пасти на пол капала ярко-бордовая кровь. Тёмно-красные следы от неё, правда, остались. — Це…цербер? — нервно переспросил Минхо, пятясь назад, преследуемый чужим взглядом. Таким опасным, что хотелось забиться в истерике. — А вы, наверное, Аид, да? Лицо Хана ни капельки не изменилось, но изнутри бог смерти ликовал, наслаждаясь человеческим страхом. Тягучим и вкусным. А вообще, этот Ли Минхо первым за всё тысячелетие упомянул имя Аида, невольно догадавшись, но не восприняв это всерьёз. Такой забавный. — Угадали. — Бог смерти склонил голову набок, глядя заинтересованно, но не собираясь останавливать сбегающего смертного. — Чёрт, я даже не думал, что люди такие догадливые. Наркоман! Сумасшедший! Обколотый! Только как он проник в элитную больницу, где у каждого входа стоит охрана? Минхо нашарил позади себя дверь, готовый повернуть ручку и вбежать в собственный кабинет, но пальцы не слушались. — Приятно познакомиться, — простонал хирург, всё-таки не удержавшись на ногах и поскользнувшись на полу. Рукой задел лужу крови, даже не зная, что она принадлежит ныне покойной бывшей девушки, — а я тогда Люцифер, падший ангел. — О, правда? — приподнял брови Аид, холодным взглядом наблюдая за смертным, который старался перевести это всё в шутку. Такую интересную и смешную. — Искушаете людей, заставляя перейти на тропу опасности и предоставляя прямую дорогу к духовной гибели? Скрываетесь в человеческом мире в облике простого смертного, а сами вершите грязные дела? Воздуха стало катастрофически не хватать, когда Минхо заметил небольшой шаг этого ненормального в его сторону и отполз подальше, усиленно пытаясь повернуть неподдающуюся дверную ручку. Судорожно хватался за неё ослабевшими пальцами, желая только одного — сбежать отсюда, чтобы не видеть этих тёмных глаз, не чувствовать в воздухе запах крови и гнилого мяса, не слышать тихое рычание и бульканье чуть пониже рваного шрама. А что, если его убьют сейчас, прижимая к лицу тряпку, смоченную в эфире, и надавливая на кадык слишком сильно, заставляя задыхаться от боли и страха. Даже если предположить, что сознание он потеряет не сразу, то сил у него всё равно на сопротивление не останется. А собака сможет в любой момент прокусить кожу до кости… — Цербер, — звонко окликнул пса этот ненормальный, оборачиваясь назад и глядя куда-то в тёмный проём, — взять его. Пальцы соскользнули с ручки в последний раз, и замок щёлкнул, позволяя Минхо схватиться за дверь и захлопнуть её перед собой. И тут же захотелось разрыдаться, ибо его взору открылся вовсе не привычный кабинет, где можно было спокойно запереться, проводя час отдыха за бумагами. Это вновь был тот же коридор, из которого он только что сбежал, отгородившись десятью сантиметрами дерева и толстыми стенами. Он же, но только пустой и без лужи крови на полу. Ли ошалело уставился на свои пальцы, которые соединяла тонкая плёночка крови, создавая что-то наподобие перепонок. Возможно, у него галлюцинации… ну или ему это просто снится. — Главный врач Ли! — послышалось из-за двери операционной, и в коридор выглянул медбрат, кивая головой в знак приветствия. — Больную привезли, нельзя терять ни минуты. Больную? Чон Миён? Она не мертва? Хирург нахмурился, машинально делая шаг вперёд и абсолютно не контролируя свои действия, и прокрутил в памяти недавние события. Бультерьер с мордой, измазанной в крови, незнакомый мужчина со странными глазами и в странной одежде, будто косплеил кого-то, весь их не несущий никакого смысла разговор… И упоминание бывшей доктора, точно, незнакомец говорил что-то про своё родство с Миён! Кажется, сводный брат… «ныне покойной девушки». Что за ерунда! Боль в голове пульсировала, а слабость во всём теле никуда не делась за те минуты, когда Минхо, ничего не соображая, шёл по коридору, на ходу надевая маску, висящую на одном ухе, чувствуя дежавю. Эти действия были выполнены совсем недавно, но теперь приходилось делать всё заново. Он обернулся, ощущая себя параноиком, лишь для того, чтобы проверить, что крови на полу нет. Чистая поверхность. В операционной творился настоящий хаос — помощник главного врача что-то судорожно говорил ему, но Минхо рефлекторно схватился за скальпель, глядя на знакомую фигуру, до шеи укрытую белой простынёй в грязно-кровавых пятнах. И везде этот запах гнилого, будто тот адский пёс из вечных кошмаров всё ещё находился в здании больницы. Чон Миён дышала еле-еле, но пугало не это. На шее, если откинуть в сторону белую ткань, расплывался алым страшный рубец, будто кожу разодрали чьи-то клыки. Причина смерти заключалась в аварии, за рулём машины, врезавшейся в дерево, находилась сама девушка, но рана говорила совсем о другом. Адский пёс загрыз её, безжалостно и с садистским удовольствием, но все продолжали рассказывать что-то о тупой аварии, которой не было. Никаких других повреждений на всём теле не было, хоть помощник, приложив к лицу пострадавшей маску с наркозом, зашивал гладкую кожу бедра. Минхо опустил скальпель, чувствуя внутри себя пустоту и глядя только на рваную рану и белеющие косточки. Пёс добрался даже до них, раскусывая клыками в мельчайшие осколочки, а за ним весело наблюдали, приговаривая что-то ласковое. Возможно, он всё-таки слишком сегодня устал. В воздухе витала эта гнилая вонь, когда ему хриплым шёпотом объявляли: «Главный врач Ли, её сердце остановилось ещё давно, уже поздно, отойдите, вы всё равно ничего не поделаете». Его оттащили, но голову хирург не повернул, пытаясь понять только одно — что произошло сегодня вечером? Проколов в его карьере никогда не случалось, поэтому это слишком сильный удар для него, особенно если учесть, что это его бывшая девушка. А не случилось ли это из-за давней неприязни к Миён, смог бы он спасти её, если бы не лишние чувства? Она умерла в операционной, но никто, кроме него, не видел огромную рану на шее, из которой на белую простыню текла бурая кровь, пачкая и заливая её. — Нет, — помотал головой Ли, опускаясь на пол рядом с железным столиком и тупо глядя на скальпель в руке. Крови слишком много. — Как такое могло произойти? Рядом с ним на пол опустился помощник, парень лет двадцати трёх со светлыми длинными волосами, и уставился с сочувствием во взгляде, протягивая белый платок. Минхо и не заметил пятен крови на щеках, под маской, которую сейчас стащил, чтобы вдохнуть более-менее свежего воздуха. Хирург продолжал смотреть на инструмент в своей дрожащей руке, выглядя так потерянно, что помощник решился открыть рот: — Железные детали, — осторожно начал он, кивая кому-то в стороне, — пробили внутреннюю часть бедра и задели позвоночник, поэтому потерь крови было слишком много. Вы сделали всё, что смогли. Вы не бог, чтобы дарить людям, приговорённым к смерти, жизнь. Аид. Ли слегка усмехнулся, скрывая пульсирующий внутри страх и пытаясь не вспоминать сегодняшнего посетителя и его пса. — Дело не в железной балке. Вы не видели рану на шее? — Хирург бросил на своего помощника быстрый взгляд, замечая на лице только недоумение. — Рана… на шее? — растерялся тот, хмуря брови. — Нет-нет, пострадали только бедро и позвоночник, с шеей всё в порядке. Ясно, у него галлюцинации. Минхо бы отключился прямо сейчас, но до сих пор держался, боясь очередной временной петли, и только смотрел остекленевшим взглядом на большие часы, пытаясь разглядеть цифры. Около двенадцати часов, смена давно бы закончилась в нормальный день, но не сегодня. Ему пора домой, хочется провалиться в глубокий сон, на несколько часов напрочь забыть эти страшные минуты, на следующее утро как обычно собраться на работу и провести нормальный рабочий день. Никаких странных мужчин, адских псов и смертей бывших девушек. — Вам надо бы домой, — встревожился парень, осторожно хватая Ли за рукав и пытаясь заставить его приподняться с пола, — иначе завтра не сможете прийти. И выходной надо почаще брать, трудоголик вы безнадёжный. — Помощник Хван, — слабо улыбнулся Минхо, игнорируя кружащийся вокруг мир и фокусируя расплывающийся взгляд на лице напротив. Такое знакомое и приятное, его лучший помощник, — спасибо на добром слове, но надо было думать о будущих выходных во время выбора профессии. Он устало усмехнулся, приподнимаясь, вставая на четвереньки, и, ухватившись за столик, выпрямился в полный рост. В сознание не приходила мысль, что в таком состоянии он вряд ли сам доберётся до дома, поэтому мужчину переполняла решимость наконец заснуть в родной кровати, не задумываясь о сегодняшнем неудачном дне. Мельком попрощавшись с Хваном, он переступил порог операционной, задержав дыхание, чтобы не чувствовать запах гнилого в воздухе. Надвинул до самых глаз медицинскую маску и, подхватив сумку с бумагами из кабинета, запер дверь. «Если у меня галлюцинации, то стоит принять таблетки, — всерьёз задумался о своём состоянии Минхо, выходя на улицу и оглядываясь по сторонам, делая шаг осторожно, чтобы не запнуться и не упасть, — но с чего бы? Я не наркоман, но собака из детства появилась наяву. И кровь на полу, а потом на простыне, укрывающей Миён. Мне страшно, но тот неизвестный только упивался моим страхом, даже не сразу соизволив отозвать своего пса. Может быть, наркоман именно он, а не я? В конце концов, что я нашёл страшного в том, что поговорил с неизвестным мне мужчиной, пусть и владельцем бультерьера?» Минхо не любил скопления людей, поэтому предпочитал идти на работу и домой по тёмному безлюдному переулку, где, кроме редких бродячих кошек, ни одной живой души не было. Но сегодня он — по понятным причинам — выбрал для обратного маршрута шумную улицу, где в воздухе витала рабочая атмосфера, к которой примешивались ароматы из ларька с фруктами, возле которого постоянно толпились дети, выбирающие сахарные леденцы со вкусом апельсина. Скруглил плечи, чувствуя себя некомфортно, и быстрым шагом прошёл по тротуару, пробиваясь через поток людей и направляясь к пешеходному переходу. Ли остановился прямо под светом фонаря, задирая голову и глядя на тёмное небо, но вместо него почему-то замечая языки пламени. Возможно, ещё один шаг — и он оказался бы обеими ногами в могиле. Несмотря на зелёный свет и множество пешеходов, идущих по дороге перед замершими в ожидании автомобилями, одна машина с громкой рок-музыкой и грохотом полуотвалившегося бампера промчалась прямо перед носом замершего от ужаса Минхо. Несколько секунд, и вновь воцарилась тишина, если так можно было назвать привычные звуки окружающего мира. И никто, кроме Ли, не заметил ненормального гонщика, чья машина слишком идеально вписалась в ряд на другой стороне улицы, никто не выругался, испугавшись до полусмерти, ибо опасность была всего в нескольких сантиметрах. Но сам Ли замер на месте, не смея двинуться с места и глядя только вперёд, на слишком знакомую фигуру и крупную собаку у её ног. Хан Джисон, сводный брат ныне покойной Чон Миён. Хирург развернулся ещё до того, как мозг успел осмыслить ситуацию, и, стараясь не выдать своего страха, который виднелся с другого конца улицы в виде подрагивающих плеч, почти побежал обратно, беспощадно пробиваясь через толпу людей, недовольно фыркающих на его действия и пытающих толкнуть мужчину в ответ. Почему-то он уже сейчас понял всю бесполезность своих действий, прекрасно осознавая, что попытки побега только веселят этого ненормального.«Взять его, Цербер»
На ходу Ли оглянулся, блуждая сумасшедшим взглядом по дороге, но, к своему счастью — или несчастью? — не нашёл страшную фигуру. Как это воспринимать, он не знал, чувствуя животный страх, пульсирующий где-то в горле, под кадыком, около шрама. Полы пальто, в спешке накинутого на медицинский халат, развевались из-за внезапно поднявшегося ветра, и Минхо поспешно запахнул их, пытаясь куда-то деть нервно дрожащие руки.«А я Люцифер, падший ангел»
Господи, зачем он это ляпнул несколько часов назад? Чтобы не было так страшно? Чтобы отвлечь этого ненормального? Чтобы забыть страшную собаку, с пасти которой капала кровь… Чон Миён? Кто этот человек, почему он выбрал именно его, Ли Минхо? Зачем, каким образом? Ли прислонился к стене какого-то дома, стараясь отдышаться и выровнять дыхание, чтобы не казаться наркоманом во время ломки, и дрожащими руками нашарил в кармане пальто телефон, намереваясь вызвать такси. Накатил новый приступ мигрени, заставляя поморщиться от боли и прижать пальцы к голове, унимая боль. Мимо мужчины проходили люди, некоторые определённо заинтересовываясь внешним видом хирурга — взъерошенные волосы, бешеный взгляд, медицинская маска, осеннее пальто в середине лета, к тому же на белом халате. Конечно, будь его воля, он привёл бы себя в порядок, но сейчас не это занимало все его мысли. Телефон был почти разряжен, и Минхо прекрасно понимал, что жалких двух процентов не хватит для того, чтобы зайти в интернет, отыскать контакты «ТаксиКореан» и созвониться с сотрудником, поэтому он просто сжал бесполезный гаджет в руках, продолжая осматривать улицу на предмет присутствия того, кого видеть не хотелось, от кого тошнило. У Чон Миён, бывшей девушки хирурга, не было никакого сводного брата, иначе она бы обязательно рассказала своему парню о нём, как это сделала в ситуации с родителями, единственной бабушкой и старшей сестрой, «этой занудой». Ни одного упоминания про какого-то Хан Джисона, а тот ни разу за четыре года отношений не появился в поле зрения любовников. А тут, в день смерти девушки, — на тебе, блудный сын! Нелепо, даже верить не хочется в такую глупость. Это кто-то прикинулся родственником Миён, но с какой целью? И ещё один вопрос, наверное, самый важный и необъяснимый. Откуда этот Хан Джисон знал, что Чон Миён в то время была мертва? А потом это дежавю, будто во всём этом замешана временная петля… И с морды собаки текла кровь, будто именно она разорвала горло девушке. Чёрт. Минхо взмахнул рукой, подбегая к дороге и пытаясь остановить такси, которое чудом высмотрел в потоке машин, выглядя при этом, наверное, как несчастный доктор Джекилл во время встречи с мистером Хайдом. Только Эдвардом в этой ситуации была не вторая личность Генри, а самый настоящий человек — Хан Джисон. Машина на счастье замедлилась, и Ли, не медля ни минуты, распахнул дверцу, садясь в салон. — Деньги есть? — хмуро поинтересовался водитель, насторожились при виде своего пассажира. Хирург судорожно кивнул, шаря в своей сумке и удостоверяясь, что всё в порядке. Всё, блядь, нормально, кроме сегодняшнего дня. А так всё зашибись просто. Он прислонился головой к холодному стеклу, глядя наружу, на мелькающие за окном фонари, машины и здания. На него часто посматривали, пытаясь поймать то странное чувство, которое возникало при взгляде на полностью опустошённого человека, но всё безрезультатно. И свет погас, так внезапно и мгновенно, будто и лампочку в салоне, и свет фонарей и фар на улице, и мерцание звёзд просто отключили.***
Ли Минхо открыл глаза, переступая порог и сощурился, в первые секунды пытаясь понять, где находится. Вздрогнул всем телом, заметив знакомый яркий, режущий глаза свет больничного коридора, и приоткрыл от изумления рот. Суббота, около десяти вечера.«Сыграем в игру? Такую весёлую, забавную, прямо как вы. Правила таковы: я пытаюсь поймать вас, а вы изо всех сил сопротивляетесь»
Не может быть. Руки задрожали от накатившей волной истерики, и Минхо, покачнувшись, опёрся о стену, глядя вниз, на ярко-красную лужу крови, расплывающуюся по полу. Всё снова. Джекилл тоже не смог в какой-то момент контролировать Хайда. Пёс с белыми клыками и кровавой мордой, неизвестный мужчина со странными глазами, не несущий абсолютно никакого смысла разговор про Аида, Цербера и Люцифера — всё это повторяется вновь и вновь. — Нет-нет-нет, — забормотал Минхо, закрывая лицо рукой и сквозь пальцы глядя на своё отражение в красной поверхности. Почему кровь не застывает?! — Ерунда. Мне просто это снится, сейчас всё-о-о пройдёт. Чон Миён жива и здорова, пса из моих кошмаров нет. Он вытянул вперёд руку, сжимая и разжимая пальцы, глядя на неё так, будто стараясь понять, настоящая она или нет, потом повернулся назад, хватаясь за дверную ручку своего кабинета и дёргая со всей силы. Дверь поддалась не сразу, с каким-то треском, будто что-то в механизме было безвозвратно сломано. Хирург уставился на свой кабинет, пробегаясь взглядом по знакомым предметам, бумагам на столе и большому зеркалу, которого раньше не было. На него же в ответ смотрел такой же бледный мужчина с бешеным взглядом в медицинском халате и одноразовой маске. В воздухе пахло гнилью, когда Ли медленно приблизился к зеркалу, проводя по гладкой поверхности пальцами и удостоверяясь в том, что это не какой-нибудь портал, а самый обычный предмет, появившийся из ниоткуда. И даже почти не вздрогнул, почувствовав сильную хватку на своём горле, пальцы, которые надавливали с силой, достаточной для того, чтобы разорвать швы и заставить старую рану кровоточить. Во рту появился вкус крови, а воздуха стало не хватать. Хан Джисон стоял позади мужчины, сжимая чужое горло и почти равнодушно глядя на своё отражение, слегка усмехающееся в ответ. Страх волнами исходил от Ли Минхо, который даже не пытался это контролировать — сил не было. Колено Аида было между ногами хирурга, прижимаясь к холодной поверхности зеркала. Цербер скалился совсем рядом, поэтому в один прыжок мог разорвать штанину смертного в клочки, а потом приняться за плоть. «Псих, — пронеслось в голове Ли, пытающегося не смотреть в зеркало на пса, — сбежавший из психбольницы» Возможно, его мысли были буквально написаны у него на лице, возможно, Аид это сам понял, но он удивлённо вздёрнул брови, оскаливаясь почти так же, как собственный пёс. — Псих? — хриплым голосом переспросил он, проводя пальцами по чужой шее, нашаривая грубые швы и зная, куда следует надавить, чтобы заставить мужчину задыхаться кровью. — Уверены, что именно я? Нет, Ли Минхо, — каждое слово отдавалось мурашками в теле хирурга, заставляя прикрыть глаза, — псих тут только тот, кто убил свою бывшую девушку, делая вид, что та потеряла слишком много крови, видит то, чего нет на самом деле, и разговаривает со своим отражением. — Я… — Минхо распахнул глаза, вглядываясь в фигуру мужчины, сжимающего горло до тех пор, пока не послышался треск швов, а крохотные капельки крови заскользили по коже вниз, превращаясь в струйки. Тёмные глаза буквально светились в полумраке кабинета всеми пожарами ада, но хирург об этом не знал. Воздуха не хватало, и Ли начал захлёбываться, не в силах выговорить слова, застрявшие в горле. — Для всех вы станете психом, — спокойно продолжил Аид, опуская взгляд на Цербера возле своих ног и вновь поднимая его на Минхо. Резким движением он подтолкнул мужчину ближе к зеркалу, прислоняя почти вплотную и заставляя расширившимися от ужаса глазами смотреть на собственное отражение, — когда не остановитесь на достигнутом и продолжите втолковывать окружающим про рану от укуса собаки на шее, про неизвестного, который представляется богом смерти и преследует вас повсюду, и про временные петли, в которые вы постоянно попадаете. А если учесть, что со своей бывшей девушкой вы состояли не в самых лучших отношениях, то ещё больше стрелок укажут на то, что вы не в своём уме. Минхо молчал, захлёбываясь собственной кровью и глядя на собственное белое от страха лицо в зеркале. Кровь тонкими струйками стекала по ключицам на белую ткань халата и расплывалась большим пятном, создавая красивый узор. Неизвестный за его спиной также не отрываясь смотрел на него, будто старался запомнить каждую черту, искажённую животным ужасом. Пёс сидел тихо, ожидая приказа хозяина. — И… — Голос был настолько хриплым, что слово было смазанным. — Что вам нужно от меня? — Ли втянул ртом воздух, чуть не поперхнувшись от острой боли. — Что нужно? — звонко переспросил Аид, почему-то широко и счастливо улыбаясь, заставляя слегка отвернуть голову, но сразу посерьёзнел, со всей силы разворачивая мужчину обратно к зеркалу и наклоняясь к лицу того чуть ближе. — Только ваш страх и душа в царстве мёртвых. Вновь воцарилась тишина, прерываемая лишь тихим хрипом Минхо и тяжёлым дыханием бога смерти, глядящего вновь на пса, словно в любую секунду собирался приказать: «Разорви его, пёсик». Ли, несмотря на страх, пытался сообразить всё до мелочей. — К-кто вы? — запинаясь, уточнил он, ощущая, что почти весь воротник промок в крови до нитки. — Не знаете? — Аид деланно расстроился, наблюдая за эмоциями на человеческом лице. — Сегодня вы были так уверены, когда называли меня «Аидом», что же заставило вас поменять своё мнение? Мимо кабинета кто-то прошёл, это Ли успел заметить в зеркале, и, на секунду заглянув внутрь, будто убеждаясь, там ли хирург, захлопнул дверь. Слова: «Это не смешно», готовые вырваться изо рта, как-то позабылись, стоило только понять, что ни незнакомца, ни его пса этот человек не увидел. Неужели?.. Немой вопрос был настолько ясен, что Аид сумел разглядеть его на окаменевшем лице и растянуть губы в злой улыбке.«Ну как, готовы сыграть в весёлую игру?»
— Кто же из нас псих? — угрожающим тоном поинтересовался Хан Джисон, вновь сжимая чужое горло со всей силы и заставляя хватать ртом воздух в судорожных попытках прожить лишнюю минуту. — Тот, кто видит бога смерти, или сам Аид? Минхо потерянно молчал, стараясь убедить себя, что это не настоящая реальность, а какой-то страшный сон. Что Аида не существует, а если он и есть, то только где-то на Олимпе. Что Цербер не тронет его, а лишь обойдёт, глядя безразлично. Что швы на старой, почти зажившей за двадцать с лишним лет ране не порвались, обнажая загрубевшую кожу. Что через несколько часов он окончательно проснётся, а новый день будет самым обычным. Не Эдвард Хайд, а намного опаснее, тот, кто владеет всей его, Ли Минхо, жизнью. — Я… Я должен умереть? — спрашивает тихо, еле сдерживая хрип, хоть и захлёбывается кровью, которая стекает уже с уголка губы. Аид осклабился, с преувеличенным интересом рассматривая лопнувшие швы — дело рук своих. — Каждый умрёт, и всё решаю я. Дату, время, причину… и жертву тоже выбираю я. Имя «Ли Минхо» было первым в списке, но давать умереть сразу — так я не люблю. — Смотрит в зеркало, в глаза отражению мужчины, пристально и тяжело, словно хочет убить одним этим взглядом. И Минхо понимает, это вполне возможно. — Поиграем в кошки-мышки? Усмехается чужому отражению, толкая мужчину ещё ближе к зеркалу так, что тот почти касается холодной поверхности грудной клеткой. Заставляет почти заскулить от боли и страха и наслаждается этими чувствами, желая больше. — Ли Минхо, — шепчет, толкая колено между чужих ног и опираясь на него, — как же будет сложно, наверное, делать вид, что всё в порядке, свои последние несколько дней. Или не надо притворяться? Как считаете? — Не дожидаясь ответа, продолжает этим же тоном: — Я бы с удовольствием посмотрел на то, как остальные считают вас сумасшедшим. Знаменитый хирург, и тут череда странных происшествий, которая заставляет обратить внимание и насторожиться. Несколько недель, и вы уже буйнопомешанный за решёткой психбольницы. А какой же интересной будет ваша смерть, м-м-м? Принял слишком большую дозу… или не выдержал и выпрыгнул из окна на каком-либо из этажей… или… — Хан улыбнулся так, будто ему доставляло искреннее удовольствие перечислять возможные причины смерти мужчины. — Или пырнул кого-то из персонала ножом, а потом убил сам себя тем же предметом. Как вам, Ли Минхо? — Заглянул в чужое лицо, натыкаясь на животный ужас в глазах. — Не поверите, но предоставляю вам шанс самому решить свою участь. Кровь застывала на коже, превращаясь в твёрдую корку, но вновь выходила из горла толчками, стекая по подбородку. Минхо закашлялся, явно задыхаясь, забрызгивая зеркало красными каплями. Он постепенно терял сознание, но Аид не давал полностью потерять контроль над собой, сжимая уже плечи и толкая ближе к ровной поверхности. Слабость заполняла всё сознание, и из-за неё нельзя было выговорить ни слова, но богу смерти это и не было нужно. Цербер рычал, тихо и грозно, горя желанием впиться в расцарапанное горло смертного и разорвать его окончательно, наслаждаясь каждой каплей, но оставался на месте, потому что понимал — без приказа хозяина нельзя. А тот и не собирался окликать пса, занятый тем, что вглядывался в лицо мужчины, такое беспомощное сейчас. Давно он не испытывал такого азарта убивать, поэтому этот момент, затянувшийся на целую вечность, казался самым лучшим за всю тысячу лет, что Хан Джисон провёл в облике Аида. — Ну же, ответьте, — растягивая удовольствие, настаивал бог смерти, проводя языком по своей нижней губе и смачивая её, — выберите свою смерть сейчас, чтобы не задумываться об этом потом. Я заберу вашу душу в царство мёртвых и пополню свою уникальную коллекцию, куда заношу только лучших. Буду любоваться ею каждый день, вспоминая тот час, в который заполучил её, вспоминая того человека, Ли Минхо, чья душа оказалась необычной, вспоминая его страх, ни на что не похожий, и кровь, которая так понравится Церберу. Ну же, скажите. А сам сжимает человеческие плечи до хруста костей, вглядываясь в ужас, отражённый на лице в зеркале. Наслаждается каждым мгновением, не совсем, правда, понимая, что такого особенного нашёл в нём, своей новой жертве. Возможно, это черты лица, такие симпатичные и словно созданные для какого-то античного божества наподобие да хоть того самого Люцифера. Примеряет их на Аполлона, Артемида, даже Зевса, но осознаёт, что они совсем не мягкие и добрые. Нет, Сатана или Фосфор — вот кто такой этот Ли Минхо. Ударяет о зеркало ещё раз, заставляя зажмуриться и повернуть голову, чтобы удар приходился на щёку, а не на нос, и наблюдает за новыми струйками крови, стекающими вниз. Уже весь воротник халата пропитался ею, став каким-то бордовым. Аид же, машинально делая новый удар, думает о том, что Ли Минхо был бы отличным правителем ада, таким жестоким, но справедливым. — Не надо, — еле слышно скулит мужчина, едва сдерживая всхлипы боли. Крови слишком много, и, казалось бы, хирурга этим не напугаешь, но Минхо дрожит от страха. — Не надо? — встрепенулся Хан, переводя расфокусированный взгляд на чужое отражение и всё-таки подмечая, что в таком облике мужчина смотрится намного лучше. А не Аид ли испытывал огромную боль, становясь из простого смертного великим божеством, братом Зевса? Не ему ли было больно настолько, что хотелось расцарапать всё тело о камни, лишь бы заглушить ту внутреннюю боль, которая преследовала его потом ещё несколько лет? — Хотите остановить всё это? — Он улыбнулся, обнажая верхние белоснежные зубы, так опасно, что ни у кого из присутствующих в комнате не возникло сомнений, что ему далеко не смешно, даже наоборот. — О нет, всё прекратится только после вашей, Ли Минхо, смерти. Или всё-таки не смерти? Аид задумался об этом, проводя ладонью по ране на чужой шее, заставляя вскинуть голову и напрячься. Почему бы не сделать этого мужчину воплощением Сатаны на Олимпе, чтобы тот был постоянно рядом, как Артемид и прочие боги? Если говорить честно, то Хан не видел свою новую жертву мёртвой — и её душе место не в его коллекции. Глядя в полные ужаса глаза, бог смерти представлял себе Ли Минхо, правящим всеми пожарами на Олимпе и в царстве мёртвых, и вообще, о наследниках он думал давно, а сейчас такой удачный случай. Этот мужчина, в конце концов, догадался о его личности через несколько минут после «знакомства»! Да, шутя, да, не совсем осознавая, но разве это не знак. — Хотите стать правителем хаоса? — зашептал он, опаляя горячим дыхание бледную кожу в кровоподтёках, но Ли Минхо лишь слабо качнул головой. — Нет? Подумайте об этом ещё. Вы станете бессмертным божеством с человеческой душой, и вам будут не страшны ни Аид, ни пожары ада, ни Цербер. Вы займёте высокую должность и на Олимпе, и в царстве мёртвых, а главнее вас буду только я. Согласны, Ли Минхо? — Но?.. — усталым голосом уточнил мужчина, чувствуя холодные пальцы на своих ключицах и чуть ниже. — Вы правы, — усмехнулся Хан, прищуриваясь, — у каждой монеты есть обратная сторона. Вы получаете бессмертие и покорность подданных, а также гарантию того, что адский пёс вас не тронет. Я же довольствуюсь вашим постоянным присутствием рядом. — Зачем?.. И правда, зачем богу смерти быть рядом с простым смертным? Этот вопрос врезался в сознание мужчины, судорожно ищущего подвох. — Мне нравится ваша душа, такая белая из-за добрых поступков и чистая, несмотря на рваный старый шрам, постепенно чернеющий на коже. Кажется, никогда не встречал таких, а если и встречал, то не акцентировал внимание. Хочу присвоить её себе, чтобы она была рядом, чтобы я любовался ею, а это можно сделать только с вашего добровольного решения. Мне не нужна душа мученика, поэтому я подожду вашего согласия, пусть, — сверкнул глазами, в которых мерцали все пожары ада, — пусть это произойдёт через какое-то время. Я подожду, ждал же подходящего момента несколько сотен лет, и меня не страшит почти ничего. Цербер у его ног хрипло рявкнул, оповещая о чём-то, но Аид не обратил внимания, заворожено глядя в человеческие прикрытые глаза. Возможно, это было именно то, чего он так ждал много-много лет, проведённых на Олимпе, — чистая душа рядом, которая никогда не покинет его. — Желаете вспомнить самый страшный момент вашей жизни? — Хан вновь коснулся порванных швов, ощущая на своих пальцах человеческую кровь. — Хотите увидеть всё произошедшее со стороны? Испытать животный ужас, видя, как ваше, тогда ещё пятилетнего мальчика, не в силах постоять за себя, горло разрывает бешеный пёс, жаждущий крови? Я мечтаю о том, чтобы увидеть вашу реакцию на вечный кошмар наяву. Ну же, хотите этого? Если бы Минхо в этот момент мог говорить, он бы ответил отрицательно, но голос у него пропал. Ощущая то, как напрягся позади него Аид, готовый снова толкнуть его, мужчина зажмурился, и вовремя, потому что его отпустили, заставляя потерять равновесие и податься вперёд. Твёрдая и холодная поверхность зеркала исчезла, и Минхо, не найдя за что ухватиться, рухнул вниз.***
Небо застилали какие-то желтоватые тучи пыли, и ветер был слишком холодным для начала осени. Ли огляделся, со страхом узнавая то самое пустынное поле, которое снилось ему в кошмарах, и замер, глядя вперёд. На пустыре их было только двое — мужчина в белоснежном джинсовом костюме с кровоточащей раной на шее и худенький мальчонка в лёгком пальто, сжимающий в руках слишком тяжёлую для него сумку. Обоих звали Ли Минхо, и их единственным отличием был двадцатипятилетний жизненный опыт. Минхо зашагал вперёд, царапая обнажённые щиколотки о твёрдую траву и морщась от боли, подошёл к ребёнку, который поднял на него невинный и слегка испуганный взгляд, и попробовал улыбнуться, вглядываясь в слишком знакомые черты, изображённые на старых фотографиях в родительском альбоме. Это был маленький, пятилетний хирург Ли, тащивший из магазина сумку через обширное поле и не подозревающий какой-либо опасности. — Здравствуй, — приветливо обратился к нему мужчина, наклоняясь и замечая, что ребёнок не отрываясь смотрит на его разорванную шею, — ты же Ли Минхо, да? Мальчик насупился, исподлобья глядя на незнакомца, но не отступил, продолжая сжимать в худых ручонках сумку. Его тёмные глаза были игривыми, словно ребёнок принял мужчину за того, с кем можно весело поиграть. — Мне мама не разрешала с незнакомыми людьми разговаривать, — пробубнил он и, поколебавшись немного, протянул руку, указывая на рваную рану. — Вам больно? — О, ты тоже это видишь, — тихо проговорил Минхо, проводя по собственной шее пальцами и с отвращением понимая, что кровь до сих пор не остановилась. — Нет-нет, не совсем больно… Послушай, — он присел рядом с мальчиком на корточки, заставляя его отстраниться и нахмуриться, — пойдём со мной, я доведу тебя до дома. На тебя вполне может наброситься бешеная собака и разорвать горло, прямо как мне. — На вас напала собака? — Ребёнок приоткрыл от удивления рот, приглядываясь к ране внимательнее и забавно морща носик. — Но вы же большой, вы могли побить её. Ли тихо засмеялся, скрывая за этим свой страх и одновременно поражаясь своей — мальчика — наивности. — Нет, Минхо, — мягко заметил он, — даже взрослые не всемогущие. Давай, идём домой, я буду охранять тебя от злой собаки. — Он попытался взять мальчика за руку, но тот вывернул её, прижимая к себе сумку и глядя слишком испуганно. Сердце дрогнуло. — Я не трону тебя, просто хочу защитить. — Мама запретила идти с незнакомцами, — тонким голосом воскликнул ребёнок, делая шаг назад, прямо в высокую траву. Минхо вздрогнул, осознавая, что сейчас потеряет его, и вскочил, намереваясь следовать за самим собой, словно Алиса — за белым кроликом, но мальчик был быстрее и, развернувшись, побежал по полю. — Постой! — крикнул мужчина, кидаясь вперёд и постоянно отодвигая от лица острые камыши, чтобы не расцарапать в кровь ещё и лицо. Сердце гулко стучало, готовое выпрыгнуть из груди, когда Ли внезапно застыл на месте, расширившимися от ужаса глазами наблюдая за чёрным псом, точной копией Цербера, пересекающим ребёнку путь и скалившим страшную пасть. Послышался звонкий крик и рычание, а Минхо не мог отвести взгляда от разворачивающейся перед ним картины и смотрел на самого себя, маленького мальчика, на которого напала собака и безжалостно разрывала сейчас горло. Прохладный ветер трепал тёмные волосы и заставлял поёжиться от неприятных ощущений в шее, но мужчина неподвижно стоял, засунув окровавленные руки в белоснежные карманы, и чувствовал, что сейчас упадёт. У него, может быть, была возможность оттянуть страшный момент прошлого, не дать ребёнку убежать и наткнуться на грозно молчащую собаку, и он не смог. Возможно, просто испугался или какой-то частью своего сознания осознавал, что опасности не миновать. Всё было предрешено не им, и он, простой смертный, не в силах с этим что-нибудь поделать. Так страшно, словно «Алиса в стране чудес» наяву. Джекилл и Хайд, но намного опаснее. То хоть была повесть в стиле фантастики. Огромное, обширное поле — и всего лишь одна живая фигура мужчины, выпрямившаяся во весь рост и смотрящая на серое от туч небо. Человек и бог смерти, подходящий всё ближе и ближе, так бесшумно и неуловимо, но Минхо всё равно почувствовал его приближение. Не пошевелился, не вздрогнул, когда тихо звякнули цепи. — Видите, — послышалось из-за спины, — каким беззащитным вы были тогда? Будь вы божеством, простой пёс не посмел бы вас тронуть, даже пасть раскрыть не смог. — Хан усмехнулся, затягивая на своём горле чёрную цепь и сжимая её концы в своих руках. — Станьте Эрис, вы будете моим фаворитом. Только вы сможете контролировать моё безумие, и только я смогу контролировать вас. Я убью каждого, кто причинил вам боль в этой жизни, или, может быть, — он сверкнул глазами, Ли это чувствовал, — вы хотите отомстить своим обидчикам самостоятельно? О, я предоставлю вам эту возможность, только скажите: «Да». Минхо медленно развернулся, пристально глядя на Аида, в чьих глазах мерцало всё пламя ада, сжимающего в раскинутых в стороны руках цепи и улыбающегося так пугающе, словно Хайд во время свершения своих гнусных дел. Позади тонкой фигуры божества в какой-то момент взметнулось пламя, яростно поглощая сухую траву и заставляя страницы воспоминаний тлеть. — Будем править плечо к плечу, — продолжал Аид, улыбаясь ещё шире и на секунду оборачиваясь назад, с любовью осматривая пожары, прямо как на Олимпе в эти времена, — Аид, бог смерти, и Эрис, бог хаоса. Согласитесь, Ли Минхо, всего лишь одно слово. Ли заворожённо смотрел в эти тёмные глаза, машинально делая шаг назад, чувствуя жар огня. Позади Хана виднелось только пламя, поедающее уже серое небо, словно страницы книги. За ним не было ничего, только темнота. — Мне так не хватало эту тысячу лет присутствия рядом того, кто поддерживал бы все мои безумные идеи, контролировал поступки, улыбался на все мои речи и смеялся, заставляя меня замолчать и оскалиться в ответ. Я искал чистую душу, чей владелец смог бы стать полноценным богом, причём добровольно. Мечтал о спутнике жизни, том, кто является полной противоположностью меня. Все эти божки, — Аид презрительно осклабился, взмахивая руками и заставляя цепи звякнуть, а пламя подняться ещё выше, — только притворяются благодетелями, а на самом деле никого отвратительнее я не встречал. Зевс был слишком эгоистичен, но его прославляли всеми небесами, а я был изгоем, несмотря на дружбу с его сыном, Артемидом. Теперь главный бог мёртв, и его место занял я, подчинив себе всех, кто относился ко мне с презрением, и с удовольствием наблюдая за их унижениями. Никто не пожалел, не посочувствовал мне, но теперь они поймут мои тогдашние чувства, испытав их на себе. Ли Минхо, хотите стать моим спутником на много тысяч лет, быть со мной вечно? В ответ вы получите всё, о чём только могли мечтать. Он протянул мужчине руку, и пламя за его спиной стремительно приблизилось к двум фигурам, заставляя Минхо отпрянуть и, споткнувшись о что-то, упасть на четвереньки, с ужасом вглядываясь в уже не такие завораживающие глаза. Опасные, гипнотизирующие — но это всё оболочка. Внутри же, в душе божества, скрывалось то, чего он никогда ещё не обнажал, боясь осуждения со стороны остальных богов. Пламя поглощало всё вокруг, оставляя невредимым лишь небольшой кусочек земли, на котором находились две фигуры — безумец и жертва, Хайд и Джекилл, Аид и простой смертный, Хан и Ли. Страницы памяти стремительно тлели, огонь стирал каждое действие, каждое слово, каждую мысль двадцатипятилетней давности, и мужчина старался ухватиться хоть за что-то, чтобы не случилось что-то непоправимое. Было страшно, поэтому боль на фоне всех остальных чувств была позабыта, несмотря на кровоточащую рану на шее. Белоснежный воротник был бордовым. Опять звякнули цепи, когда Аид взмахнул руками, заставляя пламя приблизиться почти вплотную, сужая нетронутый круг, а мужчину — подползти ближе, чтобы спастись от адского огня. Бог наклонил голову набок, вглядываясь в человеческое лицо на уровне своих коленей, и проговорил совсем тихо, еле шевеля губами: — Прошу. У божества нет страхов, они неуязвимы, не чувствуют боли, грусти, лишь экстаз от собственных действий. Эрис всемогущ, как Аид, вы сможете лишать людей жизни или превращать её в настоящий хаос, любуясь последствиями своих действий. — Но я не хочу, — простонал Минхо, чувствуя жжение в горле, и закашлялся, оборачиваясь на пламя, которое было совсем рядом. Аид же может потерять контроль над своими действиями? — Я больше семи лет спасал людей, даже тех, у кого «нет шансов». Я был счастлив, глядя на слабые улыбки и слушая слова благодарности от родственников. Я просто не смог бы делать всё наоборот и ещё наслаждаться этим. Не хочу делать кому-то больно. Я никогда не стал бы богом смерти или хаоса, это не для меня. — Вы просто не пробовали, — улыбнулся Хан. Цепь звякнула, и взгляд божества внезапно расфокусировался. — Это… Это же невесело — делать людей счастливыми. Может быть, они не хотели жить дальше, может быть, сделали это нарочно, но вы «подарили надежду» на дальнейшую жизнь. — Вы убиваете людей, хоть они хотят жить. — Я до сих пор не убил вас! — с жаром воскликнул Аид, заставляя пламя на секунду погаснуть, а потом вспыхнуть в новой силой. — Я даю вам возможность стать божеством, но почему, почему вы не желаете этого? Скажите: «Да», и станете самым счастливым в этом мире, а я буду счастлив на Олимпе. Эрис… Это имя так вам подходит, вы не созданы для этой скучной жизни! Обрывки страниц вспыхивали огнём, горя почему-то слишком медленно, будто Аид оттягивал момент… чего? Что произойдёт после того, как всё вокруг сгорит? Минхо прекрасно осознавал, что бог смерти не остановится до того, как он не ответит согласием, но просто не мог. Хан внезапно покачнулся, выпуская из ослабевших пальцев концы цепей, и медленно опустился на колени на пыльную дорогу, глядя остекленевшими глазами на человека, который, не зная, куда податься — в самое пекло или ближе к божеству, — придвинулся ближе. Ухватил того за плечи, притягивая к себе и вглядываясь в тёмные глаза, потом слабо осклабился. — Прошу… пожалуйста, — словно сквозь силу, прохрипел Аид, прикрывая веки и перед этим успевая заметить растерянность, исказившую человеческие черты лица. Сил не хватало даже на то, чтобы заставить огонь вспыхнуть сильнее. — Мне… нужен… Эрис, без него… я… — Он запнулся, переводя расфокусированный взгляд на кровоточащую рану. Кровь не остановилась до сих пор. — …Больно?.. Минхо, ничего не понимая, кивнул, пытаясь узнать в этом Аиде того, кто всего минуту назад был готов сжечь всё вокруг. Пламя почти потухло, задуваемое сильным осенним ветром, к тому же, не подпитываемое больше ничем, оно слишком ослабло. Несколько сухих веток тлело до сих пор в нескольких сантиметрах от правого конца цепи.«Всего одно слово, и вы станете самым счастливым в этом мире, а я — на Олимпе»
«Ну же, ответьте»
— А хотите, — запинаясь, начал Аид, полностью закрывая слезящиеся глаза, — чтобы вся ваша жизнь была другая? Никакой собаки, ничего того, что имело бы слишком большое значение в будущем? Ваше имя не было бы первым в списке, и я бы не начал именно с вас, а потом просто, даже не приглядываясь сильно, вычеркнул бы из него. Вы бы умерли спокойной смертью, не зная о моём существовании, а я бы не знал вас. Нашёл бы другого Эриса, намного амбициознее и корыстнее, с более-менее грязной душой, и всё было бы нормально… Всё было бы по-другому. Ли смотрел на божество несколько секунд, потом сглотнул вязкую кровавую слюну и, закашлявшись, слегка приподнялся, высвобождая свои плечи из крепкой хватки. Сердце гулко билось, вынуждая схватиться рукой за левую часть грудной клетки. Небо, словно тонкий холст художника, было порвано, а уцелевшие обрывки постепенно поглощал ещё не потухший огонь. Две фигуры, изображённые профессионалом своего дела, и оставшийся кусочек земли, который не тронуло адское пламя. У одной фигурки руки и горло были обвязаны чёрной цепью, другая же — сжимала израненную шею. — Ли Минхо, — Хан приоткрыл глаза, не видя, правда, перед собой ничего, и заулыбался, словно представил что-то очень хорошее, — вы так забавно дрожали при виде Цербера, что я даже растерялся и не спустил его на вас. — Он расхохотался, шаря рукой по земле рядом с собой и наконец хватая мужчину за запястье, притягивая к себе. Минхо, даже не сопротивляясь, лёг рядом, на пыльную дорогу. — Вы казались мне настолько человечным, что я всерьёз задумался над тем — что вам было бы сложно на Олимпе, не будь рядом меня. Постоянно дворцовые интриги, меня ненавидят, пытаются отравить или прижать меч к горлу… — Конечно, незаслуженно? — усмехнулся Минхо, видя, как перед глазами всё расплывается. Сейчас, в этом состоянии, он был готов на всё. — Вполне возможно, — выдохнул Аид, явно задыхаясь, но продолжая улыбаться. Цепь сильно сдавливала горло, наверное, до кровоподтёков. — Причём в основном мой собственный племянник, сын покойного Зевса, которого он, честно говоря, должен ненавидеть. В своё время главный бог отнял силу у Алфея, речного бога, только за то, что он лишил Артемида девственности. Не обращая внимания на слёзы и мольбы сына, ясно понимающего, что их с речным богом любовь была взаимной, он сделал Алфея простым смертным. Я же в любой момент могу вернуть Артемиду возлюбленного, стоит ему только попросить об этом, но он молчит, опасаясь чего-то. — В глазах богов вы должны быть лучше Зевса, — заметил Минхо, не особо следя за своими словами. Горло болело ужасно, и только через разговоры можно было отвлечься от страшной боли. — Как понимаете, меня все воспринимают как злодея. Пытаются убить, — хриплый смешок, — бога смерти, хоть, кажется, понимают, ка́к глупо выглядят. Яд в вине, клинок у горла… Всё это выглядит смешно на фоне моей власти над ними. Весь Олимп будет в адских пожарах до тех пор, пока они не осознают всё моё могущество. Мне не приносит особого удовольствия унижать их, но они сами напрашиваются на это. Хотите, — тут он сильнее сжал чужое запястье, поворачивая голову в сторону человека и глядя на него смешливо, будто смеясь над собственными словами, — увидеть всё собственными глазами? Возможно, боги тогда осознают, что всё дело заключается в них, а я, жестокий Аид, тоже могут быть добрым, когда они этого заслуживают. Я не настаиваю. Решите сами. Цепь звякнула, когда Хан обхватил двумя ладонями человеческую руку, прижимая к своему сердцу и не отрывая пристального взгляда от большой раны на шее, думая о чём-то своём. Минхо же смотрел на него расширившимися от растерянности глазами, тоже пытаясь задуматься, но мысли постоянно куда-то ускользали. Он просто не понимал. — Э-эрис? — наконец произнёс он, пробуя это имя на вкус. Вместо серого неба вверху темнела страшная пустота. Эрис и Аид. Аид и Эрис. Бог смерти и повелитель хаоса. Хан и Минхо. Так прекрасно звучат эти имена в устах смертного. — Я так и вижу вас, — хрипло проговорил Аид, хитро поглядывая на человека и сжимая его руку ещё сильнее, будто боясь отпустить, — перед вратами ада, всегда раскрытыми для вас. Боги будут покорнее вам, чем мне, об их преданности можно будет слагать легенды. Но самым преданным вам буду я, готовый ради вас выпить отравленное вино, потерять божественную сущность, принять в горло железный клинок или опуститься перед вами на колени, глядя покорно и обожающе. — Это самое странное признание в симпатии, которое только можно вообразить, — заулыбался Минхо, ощущая необычайную лёгкость, вытесняющую даже смертельную боль. — Мне нравится ваша душа. — Не знаю, как на это реагировать, — ухмыльнулся человек, прикрывая глаза, потом вновь раскрывая их и задумчиво глядя на бога смерти. — А мне — ваше необычайное спокойствие даже в ситуации, когда вас ненавидит весь Олимп и пытается убить. Также жизненные цели: вы не собираетесь устроить везде хаос, а наоборот, пытаетесь быть справедливым повелителем. — У Аида из мифов была Персефона, — не останавливался на достигнутом Хан, — а у меня её нет. Не хотите ли стать… не хотите ли стать ею для меня?.. — Аид широко улыбнулся, пряча за этой ухмылкой все остальные чувства. Воцарилась тишина, прерываемая лишь тяжёлым дыханием Минхо и тихим грудным смехом Хана, который усиленно пытался выглядеть серьёзным, но в конце концов громко расхохотался, звеня цепями. — Подкат от самого бога? — До мужчины наконец дошёл смысл сказанных слов, и губы невольно растянулись в улыбке. — Кому расскажешь, никто не поверит. — На Олимпе меня все знают как жестокого, хладнокровного и хитрого Аида, поэтому тоже лишь гадко усмехнутся, стоит мне только рассказать о том, что́ я сказал простому смертному. Не удивятся в том случае, если я с удовольствием начну рассказывать про все муки, которые он испытал. — Хан хотел сказать ещё что-то, но закашлялся, и Минхо вздрогнул, понимая, в чём дело. Мужчина осторожно высвободил руку из хватки, коснулся цепи на шее божества и несильно потянул, разматывая её и замечая белые следы от неё. — Зачем она вам? — поинтересовался он, окончательно снимая чёрную цепь и сжимая её в пальцах. — Обычно служит поводком для Цербера, — уклончиво объяснил Аид, дыша тихо, будто совсем этого не делает, — но сейчас его рядом нет. — А где же он? Хан неопределённо повёл плечами, поджимая губы и сжимая пальцы левой руки, всё ещё обмотанной цепью, в кулак. Разжал, снова сжал, до побеления. — Либо в прошлом двадцатипятилетней давности, либо в далёком будущем, — так же неопределённо ответил он, поколебавшись несколько секунд. Потом снова расхохотался, приложив ко рту ладонь. — Нет, вы бы видели своё лицо, когда увидели моего пёсика впервые! — Вас веселят странные вещи, Х… Аид. — Слово «Хайд» застряло в горле, когда мужчина опомнился. Он до сих пор сравнивает их с главными персонажами немного жутковатой истории, которую хочется забыть. Во всяком случае, больше ничего, кроме отвращения и непонимания, Минхо, закрывая вкладку с онлайн-библиотекой, не испытал. — Я так обрадовался, узнав про ваш страх, — вспомнил Аид, — что немедля спустился с Олимпа. Племянник так уговаривал меня заняться одной из жертв лично, не зная, что я понимаю, для чего ему это. — И для чего? — внезапно заинтересовался Ли, переворачиваясь на бок и подкладывая под голову руку. Мир вокруг, такой бумажный и хрупкий, постепенно начал светлеть, словно собирался раствориться в воздухе, как быстрое сновидение, пришедшее на рассвете. — О-о-о, он желал, чтобы я отыскал Алфея, — усмехнулся бог смерти, нашаривая чужую руку, но, не отыскав её, сделался таким растерянным, что Минхо, ощущая внутри себя приятное чувство, расползающееся по жилам, сам протянул ладонь. — Такой глупый и наивный Ли Феликс, постоянно пытающийся убить меня или хотя бы использовать в своих интересах. До сих пор не осознал, что и я могу быть благосклонен к нему, если относиться ко мне соответственно. — На его месте я бы… — Ли запнулся, чувствуя, как промокшая в крови ткань джинсовой рубашки прилипает к коже. Сейчас он думал о разорванной ране как о чём-то просто раздражающем, почти забыв про того, кто это сделал. — Я бы относился к вам как к чему-то… самому лучшему на свете. Смотрел бы в ваши глаза, пусть даже и проваливаясь в бездонную пропасть, но не отводя от вас взгляда. Хотел бы быть с вами… с вами рядом, чтобы запоминать каждую вашу черту, каждый оттенок настроения, понимать вас с полуслова… Аид развернулся к нему, глядя так растерянно, будто это не он какое-то время назад — или несколько минут, или целую вечность — предлагал стать божеством, чтобы быть рядом, чтобы он смог любоваться белой душой, чтобы им было хорошо вместе. Будто он уже успел забыть всё или просто искал в этих внезапных словах скрытый подвох, которого не было. Мужчина говорил искренне, от всего сердца, пытаясь не вспоминать про адскую собаку и рану на шее. — Что это значит? — тихо поинтересовался он, притягивая Минхо за локоть ещё ближе к себе и недоверчиво присматриваясь ко спокойному лицу, на котором не дрогнул ни один мускул. Перевёл взгляд на окровавленный воротник, снова поднял его к человеческому лицу. — Вы… Вы согласны стать?.. — Я согласен стать Эрисом, — перебивая бога смерти, кивнул Ли, не жалея ни о чём, — получить бессмертность, власть, неуязвимость, контроль над остальными богами, возможность быть рядом с вами, Аид. Согласен управлять хаосом, но только в меру, не превращая весь Олимп в адскую пустыню. Согласен натравливать Цербера на тех, кто этого заслужил. Готов ко всему этому. Хан смотрел на него расширенными от удивления глазами, выглядя при этом так изумлённо, что захотелось сообщить: «Мне всё равно никто не поверит, что я подчинил себе самого бога смерти». Машинально начал стягивать с запястья цепь, звеня ею, и, наконец сняв, осторожно обмотал одним концом человеческую руку, проделывая всё так осторожно, будто боялся сделать ещё больнее. Потянул за неё, проверяя, хорошо ли держится, и улыбнулся, растянув рот в улыбке сумасшедшего. В глазах блеснуло пламя ада. — Да! — расхохотался он, привставая с земли и наклоняясь над Ли Минхо, который смотрел на него с такой же улыбкой. — Да-да-да, я ждал этого целую вечность! Вы, — он задохнулся, потянув за цепь и заставляя мужчину податься вперёд, — вы согласились, несмотря на всё безумие этого предложения! Я встретил того, кто станет моим спутником жизни, кто поддержит всякую дрянь, пришедшую в мою голову, кто сможет управлять мною, кто связан со мной невидимой цепью! Я обожаю вас, Ли Минхо, мой Эрис и единственный, кто понимает меня! Он засмеялся ещё громче, глядя на Минхо так жадно, словно хотел впиться в обнажённую плоть и разорвать её до самых костей. На самом же деле это была нежность, которая ни разу за тысячу лет не проявилась в облике Аида, бога смерти.«Генри Джекилл и Эдвард Хайд, двое противоположностей в одном теле»
Минхо протянул свободную руку, впиваясь ею в чёрные волосы божества и притягивая голову того к себе до тех пор, пока не почувствовал чужое горячее дыхание на своей щеке. Наверное, их глаза сейчас сияли одинаково опасно. Мир вокруг стремительно рушился, чему помогало пламя, разгоревшееся с новой силой и создающее хаос. Обрывки холста художника проносились мимо, относимые куда-то вдаль ветром, а темнота, находящаяся вместо серого неба, постепенно светлела, полностью растворялась. В какой-то момент чёткими остались лишь две фигуры — Аид и Эрис. — Нам будет так хорошо вместе, — захлёбываясь от восторга, бормотал Хан, осторожно проводя большим пальцем правой руки вокруг раны на шее и глядя на мужчину так, как не смотрел ни на кого ни разу за тысячу лет. — Я и вы, мой дорогой Эрис, Ли Минхо. Вы не пожалеете о своём выборе, обещаю. Цепь в какой-то момент стянула запястье слишком сильно.***
Минхо открыл глаза, в первые несколько секунд усиленно пытаясь избавиться от темноты перед собой, потом вглядываясь в своё отражение. Позади него, прижимаясь почти вплотную, стоял Аид, сжимая в руках концы цепи, которой была обмотана шея мужчины — чуть выше, у подбородка, и чуть ниже, у ключиц, раны. Словно собачий ошейник. — И в любой момент вы можете стать снова смертным, стоит только сообщить об этом мне, — прошептал бог смерти, с помощью цепи притягивая к себе Ли. — Конечно, мне не захочется расставаться с вами, но таково ваше желание. Минхо поднял руки, просовывая пальцы под круги цепи и слегка отводя её в сторону, чтобы можно было вдохнуть полной грудью. Хан не отрываясь наблюдал за его махинациями в зеркале, чуть скалясь, словно собственный пёс. — Вряд ли, — усмехнулся мужчина, поворачивая голову и натыкаясь на обожающий взгляд. — Мне тоже не захочется расставаться с вами. Зачем мне моя человеческая жизнь, если там не будет вас, Аид? Но, конечно, я вполне могу поменять своё мнение, если случится что-то из ряда вон выходящее. — Даже если захотите уйти, — Хан улыбнулся, и в его взгляде что-то кардинально изменилось, — я не отпущу вас до тех пор, пока не пойму, что вправду стал вам противен. Привяжу к себе цепью, тем самым показывая, что просто не могу потерять такую белую душу, и никто не посмеет мне возразить… никто, кроме вас. — Приятно осознавать, что для кого-то я особенный. Наверное, это и называется симпатия. Или привязанность, когда считаешь человека своим. Могу ли я считать вас своей собственностью? — Аид кивнул, в этот же момент почему-то насторожившись и повернув голову в сторону двери. Слышались чьи-то шаги, но, судя по слишком спокойному выражению лица бога, этот кто-то не представлял никакой опасности для них обоих. В дверь осторожно постучали, потом, не дождавшись ответа — Минхо стоял тихо, не слыша приказа, а Хан просто смотрел на дверь, — распахнули её, замирая на пороге. Мужчина сразу узнал в тёмном силуэте своего помощника Хвана, а кого в нём опознал Аид, было известно только ему самому. — Главный врач Ли? — окликнул его парень, глядя вперёд, но не замечая ещё одного присутствовавшего в комнате. Не замечал глубокой раны на шее и цепей. — Чон Миён скоро привезут в больницу, необходимо сейчас же прийти в операционную. Опять суббота, опять тот злополучный — или, наоборот, лучший в его жизни? — час, когда и начались «приключения Алисы, погнавшейся за белым кроликом». А Аид широко улыбается непонятно чему: то ли растерянному выражению лица Эриса, то ли присутствию человека, которого знал раньше, то ли каким-то своим мыслям, которые неизвестны и незнакомы любому другому. Натягивает цепи, заставляя Минхо вздрогнуть. А Хван ничего из этого не видит, лишь терпеливо ожидает ответа. — Алфей, — ухмыляется Хан, глядя на новоприбывшего исподлобья, прожигая своим взглядом. — Хван Хёнджин, любовник моего дорогого племянника, который только и желал эти столетия, что встретиться с ним вновь. Как вы думаете, — наклоняется к лицу мужчины ближе, громко шепча, — стоит ли наградить Ли Феликса за то, что лишь благодаря ему мы встретились? Сделать Хёнджина вновь божеством, о чём Зевс даже не думал, несмотря на слёзы и мольбы сына? — Если всё это произошло только благодаря вашему племяннику, — шепчет в ответ Минхо, даже не пытаясь скрыть это от помощника, который удивлённо вздёрнул брови, — то он определённо заслуживает награды. Возможно, это сделает его более покладистым. Давайте, Аид, я хочу посмотреть на его реакцию. Хёнджин желает что-то сказать и уже переступает порог, но резко отворачивается, захлопывая дверь. В коридоре слышатся шаги.***
Минхо стоит на обрывистом утёсе, вглядываясь вниз, в бездонную тёмную пропасть, где иногда мелькают голубоватые огоньки. Наверное, это и были души убитых Аидом людей. Возможно, и он, Ли Минхо, бы там оказался тоже, но сейчас он на много ступеней выше, чем те несчастные. Божество, бессмертная сущность, Эрис — отныне и навсегда. Аид сидит рядом, свесив ноги вниз и откинув голову назад, и смотрит хитрым взглядом на Эриса, чьи руки слегка подрагивают от осознания того, что он был совсем недалёк от гибели и такой же участи. — Красиво, не так ли? — Красиво, — вздохнул Ли, делая шаг назад и оглядываясь по сторонам, чтобы вновь заметить тёмные скалы и плывущую вдалеке — по реке Ахерон — лодку. Черты тёмной фигуры, стоящей на корме и гребущей, отсюда не было видно, но мужчина содрогнулся. — Перевозит души, — пояснил Хан, заметив его интерес, — потом их встречает Цербер. Мальчик хорошо выполняет свою работу, так что здесь всегда порядок. Несмотря на мою сущность, не люблю хаос на моей территории. Зевс же был другим, давал богам делать всё, что им будет по душе. Минхо лишь молча кивнул на эти слова, задумавшись о своей человеческой жизни. Интересно, остальные начали задаваться вопросом, куда он пропал, или же в мире простых смертных до сих пор десять часов субботнего вечера? — А… меня будут искать? — осторожно спросил он, усаживаясь на холодные камни рядом с Аидом и глядя на него. Замечая красивые, даже правильные черты лица, вечную ухмылку, которая так пугала и вместе с тем привлекала, и длинный шрам на плече, будто кто-то вонзил в плоть меч и, не доставая, провёл им, разрывая кожу. Слегка притронулся к нему пальцами, заставляя бога смерти вздрогнуть, и сразу убрал их, сдерживая любопытство. Аид же всё понял и без слов, повернув голову и глядя на свой шрам так, будто увидел его впервые. Потом резко выдохнул, морщась от неприятных воспоминаний. — Геракл, — нехотя пояснил он, тряся головой, — сукин сын, как отец был. Мерзавец… — Хан глубоко вздохнул, толкаясь языком во внутреннюю сторону щеки. — Искать? Нет-нет, зачем же искать мёртвого человека, чья смерть подтвердилась? — Мёртвого? — не совсем понял Минхо и застыл на месте. — Вы инсценировали мою смерть? Каким же образом? Бог смерти с весёлой ноткой во взгляде воззрился на него, выглядя таким довольным, что захотелось ткнуть кулаком в больное плечо. — О, ничего сложного, мой дорогой Эрис, в этом не было! — Он усмехнулся, горя желанием похвастаться перед мужчиной. — Свидетели сообщат кому угодно, что видели, как хирург Ли Минхо садится в такси, выглядя по меньшей мере странно, и машина, проехав всего лишь несколько метров, взлетела на воздух. То есть взорвалась с двумя людьми внутри. — Минхо открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Аид приложил палец к своим губам. — Тела определить не смогли, поэтому пришлось довольствоваться лишь судорожными рассказами свидетелей. Мужчина моргнул несколько раз, и Хан расхохотался, сквозь смех повторяя знакомые слова: «Видели бы вы своё лицо, Эрис!». Ли отвернулся от божества, наблюдая за течением реки в стороне и невольно выискивая взглядом лодку с гребцом в ней, но той не было. Возможно, именно сейчас доставляла новые души на тот конец. В тишине царства мёртвых, прерываемой лишь смехом Аида, возникало приятное ощущение спокойствия, и этот момент хотелось продлить. Рана на шее больше не кровоточила, но слегка побаливала, и Минхо поморщился, прикасаясь к огрубевшей коже подушечками пальцев. Хан замолк, замечая его взгляд. — Она… Она навсегда останется, да? — спросил Минхо, задирая голову и проводя пальцами по кадыку. Аид задумался, тоже протягивая руку и поглаживая кожу чуть ниже раны. — К сожалению, да. Останется, как и мои шрамы, словно напоминание о каком-то моменте в этой или прошлой жизни. Я не могу с этим ничего поделать, это не в моих силах. Если бы вас… Если бы вас укусил Цербер, то это ещё было бы поправимо. Цепь на шее божества, выглядящая как ошейник, отражала тусклый голубоватый свет, постепенно заполняющий все пространство за скалой, где находились Аид и Эрис. Этот же свет заставлял тёмные глаза бога смерти красиво мерцать, да так, что от них не сразу получалось отвести взгляд. Эрис, наклонив голову набок, задумался о том, что ему показалось странным при первой встрече с Аидом. Великолепные глаза. — Такие красивые, — вслух заметил он, и Хан недоумённо повернулся к нему. — Ну, ваши глаза. — У вас тоже неплохие, — пробормотал Аид, деланно хмурясь. Слова мужчины ему определённо понравились. — Такие испуганные, что я постоянно теряюсь, забывая про свои планы. Цербера не спустил, цепями не задушил, в огне не сжёг… Наоборот, сделал таким же божеством, как я сам. Кстати, любите яблоки? — К чему это вы? — улыбнулся Минхо. — Вам нужно яблоко раздора как атрибут. — Бог смерти покрутил пальцами, ища подходящие слова. — Вы же правитель хаоса теперь. Почему бы не начать с Олимпа, где обитают эти неблагодарные божки? Гера, Афина и Афродита слишком зазнались. Мужчина рассмеялся, придвигаясь к богу ещё ближе, чтобы их плечи касались друг друга. Чувствовал чужое бьющееся сердце и желал… желал схватить цепь и приблизить чужое лицо к своему, чтобы заметить мерцающие огоньки в глазах. Руки действовали быстрее мозга, обдумывающего странную мысль, поэтому цепь звякнула, когда пальцы вцепились в одно из звеньев, заставляя Аида от неожиданности вздрогнуть и замереть, глядя на Эриса. Огоньки и правда сверкали, причём ярче пожаров ада, ярче мёртвых душ, ярче солнца в человеческом мире, ярче его отблесков в гладкой поверхности меча. — Вы безумец, — с каким-то непередаваемым восторгом прошептал Хан, широко, словно какой-то сумасшедший, улыбаясь и не отводя взгляда от лица напротив, — Ли Минхо, вы драгоценный безумец, которого не заслуживает никто! Именно вас, того, кто бы поддерживал все мои ненормальные планы, мне не хватало долгие века, именно вас, а не простого человеческого страха! Без вас я бы не смог жить дальше, несмотря на божественную сущность, раньше я существовал только с мыслью, что когда-нибудь встречу вас… Он шептал ещё что-то, но Минхо почти не слышал его слов, глядя в глаза смерти, в которых, вместо мёртвой пустоты, виднелась вся вселенная. Всё счастье человеческого мира и все чудеса Олимпа, все огни ада и голубоватые отблески мёртвых душ. И всё это принадлежало теперь Эрису, Ли Минхо. Джекила и Хайда ждал плохой конец потому, что они были противоположностями, но будут ли два безумца, встретившие друг друга случайно, счастливы вместе? Ли Минхо думает, что да. Прокручивает эту мысль в сознании, когда Хан внезапно подаётся вперёд, прикасаясь своими губами уголка чужого рта и, когда мужчина изумлённо замер, опрокидывая Эриса на землю, подминая по себя. Продолжает сравнивать их с главными персонажами книги, когда Аид настойчиво целует, оставляя на губах капельки слюны, и, оторвавшись на секунду, смотрит на мужчину так, как не смотрел ни на кого больше. Улыбается от удовольствия и чего-то ещё приятного, заполнившего тело полностью, чего-то незнакомого. — Эрис… Вас же можно называть просто Минхо? Довольно странно называть того, с кем целуешься, на «вы». — Сегодня странное всё, — усмехнулся Минхо, уклоняясь от прямого ответа и глядя из-под прикрытых глаз. — Чувствую себя Алисой в стране… Нет-нет, то была Каролина. Во всяком случае, я сегодня не я. И вас… — Аид искривил губы в ухмылке, и мужчина поправился. — И тебя всё время хочется назвать Хайдом, хоть к этому персонажу я никак не отношусь. — Хайд?.. — Бог смерти задумался, пробуя это имя на вкус. Потом снова улыбнулся, слегка приподнимаясь, ставя по бокам от чужой головы руки и опираясь на них. — А назови. Ли провёл рукой по своему лицу, словно собирал невидимую паутину, тяжело дыша и чувствуя, как сердце до ненормального быстро бьётся в груди. Либо это приступ начинается, либо просто от возбуждения, мешающего адекватно мыслить. «Какие странные вещи случаются сегодня! А еще вчера все шло как обычно. А может, это я сама вдруг стала какая-то не такая? Постараюсь вспомнить. Такая ли я была, как всегда, когда встала утром? Мне кажется, утром я была немножко другая. Кто же я теперь? Вот в чем загадка» — вспомнилась строчка из детской книжки. Надо же, он в таком же затруднении, как и Алиса.