Горящая сердцевина

Когда Эстелла была маленькой, Джаспер показал ей дерево, в которое ударила молния. Оно стояло, как живое, и только острый запах палёной древесины говорил о неладном. Эстелла ещё никогда не видела такого чуда. Она прикоснулась ладошками к коре и ощутила тепло, исходящее от дерева. — Оно всё ещё тлеет изнутри, — с видом знатока сказал Джас. — Но если посмотришь наверх или под самый корень, то увидишь, где прошла молния. Смотри там угли образовались. Самое яркое воспоминание из детства. Самое приятное. Необычное. Завораживающее. Спустя много лет сменившееся на другое яркое. Знакомство с баронессой фон Хеллман. Нет. Это не было обычным знакомством, какое может себе представить любой человек. Баронесса обратила внимание на Миллер и, не зная её имени, пригласила на работу в своё ателье, потому что Миллер испортила витрину дорогого магазина. Яркая особенная женщина, такая же восхитительная, незабываемая и необычная как тлеющая сосна из детства. И такая же пылающе тёплая и при этом обманчиво живая. Глаза Хеллман были мертвы. От них тянуло холодом. От её взгляда хотелось укрыться. При этом бешенность темперамента, бешеная скорость в работе создавали ощущение жара. Миллер поняла что пропала, когда ей захотелось во всём копировать баронессу. Пусть это желание было безсознательным. И пусть в нынешней жизни и нынешнем образе Эстелла не смогла бы этого сделать. Но желание было сильнее. Сначала походка, умение держать осанку. На работе приходилось скрывать и то, и это. Затем изменениям подвергся рабочий стол в комнатушке на самой крыше. Да, не такой богатый, но такой же упорядоченный. И под конец на лице плотно засели очки с леопардовым принтом, не такие стильные как у баронессы, но неуловимо похожие. Эстелла не заметила как со временем плотно влилась в жизнь баронессы. Повсюду следуя как тень. На повседневное: Эстелла! С улыбкой и карандашом, чертя в планшете образ света. Она жила так каждый день, служа и разумом и телом, за баронессой с хмурым лбом бродила чуть не до рассвета. Постепенно она стала частью мебели, домашнего обихода, что-то сродни личному слуги, но не камеристка и не секретарь. Со временем Эстелла поняла, баронесса любуется ей точно также, как когда-то любовалась она. И если для впечатлённого природным явлением в детстве ума баронесса представала удивительным деревом с горящей сердцевиной, то вот понять, что же видела всея владычица моды в некрасивом помойном утёнке, коим мнила себя Эстелла, было сложно. Но баронесса смотрела, желала чтобы Миллер всегда была рядом. Всегда. Иногда это доходило до абсурда. Эстелле было неприятно узнавать некоторые вещи. Но теперь она понимала, почему баронесса не любила женщин и постоянно ругалась с горничными. Почему её окружали одни мужчины. Эстелле было не по себе от этого знания. Всех женщин фон Хеллман патологически ревновала к своей красоте, а мужчины, что всегда стайкой кружили вокруг, в основном были её любовниками: и охрана, и секретари, и дворецкий Джон. Ох, уж эти мерзкие звуки. Ох, уж это требование нахождения Миллер рядом, всегда, везде. Эстелле не хотелось знать, что там произошло между адвокатом Роджером и её светлостью, что последняя огрызалась на несчастного за малейшее прикосновение. При этом всё время приказывая ему то помочь надеть туфли, то снять кулон. Горящая сердцевина внешне приличного модного дома и дома фон Хеллманов. Горящее нутро баронесса часто и обильно заливала водкой. Забавный выбор для английской леди. Под возлияния она любила поболтать. Болтала она всегда с Эстеллой. Это было странно, что её баронесса никогда не ревновала. Казалось, наоборот, она хотела быть только ближе. Что её притягивало? Со временем Эстелла поняла, что её начало жечь. Она больше не могла и не хотела быть в доме Хеллман, слышать постоянные звуки коллективного траха. Видеть собак, что ещё с детства внушали неосознанный страх. Но самый натуральный ужас она испытала после очередного откровения пьяной кутюрье. У баронессы была дочь, странная, нелепая. Леди избавилась от неё, пытаясь скрыть от супруга такой позор, отдав горничной, выгнав последнюю из дома. Но муж от новости, что ребёнок не выжил, внезапно скончался. Спустя пять лет горничная вернулась, принесла фамильный кулон, что был при девочке. Денег просила, не смогла позаботиться, не смогла стать матерью. Нутро взревело, и баронесса, разгневанная тем, как нагло и вероломно ей были вынесены претензии и угрозы, спустила собак, думая, что только напугает. Бывшая горничная оступилась. Кулон остался в руке баронессы, горничная упала в море. Что стало с девочкой — загадка. Вина повисла на шее вместе с кулоном. Взволнованная Эстелла, с горящим нутром, вернулась к парням в лачугу под самой крышей, что служила им домом. Прошла по старым доскам, скрипя шпилькой в идеальности выпрямленной спины с холодным тяжёлым взглядом. Села за стол с идеальным порядком и скрестила руки столь похоже, что если бы не возраст, одежда и волосы, то отличить от Хеллман было бы невозможно. И снова то дерево. Снова воспоминание из детства. Джаспер, тогда казавшийся высоким как пожарная каланча и умным как энциклопедия. И, словно вслед мыслям, Джаспер с двумя чашками чая. Хораса дома не было. Копался с машиной, что раздобыл в чьём-то заброшенном гараже. Чай остыл, а двое на постели разгорячились настолько, что одежда стала помехой. И тут Эстелла поняла, поняла насколько они похожи. Горящая сердцевина дерева и горящее нутро фон Хеллманов. На следующий день Эстелла перекрасилась в свой натуральный. Джаспер смотрел молча, думая о том, что сказать. А Хорас рассказывал, как ему казалось, интересную историю о восстановлении названия машины. — Прикинь она ДЕвил называется, — шутил он, не понимая кому в голову могло прийти такое название — Не ДЕвил, а Де ВИль, дурачок, — поправил его Джаспер. — Название-то французское. — Де Виль? — спросила Эстелла. — А мне нравится. — Что нравится? — спросил Хорас, в непонимании почёсывая затылок. — Круэлла Де Виль, — загадочно и тихо произнесла она. Джаспер, расслышавший слова Эстеллы, нахмурился. — Что ты собралась делать? — Историю, мой дорогой, историю, — сказала она и странно жеманно улыбнулась, являя собой сосредоточие секса и опасности, точь-в-точь как баронесса фон Хеллман.