Выбор есть у каждого

Я вдохнула полной грудью. После узких коридоров и душных кабинетов кислород обретал вкус и запах. Я даже улыбнулась чудесному освобождению, но взгляд сфокусировался на выходе из двора школы, полуулыбка исчезла с моего лица. Около ворот школы-интерната стоял мужчина средних лет. Внутри всё сжалось в болезненный комок. Около ворот стоял отец... Я рванула с места к выходу с другой стороны, перепрыгивая клумбы, проскользнула под забором, оглянулась по сторонам и побежала дальше. Длинные волосы цвета вороного крыла мешали как никогда, в любом другом случае я бы остановилась и заплела их в хвост, но сейчас времени не было. Я перепрыгнула через низкий заборчик и подбежала к окнам общежития, зацепилась за пожарную лестницу, забралась на уровень третьего этажа. Окно в моей комнате было закрыто. Я чертыхнулась себе под нос и перебралась поближе к листам оцинкованного железа под окном. Я тщетно попыталась дотянуться до окна. Я посмотрела на соседские окна, они были приоткрыты, грех было не воспользоваться этой возможностью. Я зацепилась за оконную раму и сделала попытку залезть внутрь, стараясь лишний раз не смотреть вниз. Новые кроссовки бесшумно ступали по ковру. Послышались голоса, я стала носиться по комнате в поисках укрытия и в итоге решила спрятаться под кроватью. В комнату зашли два парня. Один из них сначала закрыл дверь, а потом и окно, сам того не подозревая, отрезая мне пути к бегству. Оба были мне смутно знакомы. «Неразлучные Никита-и-Макс» – называли парней. Неудивительно, ведь их родители были соседями и имели общий бизнес, что просто принуждало ребят дружить друг с другом с младенчества. – С Машкой дело дрянь, – сказал Макс другу. – Замути с Коваленко. Я ещё раз прокрутила в голове слова Никиты, но смысл доходил медленно, разрывая череп и капая на мозг. Дело было в том, что меня зовут Рита Коваленко. Я думала, что меня стошнит прямо здесь и сейчас, но попыталась подавить комок рвоты, подступивший к горлу. Одна мысль о подобных вещах выворачивала меня наизнанку. – Да ну, она мутная какая-то. Мне отец говорил, что её дядька в школу устроил, а своего отца она боится как чёрт ладана. При этих словах наступили одновременно облегчение и злость. Мне хотелось за эти слова набить морду Максу, не смотря на то, что последнее было священной правдой, я и вправду избегала встречи с отцом, ведь именно поэтому я сейчас сижу под кроватью и слушаю всякий бред. – Так ещё интереснее, – сказал Никита с непонятным мне энтузиазмом. Однажды, когда отцова мать была ещё жива, она сказала мне одну важную вещь: «Рита, запомни: твой отец всегда будет искать тебя. И найдёт, где бы ты ни была, – говорила она, немного подрагивающим голосом, – тебе важно быть сильной, девочка моя. Ты должна сопротивляться до последнего, пока не одержишь победы. Он может показаться хорошим человеком, но это не совсем так. Человек подобен луне — у него тоже есть темная сторона, которую он никогда никому не показывает. Так со всеми, даже со мной. Но не с тобой, ты особенная, у тебя только одна сторона... Ты, наверно, хочешь узнать, хорошо это или плохо? — в ответ я медленно кивнула, завороженная рассказом бабушки, — Я не могу тебе ответить, ничто не однозначно. Девочка моя, — бабушка крепко сжала мою ладонь, — если вступишь в эту войну, не забудь о матери». Бабушка была самой обычной старушкой, иногда говорящей странные вещи, но она была очень мудра, так что странности были позволительны. Я всегда слушала её истории и впитывала её мудрость, как губка. Я жила её мыслями и рассуждениями, а потом появились свои, и её выводы и рассказы перестали иметь значение, кроме этого. Сначала я пыталась впитать из этой истории больше, чем было в ней на самом деле, но в итоге решила, что это просто бредовая, но весьма поэтичная история. Но этот рассказ старушки так запал мне в душу, что просто не хотел уходить. Он напоминал мне о ней, подбадривал и действительно помогал, возможно, из-за слов о призрачной матери. — Ну чё, на нашу? — скорее утвердил, чем спросил Макс. — Погнали, — отозвался Никита. Парни вихрем выбежали из комнаты, на моё счастье, забыв закрыть дверь на ключ. Я зашла в свою комнату, взглянула на часы, чертыхнулась о потере времени и стала собирать вещи. Быстро закинув вещи в сумку, я пулей вылетела из общежития. Я побежала вперёд, стараясь не останавливаться. Я завернула за угол одного из домов и остановилась. Я сползла вниз по стене, тяжело дыша. Главное – добежать до квартиры Сергея Ивановича, а там он устроит её в новую школу... Я мысленно поблагодарила бабушку за то, что та позаботилась о моих юридических правах. Если бы я верила в Бога, то поблагодарила бы и его за порядочного юриста, который попался моей бабушке. Я встала, пошатываясь, пошла к дому юриста, точно зная, что на бег мне не хватит сил. Осень в этом году наступила поздно. Но была она невероятно красива, чем компенсировала своё позднее появление, как голливудская звезда на какой-нибудь вечеринке. Я шла по дворам, опустив голову. Потому и не сразу заметила, что меня окружает туман. Туман прилипал к коже, проникал в лёгкие, обжигая их и заставляя заливаться кашлем. Глаза застилала пелена слёз. Ноздри улавливали гарь. У меня создалось ощущение, что меня окружает бесконечный туман и едкий дым. Я услышала шаги. Мою руку крепко схватили и сдавили. Я вырывалась, пыталась кричать, что не получалось и сдавленного крипа. Туман поглощал все звуки, а я не была уверенна, что вообще их издавала. Я увидела четыре фигуры, выплывающие из тумана. Моя тоненькая фигурка пыталась вырываться, но тщетно. Мне завернули руки за спину и надавили. Потом меня схватили за шиворот. В этот момент я услышала пронзительный женский крик. Мой крик. Я упала на землю. Моё содрогающееся тело сделало попытку подняться на локтях, но без толку. Четыре фигуры склонились надо мной, неодобрительно покачивая головами. — Это не она, — заявила одна из фигур. Наступила темнота. Я больше не слышала и не видела никого и нечего. Я прижала колени к подбородку, когда услышала голос. — Потерпи немного, — приказал голос. Я сидела, прижав колени к подбородку около получаса, прежде чем до меня дошло, что я наяву. Вокруг был всё тот же всепоглощающий туман. — Тебе повезло, Рита, — сказал смутно знакомый мне голос откуда-то из-за спины. Я повернулась. Отец стоял за моей спиной. Голова болит ужасно, синяк на скуле ноет, белоснежная куртка испорчена, на теле наверняка обнаружится огромное количество кровоподтёков, а отец стоит перед ней, собственной персоной. Куда ещё хуже? — Ты можешь оставить меня в покое? Почему ты преследуешь меня?! — Не могу, потому что я люблю тебя, — охрипшим голосом сказал отец. Мне вспомнились времена, когда в пятилетнем возрасте я забиралась к этому человеку на колени и тёрлась о его трёхдневную щетину. На глаза навернулись слёзы. — Я знаю, у нас давние разногласия, но ведь ближе друг друга у нас никого нет, — сказал отец, готовый в любую минуту разрыдаться. — Ты никогда не любил меня. Твои любовницы были тебе дороже меня, с мамой ты наверняка поступал так же! — выпалила я, вскочив на ноги. — Хорошо, — беспристрастно ответил отец. Какой же он был жестокий. Бабушка говорила правду... Тело парализовала боль. Снова наступило беспамятство. Беспамятство, оказывается, имеет вкус. Иногда оно отдаётся горечью во рту, а иногда сладостью, как кусочек сахара.