Чувствовать заново

Николай Сибиряков всегда старался держать эмоции под контролем. Раздражен он, опечален, удивлён или радостен - лицо его почти никогда ничего не выражало, он старался быть выше этого. Настоящего его видел разве что Матвей - Томск практически заменил ему отца, тогда как другие относились к юному миллионнику с предубеждением и даже иной раз не скрывали своей неприязни, но с ним он мог немного побыть собой без этих масок. Они оба знали, что любая эмоция и настроение - это всего лишь игры нейромедиаторов в крови, но отношение к простой истине у них было разное - если бы Новосибирск мог, он бы избавился от них, чтобы ничего не мешало ему работать, думать, изобретать, а оступаясь анализировать ошибки и идти дальше. Без эмоций всё было бы куда проще, и не было бы так больно и обидно сейчас. Какой вообще смысл существования городов, если они ничем не отличаются от людей - им свойственны их чувства, их пороки, даже бессмертие вещь весьма условная, если углубиться в историю? И сколько бы Коля ни пытался отодвинуть от себя всё мирское, человеческая природа все равно брала верх, и поэтому вместо того, чтобы изучать свои промахи, допущенные при создании новой вакцины, он стоял и смотрел на простирающуюся у его ног Москву, рассуждая о всем подряд, но не о деле. По правде, хорошо бы было собрать прилетевших вместе с ним сотрудников Кольцово, сравнить показатели их продукта с принятым "Спутником-V", но... какое это уже имело значение? Молодой вирусолог понял, что ему жаль не того, что их вакцину не приняли, а скорее потраченных в пустую сил и времени. Все эти разработки полетят в топку после стольких бессонных ночей.. Будь его воля, он бы не задерживался в столице ни секунды, но Московский настоял на том, что команде нужен отдых, и отправил всех в отель в Сити, где теперь юный учёный не находил себе места, ведь от собственных мыслей не убежишь. Матвею о своём фиаско он писать не стал - в Сибири было уже раннее утро, да и зачем? Он уже знал, что тот скажет что-нибудь ободряющее, сделает вид, что не расстроен, улыбнётся, но глаза выдадут... Он будет разочарован. Для всех Николай был помехой или разочарованием - слишком слабый для роли центра округа, слишком выделяемый Москвой среди остальных за Уралом, слишком "не-от-мира-сего", как говорили за спиной... Что уж говорить, если он даже в своей стихии умудрился облажаться? От усиленного самокопания отвлек стук в дверь. Стрелка часов уже перевалила за полночь, но Коля лишь приподнял бровь и крикнул "Войдите!" На пороге стоял Москва собственной персоной. - Спишь? - спросил он, не задерживаясь в дверях и не разуваясь проходя вглубь просторного номера. На губах лёгкая полуулыбка, из укладки ни волосинки не выбилось, движения раскованы, в руке - запечатанная бутылка шампанского. Просканировав начальство взглядом, он отвернулся обратно к окну, выдохнув тихое "Нет" скорее пространству перед собой, чем его человеческому облику. - Расстроился? Сибиряков на этот раз даже шевелиться не стал  - зачем задавать вопрос, если знаешь на него ответ, а Михаил знал, в этом Коля не сомневался. Он мог бы просто сказать, что чувствует, но не хотелось ни говорить, ни кого-либо видеть, поэтому оставалось только ждать, когда Москва соизволит перейти к причине своего визита, но он лишь молча открывал бутылку у него за спиной. - Что-то хотели, Михаил Юрьевич? - Новосибирск старался звучать вежливо, но получалось плохо. - Хотел. - ответил тот, подходя ближе и протягивая бокал с алкоголем. - Поздравить с победой. Сибиряков вскинул бровь. Москва отмечал, как тот мило выглядит, когда сердится, в нем пробивалась сила, которую Московский пытался взрастить в нем, медленно, по капле, но он знал, что с течением времени его наукоград ещё покажет зубки, нужно было только подождать. В конце концов, он и в правду ещё чересчур молод. - Издеваетесь? - процедил учёный, буравя взглядом улыбочку столицы. Он знал, что пытаться прочесть эмоции Московского безполезно - тот скорее сгорит в пятьдесят восьмой раз, чем откроется кому-то. И в этом они были похожи. Да и не только в этом, если подумать. Москва не стал для него кумиром, но стал тем, на кого стоило бы равняться, и порой копировал повадки Москвы даже того не замечая. Даже облик города был больше похож на столицу, тогда как Томск продолжали называть сибирским Петербургом. Стремления и амбиции, перфекционизм и резкость - все это было в нем от Москвы. Или для Москвы. Когда-то Московский разглядел в нем потенциал, финансировал проекты, и теперь Коля изо всех сил пытался соответствовать ожиданиям. Сколько себя помнит - перед глазами уравнения химических реакций, а за спиной - Москва, контролирующий его обучение, а потом работу. И вот они стоят лицом друг к другу, а в голове набатом стучат злобно брошенные слова Красноярска. "Ты ягненок, который не знает, зачем его кормят" - Отнюдь. Комиссия посовещалась и мы решили принять в эксплуатацию все вакцины, вашу в том числе. На экспорт она, конечно, не пойдёт, но в пределах страны - пожалуйста. Коля был рад, хоть осадочек от минувшего дня и остался. Он дёрнул уголком губ в подобии улыбки и кивнул. Москва мог на это лишь закатить глаза. Оставив бокалы в сторону, он приблизился к Николаю и сгреб того в объятья. Он знал, что у мальчишки блеснули счастьем глаза, хоть из-за плеча этого не было видно. Он пропустил меж пальцев пушистые волосы Коли, которые никогда не лежали и делали своего обладателя похожим на въерошенного воробушка. Ну, или на безумного учёного. Москва знал, что вина за трудоголизм и алекситимию Коли лежит на нем. И он собирался научить этого мальчишку чувствовать и радоваться заново.