Сокровенное зло

Мичидзо горячий, порой обжигающий, словно солнце протекает по его жилам. Дзёно касается губами его груди, ключиц, ведёт пальцами вдоль лопаток, жадно опаляя дыханием каждый участок кожи. За невозможностью рассмотреть он изучает иными способами, чтобы каждый изгиб, каждая родинка, каждый шрам остались высеченными в его памяти. Мичидзо должен принадлежать ему — целиком, без возможности избежать этого. Он слишком долго был осторожен и до последнего медлил, почти позволив Тачихаре уйти, приняв миссию в Мафии, так и не узнав, что Дзёно всё уже понял о его чувствах и давно жаждет их разделить, но не был уверен, должен ли это сделать. Одной частью себя он был готов даже отпустить, если бы верил, что так будет лучше — если бы Мичидзо до конца не дрогнул и сердце не выдало бы его страданий, его просящего зова «останови меня». Дзёно не мог не откликнуться. В этот момент чёрный ящик, из которого тот ещё мог бы выбраться, наконец захлопнулся — больше Тачихара не принадлежал себе. Дзёно забрал его волю и мог беспрепятственно брать всё больше. Теперь каждый свободный вечер Мичидзо ждал только его прихода. Вся его жизнь, разделённая надвое ржавым лезвием, стремилась схлопнуться в одну точку, в которой Дзёно прикасался бы к его коже, обжигал бы его дыханием, бесконечно шепча: — Я ничего не сделаю против твоей воли, никогда не причиню вреда. Дзёно гладит, ласкает, целует в шею, слегка прикусывет, прижимая к постели, и слышит, как бешено бьётся сердце. Как содрогается естество — разгорячённое, мокрое, и в момент единения с губ Мичидзо срывается хриплый стон: — Тацуо… Имя того, кого нет. Кто никогда его не покинет. Дзёно ловит его дыхание, хочет выпить его без остатка. Выкрав все тайны из его сердца, разложив их перед собой, позволив больше не притворяться, он ждёт момента, когда сможет поделиться сокровенным желанием, которое он не сможет, никогда не позволит себе реализовать. Но он желает раскрыться, чтобы Мичидзо понял, чтобы всё равно принимал его. Они сплетались всё яростнее в крепкий узел: Дзёно познал каждый сантиметр разгорячённого тела — губами, пальцами, языком. География сгибов, впадин — долгое путешествие. Погружение на глубину. Он ласкал его шею, осторожно сжимая, следя за реакциями, не заходя слишком далеко. Он ждал момента, когда сможет признаться в том, чего жаждет больше всего, но никогда не даст себе возможности заполучить. Как Тачихара, выстанывающий имя брата, больше не мог быть с ним — и никогда бы и не был так, даже если бы тот был жив, — так и Сайгику, имеющий всего одно желание, никогда его не воплотит. Но и не сможет отказаться от наслаждения бесконечно представлять себе этот миг. Он окутывает заботой, близостью — всем, чего Тачихаре не хватало все эти годы, прошедшие со смерти Тацуо. Хочет стать его всем, чтобы Мичидзо сам просил большего, принимал с испепеляющей жаждой, чтобы стонал от блаженства, чтобы не вздрогнул и не отступил, когда услышит наконец истину. Когда Дзёно почувствует, что время пришло, когда возьмёт лицо Мичидзо в ладони, чтобы открыться, горячо прошептав, запечатлив это в вечности на его губах: — Я так хочу убить тебя. И Тачихара, лишь на мгновение замерев, уже не сможет противостоять.