Как ты паришь… Знаешь, ты даже не знаешь, Что ты со мной творишь, Когда ты вот так вот влетаешь. Ты меня сводишь с ума, В сердце зима, Снова один танцуешь, а я Смотрю на тебя, Ревную тебя, Просто любуюсь тобой… (NЮ — Как ты паришь)
***
Судья Кан Ё Хан одновременно похож на все стихийные бедствия — это Га Он понял давно. Судья походит на пожар: его уничтожающий взгляд, его страсть к делу жизни, его вовлечённость сбивают с ног, поджигают крылья тем, кто возомнил себя невесть кем… Всё это опаляет, оставляя после себя лишь чёрное пепелище в душе и снаружи. Его можно сравнить с наводнением: сколько раз он очищал всё вокруг, сколько раз приходил на помощь, появляясь, казалось бы, из ниоткуда, а после снося всех неугодных. Ё Хан — настоящий извергающийся вулкан. Стоит лишь встать у него на пути — он не пощадит, не пожалеет своей лавы, пойдёт на любые риски, но сотрёт с лица Земли каждого, и это будет абсолютно заслуженно. Он торнадо, он жара, землятресение, тайфун, смерч и эпидемия… В каждом из этих бедствий можно отыскать схожесть с судьёй Кан, и Га Он действительно давно задумывается на эту тему. Ё Хан — голод. Именно такое определение сейчас даёт ему младший судья, потому что Га Ону его страшно не хватает. Все разбирательства позади. Теперь настал штиль, а после вновь непременно последует буря, но у младшего судьи пока есть достаточно времени, чтобы побродить по лабиринтам своего разума. Он испытывает очень много противоречивых чувств к этому мужчине, но одно знает точно: Кан Ё Хан ни на секунду не покидает его сознание. Он въелся; врос крепкими, изогнутыми, узловатыми корнями в мысли и, кажется, в душу. И Га Он, лёжа сейчас на своей кровати в доме судьи, вспоминает каждое из их близких взаимодействий. Ё Хан с племянницей, как и хотел, отправился в Швейцарию, от него толком нет вестей, но главный судья позволил младшему приходить в его дом, а если тот захочет — и вовсе жить здесь. Га Он не злоупотребляет положением, но периодически всё равно наведывается с ночёвкой. Заезжает и Юн Гук — домработница Ё Хана. Они вместе готовят что-нибудь, и Ким качает головой, но неизменно улыбается, наблюдая за тем, какие полезные ингредиенты добавляет в пищу женщина. Они приходят к консенсусу: половину блюд делают по рецептам Га Она; а потом вместе ужинают, с грустной улыбкой кидая взгляды на пустые стулья, которые по праву должны быть заняты главными хозяевами дома: Ё Ханом и Элией. Вспоминая былые вечера в этом доме, они тихо посмеиваются: чего только стоит тот случай, когда дядя с племянницей добрые несколько часов были увлечены настольной игрой, не замечая ничего вокруг. Хотя… Кан Ё Хан даже в тот момент не забывал посматривать на младшего судью. Или тот случай, когда Га Он и Элия гуляли во дворе с кошкой, а Ё Хан смотрел на них в окно. Этот день уже вспоминает один лишь Ким и, опустив взгляд, вновь блаженно улыбается, чувствуя, как где-то в районе солнечного сплетения растекается ласковое и волнующее тепло. Не обходится и без воспоминаний о лучшей подруге детства, но Га Он старается, правда, очень старается не грустить долго на эту тему, хоть боль и трещит по швам, вырываясь наружу… Виновные наказаны. Профессор сейчас тоже под следствием, и это хоть немного, но греет, потому что Су Хён точно была бы счастлива знать, что справедливость восторжествовала, а ещё сказала бы ему не плакать, и Ким… Он действительно старается держаться. Сегодня был один из таких вечеров. Приезжала Юн Гук, рассказала о том, как идут дела в её интернет-магазине, расспрашивала о хозяевах дома, но Га Он лишь покачал головой отрицательно, потому что те выходят на связь гораздо меньше, чем ему бы этого хотелось. Периодически они переписываются с Элией, и она жалуется, что скучает по вкусняшкам, приготовленным младшим судьёй, а Га Он обещает приготовить целую гору всего, как только они вновь увидятся. Ё Хан звонит иногда. Делится темой здоровья племянницы, рассказывает, что она молодец, а ещё расспрашивает о работе Кима. Говорит, чтобы тот старался, а не то ему самому придётся вернуться, и Га Он… Кажется, он не был бы против такого расклада, но молчит об этом, потому что понимает: сейчас важнее всего реабилитация Элии. Он засыпает с мыслями о них, свернувшись клубочком на своей роскошной кровати, и даже во сне видит главного судью. Тот стоит в нескольких метрах от него, как тогда, в их «последнюю» встречу. Га Он хочет, очень хочет броситься в объятия, но так и не решается, и даже во сне корит себя за трусость. Он всегда был таким, и даже с Су Хён множество лет ходил вокруг, имея на это серьёзные причины, ведь боялся потерять, а Ё Хан… Теперь эта семья — действительно последнее, что осталось у Ким Га Она, и он ни за что не переступит черту, даже несмотря на давно проклюнувшиеся чувства. Подумать только! Да как бы Ё Хан вообще отреагировал, сделай Ким первый шаг! Это же абсурд. Настоящий бред, и совершенно не смущает, что у Ё Хана много лет нет отношений. Не смущает и то, что главный судья не заинтересован в женщинах — в его жизни есть Элия, и он теперь полностью посвящает себя ей. Не смущают и пронзающие взгляды, и забота, и тактильность Кана… Хотя, нет, это всё же смущает, наводит на путанные мысли, что становятся навязчивыми, а периодически случающиеся бессонные ночи, стряхнув тьму, сияют чем-то прекрасным, но здравый смысл берёт своё, потому даже во сне Га Он не предпринимает никаких действий. Не успев распахнуть глаза, он слышит какое-то шуршание в коридоре, и переворачивается на другой бок, чтобы доспать, решив, что это Юн Гук. Однако сердце начинает колотиться бешено, как только он слышит такой уже родной голос Элии. Элии, которая зовёт его, видимо, поняв, что Ким сейчас находится в их доме. — Нет… — сам себе проговаривает Га Он, глядя на закрытую дверь широко открытыми теперь глазами. — Этого не может быть… Было бы слишком хорошо… Всё ещё сплю? — И щипает себя за руку, чтобы убедиться в предположениях, но отчётливо ощущает острую боль. — Га Он! Га Он, я знаю, что ты здесь! — продолжает кричать Элия, и голос её становится громче. — Ты у себя? Ким больше не медлит, подскакивает с кровати, позабыв про тапочки, что стоят рядом, и выбегает из комнаты. Несётся босой навстречу, сияя ярче драгоценных камней всех существующих галактик. Подбегает к девушке, что смеётся, увидев перед собой такого встревоженного и ещё немного лохматого после сна друга, и обнимает. Крепко-крепко, будто больше никогда не отпустит её в другую страну, а оставит здесь, будет заботиться, играть в настолки, готовить еду, наблюдать вместе за кошкой… — Элия! Вы приехали! — на выдохе. — Эй, всё, хватит, — смеётся девушка и смотрит на Га Она своими глазами лисицы. Она стала ещё прекраснее, и… Счастливее? Да, теперь она точно выглядит счастливой, и это осознание острейшей стрелой проникает в сердце, но совершенно его не ранит. — Да, мы наконец приехали, но Ё Хан настаивает, чтобы я продолжила лечение в Швейцарии, потому мы вернёмся туда через пару недель. — Это хорошо, это правильно, — часто кивает Га Он, ведь понимает, как серьёзна эта тема для всей семьи. — Но твой дядя сказал, что ты делаешь успехи! И я верил, всегда верил в тебя, ты такая молодец, Элия! — Если всё пойдёт по плану, уже через несколько месяцев я смогу полноценно вернуться в Корею, потому что основные этапы будут позади, а последующие я могу проходить здесь, — делится планами и надеждами девушка. — Ты как тут сам? Мы безумно скучали! — Вы? — легонько усмехнувшись, уточняет Га Он, но не акцентирует на этом внимание. — Я тоже… Тоже скучал. Ким поднимает голову и чувствует, как дыхание спирает, потому что поодаль стоит он. Дьявольский судья, облачённый сейчас в синие джинсы, водолазку оттенка гейнсборо, и пиджак в клетку цвета зелёного чая. На его ногах белоснежные кожаные кроссовки, волосы не уложены и лежат свободно, а на лице… На лице его фирменная улыбка с прищуром, присущим только Кан Ё Хану. Сложив руки на груди, и перекинув одну ногу через другую, он опёрся об стену и с явным удовольствием рассматривает картину, развернувшуюся перед ним. — Кан… Кан Ё Хан… — Га Он не чувствует застывших слёз счастья в своих глазах, что немного поблёскивают в свете коридорных ламп. Его руки висят, как плети, волосы всё ещё взлохмачены, а сам младший судья одет в самые обыкновенные домашние штаны пыльно-бежевого цвета и серо-оливковую футболку с минималистичной надписью на груди «always here for you». Главный судья скользит взглядом по торсу младшего, останавливается ненадолго на надписи, чуть заметно ухмыляется, и делает шаг навстречу, широко раскидывая руки и приглашая в свои объятия. Га Он чувствует, как ноги становятся ватными и отказываются сгибаться, но всё равно шагает навстречу, а подойдя вплотную, больше не держит слёз и… Крепко обнимает, как в тот самый раз, когда Ё Хан спас его от верной погибели за считанные секунды до взрыва. Как же безумно он скучал. Как же ему не хватало этого взгляда, этих крепких рук, этих объятий, голоса и даже запаха… От главного судьи пахнет тайной и мистикой, чёрной ванилью и тёмным деревом, страстью, строгостью и нежностью. Это сочетание кружит голову, и Га Она немного ведёт, но Кан удерживает его, подхватив за талию легко и непринуждённо. — Совсем без меня расслабился, — отчитывает младшего Ё Хан, но мягко улыбается, — уже и ноги не держат? Ким не находит слов, чтобы ответить, просто смотрит во все глаза на человека, о котором думает сутки напролёт вот уже долгое время, и не может поверить, что это реальность. — Мы голодные. Закажем доставку, — меняет тему Кан, так и не дождавшись ответа. — Ни в коем случае! Я сейчас быстро приготовлю! — встрепенувшись, выкрикивает Га Он. — Я так сильно скучала по твоей еде, — поддерживает Элия, — в Швейцарии кормят очень даже ничего, но твои блюда ни с чем не сравнятся. — Будет сделано, мисс! Дайте мне немного времени! — подмигивает ей Ким и уносится на кухню, чтобы приступить к приготовлению пищи. Ё Хан и Элия пока занимаются своими делами, водными процедурами и разбором вещей. На кухне же уже скоро начинают витать приятные ароматы мяса и специй — Га Он хочет сделать всё в лучшем виде и готовит лишь любимые блюда хозяев дома, благо продукты они с бывшей домработницей заказывали буквально на днях. Они собираются за столом, рассаживаясь по привычным местам, и Ким чувствует на себе прожигающий и исследующий взгляд Ё Хана. Это будоражит. Заставляет прятать глаза в тарелке, покрываться мурашками и даже немного краснеть, потому что в голову лезут мысли о мужчине и всём, чем они могли бы в теории заняться, но стыд настигает сполна, потому что главный судья наверняка никогда не думал о нём в таком контексте. — Так, значит, вы через несколько месяцев вернётесь, если всё пойдёт и дальше хорошо? — заводит тему Ким, чтобы отмахнуться от собственных назойливых мыслей. — Да, я очень на это рассчитываю, — отвечает Элия с полным ртом. — Я люблю свою страну, несмотря ни на что, и хочу вернуться сюда, чтобы уже самостоятельно исследовать родину, побывать во многих местах, о которых слышала, пройти свои тропы… — Мне нравится твой настрой! — улыбается Га Он, заражая своей улыбкой главного судью. Теперь уже тот глядит в свою тарелку, раздумывая о чём-то и выглядя загадочно. — Уверен, всё так и будет! А чем планируешь заняться в эти две недели? Можем все вместе выезжать в город, гулять и… — Элия хочет побыть дома, — отвечает за племянницу Ё Хан, — а значит, и я буду. — Да, я устала, потому хочу побыть в тишине и спокойствии, — подтверждает слова дяди девушка. — Га Он, ты же будешь жить с нами эти две недели? Ким поднимает глаза сначала на неё, а потом переводит взгляд на Ё Хана. Тот тоже смотрит выразительно и выжидательно. — Я… — Оставайся, — не даёт ему договорить Кан, произнося это слово своим стальным голосом. — Как в старые добрые времена. — Не такими уж и добрыми они были, — справедливо подмечает младший судья, — но… Я останусь. Я и сам хочу провести эти две недели в вашей компании. — Может, и Юн Гук присоединится? Я по ней очень соскучилась! — предполагает девушка. — Она заезжала буквально вчера, рассказывала о своих достижениях в работе, говорила, что очень много планов, но я думаю, она сможет хотя бы иногда заезжать в гости. Уверен, она тоже безумно по вам соскучилась, как и я. Га Он вновь ловит на себе взгляд, тот самый взгляд главного судьи, который пробирает не просто до мурашек, который забирается под кожу, обволакивает все кости и органы, а потом оседает где-то в районе сердца. И младший судья уже понимает, что эти две недели станут решающими… Им некуда спешить, все ублюдки покоятся, все основные проблемы решены, а потому они наконец могут побыть рядом без лишних мыслей и забот. Они наконец могут полноценно насладиться компанией друг друга. Ё Хан — голод. Именно такое определение дал младший судья, потому что Га Ону его страшно не хватало, но теперь… Теперь Ким чувствует себя сытым, благодаря одному лишь присутствию дьявольского судьи.***
Собрав дома небольшую сумку с вещами уже наследующий день, после возвращения семейства Кан, Га Он полноценно обосновался в доме главного судьи и его племянницы. Пусть это лишь на две недели, пусть… Зато их дни и вечера теперь насыщены событиями: Га Он учит их обоих готовить по своим фирменным рецептам; гуляет в саду с Элией и любимицей семьи — пушистой белой кошкой; играет с ними в настольные игры; сидит за столом со всеми, когда приезжает Юн Гук; и раз за разом ловит на себе неоднозначные взгляды Ё Хана. Они не сдвигаются с мёртвой точки так, как хотелось бы Киму, но их отношения тёплые, и это греет тоскующую душу. — Съездим в город за продуктами? — в один из дней предлагает Ё Хан, обращаясь к младшему судье. — Мы же можем всё заказать, — с лёгким недовольством перечит ему Элия, не желая отпускать Га Она. — Хочешь отправиться с нами? — поворачиваясь в её сторону, задаёт вопрос Кан. — Нет уж, воздержусь! — фыркает девушка. Она стала гораздо добрее, чем была раньше, и их отношения с дядей наладились, после того, как она узнала всю «правду», но юношеский максимализм, подростковый возраст и гормоны дают о себе знать, потому она всё ещё вредничает порой. — Езжайте сами! У меня много планов! — Библиотека, как всегда, в твоём распоряжении, — напоминает Ё Хан, зная, что племянница любит читать. — Тебе купить что-то определённое? — Ничего не надо! — бросает та и уезжает, бросив на них недовольные взгляды. Она чувствует симпатию к Га Ону — это не новость, и ей не хочется расставаться с ним, но Элия отнюдь не глупая и всё понимает. Дядя и их гость явно смотрят друг на друга по-особенному, это немного печалит и заставляет проявлять такие резкие эмоции, но в глубине души девушка знает, что будет рада за них, несмотря ни на что, а Га Он… Этот парень всё равно всегда относился к ней, как к ребёнку. — Что ж, собирайся. Встречаемся через десять минут на парковке, — обращаясь вновь к Киму. И они едут в город, чтобы заняться самым настоящим шоппингом, пусть и продуктовым. С двумя огромными тележками ходят по супермаркету, набирают необходимые для определённых блюд продукты, и всё, на что упадёт глаз. После сгружают многочисленные пакеты в машину, а затем заезжают в ресторан пообедать — хождения по магазинам весьма утомляют и высасывают много энергии. Они делают заказ, некоторое время молчат, периодически пытаются неловко завести какую-нибудь тему для разговора, но Га Он каждый раз опускает взгляд, а Ё Хан улыбается, наблюдая за младшим. Им приносят восхитительные блюда, которые они быстро уплетают; Ким выпивает бокал вина, и его щёки розовеют, а Кан вновь разглядывает его, совершенно не смущаясь. — Постой-ка, — останавливает младшего Ё Хан, когда они, закончив и расплатившись, встают из-за стола. — Испачкался. — И так банально, но так аккуратно и горячо одновременно вытирает следы соуса с губ Га Она. Проходит по ним большим пальцем, из-за чего Ким немного приоткрывает рот, задерживает дыхание и смотрит во все глаза, думая лишь о том, что он жёстко палится сейчас, так реагируя. И Кан хитро усмехается, остановив на губах младшего взгляд, и оставив его там тяжёлой печатью. — Вот так лучше. Прикосновения главного судьи всегда вызывали бурю эмоций. Его лицо, что порой было в непозволительной близости, заставляло сердце биться чаще, и Га Он смотрел неотрывно, изучая его черты: острые и хищные, присущие настоящему дьяволу. Чётко очерченные губы, лукавый взгляд, выразительные скулы… Всё это въелось под кожу. Всё это трепещет где-то внутри и буквально дымит, стоит только Кан Ё Хану приблизиться вновь. — Расслабься, — проговаривает он, чуть наклонившись к уху. — Почему ты так напряжён? Га Он сглатывает тугой ком в горле, едва не закашливается от этого вновь острого, хитрого взгляда, и совершенно не знает, что ответить. Почему так напряжён? Быть может, у Га Она съехала крыша, и он в прямом смысле двинулся на фоне своих мыслей о главном судье, а тот… Тот будто понимает всё и специально измывается, приближаясь и разглядывая. — Отнюдь нет, — подсевшим голосом проговаривает Ким, — я не напряжён. — Почему-то мне так не кажется. — Ё Хан ещё раз бросает взгляд на младшего судью. — Что ж, нам пора домой. Элия, наверное, скоро проголодается. — Конечно. Я всё быстро приготовлю! — Ты ведь у нас не в качестве повара живёшь. Мы можем заказать еду из этого ресторана, привезут быстро. — Не стоит. Мне нравится готовить, я искренне люблю это занятие, и потом… Элия всегда хвалит мои блюда. Похоже, ей они действительно приходятся по вкусу. — Как и мне. Но я не хотел бы, чтоб ты целыми днями стоял у плиты. — А что бы вы хотели? — слова вырываются быстрее, чем Га Он успевает подумать. Ё Хан вновь поднимает на него свой взгляд, тянет носом воздух, тяжело выдыхает, прикрывает глаза, но через пару мгновений распахивает их. Эта реакция кажется немного странной, и внутри младшего судьи всё скручивается… Или он всерьёз сошёл с ума и реагирует неадекватно на каждый вздох и взгляд Ё Хана? — Я не думаю, что сейчас подходящий момент для того, чтобы говорить о моих истинных желаниях, — отрезает Кан, разворачивается и шагает к выходу, оставив Га Она в растерянности. Однако терпение младшего судьи не назвать безграничным, и он остро ощущает повисшее между ними напряжение, а потому догоняет его уже на улице и продолжает тему: — И когда же будет этот подходящий момент? — В нос бьёт аромат туалетной воды Ё Хана. Всё та же чёрная ваниль и тёмное дерево разносятся по ветру, забивают ноздри и заставляют облизнуться. Это не ускользает от глаз главного судьи. — Я никогда не тороплю события, Ким Га Он. Всё всегда идёт своим чередом, пусть и сейчас так будет, — ответив загадкой, Ё Хан садится в машину. Они всё понимают, они оба очевидно всё понимают, но младший судья вновь идёт на поводу главного, верит ему и соглашается на его условия. Пусть всё и правда идёт своим чередом. Но уже этой ночью Га Он проклинает себя за свою же слабость, когда понимает, что дрочит в душе на тёмный и прекрасный образ Кан Ё Хана… Он приходит в себя, когда из его горла вырывается имя главного судьи, когда он часто-часто дышит, когда кончает с такой страстью и похотью, что сам пугается своих фантазий… Ким опирается на прохладную кафельную стену, роняет голову, пытается отдышаться, прикрывает глаза и хмурит брови, но вновь и вновь видит перед собой яркий образ. Это дико раздражает. Это ухудшает качество жизни, откровенно говоря, потому что мысли всё время пьянящие, потому что желание возрастает, и когда следующей ночью он вновь занимается самоудовлетворением, представляя Ё Хана, приходит понимание, что это больше не может так продолжаться. Пришло время играть по его правилам, и пусть финал совершенно непредсказуем — Га Он должен рискнуть. Он выбирается из постели, где ещё пару минут назад дрочил, поправляет одежду, идёт в ванную комнату, чтобы вымыть руки, а после вышагивает по длинному и довольно мрачному коридору, направляясь к Ё Хану. Находит его в кабинете — тот ещё не спит, несмотря на то, что на часах уже полночь. — Не спится? — первым заговаривает именно Кан и снова бросает взгляд на ту самую футболку Га Она с лаконичной надписью. — Я хочу поговорить. — Вот как? — приподняв одну бровь, немного удивляется Ё Хан, ведь Ким выглядит решительным, а это значит, что разговор обещает быть серьёзным. — И о чём же? — Он поднимается со своего места, огибает стол и опирается на него. — О нас с вами. — Га Он делает несколько шагов вперёд. Ему эти слова даются с трудом, но он больше не в силах продолжать жить в таком напряжении. — Вы можете дать какие-то комментарии по этому поводу? — Смотря, что именно ты хочешь услышать. — Правду. Вы же знаете, я всегда и во всём хочу знать правду, и эта ситуация — не исключение. — Прости, но ты не мог бы пояснить? — включает дурака Ё Хан. — О какой именно ситуации идёт речь? — А вы — великий слепой?! — психует и негодует Га Он, делая ещё пару шагов вперёд. — Вы действительно не замечаете напряжения между нами?! — Нет, — чеканит Кан и тоже делает шаг вперёд. — У меня всё в порядке, Ким Га Он. У тебя какие-то проблемы? — Вы, — бросает тот, не сдерживаясь более. — Вы — и есть моя главная проблема! Моё безумие! Моё сумасшествие! Зачем?! Зачем, скажите же, вы пробрались ко мне под кожу, взяли в плен моё сердце, а сейчас делаете вид, что ничего не происходит?! Ё Хан слушает его внимательно, а Га Он продолжает: — Я сомневался, очень долго сомневался… Думал, что мне кажется, будто между нами что-то есть или может быть, но вот уже несколько дней вы не сводите с меня глаз, и это не может не будоражить… Раньше всё было иначе. Я попадал под ваше пристальное внимание, потому что вы не могли до конца доверять мне, и я прекрасно понимаю ваши сомнения, но теперь… Теперь всё позади, а вы всё ещё так близко, но так далеко… Вы — стихийное бедствие, Кан Ё Хан! Вы — засуха! Вы заставляете меня сгорать, смущаться, краснеть под вашим взглядом и ухмылками… Вы — засуха, потому что я очень хорошо вас осязаю, но не могу напиться вашим вниманием, не могу… — Тише. — Ё Хан сокращает между ними расстояние до жалких миллиметров. — Ты разбудишь Элию, она уже спит. — Простите… — выдыхает Га Он и чувствует новый прилив краски к коже. Он переборщил? Нет… Вовсе нет, он лишь наконец сказал всё, что думает. Или… Почти всё. И Ким улетает окончательно, когда вновь чувствует прикосновения на своём теле. Те самые, по которым он скучал до боли за грудиной, а теперь задыхается от ощущений, потому что пальцы Ё Хана оказываются на его подбородке. Потому что тот жадно смотрит глаза в глаза и приподнимает его голову. Потому что Ким, кажется, отчётливо слышит стук сердца главного судьи. И ему нравится. Нравится ощущать эту абсолютную власть… Ноги вновь не держат, колени подкашиваются, он едва не падает, но его подхватывают, разворачивают и прижимают к столу, заставляя осесть и немного выдохнуть. О, Ким Га Он всё отдал бы за эти ощущения… За такой красноречивый взгляд главного судьи. За ощутимое дыхание Ё Хана. И он молчит, не осмеливаясь продолжать свою пламенную тираду, своё практически любовное признание, свою откровенную полуночную исповедь… Главный судья тем временем вновь опускает глаза на футболку младшего, его очевидно заинтересовала надпись, и он озвучивает свои мысли: — «Всегда здесь для тебя»? — переводит фразу Ё Хан. — Ты вкладываешь какой-то смысл в эти слова на футболке, что носишь на своём теле? — Почему… Почему вы переводите тему? — Отнюдь нет. Расскажи о своих мыслях. Или это случайная покупка? Чёртов Кан Ё Хан прав. Он всегда прав! Всегда внимателен! Всегда точно угадывает и понимает всё, что происходит вокруг… Ким купил эту футболку пару недель назад, когда решил обновить вещи домашнего гардероба… Случайно наткнулся на неё в одном из массмаркетов, пару минут завороженно смотрел на надпись и понимал, что в этой фразе весь он. Ждущий, верный Ким Га Он, что частенько заглядывает в особняк главного судьи, пока тот находится в другой стране… «Всегда здесь для тебя»… Эти слова легли на сердце, и Ким притащил футболку в этот дом, чтобы расхаживать в ней по длинным коридорам и думать, представлять, мечтать о том, что Ё Хан когда-то сюда вернётся, а он, Га Он, обязательно его встретит и продемонстрирует свою преданность этой надписью, если не сможет озвучить вслух. И он рассказывает эту историю сумбурно, спутанно, но эмоционально и искренне. Кан, как всегда, внимательно слушает, продолжая легко удерживать младшего, что сидит на столе. Он не только сосредоточенный слушатель, но и пристальный, пытливый наблюдатель, от глаз которого ничто не будет скрыто. Кан Ё Хан — тропический циклон. Он ураган, названный в честь майянского бога ветра Хуракана. Он швыряет вниз всех неугодных, сносит каждого предателя, но возвышает и окрыляет тех, кого признал «своими». Под одним его взглядом раскрывали себя самые опасные, оглашенные преступники, что уж говорить о Га Оне, чьё сердце вот-вот выскочит наружу и закружит с потоками ветра, исходящими от его персонального бога и дьявола в одном обличии. Да, чёртов Кан Ё Хан — настоящий тайфун, но сейчас… Сейчас он — штиль. Безветренный вечер, в котором есть лишь Луна и шелест листьев, что задевают перелётные птицы… Кан Ё Хан — спокойствие, располагающее к признаниям и искренности, и Га Он выкладывает ему всё: всё, что думает об этой надписи, на которой заострил своё внимание главный судья; о своих рассуждениях и ассоциациях; практически о своих чувствах… Младший пылает щеками, продолжая ловить на себе тот самый пронизывающий тело взгляд, но разве не Ё Хан учил его идти до конца и быть чистосердечным хотя бы с самим собой? — Спасибо за честность, — непритворно благодарит главный судья, отпуская младшего. — Мне нравится, когда ты такой. В глазах Га Она застывает немой вопрос. — Искренний и эмоциональный, — поясняет Ё Хан, обходя свой стол и вновь усаживаясь за него. — Я уже говорил, Га Он, всему своё время, но одно я могу сказать тебе точно: ты — тот, кто помог когда-то выбраться из поглотившей тьмы. Тот, кто спас меня от меня самого. Тот, благодаря кому я больше не задыхаюсь, просыпаясь от ночных кошмаров. Ты протянул мне руку, и я намертво вцепился, хотя всегда считал себя самодостаточным и полноценно-одиноким. Ты действительно спас меня тогда, и я, конечно, придаю огромное значение твоему присутствию в нашей с Элией жизни. Это так страшно похоже на отказ… Это ранит, и Га Он опускает голову, чувствуя, как крепкие, изогнутые, узловатые корни, давно проросшие в душе, сейчас безжалостно выворачивают и вырывают с концами. Он не хочет слушать эти благодарственные речи, потому что предпочёл бы прямой ответ, даже если после этого они больше не смогут вот так жить вместе и проводить беззаботно время, притворяясь семьёй. Так было бы легче, правда, но Ё Хан почему-то спокойно и нещадно продолжает ранить и выкорчёвывать каждый из корней… — Возможно, вы думаете, что можете играть с моими чувствами, — отыскав в себе остатки сил, проговаривает Ким, но не поднимает на главного судью взгляд, чувствуя себя маленькой пылинкой в этом огромном доме, в этом бескрайнем мире Кан Ё Хана. — Может, считаете, что это блажь, но… Знаете ли вы, чего мне это стоило? Вы… — Знаю, Га Он. Я, конечно же, знаю, и очень ценю твою смелость, — ответ следует незамедлительно. И этот ответ всё ещё похож на осторожный отказ. — Услышь меня и ты, прошу. — Что вы предлагаете мне услышать? — всё же подняв голову, выпаливает Ким. — «Ты замечательный, и всё дело во мне»? «Ты помог мне когда-то, как и я помог тебе, но нам очевидно не по пути»? Что именно вы хотите мне этим сказать? Вы же такой честный и правильный, так отвечайте! Договаривайте же скорее, и мы покончим с этим раз и навсегда! Так и скажите мне: «Тебе не на что надеяться, Ким Га Он, выбирайся из своих фантазий поскорее, потому что там — не окей»! — Зачем ты переворачиваешь? — хмурится главный судья, начиная сердиться. — Неужели ты слушал настолько поверхностно? Так отправляйся же к себе, Ким Га Он! Успокойся, прийди в себя и подумай над моими словами хорошенько! Я не вижу смысла продолжать этот диалог, потому что ты идёшь на поводу своих эмоций… Поговорим на свежую голову, Га Он, а теперь ступай к себе. Ким горько кивает, поджав губы. Он позорно вжимает голову в плечи, а после разворачивается и выскакивает из кабинета, не в силах оставаться здесь ни секунды. Он вывернул душу… Он рассказал едва ли не прямым текстом о своих чувствах, а ему ответили благодарственной тирадой? Пошёл к чёрту этот Кан Ё Хан! Пошёл к чёрту его дом! Пошло всё, буквально! Га Он завтра же утром соберёт свои вещи и съедет из этого логова дьявола, потому что не желает больше пересекаться с главным судьёй. Не желает ощущать на себе его острые и изучающие взгляды… Не желает… Но Элия. Как же Элия, которая так скучала по своему товарищу, и которая уже через неделю улетит обратно в Швейцарию? Разве можно огорчать эту милую девушку, что открылась Ким Га Ону и нашла в нём родственную душу? Нет, это настоящее преступление, и Ким прекрасно всё понимает, а потому потерпит. Да, потерпит ради неё, и пусть старается не делать ничего в этой жизни в ущерб себе. Он выстоит, не будет обращать внимания на её дядю, будет готовить любимые блюда девушки, будет улыбаться, а после проводит её в аэропорт и пожелает удачного продолжения реабилитации. Он справится, потому что переживал и не такое, но сегодня… Сегодня он практически до самого утра не может сомкнуть глаз, размышляя о произошедшем. Жалеет ли он? Однозначно нет. Этот разговор должен был состояться когда-то, и пусть это случилось сейчас, пусть. Они высказались и поняли друг друга, но почему-то слова Кан Ё Хана по кругу вертятся в голове, и Ким пытается проанализировать их, но усталость за день и нервное напряжение велики, потому ничего толкового из этого занятия не выходит. Уже утром, лёжа в постели после четырёх часов сна, он молча смотрит в потолок и пытается с точностью цитат вспомнить все благодарственные речи главного судьи. «Я уже говорил, Га Он, всему своё время…» Что он хотел этим сказать? Можно ли видеть в этих словах надежду, или же Га Он снова себе надумывает? «Ты — тот, кто помог когда-то выбраться из поглотившей тьмы. Тот, кто спас меня от меня самого. Тот, благодаря кому я больше не задыхаюсь, просыпаясь от ночных кошмаров». Это похоже на слова благодарности, но скольким людям Кан Ё Хан говорил нечто подобное? Не значит ли это, что Ким для него особенный? Невероятно особенный человек. Однако… Это не обязательно должно быть связано с чувствами — благодарность люди могут испытывать к любому другому человеку. «Ты протянул мне руку, и я намертво вцепился, хотя всегда считал себя самодостаточным и полноценно-одиноким». Считал? Он сказал об этом в прошедшем времени, а теперь… Теперь не считает? Да, у него есть Элия, но она была и раньше, а сейчас… Сейчас в его жизни есть Ким Га Он, который не хочет слушать и любит делать поспешные выводы… Значат ли все слова главного судьи что-то? Есть ли у них шанс? Испытывает ли он что-то подобное? Так много вопросов, но на них нет ни одного ответа, потому что Кан Ё Хан всегда был загадкой. Он — книга за семью печатями, строжайший секрет, закрытое дело, логогриф, энигма… Главный судья всегда был таким, и именно таким Кан Ё Ханом проникся когда-то Га Он. Так почему сейчас он хочет всего и сразу? Почему надеется отгадать этот ребус одномоментно? Неужели ещё не понял, что с главой семьи Кан такого и быть не может? Все эти мысли успокаивают, хоть и немного. Не хочется тешить себя ложными надеждами, но ему ведь не дали отпор, ему не отказали, а Кан Ё Хан не из тех, кто стал бы дарить веру во что-то невозможное. Это действительно приободряет, а потому уже к завтраку Ким окончательно приходит в себя, с удовольствием готовит яичницу с беконом и овощами; нарезает фрукты для домашнего лимонада — и зовёт всех к столу. Ё Хан делает вид, что ничего не произошло. Будто не было этой ночной исповеди и благодарственной тирады. Будто Ким не психовал и не сходил с ума. Будто не звучало этих вопросов о надписи на футболке, которую Га Он отправил сегодня в стирку. Они мирно завтракают, слушая рассказ Элии о том, что ей сегодня приснилось, потом Га Он кормит кошку, после чего все расходятся, чтобы заняться своими делами. Элия хочет почитать в своей комнате, у Ё Хана есть некоторые бумажные дела, а Ким собирается заняться своими прямыми обязанностями — он трудится на благо государства, но большую часть работы может делать удалённо, чем и занимается вторую неделю. — Нас приглашают на вечеринку сегодня вечером. — Постучав в дверь Га Она, Ё Хан проходит внутрь и делится с ним этой новостью. — Ты как? Поедешь? Выясняется, что встретиться с ними хотят верные помощники главного судьи: адвокат, начальник полиции и та самая девушка, что выручила их на одном из заседаний, позвонив в прямом эфире. Все они хорошо общаются, пусть общее дело уже позади, и, узнав о прилёте семейства Ким, захотели встретиться, не забыв, конечно, пригласить и Га Она. — Да. Почему бы и нет, — отвечает младший судья, оторвавшись от своих рабочих дел в телефоне. — Во сколько? — Будь готов к семи. Кан покидает комнату, оставляя Га Она в раздумьях. Что принесёт им этот вечер? Куда они поедут? Какие разговоры будут вести? Наверняка есть новости о расследовании по нашумевшему делу, и их многоуважаемый начальник полиции, должно быть, поделится мыслями насчёт бывшего профессора Кима. И потом… Они, скорее всего, выпьют немного, и у Ё Хана, быть может, возникнет желание… Ох, нет, нужно срочно выбросить эти мысли! Всё это попахивает одержимостью, а Ким Га Ону не хотелось бы приписывать себя к людям, потерявшим разум, — он всё-таки на государственной службе находится, а значит… Значит, должен оставаться в холодном уме, несмотря ни на что.***
В закрытом на эксклюзивное обслуживание баре нет лишних людей. Только компания из двух судей, полицейского, адвоката и верной помощницы в лице той самой девушки. Не хватает правой руки Ё Хана, что служил ему верой и правдой, но этим вечером они стараются не грустить и не оплакивать погибшего. Все наоборот разговаривают на отвлечённые темы, и лишь краем затрагивают дела. Профессора скоро ждёт суд — так докладывает начальник полиции, и Ким, конечно, мог бы выяснить это сам, но в итоге узнаёт из первоисточника. Они выпивают, не забывают закусывать, вспоминают былые времена и постепенно хмелеют… Все, кроме Кан Ё Хана. Или этот дьявол хорошо держится и не показывает своё истинное состояние? — Моя любимая песня! Она такая классная! — Вдруг верещит единственная девушка в их компании, а потом, на удивление всех присутствующих, тянет Га Она танцевать. — Идём! Покажем этим старикам, что значит молодость! Ким смеётся, недолго сомневается, но всё же соглашается — не хочет обижать даму, да и песня действительно очень красивая. Они танцуют медленный танец, паря по свободному пространству, и Га Он… Он буквально ощущает, как горит его спина. Как прожигает в нём дыру Кан Ё Хан. Как пылают его щёки и, кажется, всё тело… Но зачем? Зачем это всё? Почему главному судье так важно всё контролировать? Или дело именно в нём? В Га Оне? Интересно, если бы она позвала на танец адвоката Ко — Ё Хан тоже испепелял бы их взглядом? Но Кан Ё Хан сгорает и сам. Он смотрит на них, ревнует, просто любуется прекрасным станом младшего судьи, его профилем; снова ревнует, сжимает кулаки, чувствуя себя в тюрьме собственного бессилия. К своему величайшему сожалению, он не может повлиять на ситуацию, не может оторвать Га Она от этой девицы, пусть та и помогла им в своё время, а потому нет оснований относиться к ней негативно. Он не может открыться, потому что причины весомые, и пусть он так жадно и искренне хочет стать для младшего всем. Оберегом, его крепостью, его крыльями за спиной… До боли в груди хочется признаться, и он мог бы сделать это сотни раз, потому что без него всё теряет цвет, и это безумно странно. Без Ким Га Она всё утрачивает смысл, и его не радуют вещи, что раньше могли вызывать эмоции, но он не может допустить это сближение света и тьмы, а значит, единственное, что остаётся: молчаливо наблюдать, смотреть со стороны, бесполезно ревновать и мысленно кричать ему слова, что крутятся на языке… «Знаешь, ты даже не знаешь, что ты со мной творишь…» Но Ё Хан, натянув на лицо дежурную улыбку, поправляет пальцами идеально уложенные волосы, немного ослабляет галстук, и встречает Га Она своим фирменным взглядом с хитрой лисьей ухмылкой, когда тот возвращается на своё место. Всё происходящее ныне — постскриптум. То, что случилось с ними, когда все предатели остались позади, а главное дело жизни Кан Ё Хана закончилось лучшим для него исходом. Но почему же главному судье так сильно не хочется думать, что это финал? Что происходящее — никакой не постскриптум, что бывает после титров и заключительных страниц книги? Ему отчаянно хочется думать, что это начало. Начало чего-то нового, настоящего и продолжительного. Что моменты, которые они ныне проживают, — не эпилог, а наоборот — пролог, преамбула, предисловие… Им обоим этого хочется, но оба не озвучивают свои мысли, заливая их очередным бокалом крепкого напитка, и оставляя друг на друге восковые оттиски-взгляды. Когда-нибудь всё это придёт к настоящему финалу, но пока они вместе парят в туманной неизвестности, не в силах приземлиться. Охмелевшие они возвращаются домой, воспользовавшись услугой трезвого водителя. Мнутся немного на пороге, объективно не желая расставаться, но всё же расходятся по комнатам. Элия давно спит, дом погружен в тишину и тьму, и одни лишь сердца двух мужчин стучат непозволительно громко для тех, кто так тщательно старается делать вид, что ничего не происходит.***
«Я всё ещё смотрю на тебя жадными глазами, Когда ты движешься — Мои океаны движутся вслед за тобой. Если я услышу, как ты зовёшь меня, Я побегу к тебе. Давай признаемся, что любим друг друга. Ты подпитываешь моё желание, Ты знаешь, что мне нужно, Ты властвуешь, властвуешь, Властвуешь надо мной» (Isak Danielson — Power).
Ещё два дня проходят достаточно спокойно, если не считать остатков напряжения, которое порой пролетает между ними яркими молниями. Элия веселится, рассказывает о стране, в которую они с дядей скоро вновь отправятся, и о паре своих друзей, что появились у девушки в реабилитационном центре. Га Он искренне радуется, ведь та теперь не одинока, слушает её с удовольствием, готовит заказанные блюда, гуляет во дворе, а ещё разбирается в новых настольных играх, заказанных через интернет-магазин, но вместе с тем грустит… Он заблаговременно скучает по этим людям, что так похожи на настоящую семью, которой у него, Га Она, давно нет. Ё Хан же смотрит на них с нежностью. С настоящей нежностью, неприсущей дьяволу. Он тоже поддерживает общение, играет с ними, но вечерами неизменно скрывается в своём кабинете, желая остаться в одиночестве. Так и проходят их дни, покуда в один из вечеров, пожелав Элии спокойной ночи, Га Он не начинает куда-то собираться. Ё Хан молча наблюдает за тем, как младший судья расхаживает по дому в выглаженной рубашке, поглядывает на часы и попивает кофе, явно ожидая чего-то. И его терпение заканчивается, когда Ким, накинув пиджак, собирается покинуть дом, предварительно заглянув в кабинет Кана. — Куда ты собрался? — тяжело гремит голос главного судьи. Он поднимается со своего места и шагает в сторону Га Она. — Как раз пришёл предупредить о том, что вернусь утром, чтобы вы не переживали. — С чего мне переживать? — приподняв бровь. — Я — не вы. Не пропадаю, не предупредив, по ночам со страстными женщинами, которые хватают за волосы, а потом целуют и… — Прекрати. — Ё Хан подходит ближе. Его взгляд становится свинцовым, и это не похоже на банальное беспокойство или заботу. Скорее, на недовольство и… Ревность? — У тебя свидание? — Нет. Дружеская встреча с нашей общей знакомой, — чуть улыбнувшись, отвечает Га Он. — Мы стали больше переписываться, после того похода в бар, а сегодня она предложила пересечься в клубе. — С каких пор ты ходишь по клубам? — Да что за допрос вы тут устроили?! — выкрикивает Га Он, но в тот же миг осознаёт, что на него летит сам дьявол, что уже так привычно хватает за горло и вжимает в стену… Внутри что-то клокочет, это точно не страх, это… Возбуждение? Вот ещё новости! Ему действительно нравится ощущать это лёгкое удушье?! — К… Кан Ё Хан… — Я не позволю, Га Он, — рычит в губы главный судья, а в его взгляде плещется самая настоящая ревность, это младший считывает с лёгкостью, потому что Кан на какое-то время теряет контроль над собой, ведь он тоже живой человек, пусть и умело держится в любых обстоятельствах. — Ты не будешь встречаться с этой девчонкой! — Н… Не имеете права, — облизнув пухлые губы, сипит Ким и уже точно понимает, что грубая рука на собственном горле действительно возбуждает. — Я — не ваша собственность. Не знали? Ё Хан вновь сокращает расстояние между ними, утыкается лбом в лоб Га Она, прикрывает глаза, чуть ослабляет хватку, но продолжает удерживать младшего в том же положении. Так проходит минута или две, оба не ведут счёт, ведь каждый не в силах рассуждать здраво в сложившейся ситуации. Даже сам Кан Ё Хан. Где-то в глубине он понимает, что переступает границу. Он не должен вести себя так. Одно дело — прошлое, в котором главный судья мог позволить себе подобные вольности: сколько раз он хватал младшего за шею, сколько повышал на него голос, сколько вообще всего между ними происходило, ведь касалось большого дела, но сейчас… Это не вписывается ни в какие рамки, это слишком личное, и Кан Ё Хан не должен вести себя подобным образом, потому что Ким Га Он — действительно не его собственность. — Ты прав. — Что? — Ты прав, конечно же. — Кан с горечью во взгляде отпускает руку, а Ким рефлекторно хватается за шею; немного прокашливается. — Езжай. Езжай к ней, но вернись утром, чтобы Элия не волновалась. — Но… — Га Он в недоразумении. — Вы же не хотели! Вы!.. — Я не могу указывать тебе, а всё это… Считай, что случившееся — минутное помешательство. — Нет! — Ким нагоняет уходящего к столу судью в два шага и хватает за запястье. — Нет, Кан Ё Хан… Нет! Можете ли вы хоть раз побыть честным со мной?! — Хоть раз?! — Главный судья оборачивается и зыркает на младшего с яростью. — Разве я когда-то обманывал тебя, Ким Га Он? Разве тебе не достаточно всех доказательств по нашему общему делу? Разве… — Тогда скажите… — Га Он уже двумя руками обхватывает запястье дьявольского судьи, совершенно не чувствуя в этом унижения. — Скажите, что испытываете по отношению ко мне, а я уже решу: ехать мне на эту встречу или… Проходит лишь доля секунды. Нет, даже меньше, а Га Он вновь оказывается вжатым в стену. Кажется, в глазах дьявола пылает самый настоящий огонь, а аромат его туалетной воды, тёмные ноты которой остались на коже даже после душа, окончательно сводит с ума. Крепкая рука Ё Хана фиксируется на шее, и Га Он победно улыбается. — Ты ничего не знаешь, Ким Га Он… — помолчав несколько мгновений, проговаривает Ё Хан, а в глазах его продолжает пылать пожар. — Даже не представляешь, что ты со мной творишь… — Вторая рука оказывается на талии младшего, сильно сжимая, из-за чего тот шипит, а главный судья продолжает давить на шею. — Так покажите… Покажите же свои истинные желания… — хрипит Га Он, продолжая инстинктивно облизывать пересохшие от недостатка кислорода губы. — Прошу… Ровно десяти секунд хватает Ё Хану, чтобы проморгаться, вновь едва не передумать и не отпустить этого мальчишку, что так нагло забрался под рёбра и обосновался там, разбив изначально палатку, а позже построив целый дом… Остатки разума твердят, что они должны прекратить, но дыхание обоих слишком тяжёлое, а грудную клетку распирает от скрытых чувств, и дьявольский судья, лишь прошептав «к чёрту», буквально вонзается в губы младшего, жадно засасывая нижнюю и тут же зализывая языком. Продолжая удерживать за шею и талию, он слышит сдавленный стон, сходит с ума, слегка ослабляет хватку и полноценно целует, раздвигая языком припухшие от постоянного облизывания губы Ким Га Она. Тот отвечает. Отвечает, отчаянно вцепившись в его плечи и стараясь успевать ловить воздух, которого и так безбожно не хватает, а Ё Хан, словно зверь, сорвавшийся с цепи, уже проникает второй рукой под рубашку, резко вытащив её из брюк, и сжимает уже голую кожу, что оказывается нежной и такой тёплой… Боже, как же дьявольскому судье не хватало простого человеческого тепла! Как же не хватало искренних чувств! Как же не хватало таких дерзких поцелуев с этим чёртовым младшим судьёй, по которому он сходит с ума уже не первый месяц!.. — Я… Чуть слабее, по… Пожалуйста, — хрипит в поцелуй Га Он, и Ё Хан приходит в себя, после чего освобождает его шею, но тут же к ней припадает, широким мазком вылизывая красные следы от пальцев. — Так вот… Вот каковы ваши истинные желания… — Ты ещё не знаешь, насколько далеко я хочу с тобой зайти, — признаётся Кан, понимая, что назад пути нет. — Покажите… Прошу, — снова умоляет Га Он, из-за чего главный судья поднимает на него свой взгляд, полный похоти и ласки одновременно. — Боюсь, мы должны подготовиться к основным событиям, если ты понимаешь, о чём я. — Я готов. — Что?! — выходит хрипло, будто это его, Ё Хана, минутой ранее практически душили. — Я надеялся вызвать в вас ревность и посмел предположить, что сегодня мы наконец можем сдвинуться с мёртвой точки, потому подготовился… — Га Он сексуально закусывает губу, что, разумеется, не ускользает от глаз Ё Хана, и тот едва ли не стонет от такого зрелища и такого признания вкупе. — Пожалуйста, судья Кан… Возьмите меня сегодня же. Мы и так ужасно долго шли к этому дню… — Судья Ким… — Ё Хан упирается лбом в плечо Га Она, тяжело выдыхает, раздумывая о том, что сейчас происходит, но не слишком долго. — Назовите меня так ещё раз… — Судья Ким, — исполняет просьбу дьявол во плоти, — позволите ли вы мне похитить вас на эту ночь? — Нет, — отрицательно мотнув головой, — только на бессчётное количество ночей… Ё Хан кивает, соглашаясь, а затем, схватив младшего за руку, тянет за собой. Они выходят из кабинета, быстро шагают по коридору и уже скоро оказываются в комнате главного судьи. В комнате, что наполнена его переживаниями и страхами; в комнате, что помнит много, слишком много; в комнате, где он видел огромное количество кошмаров, но потом… Стоило Га Ону обосноваться в его жизни — и страшные сны бесследно исчезли, а на смену им пришли новые, эротические, порой нежные, а периодически грязные и заставляющие заниматься самоудовлетворением, проснувшись глубокой ночью… С губ Ё Хана не единожды срывалось заветное имя, а теперь его обладатель лежит на постели, выжидательно заглядывая в глаза нависшему над ним хозяину дома. — Ты уверен? — задаёт вопрос Кан, решив уточнить, ведь после такого пути назад точно не будет. Но Га Он витает в облаках и завороженно смотрит на манящие губы напротив. — Судья Ким? — Ох… Да? Вы… Ты… Вы что-то спрашивали? Ё Хан усмехается на неловкую попытку перехода на «ты»: — Позволишь мне воплотить в жизнь свои истинные желания? — Конечно, судья Кан. — В голосе Га Она сквозит искренностью, теплотой и сентиментальностью. И они в ту же минуту освобождаются от одежды, помогая с этим друг другу. Сердце Кима заходится, когда главный судья вновь нависает над ним, прикусывает кожу на шее, а ладонью ведёт по груди и опускается к полюбившейся талии, после чего обхватывает крепкими пальцами возбуждённый член… — Это мой первый раз, — тихо признаётся Га Он. — Я… Я ещё никогда не был с мужчиной. — Я тоже, — отвечает признанием Кан Ё Хан, и это становится приятным открытием для младшего. — Никогда бы не подумал, что жил столько лет без любви лишь для того, чтобы упасть в бездонную бездну по имени Ким Га Он. Эти слова укладываются на душе особым теплом, окутывают, полноценно согревают… — Я буду осторожен, — обещает дьявольский судья, — если ты захочешь — мы остановимся. К тому же, мы могли бы на первый раз обойтись лёгкой версией. Не находишь? — Не нахожу, — мотает головой младший, — пожалуйста, доведите начатое до конца, судья Кан. Эти официальные обращения безумно будоражат, и их обоих потряхивает. Одно дело — работа. Да даже дом, когда они могут назвать так друг друга, призывая. Но сейчас, когда они оба голые, голодные и до помешательства горячие… Сейчас это звучит и слышится невероятно пошло, но хорошо и правильно. И младший судья стонет, когда пальцы Ё Хана, блестящие от смазки, погружаются в него, чтобы проверить на предмет подготовки. Он действительно провёл добрый час в ванной, занимаясь этим, но ни на что особо не надеясь, а потом оделся и хотел было ехать в клуб, ведь честно договорился о встрече с их общей знакомой. К счастью, та пригласила его в компанию, потому точно не останется этой ночью в одиночестве, а может, вовсе не заметит отсутствия лишь одного человека. — Судья Ким… — Га Он обращается, тяжело дыша, к старшему, когда тот входит в него и медленно двигается, дабы не травмировать. — Пожалуйста, возьмите меня… Схватите меня за горло… Дьявол замирает. Внутри что-то переворачивается и ухает в бездну, потому что… Шея Га Она — слабое место Ё Хана. Он достаточно быстро приходит в себя, традиционно ухмыляется, играет желваками, пока Га Он опьянённым взглядом рассматривает его острые скулы, и выполняет просьбу: одной рукой продолжает упираться в постель, а вторую располагает на шее Кима, чуть сдавливая. — Можете сильнее, — закатывая глаза от удовольствия, просит тот, сам себе удивляясь. Да, он никогда не был против такого контакта, а Кан Ё Хан всегда был тем ещё любителем схватить за шею, но Га Он не думал, что это может так его возбуждать. Не думал, пока не ощутил это сегодня в кабинете главного судьи. — Мне так нравится, когда вы властвуете… — Во всём должна быть мера, я не хочу, чтобы ты отрубился и пропустил самое интересное, — проговаривает Ё Хан, но всё же нажимает на шею чуть сильнее, вместе с тем наращивая темп. — Не пропущу… — Га Он тянется к собственному члену, что остался без внимания, но Ё Хан не позволяет ему этого сделать. — Оставь это мне. Ким слушается. Он обхватывает торс главного судьи руками, скользит ладонью по шрамам на спине того, не веря, что происходящее — реальность. Он так давно хотел к нему прикоснуться, хотел поцеловать, и пусть изначально даже сам не мог осознать это. А теперь Ё Хан так близко, и он ускоряется, он трахает, как самый настоящий дьявол, на спине которого ужасно-прекрасные шрамы в форме креста, а Га Он стонет, насколько ему это позволяет сжатое горло… Звуки больше похожи на хрипы, но всё к лучшему — так выходит тише, а значит, это не выйдет за пределы комнаты. Ё Хан — пожар, наводнение, извергающийся вулкан, и он обжигает своей лавой в виде прикосновений и поцелуев, что застывают на всём теле застывшей магмой. Ё Хан — засуха. Страшно хочется пить, немного кружится голова от удушья, а ещё безумно хочется его поцеловать, и Га Он не сдерживается, притягивает его к себе, вынуждая ослабить хватку и чуть замедлиться в толчках. Они мокро целуются, пару раз сталкиваются зубами, после чего Ким чуть отстраняется и прикусывает кожу на шее дьявольского судьи, не думая о последствиях в виде отметины… Его хочется съесть. Хочется поглотить. Хочется срастись с ним костьми и навсегда остаться в этом моменте дикого возбуждения, необузданной страсти и искренних, наконец проявившихся чувств. Они уходят далеко от реальности, и Га Он лишь чувствует его руки на своей коже, его губы на губах, его приличного размера член, наполняющий и возбуждающий. Все эти элементы сочетаются, превращаясь в единое воплощение любви и страсти, и потом, когда оба практически одновременно приходят к финалу, они пачкают тела друг друга, пачкают постель, снова сладко и звучно целуются, размазывая влагу по подбородкам и щекам… — Примем душ вместе? — шепчет на ушко главный судья. — Потом, если захочешь, можешь остаться здесь, а можешь отдохнуть у себя. — Нет-нет-нет, — отрицательно мотает головой Га Он. — Никаких «у себя»! Я хочу провести эту ночь с вами, судья Кан. Я хочу провести эту ночь с тобой. — От такого неформального обращения вновь всё внутри скручивается, а тепло растекается внизу живота приятной негой. — Хорошо, судья Ким, — чмокнув в щёку, соглашается Ё Хан, а Га Он млеет от такой нежности. — Тогда примем душ и обратно в кроватку. Этой ночью Га Он засыпает счастливым, а главное — спокойным. Наконец всё на своих местах, и он не был глупцом, что надумывает лишнее. Эти мысли пробирают до глубины души, потому что он… Он — истинное желание Кан Ё Хана.***
— Знаешь, Га Он, мы оба — взрослые люди, а потому должны обсудить важные вещи, не оттягивая и не перенося этот разговор. Доброе утро следующего дня начинается с кофе в постель от Ё Хана, а потом и с этих слов. — Конечно. Я готов обсудить всё необходимое, — отпивая глоток, отвечает младший судья и не может налюбоваться дьяволом, что сейчас, скорее, выглядит, как настоящий ангел. Он полуголый; волосы воздушные, растрёпанные — от привычной укладки нет и следа; губы искусаны; на шее алеет след жаркой ночи; а взгляд… Взгляд такой мягкий и родной, что хочется пищать от всей этой свалившейся на голову теплоты. — Буду краток и предельно честен: я давно испытываю к тебе отнюдь не дружеские чувства. Осознать это было непросто, потому что, как я говорил ночью, у меня не было такого опыта, но я утопал, и утопал без права на спасение, сам позволив это себе, — начинает свой рассказ Ё Хан, пока Га Он внимательно слушает и попивает кофе. — Я соскучился страшно. Соскучился, а потому отпросил Элию у её врачей на две недели, чтобы прилететь в Сеул и увидеть тебя. Я не думал, что мы зайдём так далеко; считал, что смогу держать себя в руках, но… Впервые в жизни не смог. — Впервые? — Да, и я не думаю, что это может стать для тебя удивлением. — Тоже верно. — Я видел то, как ты мечешься, Га Он. Видел и понимал, что ты хочешь признаться… Я и сам хотел, но останавливала лишь предстоящая поездка, которая затянется на много месяцев. Я много думал и принял решение признаться позже, но лишь в случае, если у тебя никого не появится за это время, а чувства твои будут такими же яркими. — Опять решил всё за всех… — вздыхает Ким, допивая свой напиток. — И не стыдно тебе? — Нет, — легко улыбнувшись. — Расстояние и разлука — вещи не из приятных, не каждый может выдержать, а тогда зачем всё начинать, априори зная, что совсем скоро ждёт такой большой перерыв в личном общении? — Может быть, потому что расстояние — не преграда для искренних чувств? — Может быть, ты лишь сейчас так думаешь? — Может быть, ты не в курсе, что в двадцать первом веке существуют те же самолёты, которые за считанные часы могут переносить людей в практически любую точку мира? — У тебя работа, Га Он. А у меня Элия, и я не смогу прилетать сюда, оставив её там одну. — Не знаю, заметил ли ты, но уже вторую неделю я работаю удалённо, — хмыкает младший судья. — Да, так не может продолжаться вечно, у меня много дел в офисе, но периодами… Периодами я могу себе это позволить, потому что сейчас нет того сумасшествия, что было во времена наших с вами, кхм, с тобой дел. Жизнь в Корее налаживается, пусть и медленно. Новое правительство пока всё делает правильно. Я не знаю, что будет завтра — быть может, мне придётся вновь сутками посвящать себя работе, но всё решаемо. Не ты ли в это искренне верил?! — Я, конечно, я, — кивает Ё Хан. — И ты прав… Я слушаю тебя и понимаю, что воспитал достойного человека. — Эй! — выкрикивает Га Он. — Воспитал?! Ты же не был моим опекуном и даже профессором!.. — Ладно-ладно, — принимает сторону младшего главный судья. — Но, согласись, я многому тебя научил. — Мм… А научишь ещё чему-нибудь? — поиграв бровями, ведь совсем осмелел. — Ё Хан! Ты у себя? — Вдруг в коридоре раздаётся голос девушки, на что оба округляют глаза и в панике думают, что же делать. — Ё Хан! Можно зайти? Ты не видел Га Она? Он ночевал дома? — Эээ… Секунду, Элия! Я… Я только проснулся, мне нужно одеться, дай мне совсем немного времени! — отзывается дьявольский судья, попутно шикая на Га Она, что смеётся, зарывшись в одеяло. — Я сейчас выйду, дорогая! — А?.. — переспрашивает себе под нос девушка. — Дорогая? — Да, милая, я уже иду! — Ё Хан приказывает Га Ону сидеть тихо, накидывает халат и шагает к двери. — Да, я… Что? Что ты там говорила? — С тобой всё в порядке? — с недоверием задаёт вопрос Элия. — Конечно, — поправляя халат на груди и пытаясь немного причесать волосы пятернёй. — Я спрашивала о Га Оне. Он ночевал дома? Странно, что он ещё не встал, не отправился готовить завтрак… — Ну, он ведь — не наша домработница. Спит ещё, такое случается, — пытается выкрутиться судья. — Да нет, не спит, — фыркает Элия, — Га Она нет в его комнате, я проверяла. — Ты проверяла? — Да, я проверяла, предварительно, разумеется, постучав, но так и не дождавшись ответа. — А! — Ё Хан делает вид, что на него снизошло озарение. — Точно! Га Он говорил мне, что утром желает отправиться в магазин! Хотел что-то приготовить, но для этого не было продуктов… — Доставка?! — Эээ… Я… Я не знаю, Элия! Чего ты заваливаешь меня вопросами?! Всё, у меня много работы, а пока я иду в душ! — Ага… — покачивая головой, — ну, давай. Ждём тогда завтрак от Га Она. — Да, как только вернётся, — кивает в ответ дядя и, подмигнув, возвращается в свою комнату. Там прислоняется спиной к двери и грозит кулаком Киму, что никак не может уняться и почти хрюкает в одеяло. Слова Элии они, конечно же, уже не слышат. — Хоть бы укус на шее прикрыл, боже, — ворчит девушка, проезжая обратно по коридору. — Как дети маленькие… И кто тут из нас всех самый взрослый? Дураки. А эти дураки уже вновь целуются, чтобы хоть как-то заглушить переливчатый смех, и Ё Хан больше не является для Га Она засухой… Да, он настоящий ураган, пожар, сущее сумасшествие, но точно не засуха и не голод. Ким Га Он отныне полностью насыщен. Ему хватает и будет хватать присутствия дьявольского судьи, пусть тот и будет некоторое время в другой стране. Самолёты и удалённая работа действительно существуют, а потому это точно не станет проблемой. И потом, это не навсегда. Через несколько месяцев, когда Элия сделает большие успехи в реабилитации, они смогут вернуться в Корею, чтобы продолжить заниматься здесь. Ё Хан, наверное, найдёт дело своей жизни. Дело, которое не будет приносить ему проблемы, горе и переживания. А Га Он… У него есть много времени, чтобы хорошенько всё обдумать о своей судьбе, но одно он знает точно: Кан Ё Хан является и его истинным желанием. Происходящее — точно не конец, не финал, и даже не постскриптум. Это начало. Начало чего-то нового и прекрасного, искреннего, настоящего, наполненного любовью, заботой, пониманием, уважением. Впереди много работы над собой и над отношениями. Впереди признание — когда-то они всё скажут племяннице Ё Хана, и пусть та уже всё поняла сама. Впереди множество бессонных ночей и бессчётное количество поцелуев, что застынут на телах обоих магмой. Впереди долгая-долгая жизнь в доме на четверых, включая кошку. Хотя… Может, Юн Гук захочет вернуться? Да, пусть возвращается, но без своих рецептов здорового питания — это лучше оставить для любителей и её покупателей. Впереди действительно много интересного и увлекательного, а пока… — Судья Ким, где вы купили ту самую футболку? — Ё Хан старается держаться, потому что они втроём сидят за столом и завтракают. — О какой именно речь? — чуть покраснев, Га Он подаёт дьявольскому судье знаки глазами, чтобы тот не продолжал тему. — Не совсем понимаю вас. Элия тихонько цокает и покачивает головой, но вместе с тем мягко, совсем незаметно улыбается. — Как же не понимаете? Я о той, на которой надпись. Кажется… «Всегда здесь для тебя»? — А что? — Ким смотрит выразительно. — Хотите себе такую же? Я постараюсь вспомнить, где её купил, и… Если там будет ваш размер… — Да, будьте так добры, — любезничает Ё Хан, чем ещё сильнее палится. — Не отказался бы от такой. — Дураки, — не выдерживает Элия. — Ладно Га Он, но ты-то чего к нему на «вы»? — обращаясь к дяде. Тот хочет сказать что-то в ответ, но девушка не даёт ему этого сделать — Расслабьтесь, я могу ещё некоторое время делать вид, что ничего не понимаю, если вам так будет легче. Хотя… Парные футболки — это, конечно, уровень, потому даже не знаю, сколько времени я смогу молчать… И Ё Хан, и Га Он смотрят на неё с непритворным удивлением и красными ушами, не в силах ответить что-то вразумительное. — И да! — восклицает Элия, вновь обращаясь к дяде, и кидает ему в руки небольшой бежевый флакончик. — Консилер для твоих отметин. Мне нет никакого дела, но, Ё Хан, ради всего святого, воспользуйся им, если соберёшься выйти из дома. Дьявольский судья улыбается и опускает глаза, ещё сильнее краснея ушами. Га Он проделывает то же самое. Элия закатывает глаза, но тоже улыбается, а неловкое молчание прерывает Юн Гук, заехавшая на огонёк и только что вошедшая на кухню: — Господин Кан, госпожа Элия, господин Га Он! Кажется, я придумала новый потрясающий рецепт! И дом для пятерых членов семьи наполняется искренним, добродушным, а главное счастливым смехом.