Ничья

      Когда Далер обессилено валится на скамейку, в ушах всё ещё стоит гул трибун, смешиваясь с шумом крови где-то в висках. В раздевалке непривычно тихо — первая ничья за последние два месяца. Радоваться особо нечему. Расстраиваться — тоже. — Ой, братцы, свет не мил, — рядом плюхается Караваев, драматично откидываясь назад и закрывая глаза. — Дать воду?       Андрей стоит напротив, откручивая крышку бутылки. Далер смотрит на него в упор, при этом стараясь, чтобы остальные не заметили, пытается поймать его взгляд, всё-таки ловит и чувствует, как сердце чуть сжимается. В карих глазах — в его карих глазах — тихая, спокойная грусть. Не глубокая, как будто тиктоки про котиков пересмотрел.       Только Кузяева это не успокаивает, ни капли. Андрей должен улыбаться, дурачиться, смеяться над шуткой Кары. Или молчать, или болтать без умолку, или танцевать, или смотреть эти дурацкие тиктоки. Что угодно, только не грустить.       Поэтому спустя минут двадцать, проходя от душевой к своему месту, Далер останавливается напротив Андрея, старательно отлепляющего от пальца пластырь, и спрашивает, почему-то понизив голос: — Всё в порядке?       Мостовой поднимает глаза и наконец-то улыбается, отчего в груди Кузяева кто-то случайно разливает тёплое молоко. — Да, конечно, — Андрей быстро изучает его лицо, как будто случайно скользнув взглядом по оголённому торсу, — Почему ты спрашиваешь? — Да просто, — Далер улыбается в ответ и, хлопнув ладонью по чужому плечу, быстро ретируется к себе. Не хватало ещё, чтоб кто-то их заподозрил.       Парни не спешат разъезжаться по домам, и время тянется до тошноты медленно. Кузяев, нетерпеливо поглядывая на пустеющие скамейки, перекладывает вещи по пять раз и долго болтает с Суторминым. В конце концов они остаются втроём, и на дружелюбное предложение Лёши их подождать Далер быстро — чересчур быстро, как ему самому кажется — отвечает, что не стоит.       Когда и Лёша уходит, Кузяев шумно выдыхает, не скрывая радости. За последние полчаса он уже достаточно насмотрелся на отстранённый взгляд Моста, чтобы понять, что тот всё-таки слукавил. Не всё в порядке.       Он яростно шуршит сумкой с вещами, пытаясь её закрыть, и чуть вздрагивает, не ожидая прикосновения к плечу. — Не дёргай, дай я, — Далер мягко, но настойчиво опускает руки Андрея и успешно застёгивает сумку. Разворачивается, приобнимает любимого за талию. Тело под его ладонями напряжённое, натянутое, как струна. Мостовой уже не пытается прятаться, смотрит Кузяеву прямо в глаза, демонстрируя всю болезненную тоску. — Андрюш, что случилось, ты можешь мне сказать?       Взгляд Далера случайно падает на широкий стол, и к нему вдруг приходит идея — странная, пугающая своей неоднозначностью, но неожиданно заманчивая. — Да блин, не знаю. Всё случилось, — Андрей тем временем окончательно сдаётся. Эмоции, так долго сдерживаемые, вырываются наружу, — Столько моментов не реализовал, ещё и ничья по итогу. И замена эта дебильная. Ужасно сыграл сегодня. — Ты хорошо сыграл, Андрей, — Далер притягивает его чуть ближе к себе и готовится долго и настойчиво успокаивать, — Сам говоришь, у тебя было много моментов. Ты старался, это все видели. А замена была тактическая. После неё же получше стало, реально. — Вот-вот, меня с поля убрали, и получше стало. Охуенный игрок… — Андрей бурчит, но Кузяев видит, что настроение у того уже улучшилось. Они слишком долго вместе, чтобы не чувствовать малейшие изменения в его состоянии. — Андрюш…       Далеру есть, что сказать. Он может приводить весомые аргументы, говоря о пользе Андрея для команды. Может экспертно оценивать его уровень игры в целом и в конкретном матче. Может просто восхищаться им и говорить какую-то идеализирующую, но всё-таки приятную чушь. Он может делать всё это. Но он выбирает другой метод — тот, который они почему-то редко используют и который не подводил ещё ни разу.       Сначала Андрей отзывается на поцелуй неохотно, давая понять, что настроение всё ещё шаткое. Однако спустя пару секунд, когда Далер не отстраняется, а лишь крепче обхватывает тёплые губы, Мостовой первый впускает язык в рот и сам придвигается ближе. Расстояние между ними схлопывается до миллиметров, и у Далера мелькает мысль, что именно из-за этого в раздевалке становится жарко. — Кузь, ты чего? — разрывая поцелуй, Андрей отстраняется буквально на пару сантиметров и смотрит на губы Кузяева. Его собственные поблёскивают от слюны и тянутся в широкой улыбке. Искренней. Счастливой. Буря медленно отступает. — Помнишь, тебе в прошлый раз на столе понравилось?       Глаза Мостового загораются вспышкой внутреннего света, и через секунду он смеётся, запрокидывая голову назад. — Ты серьёзно сейчас? — Ну да, почему нет? Ты… Ты не хочешь? — Далеру сразу становится неловко, он убирает руки с талии Андрея и думает отступить, ещё и стыд так не вовремя возвращается.       Но Мост не даёт ему опомниться и возобновляет поцелуй, по-хозяйски обвивает шею руками. Далер чувствует его эрекцию и улыбается в губы напротив от мысли о том, что Андрей почему-то всегда возбуждается быстрее.       Буря капитулирует, уступая место любви.       Они часто и шумно дышат, быстро раздеваются обратно и стараются не думать о том, что в любой момент кто-то может зайти. Член Кузяева тоже твердеет, и, когда Андрей сжимает его, мужчина не может сдержать стон. Слишком хорошо. Слишком странно и сумбурно. Это невероятно возбуждает.       Андрей торопливо стягивает с них обоих джинсы вместе с бельём, Далер кожей чувствует подрагивание его пальцев и, подхватив под бёдра, сажает его на стол, отчего тот издаёт полувздох-полустон.       Кузяев забирается пальцами под чужую футболку, целует любимого в шею и выдыхает куда-то под кадык: — Давай снимем.       Одним рывком Андрей снимает с себя футболку, Далер же запутывается в своей и, пока пытается стянуть ткань с головы, слышит, как что-то грохает. — Андрюш?… — Всё нормально. Я воду уронил.       Смешок застревает уже где-то между их губ.       Далер опускается на колени, проводит рукой по члену Андрея и осторожно, по миллиметру берёт его в рот. Тело под ним вздрагивает, выгибается, и крепкий торс, немного влажный, упирается Кузяеву в лоб. — Кузя…       Он концентрируется на руках Мостового, зарывающихся в волосы, на его шумном прерывистом дыхании откуда-то сверху и отсасывает медленно, наслаждаясь каждой секундой и возбуждаясь всё сильнее и сильнее. — Кузь, давай уже сам.       Далер выпускает член Андрея, слизывает капельку семени с головки и поднимается на ноги, целуя сосок и царапину в сгибе локтя. Мост притягивает его голову к себе, касается губ губами, задевает коленом его член, отчего у Кузяева по телу бегут мурашки, а в глазах на долю секунды темнеет. Андрей нетерпеливо ёрзает по гладкой поверхности стола и громко стонет, когда Далер шире развозит его ноги и аккуратно касается пальцами промежности. — Андрей, блин, смазки нет. — Давай мазь возьмём.       Кузяев, мысленно благодаря своего парня за сообразительность, хватает со стола баночку геля, предназначенного для мышц ног, бегло читает рекомендации к использованию и, не обнаружив ничего криминального, зачерпывает щедрое количество. Он медленно вводит один палец в тепло родного тела, ждёт, пока мышцы расслабятся, и внимательно смотрит в лицо Андрея. Веки сжаты, губы приоткрыты, на лбу испарина. — Ты такой красивый, — не выдерживает Далер и целует родинку на щеке. Мостовой отзывается довольной улыбкой. — Давай ещё. — Уверен? — Да. — Так не больно? — Нет, нет, супер.       Кузяев медленно, очень осторожно проталкивает палец глубже, ждёт ещё, потом, получив поцелуй и короткий кивок, добавляет второй и чуть разводит пальцы внутри. Мышцы сжимаются, Андрей шипит, и Далер замирает, заглядывая ему в глаза. — Ну как, родной? — Супер. Только подожди чуть-чуть.       Мостовой дышит часто-часто, снова целует Далера и вдруг, не разрывая поцелуй, двигается бёдрами вперёд, насаживаясь на пальцы внутри себя. Стонет Кузяеву в губы, прикусывая нижнюю. — Андрюш? — М-м, хочу тебя.       Далер как-то машинально двигает руку вперёд, вызывая стон, но через пару секунд вытаскивает пальцы, вытирает их о собственное оголённое бедро и придвигается ближе к столу. Андрей тоже двигается ближе, приподнимает бёдра и обхватывает ими Кузяева, руки отставляет назад, создавая себе опору. — Давай, Далер, пожалуйста.       Стол предательски скрипит, когда Далер входит в Андрея, но они этого не слышат. Мозг заливает возбуждение, Кузяев не видит, не слышит и не чувствует абсолютно ничего, кроме любимого, его упругих бёдер в своих руках, припухших губ и часто-часто вздымающегося живота с красивым, чётко очерченным прессом.       Далер двигается внутри глубоко, но осторожно, и эта неспешность распаляет ещё сильнее. Хочется брать Андрея всего, целиком, каждый миллиметр, хочется поцеловать всё, на что падает взгляд, но попадаются только губы, шея и плечо. И этого хватит. Мостовой не выдерживает первый — подаётся бёдрами вперёд, вызывая стон у них обоих, пытается увеличить темп. Кузя подхватывает заданный ритм и надеется только не кончить первым, чувствуя скорую разрядку. — Да, ещё, Далер, — Андрей хнычет, стонет громко, бесстыдно, окончательно сходя с ума от желания.       Страхи Кузяева оказываются напрасными — его любимый кончает первым, даже не прикасаясь к собственному члену, и Далер не может не гордиться, когда замечает это. Сам он держится не намного дольше, изливаясь внутрь Андрея после пары тяжёлых толчков.       Ноги дрожат и подкашиваются, в глазах — яркие цветные пятна, а прикушенная, видимо, в порыве страсти губа немного болит.       Он выходит из Андрея, тот садится, выпрямляя спину, и прижимается грудью к виску Далера. — Люблю тебя. — И я тебя. Больше не переживаешь?

***

      Кузяев, альтруистично вызвавшийся вытереть после них стол, догоняет Андрея в коридоре, когда тот общается с последними журналистами. — …Да, мы довольны. Ничья есть ничья. Мы показали хорошую игру, достойный уровень. — Что можете сказать по поводу своей замены? — У меня, как мне кажется, было много моментов, так что я доволен. Замена была тактическая. Так что нет смысла переживать.       Андрей улыбается журналисту и еле заметно подмигивает Далеру.