Закатное солнце давно покинуло землю, собрав свои последние лучи, и на город опускается ночь, столь же шумная, что и день — Нью-Йорк никогда не спит. А здесь, на небе, над самыми облаками, что пылают пурпуром, солнце всё ещё садится и скоро упадёт в воды далёкого Тихого океана, чтобы вновь подняться по другую сторону.
Ниджат встретит его за эту ночь дважды — первый раз над Атлантикой, второй раз над Средиземным морем. И последней встрече он будет рад больше всего, ибо солнце окрасит своими рассветными лучами его родной Марокко, и он увидит свой любимый город — Касабланка, где родился и вырос, где живут его родные люди.
Альфа немного устало зачёсывает длинными пальцами свои тёмно-русые волосы, откидываясь на удобную спинку кресла, и снимает с переносицы очки в тонкой оправе. Последние пятичасовые переговоры в нью-йоркском офисе, и подписание крупного контракта на поставку оборудования в Мексику, выжали из него практически все силы. Но цели были достигнуты, и он, как глава компании, был доволен результатом.
— Ниджат? Охрана на месте. В аэропорту нас встретят ребята из местного отдела, а моих тоже хватит, так что, всё в порядке.
— Хорошо, Хэсан. Я доволен твоей работой. Отдохни пока, до прилёта.
— С Вашего позволения, я бы всё-таки хотел ещё раз изучить локацию места проведения церемонии. Знаю, ваш дядя всё предусмотрел, но всё же лишний раз просмотреть все точки не помешает.
— Как пожелаешь. Но мне нужен отдохнувший и бодрый начальник охраны, — Ниджат улыбается так, как умеет только он — одновременно мягко, но требовательно. Альфа привык, чтобы всё было под его контролем.
— Отосплюсь над морем. Впереди ещё восемь часов полёта, — так же мягко улыбается молодой альфа.
Хэсан уже подходит к своему креслу, где на полированной поверхности красного дерева его ждёт включённый ноутбук, как замирает, приложив палец к уху, слушая сообщение из динамика.
— Господин, в аэропорту охрана шейха. Ребята сейчас сообщили по связи. Думаю, один из братьев прилетит одновременно с Вами.
Альфа улыбается ещё шире, на этот раз искренне, до ямочек на щеках, так не характерных для суровых альф.
— Салман! Я уверен в этом! Вряд ли Сабир прилетит так рано. Не удивлюсь, если этот мальчишка заявится только на саму свадьбу.
Самолёт блестит крылом, ловя одновременно лучи солнца и мерцание сумрачных звёзд. Картина невероятная, если смотреть на неё из окна иллюминатора собственного шикарного летательного аппарата, сидя в широком, кожаном кресле, а услужливый стюард-омега, ставит перед тобой дымящийся, горячий кофе. Альфа выпивает бодрящий напиток не спеша. Он не будет спать, не хочет пропустить ни минуты дороги домой, где не был целых полгода. Возможно, для кого-то шесть месяцев это небольшой срок, но для альфы, что сердцем привязан к дому и к своим родным, это огромное время. Он невероятно сильно тоскует по своему дяде, практически родному отцу, что вырастил и воспитал его с малых лет. Алим Гулам уже пожилой альфа, всю свою жизнь посвятил им — Ниджату и Анхару. Анхар — его брат, что из сорванца мальчишки превратился в прекрасного омегу, волнующего сердца многих альф. Его брат — это всё, что есть у него, и ради его счастья и благополучия, Ниджат горы свернёт. Весь его бизнес, весь капитал, все деньги и связи — всё это лишь для того, чтобы обеспечить единственного брата, и, в своё время, отдать в руки достойного альфы.
В их большом доме, где всегда полно людей, всегда шумно и ярко. Дядя Алим большой любитель музыки и танцев, хоть возраст не позволяет ему уже ни танцевать, ни особо петь. Но смотреть и слушать он любит, поэтому в их доме всегда играет музыка и в праздники танцуют приглашённые танцовщики. Ниджат улыбается своим воспоминаниям и мыслям. Альфа едет на праздник, свой собственный… Ниджат летит на свою свадьбу.
Он никогда в жизни не смог бы пойти против воли своего родного дяди, что долго ждал, когда он выберет себе омегу сам. Но годы шли, а молодой альфа, занятый налаживанием бизнеса, с головой ушедший в дела, и, создавая свою компанию по поставке продуктов нефтяной промышленности, и не думал о семье и о детях — не до этого было. Но когда Ниджату исполнилось двадцать девять, дядя Алим заявил, что сам найдёт ему лучшего омегу в Марокко, воспитанного в традициях веры, послушного и красивого, и женит без разговоров. Ниджату оставалось лишь согласиться и отдать в руки родного человека свою судьбу.
И вот, свою судьбу он увидит уже сегодня, а вечером сочетается браком.
— Скоро снижаемся, — от раздумий его отвлекает Хэсан, чей сладковатый, лимонный аромат чуть усилился, являясь предвестником гона.
— Хорошо. Садись напротив в кресле и пристёгивайся, — приглашает жестом Ниджат альфу.
— С Вашего позволения, хотел бы доложить кое-что… о Вашем будущем супруге. Вы просили навести небольшие справки.
— Да, слушаю…
— Так вот — Ясир Хади, девятнадцать лет. Есть брат на год младше — Надир Хади. Родители, судя по имеющейся скудной информации, довольно скромные люди, никаких заметок или скандальных фото членов их семьи я не смог найти. Ваш будущий супруг ни в каких социальных сетях не зарегистрирован, либо все они удалены после брачного договора. Соответственно, фотографию я тоже не нашёл. Лишь детское, семейное, — и Хэсан разворачивает планшет с газетной статьей, где на фото молодая семья счастливо улыбается, а на коленях у отца два светловолосых карапуза. — Вот этот Ваш будущий супруг, — указывает альфа на одного из них и сам улыбается от умиления, а глаза Ниджата впиваются в детское пухлощёкое личико с глазами щёлочками и улыбкой, обнажающей крохотные молочные зубки. Уголки его губ чуть приподнимаются, а в глазах теплота, такая же, когда он смотрит на своего брата.
— Его отец, — продолжал Хэсан, — очень известный композитор и исполнитель национальной музыки. Он непревзойдённый мастер игры на ребабе, прекрасный певец народной музыки. Думаю, Ваш дядя и господин Хади были знакомы давно, — с улыбкой подытоживает альфа.
— Хорошо, отдыхай, — тихо отвечает Ниджат, всё так же смотря на фотографию на планшете, чуть увеличивая её пальцами, замечая пухлость розовых губ и родинки на лбу и щеке.
— Ещё кое-что, Ниджат… — Хэсан смотрит немного робко, и видя вопросительный взгляд хозяина, продолжает: — Ваш брат… снова светится в соцсетях. Он опубликовал пост с местом и временем Вашего прилёта, что крайне небезопасно. Я удалил его и временно заблокировал его страницу. Так же Ваш брат попытался выложить имена некоторых приглашённых на свадьбу гостей и даже совместные старые фото с шейхом Саиди. Но, думаю, здесь система безопасности шейха сработала быстрее нашей — всё удалено. Я прошу, Ниджат — поговорите с братом. Это для его же безопасности, — альфа замолкает, понимая, что затрагивает щекотливую тему, но работа прежде всего.
— Непременно, и думаю, он лишится своего гаджета на довольно долгий период. Спасибо, Хэсан.
Анхар! Уж слишком этот омега прыток и проявляет излишнюю независимость. Он всегда отличался крутым нравом и прямотой, и не жалеет никого, кого посчитает не достойным себя, брата или самых близких людей. Но он ничего не делает наперекор, он поступает вопреки! Кто сказал, что омега — тихое, скромное, не поднимающее головы существо? Это явно не про Анхара Гулама — единственного брата миллиардера Ниджата Гулама, крупнейшего бизнесмена в Северной Африке и Малой Азии. Вопреки устоявшейся традиции — омегам необязательно иметь высшее образование — Анхар учится в крупнейшем университете Франции Académie de la Grande Chaumière (Академия де ла Гранд Шомьéр), правда на заочном отделении, и брат дважды в год лично возит его в Париж на время сессии и сдачи экзаменов. И так же вопреки самой жуткой, по мнению самого юноши, традиции — омеги должны быть скромными и покорными судьбе, своему альфе, Всевышнему, кому угодно — Анхар Гулам живёт так, как он хочет и ведёт себя соответственно своим желаниям, а не чьим-то ожиданиям и, о Всевышний, не носит платки, выходя из дома!
И всё же, Ниджат безумно любит и балует своего брата, и ничего с собой поделать не может. Даже гневные окрики дяди о том, что Всевышний накажет альфу за потакания «бесовским» желаниям омеги, нашёптанных не иначе как Шайтаном, не останавливают его и в дальнейшем выполнять желания младшего брата — маленького младшего брата! Ниджат ухмыляется, понимая, что ему уже девятнадцать лет, и возможно, совсем скоро, Анхар будет сосватан с достойным альфой и оставит его.
Скрежет шин о посадочную полосу заставляет альфу слегка вздрогнуть и снова посмотреть в иллюминатор. Международный аэропорт имени короля Мухаммеда V Сиди бен Юсуфа, встречает его сияющими лучами утреннего солнца, шумом и гулом взлетающих и садящихся самолётов. VIP-зона для чартеров уже оцеплена охраной. Ниджат качает головой, усмехаясь над собой, когда увидел снайпера на крыше терминала.
— Это не мы, — поднимает руки Хэсан, словно сдается. — Это наверно из охраны шейха Саиди.
— Салман до сих пор здесь? Может застанем его ещё в аэропорту? Идём, Хэсан. Я так хочу домой, ты бы знал как!
За огромными зеркальными стёклами терминала, Ниджата ждут с распростёртыми объятиями. Высокий, темноволосый альфа в белоснежном длинном кандуре, вязаной кружевной шапочке гафии, поверх которой струился такой же белый платок, перевязанный шерстяным жгутом, протягивал ему руки.
— Дорогой брат! Всевышний благословил мой день, позволив встретить тебя! Здравствуй, Ниджат!
— Мой день вдвойне благословенен, дорогой брат! Как я рад видеть тебя, Салман! И ты здравствуй!
После крепких объятий и взаимных приветствий друзья направляются к выходу, под пристальные взгляды охраны и работников терминала. Они проходят по специально выделенному коридору для важных персон, где им по пути грациозно раскланиваются и стреляют глазками омеги-стюарды. Все знают — Ниджат Гулам почти женат, и его свадьба это событие номер один в столице королевства, но шейх Саиди свободен. Кто знает, кому выпадет счастье попасть в гарем к будущему султану?
— Салман, поедем сразу домой! Дядя будет счастлив увидеть тебя до церемонии, — Ниджат с удовольствием вдыхает успокаивающий ореховый аромат друга, крепко сжимая его локоть через мягкую хлопковую ткань.
— Да, конечно. Я сам в нетерпении от встречи с дядей Алимом! И с твоим братом, конечно. Сколько я не видел Анхара — три года кажется? — улыбается лучезарно черноволосый альфа.
— Четыре, — поправляет друга Ниджат. — Ты не был в моём доме четыре года, Салман! — укоризненно качает головой мужчина.
— Обещаю исправиться, и прожить в твоём доме столько же, — отшучивается шейх, когда они доходят до ожидающих их машин.
— Поехали на моей, Салман, — предлагает Ниджат, скептично смотря на спортивный автомобиль друга и, с улыбкой, на своего большого немецкого железного коня. — Не понимаю, что берберы находят в этих узких, тесных, маленьких спорткарах?! Как вы гоняете на них по пустыне с бешеной скоростью?
— А-а, мой дорогой брат! — с улыбкой кивает головой шейх. — Пойми, конь у настоящего альфы должен быть горячим, быстрым, заводящимся с полоборота и… — ласково проводит по капоту своего Ferrari, — верным и покорным! Как и его омега, — многозначно кивает альфа. — Но сегодня твой день, мой возлюбленный брат, поэтому я поеду на твоём коне!
— Господин? — внимание обоих альф привлекает молодой человек в строгом чёрном костюме, невероятно красивый мужчина. — Господин, мы не согласовывали, что Вы поедете на непроверенном транспорте. Дайте нам полминуты.
— Иса, всё в порядке. Не нужно. Я доверяю своему брату, — Салман поднимает ладонь величественно спокойно, останавливая начальника своей охраны.
— При всём уважении, господин, к Вам и к Вашему брату, султан Саиди, да продлит его годы Всевышний, будет недоволен. Прошу Вас, это займет меньше полминуты.
Ниджат кивает своей охране, чтобы подпустили парней из охраны шейха.
— Это твой новый глава безопасности? — тихо спрашивает он, кивая на красивого мужчину, что пристально смотрит на своих ребят, сканирующих автомобиль Гулама. — Слишком… красивый. Он альфа? Не позволяй ему даже мимо проходить возле твоего гарема, Салман!
Шейх смеётся от души и звонко, похлопывая друга по плечу:
— Он бета. Не волнуйся, в гареме своя система безопасности. Надеюсь, ты не воспримешь эту ситуацию, как нечто оскорбительное. Просто пойми, дорогой брат, что после покушения на маму… отец стал немного строгим в этом вопросе. У нас с Сабиром сейчас небольшие ограничения в передвижении и вообще.
— Я всё понимаю и считаю, что всё правильно. Как Сабир? Он не с тобой, видимо.
— Нет, — кривит губы альфа. — Он на своей «родине».
— В Бахрейне? — беззлобно ухмыляется Ниджат. — И когда это ему надоест? Сколько уже младшему, двадцать два? Пора бы одуматься и стать ответственным альфой. Почему не берёт с тебя пример? Вон ты какой у нас! — дружески хлопает по плечу шейха.
— Ну, ему же не нужно править ни провинцией, ни, тем более, государством. Его жизнь, только его, и он делает с ней всё, что захочет. Вот и катается между Бахрейном и Катаром, на безлимитной золотой карточке отца. Я волнуюсь за него, Ниджат. Думаю поговорить с ним, когда будет возможность, в ближайшие дни. Есть достоверная информация от моей службы безопасности… — альфа замолкает, опуская взгляд, словно он в чём-то виноват. — Сабир организовывает и проводит нелегальные гонки, на большие ставки.
— Ты уверен? — вмиг посерьёзнел альфа.
— Увы, да. И каждый раз в новых местах, на разных трассах. Последние гонки были в пригороде Дубай. Я не понимаю, чего ему не хватает?! Он позорит имя отца, занимаясь харам — вовлекая людей в азартные игры, вытягивая деньги и, зачастую, вгоняя в долги. Это смертельный грех, за который он будет отвечать перед лицом Всевышнего!
— Мы с ним поговорим, дорогой брат! Я не оставлю тебя одного с этой проблемой, и Зейнал подключится тоже, я уверен. Возможно даже, что Сабир послушается именно Зейнала больше, чем нас с тобой. Он привязан к нему с самого детства и уважает безмерно, — его отвлекает уведомление на телефоне, которое он изучает с улыбкой. — А вот и он сам! Зейнал будет через пять часов. Говорит, что десятый час летит над Россией, и что более длинной страны ещё не видел.
— Отоспится за это время. Последний раз мы виделись четыре месяца назад в Токио, и выглядел он не самым лучшим образом. Работает много, не отдыхает, не думает о семье, о детях, об омегах в конце концов, — с улыбкой сокрушается шейх. — Всевышний создал нас — альф и омег, для того, чтобы приносить в этот мир радость, любовь и потомство, дабы вера в добродетели передавалась от отцов к сыновьям. Вот и ты, мой дорогой друг, сегодня станешь счастливым мужем, главой семьи и возможно, совсем скоро, отцом! Я счастлив за тебя, Ниджат.
— Прошу Вас, господин, и Вас, господин Гулам, всё в порядке, — перед ними склоняется красивый бета. — Прошу прощения за доставленные неудобства.
— Всё в порядке, Иса. Едем, не могу дождаться встречи с дядей Алимом, — и друзья усаживаются в роскошный BMW класса люкс.
Хэсан стоит за спиной главы безопасности шейха и в какой-то прострации, делает ещё шаг ближе, втягивая воздух. Ему не показалось — этот бета пахнет… пахнет как омега. У него гон меньше, чем через неделю, и все запахи он воспринимает невероятно обострённо. Вот и сейчас, тончайший аромат лемонграсса, еле уловимый, касается его рецепторов. Хэсан не может быть уверенным — может парфюм?
Неотразимо красивый «бета» оборачивается медленно, впиваясь холодным взглядом в начальника охраны Гулама. Хэсан видит расширенные зрачки ореховых глаз, и ещё сильнее втягивает аромат. Его внутренний зверь бесится, скребёт ногтями, ибо видит перед собой бету, но хочет воспринимать его как омегу.
— Думаю, что на сегодня нам предстоит плотное сотрудничество. Обсудим некоторые вопросы чуть позже, но на церемонии заключении брака будет присутствовать сам шейх. Прошу не ставить моим ребятам никаких препятствий и чётко выполнять свою работу.
— Конечно, — еле цедит сквозь зубы альфа. — Наше сотрудничество будет более чем плотным. Под моей охраной три объекта. Не стоит вмешиваться в то, что не находится под вашей протекцией. Занимайтесь своей охраной, а мы своей. Вот и всё наше «сотрудничество».
— Иса Реза, — протягивает руку тёмноволосый бета.
— Хэсан Кашир, — нехотя пожимает руку альфа.
— И примите подавители, — улыбается бета. — Даже мои альфы чувствуют Ваш предвестник гона, — и отходит с насмешливой улыбкой. — По машинам! Внимание! Выдвигаемся!
Тонированные джипы и несколько мотоциклов эскорта шейха выстраиваются колонной сопровождения, выезжая на подъезд к аэропорту, а дальше на центральное шоссе к городу. Через тридцать километров Ниджат будет дома. А сейчас, из бронированного окна своего автомобиля, альфа смотрит на родные пейзажи утренней Касабланки. Как он тосковал по ним, по этим пыльным дорогам, низким красноглиняным домам пригорода, высоким пальмам, синему небу. Скоро дорога заворачивает по проспекту Кеннеди, и вот его родной район Анфа — место, где он босоногим мальчишкой бегал по узким улочкам со своим лучшим другом Зейналом. Они проезжают Аль Рамп д’Анфа, улицу, что является главной кровеносной артерией этого огромного города, где сосредоточены три крупнейших рынка королевства. Но, видимо, охрана решает избежать многолюдного торгового места, и маршрут сворачивается к Ру Комише д’Анфа, более тихой улочке, застроенной добротными домами зажиточных горожан.
Ниджат смотрит на эти застройки, воздвигнутые в период испанского владычества на его родной земле, и чувствует покой и умиротворение, но видит высокую деревянную жердь с развивающимся зелёным полотном над воротами одного из домов — значит и в этом доме сегодня свадьба. Сердце альфы невольно кольнуло, волнение накатывает на него, а Салман чувствует это сразу.
— Мой друг, ты взволнован, — не спрашивает, а утверждает шейх. — Это нормальное состояние перед столь ответственным шагом, наверное, — немного неуверенно итожит альфа. — Я не знаю, никогда не был женат. Вот посмотрю, как всё это делается на твоей свадьбе, а потом сам женюсь, — и Салман улыбается, когда ему удаётся немного расслабить друга. Сандаловый аромат Ниджата смешивается с ярким ореховым Салмана, создавая восхитительный коктейль, успокаивающий и одновременно будоражащий.
— Спасибо, мой друг. Я не волнуюсь из-за того, что никогда не видел и не знаю омегу, которого беру в супруги. Я волнуюсь потому, что сомневаюсь, смогу ли я сделать его счастливым, стать для него хорошим мужем, другом, а не просто альфой, с которым он будет вынужден жить.
— Ниджат, я уверен — ты осчастливишь любого омегу. В твоём благородстве, честности и мужественности нет сомнений ни у кого. Твоя семья одна из самых уважаемых в королевстве. Не сомневаюсь, что родня этого омеги просто счастлива, что их сына берёшь в супруги именно ты! — приветственные крики и музыка прерывают речь шейха, когда машины заезжают на Эр д’Анфа — улицу, где расположен дом Алима Гулама. — Мой дорогой друг, смотри, как тебя встречают дома!
Вся улица украшена яркими тканями, что свисают с балконов и ворот домов. Сверху, меж домов, словно огромные занавеси, протянуты на канатах огромные красные полотнища, создавая алеющие тени на улицу. Отовсюду доносятся звуки барабанов бендир и мелодичные напевы косой флейты гасба. Люди высыпают на узкую улочку, свешиваются с балконов, а на крышах, ещё не раскалённых солнцем, сидит пёстрая толпа детишек. Ниджат понимает, что здесь не только жители его родной улицы, но и ближайших территорий.
Эр д’Анфа достаточно узкая, поэтому колона сопровождения перекрывает всю улицу, а за машиной Гулама едут уже мотоциклы эскорта. На крышах снова снайперы, и шейх Саиди ещё раз приносит свои извинения со смущенной улыбкой. Но все тревоги и сомнения улетучиваются, когда автомобиль подъезжает к настежь распахнутым воротам родного дома, над которыми развевается огромное зелёное полотно ткани, оповещающее о свадьбе. Едва нога альфы в дорогих кожаных туфлях ступила на порог, зазвучали оглушительные улюлюкания танцовщиц, а барабаны стали отбивать ритм зажигающего танца. Весь двор заполнен людьми, хлопающими в ладоши в такт барабанам. Халиджи, в ярких нарядах бэдлех, кружились в танце вокруг искрящегося фонтана, а с балконов, где стояли омеги дома Гулам, сыпались лепестки белых и красных роз.
Дом Алима Гулама не такой уж и большой и, возможно, кому-то может показаться не таким уж и богатым. Это традиционное красноглиняное строение из обожжённого кирпича в марокканском стиле, со стрельчатыми арками внутреннего двора, выложенного керамикой местного производства. Два этажа дома широким полукругом «обнимают» двор, а односкатная красная крыша почти перекрывает небо, спасая от палящего солнца, создавая прохладу и приятную полутень. Журчащий, большой фонтан в центре двора, раскидистые пальмы в кадках, пышные кусты белых роз, столь любимых Ниджатом, колонны, увитые тонкими ветвями глицинии, чьи душистые белые гроздья свисали с перил и портиков — это и есть его родной дом. Пусть он небольшой, но в нём живёт самое большое сердце в Касабланке — сердце Алим Гулам. Пусть он и выглядит не самым богатым — в нём есть самое главное богатство, самое ценное, что может быть у человека — его семья! Семья, что чтит традиции, превозносит добродетели, оберегает друг друга от соблазнов и пороков, живёт в мире и в согласии с верой.
— Мой дорогой брат, я счастлив вновь переступить порог твоего дома. Он столь же близок мне, как свой собственный! — Салман улыбается лучезарно, крепко обхватывая плечо друга ладонью.
— Добро пожаловать, брат! — так же широко и искренне улыбается альфа.
Присутствующие во дворе люди, поняв, что с молодым хозяином приехал сам шейх Салман ибн Саиди, начинают поспешно кланяться, восторженно перешёптываясь, а сами молодые люди спешат пройти через двор, где в тени раскидистого навеса стоит глава дома. Вдруг с одного из верхних балконов доносится громкий возглас, глубоким бархатным голосом:
— Ниджати! — и оба альфы устремляют свои взгляды наверх, к источнику звука. И если Ниджат лишь рассмеялся и помахал рукой, то Салман застыл, как вкопанный, ибо то, что он увидел, заставило его сердце забиться быстрее барабанов, что отбивали зажигательный ритм. Омега, прекрасный омега с длинными каштановыми локонами, нежным лицом и огромными глазами, цвета самой глубокой морской волны, свесившись через перила, машет им рукой, на несколько секунд замерев синим взглядом на шейхе, пока того не утягивают обратно другие омеги.
— Кто это? — еле хрипит альфа от пересохшего в миг горла и цепляется за рукав пиджака друга.
— Что? Это же Анхар! Неужели не узнал моего брата, Салман? — смеётся Ниджат, дружески похлопывая по спине, и уводит за собой.
А шейху не до смеха — каждый мускул, каждый нерв его тела, заставляет обернуться, ещё раз посмотреть, увидеть, насладиться невероятной красотой. Его внутренний зверь сжимает лапы, прячет когти, кладёт морду вниз, застывает и ждёт — хочет ощутить аромат омеги.
«Анхар? Как?! Из сорванца мальчишки с рыжеватыми кудряшками, каким я его помню… как он превратился в этого невероятного омегу, так взволновавшего моё сердце?», и взгляд альфы снова косится на балкон, но омеги там уже нет.
— О, Всевышний! Благодарю тебя, что позволил дожить до этого дня! — сиплый, но достаточно сильный голос старого альфы, оглашает двор. — Два моих сына вернулись домой одновременно. Да будет благословенен этот день и все дела наши, что задумали мы! Да сбудется воля Всевышнего!
— Аминь! — эхом проносится среди присутствующих.
— Салам Алейкум, дядя Алим! Да продлит Всевышний твои дни! Я дома! — и растроганный альфа склоняется перед своим родным человеком.
— Ассалам, Ниджати! Добро пожаловать домой, мой мальчик! — старый альфа раскидывает руки для объятия, куда практически падает Ниджат, еле сдерживая свои слёзы.
— Салам Алейкум, дядюшка! — с улыбкой склоняется шейх перед Алимом. — Да благословит Всевышний дом твой, семью и весь род твой! Да продлит он твои годы!
— Алейкум Салам, Салман! Подойди, дай обнять тебя! — и морщинистые руки тянут шейха на себя, утыкая его лицом в свою седую бороду. — В дом, в дом! Все в дом! Время не ждёт! Пора привести сюда ещё одного моего сына — твоего будущего супруга! Моё старое сердце не выдержит такого счастья! — и хозяин зовёт гостей в прохладу гостевой комнаты.
Музыка всё также играет, как во дворе, так и на улице, гости продолжают веселиться, а альфы, окрылённые столь долгожданной встречей, проходят в просторную залу, когда им навстречу несётся Анхар, еле удерживаемый за руку старшим омегой Гулам.
— Ниджати! — и оба брата кидаются в объятия друг другу.
— Анхар, мой братик! Как я рад видеть тебя!
Салман снова застывает, смотря на каштановые волны волос, что рассыпались по плечам Ниджата, когда тот обнимал брата. И теперь он чувствует скулёж своего зверя, что учуял омегу — шоколад: сладкий, тягучий, с лёгкой ноткой тёплого молока. Сердце альфы останавливается, когда омега смотрит на него через плечо брата, а потом просто умирает, когда Анхар, отстранившись от Ниджата, подходит к нему, нежно улыбаясь.
— Салман?! Здравствуй! Добро пожаловать! — и обнимает альфу без всякого стеснения, а Салман умирает второй раз, судорожно вдохнув аромат омеги.
— Анхар, что ты делаешь?! Немедленно отойди от шейха Саиди! — шипит пожилая женщина-омега за спиной юноши.
— Отстань, Зухра. Дай обнять моего дорого брата! — и продлевает пытку альфе, стискивая его в нежных руках. — Это мой второй старший брат! Могу обнимать его сколько хочу, и когда хочу! — и чуть отстраняется, заглядывая в смуглое лицо альфы, чуть принюхиваясь. — Ты чего застыл, Салман? Язык проглотил?
— Он не узнал тебя, Анхар! — смеётся Ниджат рядом, приобнимая обоих. — Представляешь? Спрашивает меня, выпучив глаза: «Кто это?» — пародирует голос шейха альфа, и оба брата Гулар смеются.
— Отойди от достопочтенного шейха, паршивец! — не унимается пожилая омега, оттягивая его за рукава традиционного марокканского кафтана, что носили все омеги королевства.
— Оо, замолкни, старая карга! Оу, прошу прощения, — замолкает омега, прикусив язык, и смотря виновато на брата. — Ты правда меня не узнал, Салман? — и зыркает синими глазками на шейха.
— Вот… только что, после «старой карги» узнал, а до этого нет, не узнал, — еле выдавливает из себя альфа, и Анхар заливисто смеётся, но затихает, когда слышит голос шейха каким-то глубоким и волнующим, хотя он сказал лишь простое: — Здравствуй, Анхар.
Он смотрит непонимающе, словно впервые видит альфу, но быстро приходит в себя и улыбается непринуждённо и широко:
— Привет, Салман! Давно не виделись, — и легко щёлкает пальчиком по носу, а Ниджат смеётся ещё громче, смотря как бледнеет друг.
— О, Всевышний! Убереги меня от соблазна задушить это нерадивое дитя! Что ты делаешь, паршивец? — Зухра давится гневом, подскакивая и хватая омегу за руку. — Кто позволил тебе прикасаться к наследному шейху?
— Оо, Зухра! Это я тебя удавлю сейчас, если помешаешь мне общаться с моим дорогим братом, с которым не виделся… — Анхар вопросительно смотрит на шейха.
— Четыре года, — без запинки откликается Салман.
— Да! Четыре года! Четыре года? — резко оборачивается омега, и каштановые кудри, восхитительной, густой волной, колышутся на его плечах, а Салман переживает смерть в третий раз.
— Отойди от альфы, — вкрадчиво шепчет пожилая женщина, с нотками угрозы в голосе.
— Не отойду, пока не будет выполнена наша традиция! Правда, Салман? — на что альфа лишь кивает заторможенно. — И какая у нас традиция?
— Совместное селфи, Анхар, — сразу же вспоминает шейх.
— Да! — радостно хлопает в ладони омега, источая свой сладкий аромат, и в его руках тут же оказывается телефон последней модели, аж с четырьмя камерами.
Салман опомниться не успел, как был ослеплён вспышкой и его немного вытянутое лицо, запечатлелось рядом с прекрасным и хорошо поставленным для съёмки, лицом Анхара.
— Таак! Этот аппарат я пока конфискую, — пальцы Ниджата выхватывают телефон из рук опешившего омеги. — Позже поговорим, ребёнок, — итожит альфа, выключая и убирая в свой карман.
— Ребёнок?! — искренне изумляется юноша. — А если я скажу, что лишь на два месяца младше твоего будущего супруга, который… сегодня… станет твоим… супругом? — растягивая и подчёркивая каждое слово, шепчет Анхар. — И с которым… у тебя… сегодня… первая… бра…
— О, Всевышний! Дай мне сил! — громко выкрикивает Зухра, закрывая своей пухлой рукой рот юноши. — Анхар Гулам, ты загонишь меня в могилу раньше времени! На тебе будет смертельный грех, и гореть тебе в геене огненной! — театрально причитает пожилая женщина, а юноша так заливисто смеётся, прижимая к себе обоих альф.
— О, брат! Как же я по тебе скучал! Дом совсем не тот, когда в нём нет тебя. Я соскучился по твоему запаху. Пометил бы тебя с удовольствием, да боюсь твой жених приревнует, учуяв омежий запах на тебе, — легко улыбается омега брату и переводит свой искрящийся синий взгляд на недышащего шейха. — И по тебе соскучился, Салман, мой дорогой брат! Да благословит Всевышний этот день, сделает его знаменательным для каждого из нас! И пусть следующая свадьба, на которой я буду сиять, будет твоей, Салман!
— Аминь! — эхом звучит по ярко украшенной комнате, куда уже заходят альфы — приглашённые гости, а Зухра утягивает Анхара за колоны, дабы увести на омежью половину дома.
— Дети мои, подойдите, — подзывает их Алим, когда он и остальные старшие представители рода рассаживаются на мягких покрывалах ярких пуфов. — Настало время для распределения обязанностей на церемонии. Как старший в роду, беру на себя обязанность подписания никях (свидетельство о браке), беру в свидетели кузена моего Ахмета и соседа моего Суфяна. Согласны ли вы, достопочтенные?
— Согласны! — громко окликаются присутствующие, закивав головами одобряюще.
— Далее, обязанностями по выплате калыма наделяю Зейнала Ирфана, сына достопочтенного Дэвона Ирфана. Согласны ли вы, уважаемые?
— Согласны, согласны! — ещё громче откликаются альфы, усерднее закивав головами.
— Почтим за честь, уважаемый Алим! — кланяется тёмноволосый альфа в возрасте, отец Зейнала. — Осталось только дождаться сына.
— Дождёмся обязательно, — тепло улыбается Алим. — Это и мой сын, так же как и Ниджат твой!
— Воистину правда, мудрейший. Они как родные братья, неотделимы друг от друга! — снова кланяется Дэвон, получая дружеские похлопывания по спине от Алима.
— Далее, на церемонию знакомства с женихом-омегой и его увод из родительского дома, отправим старших омег Гулам, а в свидетели для жениха-альфы, кузена моего — почтенного Салима. Согласны ли вы, уважаемые?
— Согласны… — снова кивают головами присутствующие.
— Достопочтенный дядюшка, позвольте мне обратиться к Вам с просьбой, — Салман встаёт, расправляя плечи, откидывая полы платка. — Прошу Вас возложить на меня обязанности быть свидетелем со стороны жениха на церемонии. Вы окажете мне большую честь, — и склоняется в лёгком поклоне.
Вокруг такое оживление и громкие возгласы, одобряющие порыв шейха.
— Ты окажешь всему нашему роду честь, став свидетелем на церемонии. Согласны ли все, уважаемые? — в последний раз спрашивает Алим, и получает громкие одобрительные возгласы. — На этом всё решено! Кортеж за женихом-омегой выдвигается сразу после полуденного намаза. Всем быть готовыми!
Гости шумной толпой вновь устремляются во двор к приглашённым танцорам, танцующим под ритмичную музыку, а с Алимом остались лишь двое его кузенов.
— Подойди, Ниджати, мальчик мой. Присядь поближе, дай на тебя насмотреться. Моё старое сердце тосковало по тебе, — и Алим похлопывает ладонью на место рядом с собой.
Он, не скрываясь, гладит волосы молодого альфы, словно тот маленький ребёнок, ощущая под пальцами их жестковатость и густоту, смотрит с теплотой и тоской, но когда он раскрывает рот, лицо Ниджата вытягивается от неожиданности.
— Анхар, озорник такой, выходи из-за колоны! Я-то знаю, что ты прячешься и всё слышишь. Даже Зухра не может совладать с тобой, негодник! — смеётся старый альфа, а Анхар действительно выходит из-за колонны. За ним идёт шипящая и красная от гнева Зухра.
— Анхар? — строго начинает Ниджат. — Ты был в помещении полном альф. Ты хоть понимаешь, что повёл себя как неподобающий омега? А если бы тебя учуяли или заметили? Позор на весь наш род! Почему ты не на омежьей стороне дома?
— Брат, меня никто не заметил и не почувствовал. Я умею контролировать свои феромоны, и не теку от каждого встречного альфы, — дерзко отвечает омега, а у самого шоколад начинает отдавать горечью, и стоящий вблизи Салман чувствует это.
— Ты всё слышал должным образом, Анхар? — обращается к нему пожилой альфа и, увидев утвердительный кивок омеги, продолжает: — Шейх Саиди будет свидетелем на свадьбе, и тебе, как главному распорядителю свадебной церемонии нужно учесть всё. У тебя ведь всё готово, мой мальчик?
— Вы останетесь довольны, дядюшка, и ты брат. Это будет самая кру… красивая свадьба — свадьба года! Зал лучшего отеля королевства — Maarif-Princesses будет сверкать и сиять ярче звёзд. Лучший певец Касабланки Ахмед Анвар будет услаждать наш слух, прекрасный Аше и его халиджи будут танцевать для гостей, а музыкантов ты сам знаешь, дядюшка! — Анхар захлёбывается от восторга, когда рассказывает всё это и изящные пальчики порхают в воздухе, пытаясь описать красоту свадебного торжества.
Салман смотрит не отрываясь на омегу, сам не понимая, что с ним, и в сотый раз спрашивает себя — где тот Анхар, тот долговязый мальчишка с вечно торчащими в разные стороны рыжеватыми волосами, синяками и ссадинами на тощем теле от постоянных приключений на свою «пятую точку»? А теперь он видит столь красивого омегу, высокого и тонкого, изящного и хрупкого, но сильного духом — альфа чувствует это. Он смотрит на красиво очерченные губы, идеальный нос, высокий чистый лоб, округлый овал лица и ничего не находит от прежнего Анхара. Эти волосы сводят с ума, этот голос дурманит, глаза манят синевой, а аромат разжигает огонь в крови! Впервые альфа чувствует сильное биение сердца перед омегой, столь явную покорность своего зверя перед ним и понимает, что готов положить своё сердце к его ногам…
«Брат?..» — как сквозь толщу воды слышит он.
— Брат? Ты меня слышишь, Салман? — синие глаза смотрят насмешливо, и альфа моргает смешно, словно действительно вынырнул только что из-под воды. — Идём, мой дорогой брат, я провожу тебя в комнату. Отдохнёшь перед выездом.
— Да, спасибо. Постой! Ниджат, ты будешь в европейском костюме на церемонии?
— Да. А на свадьбу надену традиционный кафтан.
Салман коротко набирает номер на телефоне, требуя принести ему европейский костюм и идёт вслед за прекрасным омегой. Они прощаются у двери в небольшую комнату для гостей:
— Теперь мы увидимся на самой свадьбе, мой дорогой брат, — улыбается Анхар мягко, а альфа чувствует лёгкое раздражение от произнесённого из этих красивых уст слова «брат». — Я сейчас же уезжаю в отель, и буду ждать вас там. Салман, привези мне самого красивого омегу-зятя! Я так хочу, чтобы Ниджати был счастлив! Он достоин этого больше всех! И ты, Салман… Хочу, чтобы и ты был счастлив! — и омега снова обнимает шейха, трепетно прижимаясь под гневное шипение Зухры. — До встречи!
— Спасибо, Анхар, до встречи!
Омега исчезает, завидев приближающегося альфу с зачехлённым костюмом в руках и, улыбнувшись ещё раз напоследок, снова заставляет сердце альфы замереть от красоты.
***
Музыка, всё так же волнующей рекой разливается в воздухе, кружа в танце соблазнительных одалисок в ярких и лёгких бэдлех. Гости уже празднуют, попивая сладковатые шербеты и кислые соки. Угощения разносятся на огромных подносах, поддерживаемые сразу несколькими слугами. В огромных котлах варится сочная баранина, лепёшки дымятся в печах, фрукты и сладости уложены в огромных корзинах. На всех близлежащих улицах, улочках, переулках раздают мясо барашка в честь бракосочетания альфы Ниджата Гулама и омеги Ясира Хади. Во всех мечетях города объявлено о соглашении никях и возносятся молитвы о благословении Всевышнего. На каждом рынке Касабланки розданы милостыни нуждающимся и накрыты столы для всех, кто лишён пищи. Весь город, не только Анфа, празднует свадьбу Ниджата Гулама! А сам альфа сидит перед своим родным человеком, целуя руку и прося о благословении.
— Моё благословение всегда с тобой, мой мальчик! Сегодня твой день, Ниджати! Ты станешь мужем, и твой омега принесёт счастье в наш дом! Как и в твоё сердце. Я выбрал этого омегу, когда ему было только десять лет, а тебе уже двадцать. Уже тогда я хотел сосватать его для тебя, но всё же доверился судьбе. Я поклялся, что если омега Хади не будет сосватан до своего восемнадцатилетия, то непременно это сделаю я. Но всё же, его отец, мой дорогой друг, попросил ещё один год. И Всевышний берёг его для тебя, хранил от чужих взглядов и рук. Этот прекраснейший цветок сегодня станет твоим, мой мальчик! Храни его, оберегай, защищай и люби! Помни — он твоя судьба дарованная небесами, хранимая Всевышним! Ты станешь для него опорой, а он твоей силой! — пожилому альфе трудно говорить долго, но всё же он продолжает, гладя в чёрные глаза молодого альфы. — Я дожил до дня твоей свадьбы, Ниджати, хвала Всевышнему! Надеюсь дожить до дня, когда твой супруг подарит тебе сына, и ты поставишь ему свою метку, окончательно связав вас нерушимыми узами.
— Так и будет, дядя. Всевышний будет милостив, и мы увидим твою радость на празднике в честь рождения твоего первого внука! И я благодарен тебе, за твою заботу, за то, что устроил мою судьбу. Я верю — меня ждёт счастье, потому что этого омегу выбрал ты, значит — это лучший омега в мире! — широко улыбается альфа.
— Лучший, — тихо соглашается Алим. — Достойный тебя, мой сын. Твой будущий супруг знает три языка, владеет французским, английским и испанским. Он с отличием окончил лингви-школу при королевской Академии. Его папа-омега позаботился о том, чтобы вырастить хорошего сына, будущего хозяина дома, хранителя очага. Но самое главное, — и глаза старого альфы загораются озорными искрами, и улыбка трогает его морщинистое лицо, покрытое седой бородой, — омега восхитительно танцует! О, как он танцует! Всевышний! — Алим возводит руки к небу. — Твой супруг — услада для глаз, рай для ушей и огонь в крови, мальчик мой! — сжимает плечи племянника Алим, потряхивая в восторге. — А сейчас, отдохни Ниджати и приготовься встретить свою судьбу. Он ждёт тебя!
***
Зал международного аэропорта гудит как улей. Омеги визжат и прихорашиваются, разглаживая складки официальной формы авиакомпании, кидая взгляд в смотровые зеркала терминала, приглаживая волосы и быстренько припудривая изящные носики.
Когда на взлётную полосу садится чёрный, блестящий на солнце, частный самолёт с гербом правящей династии султана Саиди, волнение достигает своего апогея, но тут же все вытягиваются в соблазнительную стоечку, когда по трапу спускается тёмноволосый альфа.
Он молод и непозволительно красив. Коротко стриженные до скул волосы, кудрями вихрятся на концах, и альфа то и дело зачёсывает их назад, запуская в шёлк волос длинные пальцы, усыпанные перстнями. У него высокая, стройная фигура с широкими плечами и тонкой талией, крепкой, накачанной грудью и играющими под смуглой кожей, мускулами, а тонкая, чёрная футболка не скрывает ни одного изгиба сильного мужского тела. Глаза, чёрными омутами обжигают, и улыбка, скорее ухмылка — лёгкая и волнующая. Он одет как богатый и избалованный европеец, с ног до головы в дорогих брендовых вещах. В проколотых ушах сияют пусеты бриллиантов и платиновых протяжек. Шея альфы стянута аж пятью цепями белого золота, а одна полностью состоит из звеньев крупных бриллиантов. На запястьях кожаные браслеты с неогранёнными алмазами и платиновый Rolex. Через локоть переброшена лёгкая кожаная куртка, а узкие чёрные джинсы подчёркивают накачанные бёдра. Шейха окутывает плотным ароматом омег, что не могут сдержать феромоны, завидев такого горячего альфу. Его природный аромат чёрной гвоздики, тёрпкий и остро-сладкий запах специй тянется будоражащим шлейфом.
— Добро пожаловать, шейх Сабир ибн Саиди! — смазливая омега, в обтягивающем костюме авиакомпании, склоняется перед молодым альфой.
— Добро пожаловать! С возвращением, шейх Саиди! — отовсюду доносятся нежные голоса и томные взгляды омег ласкают фигуру альфы.
Младший шейх Сабир Саиди, проходит по терминалу быстрым, методичным шагом, не обращая внимания ни на стройных омег, ни на кого бы то ни было вообще. Он проходит в общий зал ожидания, усложняя работу своей охране и личному телохранителю. Окружившая его кольцом охрана, привлекает ещё больше внимания. VIP-персона направляется к стоянке под любопытные взгляды ожидающих в зале аэропорта. Там его ожидает сияющая под марокканским солнцем любовь всей его жизни — Honda RC213 — чёрный титановый мотоцикл, стоимостью чуть меньше полумиллиона долларов.
Телохранитель уже протягивает шлем, когда альфа замечает на другом конце охраняемой стоянки знакомый автомобиль и до боли знакомую, чуть сгорбленную фигуру. Лицо шейха стремительно преображается, теряя всякую напыщенную важность, вмиг становясь по-детски радостным, а улыбка ширится на загорелом лице.
— Брат! Зейнал! Зейнал-саби! — и несётся, как мальчишка к оглянувшемуся альфе.
Охрана быстро рассредоточивается по периметру, вновь окружая шейха, а Зейнал демонстративно закатывает глаза, ухмыляясь этому, по мнению альфы, цирку с охраной, но радостно улыбается, распахивая руки для бегущего к нему младшего.
— Привет, малыш! Рад видеть тебя!
— А как я рад, Зейнал! Да продлит Всевышний твои годы, мой дорогой брат! Добро пожаловать домой, Зейнал-саби! Как долетел?
— Оо, Сабири, ты не представляешь — я спал целых девять часов подряд! Спасибо России-матушке! — смеётся альфа, похлопывая по плечу младшего шейха, хотя тот гораздо выше его самого — У меня вылет был из Владивостока с пересадкой в Санкт-Петербурге, полёт тот ещё, но я отдохнул.
— Саби, не понимаю, почему ты не летаешь чартером? У тебя два частных самолёта, а летаешь обычными рейсами. Если бы я не знал тебя лично, то в жизни не подумал бы, что передо мной альфа, стоящий на седьмом месте в списке «Forbes»! — так же радостно лыбится младший, но преданно смотрит в глаза старшему. Шейх с наслаждением дышит родным ароматом шафрана, сам выпуская свои феромоны, радуясь встрече.
— А я вот глядя на тебя, — щёлкает пальцем Зейнал, — сразу вижу предводителя этого списка! — и смеётся тихо, взлохмачивая чёрные кудри шейха. — Малыш, тебе не надоело играть богатенького и избалованного? Не хочешь стать серьёзным, деловым альфой, как твой брат, например?
— Малыш?! — распахивает и без того большие глаза Сабир, выпрямляясь и расправляя плечи. — Я на две головы выше тебя, Саби!
— И настолько же глупее, — снова беззлобно смеётся старший альфа. — Для меня ты всегда будешь моим младшим, мой дорогой брат, Сабир. Вот найдём для тебя хорошую омегу, женим, и станешь добропорядочным альфой, семьянином, возьмешься за ум…
— Только после того, как ты сам женишься, Зейнал, мой драгоценный старший брат, — так же с улыбкой кивает шейх. — Сегодня же, на свадьбе Ниджата, присмотрим тебе самую красивую омегу и женим.
— Согласен, — то ли шутит, то ли серьёзно соглашается старший. — Ты сейчас сразу в отель?
— Да, наверное. А ты?
— Я к родителям. Хотя, думаю, сразу поеду в дом к дяде Алиму, там вся моя родня и родители тоже. Да, наверное, вся Анфа там! — вскидывает руки к небу альфа.
— Тогда и я с тобой, брат. Там Салман. Увижусь и с ним тоже.
— Хорошо. Поехали.
— Зейнал! Я хотел попросить… — чуть тушуется молодой шейх. — Пометь меня, пожалуйста. Хочу запомнить момент нашей встречи, мой дорогой брат. Это придаст мне сил и уверенности.
— Конечно, малыш. Иди сюда, — и заключает в крепкие объятия, потираясь щекой к щеке, запястьем к предплечьям и шее, обволакивая шафрановым ароматом и сам же вдыхает терпкую гвоздику.
— Спасибо, — смущённо улыбается Сабир, словно ребёнок получивший неожиданный подарок, и поклонившись, отходит. — До встречи!
Зейнал смотрит вслед удаляющейся стройной фигуре молодого альфы, улыбаясь сам себе.
«Сущий ребёнок!..» — вспоминает себя, каким он был в свои далёкие двадцать два года. Сейчас ему тридцать. Он взрослый, состоятельный альфа, один из богатейших промышленников мира, основатель корпорации по изучению минеральных источников и природных ископаемых. Под его руководством проводятся многомиллиардные проекты и заключаются контракты на государственном уровне. Сколько раз ему пытались вручить министерский портфель, и не только в его родном Марокко. Но альфа очень ценит свободу — в работе, в жизни, в том числе и личной. Поэтому он до сих пор и не женат. Не было у него омеги, перед которой сердце затрепетало бы, а зверь внутри заскулил бы от дурманящего аромата.
Зейнал зачёсывает чёрные мягкие пряди, выдыхает горячий воздух, снова чуть сгибаясь и опуская плечи. Он сильный альфа, мудрый и смелый, но одинокий. А его большому и доброму сердцу хочется любви и тепла. Наверное, поэтому он летает обычными рейсами, лишь изредка, в крайних случаях пользуясь собственным самолётом, чтобы просто быть среди простых людей, смотреть и видеть, что ты не один в этом огромном мире. Никогда не знаешь, что с тобой произойдёт в следующую минуту, с кем столкнёт судьба. И лишь Всевышний знает, что ждёт его, кто примет его, согреет душевной теплотой. Альфа смотрит в небо, словно пытается найти ответ там, а потом садится в машину и едет навстречу своей судьбе.
***
Дом Алима Гулама гудит ещё сильнее, ещё больше взбудоражены его обитатели и гости — кортеж готов, жених готов, свидетели готовы, все готовы!
Буквально на руках заносят Зейнал, что смеётся радостно, пытаясь понять всё сумасшествие, что творится вокруг. Он только что из объятий родителей и дяди Алима попадает в руки своих братьев.
— Ниджати?! О, Всевышний, город задохнулся бы без этой свадьбы. Да продлит он ваше счастье, да осветит он твой дом в лице твоего супруга!
— Зейнал! Добро пожаловать! Я счастлив безмерно, что мои братья рядом со мной в столь значимый для меня день! Салман, где твой брат?
— Я здесь, Ниджат-саби, — сквозь толпу танцующих и веселящихся гостей, еле протискивается младший шейх, попадая в руки сразу трёх старших. — Ох, Ниджати, какой ты! Ты такой… жених, прямо! — выдыхает Сабир, рассматривая Гулама в белоснежном костюме-тройке от Valentino. Его тёмно-русые волосы, мягкими прядями уложены вокруг загорелого, мужественного лица, с широкими скулами. Глаза его сияют чёрными звёздами в нетерпении. Мускулистые руки бугрятся под идеально скроенным пиджаком. Тонкая талия стянута шёлковым жилетом, а узкие, крепкие бёдра слегка подчёркнуты классическими брюками. Бриллиантовые запонки в манжетах, выглядывающих из-под рукавов пиджака, сияют голубыми лучами. Такая же булавка, только с алмазной головкой, закреплена на галстуке молочного цвета и тонком шёлковом платке, выглядывающем из нагрудного кармана. Просто идеальный жених!
— Благодарю, Сабир, — мягко треплет его по плечу старший альфа.
— А ты выглядишь как будто только что из казино — харам и непотребство! — Салман негромко ругал брата за спиной Гулама. — Почему не переоделся перед вылетом?
— Брат, не ругайся. Всё будет шикарно. У меня костюм от Armani и галстук-бабочка. Твой младший брат сегодня будет сама скромность и добродетель, обещаю! — широко улыбается младший, подмигивая озорно.
— Ты приехал на мотоцикле! — не унимался шейх.
— А уеду на твоей красавице! — ещё громче смеётся Сабир, видя, как вытягивается лицо брата.
— Ну ты и наглец! А моё терпение ангельское. О, Всевышний, дай мне сил! — возводит руки старший шейх, садясь в чёрный лимузин жениха-альфы.
— Ключи-и! — кричит вслед Сабир.
— У Иса… — и альфа скрывается в сумраке шикарной машины.
*
Хэсан сосредоточен максимально. Сегодня задействованы все его люди и даже один патруль полиции. Все объекты под его неусыпным контролем, ежеминутно альфа получает отчёты по внутренней связи. Колонна выдвигается, и шесть телохранителей сопровождают лимузин до выезда с улицы, а дальше свадебный кортеж сопровождают мотоциклы и три бронированных джипа. Сверху слышится методичный рёв патрульного вертолёта, и Хэсан ухмыляется — не свадебный кортеж, а сопровождение короля Марокко, не меньше!
Снова этот аромат лемонграсса, совсем мимолётный, но выбивающий почву из-под ног. Ещё ни один аромат так не действовал на альфу, а тут даже не аромат, а «призрак» аромата. А его обладатель, что по всем законам природы не должен им обладать, манит красотой, и альфа на миг позволяет своему зверю взять над собой вверх, кидая огненный взгляд на главу безопасности шейха. Эти широкие плечи и узкие бёдра как у альфы, но тонкая талия и округлые очертания упругих ягодиц под тёмными брюками — омежьи. Отросшие чёрные волосы, невероятно мягкими прядями облепляют столь красивое лицо, что альфа чуть стопорится, замирая. Он ловит насмешливый взгляд нежных ореховых глаз с длинными чёрными ресницами и ухмылку алых бутонов губ. Чистое, гладкое и сияющее лицо, с мягкими чертами — этот бета привлекает взоры всех, кто рядом, смущая сердца и альф, и омег.
Хэсан скрипит зубами, сжимая пальцы нервно, через ткань пиджака нащупывая блистеры подавителя и молится Всевышнему избавить от наваждения. Да только само «наваждение» вновь проплывает мимо, словно смеётся над альфой, и действительно смеётся, чувствуя, как судорожно Хэсан втягивает воздух за ним, но ничего, кроме пыли и смешанного аромата людской толпы не улавливает. А может, это судьба над ним смеётся?
***
Море шумит за окном, но наглухо закрытые ставни не позволяют видеть лазурь средиземноморья — нельзя солнцу сегодня касаться ни рук, с закатанными рукавами белоснежного кафтана, ни пяток, нескромно выглядывающих из-под приподнятой полы свадебного наряда, ни тем более лица, словно светило способно покрыть неприглядным загаром столь нежную, белую кожу.
Омега сидит на самой мягкой софе, окружённый пышными, яркими тканями, словно белый цветок на пёстром фоне. Его руки, согнутые в локтях, покоятся на подушках, а ноги на низком табурете, обтянутом бархатом. Мастерица мехенди, склонилась к его рукам, мягко нанося рыжий рисунок хной, прорисовывая каждый завиток, каждую линию. На тыльной стороне ладони расцвели розы, по запястьям протянулись гибкие ветви и листья. В ладонях распускают крылья дивные птицы, на пальчиках сияют звёзды и магические символы, приносящие счастье. Стопы омеги покрыты узором из райских цветов, а ногти покрыты красным лаком. Сегодня ночью, его альфа, его муж, омоет ему ноги, касаясь этих райских цветов, прежде чем позовёт в свои «райские сады».
— Наш Ясири невероятно красив! Дивный цветок! Да прибудет с тобой благословение Всевышнего! Да дарует он тебе счастье и любовь! — омеги, находящиеся рядом с ним в комнате, восхваляют его красоту и произносят молитвенные речи, пока мастерица дорисовывает последний завиток.
— Мой нежный Ясир, мальчик мой! Не волнуйся ни о чём, — красивый, стройный омега в нарядном лиловом кафтане, расшитом золотыми нитями и яркими камнями, приседает рядом, цепляя тонкими пальцами подбородок юноши. — Ты будешь самым красивым женихом-омегой в Касабланке, во всём Марокко! Нам так повезло, что достопочтенный Гулам сосватал тебя за столь достойного альфу — умного, образованного, воспитанного, уважаемого всеми! — и все присутствующие радостно кивают головами.
— Ты забыл сказать — столь богатого, папа, — тихо шепчет омега. — Это ведь, самый важный показатель его достоинства.
Старший омега чуть хмурится, поджав пухлые губы:
— Ты прав, Ясир — он богат, и это одно из его многочисленных достоинств. Со временем ты поймёшь, что материальный достаток очень важен в семье, и я рад, что тебе никогда не придётся нуждаться в чём-то. Я и врагу не пожелаю, оказаться в таком положении, когда не можешь выбрать, что купить на последние деньги — кусок хлеба или лекарство для своего ребёнка. Знаю, ты считаешь меня меркантильным и жадным до богатства, но ты мой ребёнок, и всё, чего я хочу, чтобы ты и твой брат никогда не знали бед и лишений. Я бы никогда не согласился отдать тебя ему, если бы не был уверен, что он действительно достойный альфа!
— Я всё понял, папа. Спасибо тебе за всё, — и чего было больше в голосе омеги — действительной благодарности или горького сарказма, старший омега так и не смог понять.
— Чего бы ты хотел, Ясир? Может шербета сладкого или фруктов? Тебе не жарко?
— Нет, папа, ничего не хочу. Но, откройте ставни, и дайте посмотреть на море. В том месте, куда меня увезут, его нет, и я перестану видеть его синеву каждое утро.
— О, Всевышний! Он же тебя не в Эфиопию увозит, а в Анфа! Ты за полчаса доедешь до пляжа на его шикарных машинах. Откройте окна, раз так хочет мой мальчик, — и прислуга, раскрыв ставни, впускает жаркий, солёный воздух и солнечные блики отражающиеся от лазоревых волн.
Юноша вцепляется в подоконник пухлыми пальчиками, жадно вдыхая бриз моря, словно это то, чем он может дышать, словно дышит им в последний раз, наполняя лёгкие солью и ароматом моря, его ароматом! Ясир распахивает глаза, впитывая в себя всю синеву волны, лазоревые перекаты, голубые блики — цвет моря, цвет его глаз! И он чувствует, что из него выходит вся соль, вместе с влагой, что копится в уголках его глаз. Но мягкие ладони обнимают за плечи, тёплая щека жмётся к его щеке и аромат нежных цветов франжипани, окутывает его, успокаивая.
— Ясири! Мы же договорились, мы же всё обсудили… Ты помнишь? Ты не будешь думать, вспоминать! Сам же себе давал слово, Ясир!
— Да, Надири, помню. Не думаю, не вспоминаю, просто… на море смотрю.
— Хорошо, пусть так и будет. И давай вместе посмотрим, — нежная улыбка касается прелестного личика и карие глазки радостно смотрят в глаза брата.
Они словно одно лицо. Те же черты — разлёт бровей, крылья носа и подбородка, пухлость губ. Но у младшего они чуть размыты, лишены остроты линий, глаза нежно-карего цвета, в то время как у старшего словно блики золота, в обрамлении чёрных, длинных ресниц. Длинные волосы обоих омег светлые, но у старшего вновь больше отдаёт золотистым сиянием, словно зрелые пшеничные колосья, а у младшего белые локоны, мягко струящиеся по спине. Оба красивые, но всё же самым прекрасным омегой Касабланки, считался именно старший — Ясир.
— Приехали! Приехали! Жених здесь! — возгласы доносятся со двора и с нижнего этажа, и Ясир сжимается весь, пряча взволнованный взгляд.
— Ясири? Посмотри на меня, мой братик. Всё будет хорошо! Ты сможешь, ты сильный! Помни — сегодня твой день! Всевышний благословил его и тебя, подарив столь достойного альфу! Прошу, смирись… прими… не противься воле Всевышнего!
— Я покорюсь, Надир. Но… — и омега замолкает, а слёзы текут неконтролируемо. — Как забыть? Не могу! Как посмотрю в глаза чужому альфе, если до сих пор… вижу лишь его!
— Замолчи сейчас же! Твой супруг уже здесь! Не смей позорить своих родителей! Вытри слёзы! Сейчас не время жалеть себя! Весь твой род будет смотреть на тебя!
— Надир?..
— Я сказал хватит! Кто здесь младший — я или ты? — омега столь строг с братом, но это для его же блага, хоть у самого сердце обливается кровью, и всё же, взгляд его теплеет. Надир обнимает брата мягко и сам вытирает его слёзы тонкими пальчиками. — Ясири, родной мой, не плачь. Я верю — всё, что посылает нам Всевышний, всё к лучшему. Значит, твоя судьба распорядилась так!
— Да… Прости меня, Надир, — омега вздыхает горько. — Наша жизнь не принадлежит нам. Мы все подчиняемся року судьбы. Мактуб… Я смирюсь, и склоню голову перед судьбой!
— Всё правильно. Идём, нужно сделать последние приготовления, — и мягко утягивает брата в комнату, где их уже ожидают омеги с белым покрывалом для жениха.
***
Кортеж въезжает в престижный район Корнише, по проспекту Тантан, проезжая по набережной, мимо дорогих пляжей, привлекая внимание всех туристов и местных жителей. Дом жениха-омеги большой и новый, обставлен богато, а двор словно у падишаха — устлан дорогой керамикой и засажен пышными пальмами и цветами. Повсюду фонтаны брызжут, искрят струями прохладной воды, и павлины расхаживают по саду, раскрывая яркие хвосты. Не дом, а дворец султана, по сравнению с которым, дом Алима кажется очень скромным.
Жениха-альфу встречают почтительно, с радостными улыбками и громкой музыкой. Узнав, что с ним старший сын султана Саиди, изумлённый ропот проносится среди гостей дома Хади, а хозяин-омега гордо расправляет плечи и высоко задирает голову — сам шейх приехал забирать его сына!
— Надир, выйдешь вместе с Ясири к гостям и останешься там до окончания церемонии, — тихо шепчет омега Хади, поймав сына в суматохе подготовки.
— Но, папа, а как же приличия? Не должно незамужнему омеге быть в комнате, где заключается никях! — недоумевает Надир.
— Шейх Саиди здесь! И он должен тебя увидеть. Это провидение Всевышнего! Очаруй его, ты красив не меньше, чем Ясир. Кто знает, может, ты попадёшь в гарем или даже станешь его супругом!
— Опомнись, папа! О чём ты говоришь?! Твоей жадности нет предела, и меня хочешь подсунуть богатому альфе. Ясиру разбил сердце, лишил его…
— Замолчи сейчас же! — шипит разгневанный омега, метая молнии из чёрных глаз. — Чтобы я об этом нищеброде не слышал больше никогда! Я всё делаю ради вас — этот дом, эти наряды, достаток! Да если бы не я, ваш отец так бы и играл на скрипочке в придорожных кафе, зарабатывая гроши. А вы неблагодарные дети, чью судьбу я пытаюсь устроить лучшим образом. Ничего не хочу слышать — я сказал, выходишь к гостям и точка!
— Да, папа. Я сделаю, как ты сказал, — быстро сдаётся омега. Как бы он не храбрился, против родителя идти не смеет.
*
Альфа источает сладкий сандал — волнуется. Его приглашают в комнату, усаживая на широкую, укрытую шёлковым покрывалом, кушетку. Рядом Салман, смотрит тепло, улыбается мягко, обволакивает ореховым ароматом, чуть хлопает по плечу жениха. Шейх невероятно красив в чёрном, классическом костюме, подчёркивающем его широкие плечи и стройную фигуру. Чёрные, сияющие кудри до плеч чуть приглажены, открывая загорелое, мужественное лицо, с тонкими чертами. Острые скулы придают ему чуть хищный вид, но тёплый взгляд глубоких чёрных глаз, сияющих от радости за друга, показывают доброту его души.
Краем глаза Ниджат видит дядю Алима, которого вместе с другими старшими представителями рода, провожают в самую богато украшенную комнату в доме, где их уже ожидает отец жениха-омеги, мулла (священнослужитель) и старшие альфы дома Хади. Зейнал тоже был уведён в другое крыло дома, где он будет передавать калым и получать приданное омеги-жениха.
Мулла громко провозглашает молитву, и все присутствующие возводят руки к груди, раскрывая ладони к небу.
— Вознесём молитву Всевышнему, дабы благословил он день этот, дом этот, и альфу, и омегу, что связывают себя сегодня священными узами. Во имя Всевышнего и Пророка Его, да свершится воля его, да пошлёт он мир, покой и процветание всем живущим под тенью веры! Аминь!
— Аминь! — стены богатого дома оглашают людские голоса альф и омег, вторя за муллой.
Ниджат омывает лицо лёгким движением ладоней по щекам, спускаясь к подбородку, так же, как и все присутствующие.
— Готов ли омега для вступления в брак? — голос муллы доносится из комнаты, касаясь ушей всех, кто находится рядом. — Пусть предстанет перед ликом супруга своего.
Сердце альфы замерло, и пальцы нервно сжимают ткань брюк, а взгляд падает на носки собственных белоснежных туфель. Он чувствует ладонь друга поверх своей руки, и, выдыхая, смотрит ему в лицо, получая подбадривающую улыбку, сам еле тянет уголки губ в ответ. Но снова замирает, когда видит, как волнительно побледнел Салман, как глаза его распахиваются ошеломлённо, как тонкие губы раскрываются в изумлённом выдохе
«О, Всевышний!», и сам оборачивается, чтобы навсегда забыться в невероятной красоте!
Две молодые замужние омеги не спеша ведут жениха, держа того под согнутые в локтях руки, и улыбаются, смотря какой эффект он производит на своего будущего мужа.
Жених идёт ступая своими крохотными ножками по расстеленному дорогому ковру, не поднимая своего взгляда. Золотистые, длинные пряди уложены в высокую причёску и заколоты шпильками на макушке. Белоснежное одеяние традиционного кафтана, с широкими рукавами и длинным подолом, весь расшит белым бисером и жемчугом. Жемчужины свисают длинными гроздьями с мочек ушей, богатое одеяние колышется, переливаясь лёгким перламутром. Но все камни и шелка меркнут перед совершенной красотой лица омеги.
Ниджат не дышит и сходит с ума, впившись взглядом в омегу, а глаза альфы не могут насладиться столь прекрасным ангелом.
«Машалах!»— тихим шёпотом доносится голос Салман, и альфа неосознанно, выдыхает вслед за другом
«Хэла элкамаль!», вызывая хихиканье омег, что зашли вслед за женихом. Но дальше, ещё хуже для бедного альфы — он вдыхает! Втягивает аромат прекрасного омеги, и теряет всё — себя, свой разум, своё сердце, ибо его наполняет невероятный аромат сладкой белой розы! О, Всевышний, дай сил прямо сейчас не упасть к его ногам! Не дай проявить слабость сердца, ибо нет у альфы более своей воли! Его зверь полностью подчинён, скован, пленён, повержен на обе лопатки, скулит и готов ползти к своему омеге.
«Посмотри на меня! Подними глаза, прекраснейший!» — молит альфа, всем сердцем зовя своего омегу, но тот так и не поднимает глаз.
Настало время преподнести символические подарки, и перед омегой, один за другим, ставят серебряные подносы, наполненные горками хны, сахара, цветков апельсина и чаши с молоком, а затем перед ним раскрывают поочерёдно три футляра, обитых бархатом. В первом — роскошный золотой комплект из ожерелья и браслета без драгоценных камней, выполненный филигранью, но на него омега даже не взглянул. Во втором — ярким сиянием переливаются драгоценные камни серёг и ожерелья из пяти цепей, и альфе показалось, что брови омеги чуть взлетели вверх, а ресницы дрогнули в волнении. Что это? Изумруды? И Ниджат делает себе жирную пометку — изумруды, камни, которые дарят восхищение прекраснейшему! В третьем — переливающиеся голубыми бликами, бриллианты, в невероятном, ажурном ожерелье, завидев которое, все омеги ахнули восторженно, но и их не удостоили вниманием глаза жениха.
— Каким будет калым альфы? — голос муллы не стихает и говорит он достаточно громко.
Ниджат слышит такой же громкий голос дяди:
— Сто тысяч американских долларов и пять килограммов золота!
Альфа видит, как слегка бледнеет омега, и губы сжимаются, чуть дрогнув.
— Удваиваю, — хрипит альфа, повернув голову к названному брату, но всё так же, не сводя взгляда с прекрасного омеги.
Салман реагирует мгновенно, движением рук подзывая помощников, один из которых, после тихого перешёптывания, устремляется в комнату к старшим, а другой — в другое крыло, где был Зейнал.
— Альфа увеличивает калым вдвое! — через несколько секунд, доносится сиплый голос Алима, и изумлённые возгласы раздаются среди присутствующих. Ещё ни за одного омегу Марокко не платили такого выкупа! Омега Хади не может сдержать победной улыбки, смотря на своего младшего сына, а Надир стыдливо прячется за спинами замужних омег.
Ясир спокоен, на удивление самому себе. Его не волнует ни эта суета, пышность и яркость праздника, ни альфа, сидящий перед ним, ни даже то, что мулла уже произносит священные клятвы никяха, трижды спрашивая у каждой стороны, согласны ли они на брак их детей. Все собравшиеся в доме трижды слышали утвердительный ответ господина Хади и Кима Гулама, и записи на сизоватой бумажке свидетельства, скрепляются печатью. Вот и всё — теперь они супруги, и как бы он не хотел, пришло время поднять глаза и посмотреть в лицо своей судьбе. За него дорого заплатили, верно папа радуется, да что папа, весь род гордится такой сделкой, а омега чувствует себя таким грязным в белоснежных одеждах, что горечью оседает аромат сандала в горле.
Омега пытается не дышать, не позволяя аромату альфы заполнить лёгкие. Он чувствует огненный взгляд на себе, что прожигает его, знает, что альфа ни на минуту не отводит взгляда от него — ожидаемо, мало кто остаётся равнодушным к его красоте. Что ж, взгляни же теперь и в душу омеги, через его глаза!
Ясир смотрит в чёрные омуты, что горят и сияют восхищением, не скрывают волнения, не прячут мыслей своих счастливых! Чего ожидал увидеть омега? Он знает, как выглядит Ниджат Гулам. Его фото показывали на сватании, а брат весь Интернет перерыл, доставая информацию об альфе и все доступные фото. Он знаком с этими широкими скулами, прямыми бровями, идеальным носом, плотно сжатыми пухлыми губами. Но вот с чем не знаком и чего никак не ожидал омега, так это улыбки, такой яркой и искренней, таких ямочек на щеках, невероятных, волнующих.
Ясир вздрагивает, когда вокруг раздаются громкие улюлюканья омег, приветствующие заключение брака и создание новой семьи, и снова опускает взгляд. Время покинуть родной дом, и чувствуется, что альфа не хочет медлить ни минуты. Он встаёт в нетерпении, но склоняется перед прекрасным омегой, прижав ладонь к сердцу, пытаясь вновь заглянуть в глаза, и не скрывает своего счастья.
Он целует почтительно руки родителей омеги, прикладывая их ладони ко лбу, прося благословения и получая его с радушными улыбками.
Алим Гулам радостно обнимается с хозяевами, теперь уже родственниками Хади, обещая друг другу скорую встречу на свадьбе. Богато украшенный двор оглашается музыкой и танцами, когда жениха-омегу провожают до свадебного лимузина. Теперь, на его золотистую макушку накинуто плотное, шёлковое покрывало до бёдер, скрывающее лицо. В машине только омеги, что будут сопровождать жениха на место проведения свадьбы.
— Оо, мой дорогой брат! Я в восхищении! — громко обращается шейх к другу. — Всевышний был невероятно щедр, наделяя этого омегу, теперь уже твоего супруга, столькими добродетелями. С его лица мёд пить, не иначе! Мои поздравления, Ниджати! Да пребудет с тобой та великая радость, что ты испытал сегодня, до конца твоих дней! Да не опустеет рука твоя и не оскудеет сердце твоё!
— Аминь, мой дорогой брат! Я счастлив! Я невыразимо счастлив! Я идиот, Салман! — смеётся альфа, опираясь на плечо друга. — Да если бы я знал, что за сокровище скрыто за воротами этого дома, не ждал бы ни минуты, ни секунды — забрал бы в свой дом и сделал бы своим!
— Ты сделал это сейчас, мой брат. Да не постигнет тебя разочарование и сожаление. Будь счастлив! — слова шейха искренние и полны радости за друга, и оба видят Зейнала, что идёт к ним, непонимающе улыбаясь.
— Ну и задал ты мне работу, Ниджати. Что случилось, мой дорогой друг? Неужели родня омеги потребовала больший выкуп? — шутит альфа, но смотрит внимательно.
— Нет, Зейнал. Я не только эти деньги, я все ценности мира готов отдать за него! За моего омегу! — выдыхает альфа, сам не веря, что способен произнести такие слова.
— Что я слышу, мой дорогой брат?! Правда ли?! Неужели этот омега, твой собственный супруг, так тронул твоё сердце? — Зейнал не веря смотрит на Салмана, и замечая радостное лицо друга, сам широко улыбается. — Мои поздравления, будь счастлив! Всевышний благословил сегодняшний день!
— Как с калымом, Зейнал? Всё уладил? — шейх чуть склоняется к другу, подальше от чужих ушей.
— Всё в порядке. Я сразу сделал звонок в банк и в договор внесли все нужные поправки. Сегодня же будет открыта ещё одна ячейка на имя твоего супруга, а на счёт уже зачислены двести тысяч долларов. Все документы переданы доверенным лицом отцу омеги.
— Всё! Едем! Меня ждёт мой омега, которого я сегодня получу в свои объятия! Едем! — и альфа загребает своими сильными руками друзей, направляясь к кортежу.
А двор всё так же оглушается ритмами барабанов и мелодичностью традиционных инструментов, и счастливые, радостные лица провожают омегу в новую жизнь, помахивая раскрытыми ладонями вслед кортежу, не зная, что под плотным шёлком льются горькие слёзы.
