Закрытая дверь

Мы ни разу не встречались, но я чувствовал не только привязанность к ним. Слова окружающих и собственные мысли о глупости подобных чувств все еще причиняли тупую эмоциональную боль. Но они не могли забрать фанатскую любовь! Это было глубокое родство и полное понимание, которое ребенок имеет с выдуманным другом, за неимением настоящего. Ребята были свидетелями всех моих падений. Их музыка была рядом, и их голоса. Майка и Честера. Особенно последнего. Горло разрывалось в желании подпеть ему, внутри там билась птица, никак не могущая расправить крылья. И даже молча, я знал, что они понимают, сколько бы лет и километров нас не разделяли. Они верили мне, когда не верили самые близкие. Они не осуждали поэтичность, смело облачая в нее те чувства, на которые некоторые люди вовсе стараются не обращать внимания. Они так же были осуждаемы, как и я. А еще у них была, пожалуй. самая крепкая дружба между несколькими людьми, о которой я знаю так близко. В общем, Линкин Парк стали воплощением всего ужасного и прекрасного, людьми, победившими недостатки этого мира, что окружали меня с детства и ставшие живым воплощением по-настоящему сбывшейся мечты. И никогда бы я не назвал мое отношение к ним детской дуростью. Стоит ли после этого добавлять, что я не могу принять и смерть Честера, хоть и узнал о нем только спустя несколько лет после гибели? Я много размышлял об этом и читал домыслы, которые только укрепляли мое неприятие и сомнения. Прошлый год проехался по мне жестко и нещадно, психика здорово пошатнулась. Линкин Парк нашел меня очень и очень вовремя, в то время, когда я мог расписаться под каждым словом некоторых их песен. Сердце болело при мысли о том, что я никогда не встречусь с тем, кто рассказал мне их своим небесным голосом. А остальные? Приедут ли они к нам когда-нибудь? Смогут ли они вообще ездить в туры снова? Сегодня был мой день рождения. Лето уютно заняло место на подоконнике и саду, ласкаясь в лучах солнца, занявшего место на синем небосводе и шелестя густыми листьями засаженных улиц моего маленького города. Ничто не мешало мне получать новые впечатления и радоваться тому, что приступы паники и тревоги, темное время, отступило хотя бы ненадолго. Я пошел на мост, который зимой, при голых ветвях, всегда был виден из окна. Пешком — обычно путешествую на велосипеде. Мне было так спокойно и пусто, а машины так редки. Я вспомнил, глядя на склоны, укрытые высокой травой и деревьями, уходящие на запад. Зимой я действительно поссорился с родителями. Мне было очень плохо. Тогда стоял пасмурный снежный день, а в наушниках играла та же песня. Linkin Park — What I've Done (Transformers) Остановившись у самого края, я смотрел через перила и думал: «Вот из-за этого и прыгают с таких мест». Конечно, я не прыгнул. Конечно, это бывало и потом. Я наклонился и оперся о перила, значки на кожанке шкрябнули о нагретое железо, а ветер подхватил короткий каскад почти цоевской прически. В такие моменты, моменты странного вдохновения. когда нечего писать или рисовать, только какая та струнка натянулась и поет в груди, а горизонт и время зовут так, что не сдвинуться с места, ко мне обычно всегда кто-нибудь приходил. Обычно это были герои книг или фильмов, то, что всячески поддерживали меня вне зависимости от того, как я себя вел и что чувствовал, не давая мне упасть вниз с нерасправленными крыльями. Я мог увидеть их неярко, закрыв глаза. Под веками покраснело от бьющего в глаза солнца, когда я так и сделал, вздохнув, зажмурившись и задрав голову. По горячему асфальту непривычного измерения пришел сам Эльдаварно — мой эльф-альтер-эго, вторая личность, появившаяся благодаря Толкину. Я хотел оказаться на ПРИ не меньше, чем на концерте Линкин Парк. И конечно, страсть как этого боялся. У меня не было тогда никого, кроме одного-двух друзей по интернету, между тем я рисовал, писал и мастерил оружие. (два бутафорских клинка и Свет Вечерней Звезды позже заказал мне отец). Тогда мне бывало тяжело со своей неразделенной любовью, а сейчас… Темные времена без надежды осветились — толкинисты, вопреки самоуверенным заявлениям, все еще устраивали игры, писали исследовательские мемуары и любили почитать Сильмариллион. Кто-то из них имел такого же героя, как и я, кто-то сам себя таковым считал. И сейчас я жил с потаенной где-то надеждой, что, конечно, смогу попасть к таким же настоящим эльфам, когда вырасту и подзаработаю. Когда я думал о Линкин Парк, такой надежды не было. Эльдаварно знал об этом. Он был одет в своем городском стиле — без меча на поясе, длинных по-средневековому обычаю волос, и такого же костюма. Похож на меня, подросток, хоть и на две головы выше. Только шрамы никуда не делись, и прозрачно-голубые глаза по-старому преломляли свет неба. — Я ведь могу это устроить, — сказал он. Я не сразу понял, что он говорит о концерте Линкин Парк, который я пересматривал до дыр. Он продолжал: — Для нескольких существ открыть коридор — не проблема. У нас сильная эмоциональная связь. Определяющий фактор. Я сглотнул, облизнув пересохшие губы. — О чем ты? — Ты скучаешь по Честеру Беннингтону, — напомнил он. — И мечтаешь о машине времени. В груди закололо тяжело, частью от такого вторжения, единственного и непривычного, частью от такой неожиданной разгадки. Разгадки, которая… Она изменит мою жизнь, если у Эльдаварно получится. Эльф имел путеводные камни — вещицы, связанные с разными мирами. Для него, искусника-нолдо, после особых приготовлений не проблема — связаться с далеким временем и местом, и в считанные секунды оказаться там методом, неподвластным ученым и не схожим с показанным в фантастических фильмах. Эльдаварно — олицетворение меня, и может оказаться в любой книге, что я прочту, или только захочу прочесть. Все трудности вдруг стали такими маленькими. по сравнению с таким шансом. — Ты пойдешь со мной? О да, он бы был… хорошим напарником. Но меня беспокоила его неприступность и жестокость — мои черты, что так часто проявлялись в нем. И все же я задал этот вопрос просто потому, что не справлюсь сам в прошлом, а Эльдаварно близок ко мне, как никто. Эльф сжал губы, тревожно обкусывая их. Совсем как я. — Нет, не я. Я метафизик. Но не могу находиться тут и там одновременно. Я должен удержать тебя там и вернуть обратно. И даже если бы мне помогали, не смогу устроить тебя там. Не смогу помочь попасть на концерт. Поня-ятно! Вот оно — маленькое «но» во всех сказочных желаниях. Кроме него, идти мне не с кем. Просто не с кем, кто бы выдержал и понял. И всегда настроенное на неудачу сердце снова должно ввергаться в тяжелое испытание. Давно копившиеся слезы наконец нашли путь на свободу, больно и трудно защекотав сердце. Плача, я прижался к его куртейке, что пропахла табаком и потом — отцовскими запахами. «Все равно спасибо, спасибо, спасибо, спасибо…» — билось в мозгу, но я только спросил, очень тихо и неразборчиво: — Ты видел его там? Он коротко посмотрел на меня, и его глаза были тоже родными. Настолько, что с новым толчком крови по телу прошла новая волна плача и мурашек — то, к чему казалось, привык, но на деле, привыкнуть невозможно. — Видел.