своё-чужое

Что ж. Это все же случилось. При том, что вкусы у них кардинально различались - Олег предпочитал миловидных блондинок, а Саша - не менее миловидных брюнетов, - это случилось. Такое случалось и раньше. Олегу срочно нужно было поиграть в дудл джамп, а Саше отправить пару нюдсов тогда еще девушке. Планшет в их доме был лишь один. Фоткать хуй на компьютер Саша из уважения к родителям и по причине неудобных ракурсов не решался. Тогда Олег долго-долго тыкал на девять точек ввода ключа и блокировал несчастный престижио на ближайшие часа четыре, мстя более взрослому и более влиятельному братцу за то, что забрал планшет. Сейчас тыкать было некуда, только себе в глаза, чтобы не видеть этого пиздеца больше никогда. Потому что их нынешний престижио обладал по-блядски черными шальными глазами, тонкими запястьями и обещанием в случайных касаниях. И ими. Обоими. Даже братец, повзрослевший со времен нюдсов по вк и превратившийся в гуру любовных интриг, секса и сведения с ума, безбожно - еще бы, сраные чернокнижники, - тек по своему юному коллеге и имел бессовестность это даже не скрывать. Так что когда это чертово проклятье будто невзначай опустило узкую ладошку ему на колено, Олег даже успел со злорадством вспомнить все разы, когда Саша сжирал последний кусок торта, пиздил его чистые шмотки с сушилки и стебался над ним чуть ли не в прямом эфире. Вот тебе, мол, сорокалетнее что-то там, и Олегов день. Поначалу Дима не воспринимался более, чем средство, чтобы опустить с небес и снести корону Саше. Когда Олег проснулся от громкого мата откуда-то с кухни, где нашел Диму, всего в полусырой овсянке и облитого молоком, со щенячьим взглядом и словами: "Ты сказал вчера, что хочешь на завтрак кашу, так что я решил приготовить, а не заказывать. Хотел сделать тебе приятно, и немножко не вышло", когда обнаружил себя слизывающим эту самую горькую овсянку с чужих губ, тогда прозвенел звоночек, оповещающий, что, мол, заигрался чуток, мой хороший. Не рассчитал количество тыков и заблокировал себе мозг, иначе как объяснить, что когда Дима смотрит чуть виновато, пьяно и с молчаливым обещанием, не вставая с колен и по-блядски убирая руки за спину в замочек, мысли превращаются в сплошное ыыыыыаааааэээээээмммм..? Вот так оно и бывает, сначала ты по приколу сосешься на бухиче с незнакомым тебе пацаном, а потом обнаруживаешь себя сидящим в сашкином гейском тиндере, сначала по приколу флиртуешь, чтобы старший братишка смотрел и завидовал, а потом скрипишь зубами, когда кто-то смеет касаться Димы, обижать его и делать весьма однозначные намеки о том, как он выиграл двадцатый сезон. Иногда, когда они с Сашей пьют чай в мастерской, Олег несильно тычет его тапком под столом за пагубное на себя влияние. Саша только широко улыбается, во все не-свои тридцать зубов и два игривых клычка, и самодовольно припоминает Олегу, как тот ходил с пацанами пидоров пиздить. Олег в ответ тычет пидора под столом еще сильнее, потому что самое пидорское в Саше не то, что он жопу подставляет(было бы странно думать, что его манерный, сладенький братишка сверху, странно вообще думать, как ебется твой брат, но Олег думал, потому что со странностями он на "очень, блять, приятно познакомиться"), а то, что прав всегда, о чем бы речь ни шла. И бесит этим невыносимо. И только когда он принимает уже тот факт, что вляпался в красивое и изящное чернокнижное существо поболе желания доказать Сане, что он не хуже, вышеупомянутое существо после утреннего минета любезно сообщает ему, что малость не моногамно, и уходит в душ, сверкая маленькой красивой задницей и оставляя Олега тупо пялиться в скриншот переписки, где сверху выведена родная фамилия Шепс и еще более родное, ебучее имя Александр, который даже тут умудрился его переиграть. Сначала руки чешутся вежливо спросить, не спит ли Саша, и уточнить, не охуел ли он уводить у него парня, но пока Олег обтекает, переживая одно из самых конченных своих утр и упиваясь своей никчемностью, когда есть его потрясающий старший брат, идеальный до ужаса, горячий, притягательный и знающий, как все сделать по красоте, из душа возвращается Дима, выглядывая из-за угла со шкодливой улыбкой. - Морду бить не будешь? - немного иронично, но все равно настороженно интересуется он. - Меня гримеры за засосы ебут только так, если сломаешь нос, Танечка меня проклянет без всякой магии. Олег только хватает подушку, прижимает ее к лицу и воет. Ебаное блядство. Дима присаживается рядом и осторожно ведет ладонью по голому плечу. Сейчас бы сбросить ладонь, но в отдохнувшем теле сил никаких, так что он просто мысленно обзывает себя слабохарактерным говном, которому не хватает решимости уехать куда-то в Шотландию, смастерить себе хижину в лесу и ебаться с лесными духами, которые точно не могут сравнить его со старшим братом. Подушку отнимают тонкие татуированные пальцы, и Олег тихо стонет от резких солнечных лучей, светящих прямо в глаза и красивого лица напротив. - Уйди, чудовище. Дима - внебрачный сын Сатаны и Афродиты - улавливает, что бить его никто не собирается и ложится рядом, целует в линию челюсти, не поворачивая к себе, не провоцируя на злость, лижет кадык, обводит языком ключицы и наконец укладывает голову на грудь, тихонько сопя и этим убивая в Олеге то, что в народе называют чувством собственного достоинства. - Игра какая-то что ли? Челлендж типа? Два по цене одного? Вообще-то, если отбросить весь юмор, через призму которого он пытается рассмотреть эту ебаную во всез смыслах ситуацию, ему по-человечески хуево. Природа может одарить тебя смазливым ебалом и нихуевыми способностями, но какая от них польза, если мозгов нет, раз он не почувствовал что-то не то до тех пор, пока ему об этом прямо не сказали. - Не игра, - неожиданно серьезно и тихо признается Дима. - И не челлендж. Ведешь себя так, будто это у вас впервые. Что ж, невероятно, но факт. Такое и правда впервые. - Вы ведь как близняшки в порно, только не в порно и не близняшки. Еще круче, и каждый по-своему охуенный. Не только в сексе. Во всем. Я пытался выбирать. Не получилось. Но ведь можно и не выбирать, да? - с надеждой пищит Дима. На этой вымученно-позитивной ноте Олегу в голову приходит мысль. Интересно, а Сашка-то в курсе, что он не единственный в кои-то веки? Он не особо был осведомлен о его личной-непубличной жизни, пытался посмотреть, когда вечно жизнерадостный Саша прилетел домой, как побитый котенок, и пару дней не выходил из своей комнаты, баюкая свое горе под саундтрек "Четырех свадеб". Пытался, да. На третий день Саша встал с кровати, коснулся его лба одной рукой, второй сжал ладонь, что-то шепнул на ухо, и с того дня и пока брат не уехал, Олег не видел вообще нихрена, будто отрезало. Урок был усвоен, больше в бурную личную жизнь Саши Олег лезть не рисковал. И все же был уверен, что группового секса у того было достаточно, а вот делить кого-то в отношениях он не допускал. Слишком уж любил быть в центре. Да знал, как не знал. Наверняка, еще и радовался поводу приструнить внешне самоуверенного младшего братишку. Самосовершенствуйся сколько хочешь, ты интересен лишь в комплекте. Но Саша, как оказалось, не знал. Воспринимал флирт как провокацию, как шутки или еще что-то, в общем, и не предполагал, что предприимчивый Димочка предпочтет заткнуть дырку - в душе, как завещал ЛСП - двумя, а не одной. Олег, конечно же, завтракает вместе несоленой яичницей с тостами, потому что готовит Дима по прозвищу проститутка на кухне, а сам он не в состоянии прервать свой тремор. Потом Матвеев, тревожный и робкий, уходит, и Олег дает самобичеванию карт-бланш и продлевает подписку на тремор, самозабвенно напиваясь под "Пустяк". Пьяными обычно звонят бывшим, но Олег звонит Саше, потому что тот хуже всех его бывших, потому что он вечный и на том свете, наверное, будет самым лучшим прахом, самым явным призраком и самым доебистым братом. И, к сожалению, самым любимым. - Звонишь сказать, какая я сука, и как ты хочешь разбить мне ебальник? - голос у Сани не пьяный, наоборот, серьезный больше некуда, грустный и не по-хорошему горький. Олег даже не пытается притвориться трезвым. - Ебальники бью только за тебя, не тебе, сука ты такая, - бубнит он, мысленно возмущаясь. Что у него за репутация такая? Кастет и юность по подворотням остались в Самаре, чего они все боятся? - Ну да, сукой назову. Как дела-то? Он и сам не знает, зачем позвонил, может, убедиться в том, какой Саша эгоистичный уебок и как ему хорошо оттого, что Олегу хуево, но, оказывается, хуево им обоим. Они делили пополам Диму, теперь делят боль по Диме. Судьба - мразь с недотрахом, иначе почему она так ебет ему мозги? Саша кашляет в динамик, шмыгает носом под завывания ветра и молчит так, что слышно, как он затягивается и выдыхает дым. Курит. - Если решил помереть от воспаления легких, не забудь завещать мне все свои деньги, я тебя за свои хоронить не буду, - предупреждает Олег. Не похоронит. Как бабка из фильма, спрячет у себя в квартире и как сумасшедший будет каждый день носить ему сладкие булочки с посыпкой из пекарни и кокосовый раф. - Волнуюсь, - говорит. - Вот думаю, какую оценку поставишь. Олег вздыхает. Черт, ну почему всё дерьмо всегда происходит за день до съемок? - А какую ты хочешь? - Д-десять, - зябко шепчет из динамика сашин голос. Олег закатывает глаза. - Уйди уже с балкона, пока Новоселова не пришла и пиздюлей не дала. Дверь послушно хлопает, и ветер затихает. - Знаешь, сколько поставлю? - не знает, не гадалка же. - Пять. Ты заслуживаешь столько. Правда. В ответ лишь шмыгают носом. - Ставь десять, - смеется Саша. Олег наслаждается этим звуком. Он не радостный, но по-своему приятный, низкий и мягкий. - Остальное оставь себе. - Мама учила делиться. - А я не нуждаюсь в остатках. Вот и поговорили. Наутро голова болит не столько от бухла, сколько от нежелания ехать в усадьбу и светить лицом перед людьми. Олег мешает обезбол с эспрессо, а холодный душ с уборкой спальни, но мозг почему-то не спешит прочищаться. Он прячет свою тоску по прозрачному счастью под кепкой с капюшоном, протискивается сквозь толпу и вваливается в уже полную гримерку. У его местечка за столом уже валяется черный маркер, конверт с фотографиями и крошечный аметист - от этого неприятно щемит сердце, будто ты пнул бездомного котенка ботинком в мягкий животик, а он все равно ластится к ногам. Он прячет камешек в карман на груди, у глупого сердца, а сам выводит Владу красивую десятку, потому что две другие фотографии жгут ладонь через непроницаемый конверт. - Чего ты мучаешься, господи? Как будто от этих оценок че-то зависит, - Надежда Эдуардовна появляется изниоткуда, садится рядом, смотрит исподлобья. - А, так тебе вчера весело было, дружок. А я думаю, че тебе Сашка камушки подкладывает. Заботится, видишь. Ругайся-бранись, чужой не приставай, - она по-доброму смеется, и Олегу становится еще хуже. Будто и не было бесконечных стебов, легких принижений и показательных порок. Один жалкий аметистик от головной боли, и что тебе, для родного брата парня жалко? Боже. Это даже звучит ненормально. Олег окончательно путается с оценками и уходит на грим. Пожалуйста, скройте с его лица вселенскую заебанность, если такой тональник вообще где-то продают. Дима стоит совсем близко, оба они близко, но Саша поближе, у сердца, малюсеньким камешком расплавился и обернулся вокруг, сжал туго-туго и не отпускает. Дима - он другой. Для него будто и не происходит ничего сверхъестественного, ему привычно знать, что из-за него у двоих присутствующих сердце бьется чаще, только у Олега оно тяжелое, и бьется медленнее. Олег показывает десятку. Саше. Потому что нельзя так жить, нельзя быть частью друг друга, надо как-то разорваться, разлепиться, и Олег отрывает от себя Диму, вытаскивает предательскую девятку, отдает их друг другу. У кого-то в крови чувство, что мир ему принадлежит, а кто-то рожден, чтобы вечно уступать. И не будет иного, пока они вместе. Рядом, то есть. Саша десятке по-детски рад. Олег улыбается. Чувство собственного превосходства, ну надо же, есть ведь что-то вечное. - Пришел, увидел, победил, - давит он из себя и косится будто на Сашу, но сам цепляет краем глаза Диму, а у того глаза все еще немного влажные, и вних плещется что-то такое настоящее, искреннее, так что олегов план все же уйти в шотландские леса машет рукой. И оценки эти ничего не значащие его погоняют. Что ни говори, а возраст - мудрость. Что за женщина эта Надежда Эдуардовна. На перерыве они с Сашей снова садятся на любимое место, Олег уплетает котлетку с гречей, а Саша какой-то вычурный салат, чтобы кожа была лучше. По скромному мнению Олега, чтобы кожа была лучше, надо хорошо кушать, и тогда все будет хорошо даже у Кощея на минималках читай Саши. Вот Олег хорошо кушает, много, но все равно как-то упускает момент, когда между ним и Сашей на стол приземляется знакомая задница, а ее обладатель наглейшим образом переводит взгляд с олеговой падающей котлетки на Сашу, в ахуе застывшего, но продолжащего механически нанизывать листья салата на жалобно скрипящую пластиковую вилку. - Я умру, если вы не сможем общаться как раньше из-за этой хуйни, - доверительно сообщает Дима, скрестив руки на груди. - Давайте либо нет, либо да, и уже чтобы оно, ну вы поняли. Саша отмирает. - Какая же ты блядь невыносимая, - бурчит он сквозь зажеванные листья салата, и Олег с ним целиком и полностью согласен. От Саши такое признание вдвойне ценнее, ведь он сам доктор блядских наук. - Знаю, - соглашается Дима. - Но он да, и ты, надеюсь, тоже, потому что я хочу, чтобы вы оба да, и чтобы получилось три да. - Ебена мать... - тянет Влад с противоположного угла комнаты. - Анатолий в шоке, как вы эту ёбань будете распутывать. И только в этот момент приходит осознание, что гримерка не пустая. К ним уже бежит Лина, узнавать, что же за ебань, но Дима проворно спрыгивает со стола и двумя пальцами показывает сначала на себя, потом на Олега, а потом на Сашу. Олег обреченно отодвигает контейнер с гречей и во всеуслышание заявляет: - Чтоб вы знали, я невероятно заебался. Саша согласно хрустит болгарским перцем. - Да, - громко добавляет он. Дима блестит черными глазами, переводя их с одного Шепса на другого. Олег тихонько вздыхает. - Блять... Ну, раз да, тогда да. Саша возвращает ему гречу и, пока еще неуверенно улыбаясь, предлагает покурить вместе, прежде чем выдернуть у него из рюкзака сигареты и увлечь за собой Диму. Олег вздыхает еще раз. Ну совершенно не выходит разъединиться, когда между вами больная драма с моралью про уверенность в себе и задница Димы Матвеева.