Just one kiss.

— Господин Облачный Рыцарь Яньцин! Ветер развевал тёмные, изысканного шоколадного цвета волосы; короткая чёлка трепетала, изредка залезая на зелёно-карие, будто бы смесь бескрайнего вечнозеленого леса и плодородных почв, аккуратные глаза. Прямые, но теперь лохматые волосы играли цветом: некоторые пряди были осветлены, другие же – наоборот, принимали более грубый, насыщенный оттенок. Как бы то ни было, это смотрелось необычно и приковывало взгляд, однако создавало творческую гармонию. Девушка лет четырнадцати на полном ходу бежала и размахивала в знак приветствия единственной свободной рукой: вторую вместе с толстой стопкой огромных листов бумаги она прижимала к груди. Полупрозрачные белоснежные накидки на её одеждах трепетали из-за бега, путаясь под ногами и руками, из-за чего странная особа иногда негромко выругивалась себе под нос, однако останавливаться не собиралась. Тот же, кому она всё это кричала, был юным лейтенантом Сяньчжоу по имени Яньцин. Имя как имя, однако в последнее время оно слишком уж часто слетает с уст одного человека. Слетает зачастую чуть ли не с насмешкой, приплетая что-то по типу "господин Яньцин", "великий Облачный Рыцарь Яньцин". В обычной ситуации парень был бы горд тем, что его так "уважают", если бы уважение не было бы ненастоящим. «Опять эта шутница... Снова тут?..» — выдохнул он, смирившись с тем, что его спокойной прогулке по безлюдному парку вновь пришёл конец. — Г... Господин... — снова рассмеялась девушка, наконец остановившись около молодого мечника. Пытаясь отдышаться, она едва не проглатывала слова, — Господин!.. — Ну чего ты бегаешь за мной? Сама ещё не устала? — запричитал Яньцин, уперев руки в боки. — А что такое? Разве молодому господину не нравится, когда у него есть фанаты? — улыбнулась та, наконец успокоившись. — Да какая же ты фанатка! Только и можешь, что надо мной шутить! Ехидная! — взорвался юноша, не в силах больше держать своей обиды. Никто не может так беспечно смотреть на него свысока! — Я? Ехидная? Но разве я вам не нравлюсь, молодой господин? — Такие как ты мне точно не нравятся... — блондин снова начал ворчать, пока довольная улыбка вновь расползалась по лицу девушки. — А вот вы мне очень нравитесь. — и она накинулась на парня с объятиями, так и не выпустив бумаги из рук. С этой Ланьфэн одни проблемы... И почему только с Яньцинем она такая? Когда бы он на неё ни посмотрел, пускай и украдкой, – всегда спокойная, уравновешенная, бывает, что даже строгая, но в любом случае серьёзная. Как только она прибегает к нему, становится как прилипала... Кроме своего имени девушка никогда ничего никому не говорила. Казалось бы, любой может дать ей произвище, но она никогда не обидится. "У неё совсем чувства гордости нет?" — иногда спрашивал себя Яньцин, однако ответа на свой вопрос не получал: в народе об этой девушке ходили такие слухи, которые опровергали любое его предположение. Иногда у них завязывались душевные разговоры, и парень в подобные моменты пытался извлечь максимум информации. И Ланьфэн, кажется, совершенно не стеснялась своих секретов. Как-то раз лейтенант спросил: — А это правда, что однажды ты чуть не искалечила одного студента? Тогда Ланьфэн выглядела очень задумчивой; на её лице не было и тени той улыбки, которую она постоянно натягивала, будто маску. Нельзя было не заметить глубокие морщины под её тусклыми глазами, пустой взгляд вникуда и печальную интонацию её затяжного молчания. — Не сказала бы, что искалечила. Просто чуть не всадила нож в руку. — Тогда почему люди говорят об этом так, будто ты всё же сделала это? — Потому, что боятся, что я и их захочу пырнуть. — она склонила голову набок, прикрывая уставшие глаза, — А я не хочу. Неловкая пауза... Яньцин тогда посчитал, что чувство, бледными красками заигравшее в его сердце – это искреннее сочувствие. Такой человек как она не стала бы врать с таким выражением лица... — Неконтролируемая агрессия, да? — пробормотал он, за компанию задумавшись. — Да. — И за что ты этого студента так? — Чуть не испортил мне картину. На этом разговор был окончен, оставив после себя множество смутных ощущений. Накинуться на человека с ножом за какой-то рисунок? Такое правда бывает? Яньцин часто думал о том, что же остановило девушку тогда... Мысли и воспоминания о художнице всегда успокаивали парня, и он потихоньку переставал чувствовать жгучую обиду за шутки над ним. Возможно, успокаивали его и объятия: каждый раз Ланьфэн изловчалась якобы ненароком взять того за руку, либо же "по-товарищески" приобрять за плечо. Все эти вечные разговоры про "любит-не любит", излишняя тактильность, ласковый девичий голос... На фоне всех других людей Яньцин становился по-настоящему особенным, избранным ею. — Молодой господин? Вы там не спите? — юноша как будто и вправду очнулся ото сна, приведённый в реальность удивлённым голосом над его ухом. Редко случалось такое, что Ланьфэн безо всяких шуток обращалась к нему на "вы". Может быть, всё это и не насмешка вовсе? Яньцин не ответил ничего, всё ещё утыкаясь подбородком в плечо своей специфичной знакомой. В этот раз рубашка на ней открывала часть её ключиц, обнажая довольно бледную для такого любящего солнце человека. У Ланьфэн холодные руки... Бывало и так, что лейтенант заглядывался на её длинные пальцы с довольно грубой кожей, на аккуратные, по-рабочему длинные ногти. Иногда замечал следы от грифеля карандаша, иногда – яркие пятна от краски. Порой взгляду открывались совсем недавние следы от кисти, крепко зажатой между пальцами на протяжении долгих часов, и довольно старые шрамы и царапины от ножа для заточки карандашей. Казалось, будто она днями и ночами только и делает, что рисует. Юноша мог её понять, но не настолько, чтобы поддержать в опредлённые напряжённые моменты. Военное дело и искусство чем-то очень похожи... Несмотря на всё это, обнимала его девушка всегда крепко и тепло. Её касания нагоняли сонливость, всегда отзывались у него в сердце. И пускай часто они были слишком настойчивыми, в конце концов брали своё. Яньцин полностью расслабился в её руках, закрыв глаза. «Быстро же ты переобулся...» — сердито думал он про себя, а сам наслаждался каждой минутой их пребывания наедине. Вдруг рука Ланьфэн, свободная от бумаг, скользнула к макушке Яньцина, коснувшись его волос. Девушка прижала парня к себе ещё сильнее, и мечник щекой коснулся её шеи. Он чувствовал умеренный, спокойный пульс художницы, но краем уха слышал, как медленно и глубоко та дышит. Пытается унять волнение? — ..Молодой господин, вы... — Хватит уже этих глупых обращений... — сквозь дремоту пробурчал Яньцин, перебивая Ланьфэн, — Называй меня нормально, хорошо? Девушку как будто передёрнуло, и её "ровное" дыхание сбилось. — Хочу звать вас только так... Молодой... — заметив, что Ланьфэн как будто не хватает воздуха, парень наконец поднял голову. Она и правда дышала слишком часто, смотрела куда-то под ноги и едва слышно лепетала что-то. — Всё хорошо? — Господин... — Заладила же ты... Ну хватит, хватит... — Господин. — ... — Я люблю вас. Яньцин притих, и кончики его ушей невольно покраснели. Ещё никто не признавался ему в любви. И уж тем более... С таким обращением. "Господин"... Это было больше похоже на какую-то сцену из романа. — Ум... Ну... Я... Вдруг Ланьфэн улыбнулась. Улыбнулась томно, беспричинно и печально. Когда она собралась заговорить вновь, Яньцину стало ещё более неловко. Эта девушка для него вовсе не прилипала, не какая-то ехидная девчонка, а подруга. Может быть, это не до конца дружба, но одно парень знал наверняка: эта особа для него не пустой звук. Она чувствует вину за что-то? За что? Неужто за то, что "рушит" их дружбу? Ну так и плевать. Будь на её месте кто-нибудь другой, Яньцин бы сильно расстроился. Сейчас же – нисколько. — Слушай, ну не нужно ко мне на "вы", с чего это вообще пошло? Давай же, улыбнись радостнее, тебе не идёт. — юноша схватил Ланьфэн за щёки, попытавшись самостоятельно поднять уголки её рта, чтобы вышла своеобразная улыбка. Теперь настала его очередь утешать кого-то, и он, как настоящий мечник, не пройдёт мимо несчастного человека, — Не грусти, я ведь нисколько тебя не упрекаю, разве я злюсь? Ты меня любишь, это очень хорошо, ты молодец, что призналась. Откуда ты знаешь, что я тебя не люблю? Я вот тоже сейчас скажу. Я люблю тебя, Ланьфэн. Только улыбнись, ну давай же, улыбнись как обычно... Кажется, что всё без толку: Ланьфэн едва сдерживается, чтобы не расплакаться. Из-за чего, бог его знает, но поддержка не прокатила. Что же такое... Внезапно девушка прикусила свою губу; Яньцин понял это по сдавленному мычанию одновременной боли и неуверенности. Для чего она это сделала? Для того, чтобы перестать беспомощно хныкать. Неужели это лучше, чем ранее сказанные парнем тёплые слова? — Гос... Яньцин. — наконец выдавила она, вздохнув полной грудью, — Я... Тебя люблю. И Яньцин не сказал что-то вроде похвалы за то, что Ланьфэн наконец отошла от официальных прозвищ. Только улыбнулся и вдруг быстро поцеловал её, задержавшись у её губ всего на мгновение. Это был короткий, по-настоящему детский поцелуй. Всего лишь одно касание. Всего лишь одна секунда.