gently

Кори хотел высказаться на предмет того, как его заеб весь этот тур, и у него это получалось, пока они всей своей толпой сидели в битком набитом трейлере; бурное негодование Кори как-то по-особенному сопровождалось тем, что Джои нарочито громко хрустел чипсами, как бы одним только своим взглядом говоря «да пошел ты нахуй!». Вместе с ним рядом сидел Пол, разумеется, и, может, как раз поэтому пизденыш предпочел не высказываться в свойственной себе манере. Можно сказать, присутствие Пола ему в принципе жизнь спасает, но ты попробуй ему доказать что-то — Джои потом не упустит ни единой возможности открутить тебе яйца. Поэтому есть Пол, который помогает Джои не растрачивать всю негативную энергию — вместо этого оба ебашут в студии до посинения, и когда-нибудь кто-нибудь из них обязательно заикнется о том, что они слишком много въебывают, в отличие от всех остальных. Остальных — это условно. Кори же знает, о ком идет речь. Когда пришел черед распределяться по комнатам в скромном мотеле, Кори готов был повеситься, потому что черта с два он с кем-то сегодня поделит кровать. В итоге Джим добил его своей рациональной прямолинейностью: — Хорош психовать. Это не поможет, сам знаешь. Кори не стал с ним спорить вплоть до того, как тот повернул ключ в скважине их номера — и только тогда Кори вынул язык из жопы: — Тебя самого не заебало? Джим посмотрел на него серьезно: — Что именно? Кори закатил глаза, зачесав волосы назад: — Да ты понимаешь, о чем я! О том, что мы им нахер с тобой не нужны, и они точно уже ищут нам замену. Да за кого они нас... — он схватился за шею, на долю которой за последние дни пришлось немало дерьма, она болела пиздецки, это хуже недельного похмелья с непрекращающимся токсикозом. — Сука!.. Джим бросил затею расхечляться; да и зачем, если наутро или слегка погодя им один хер опять паковаться в длинный путь-дорогу? Джеймс оказался рядом с ним, придержав Кори за плечо, выдохнув отчего-то несмелое: — Кори? Ты в порядке? Как бы Кори сейчас бы ни думал высказался о своем состоянии, ему бы не поверили. Потому что Джим слишком хорошо его знает, и Кори боится, что рано или поздно тот научится проникать ему в башку так глубоко, что он сможет прочитать каждую из его мыслей. Поэтому с уст слетает сокрушенная правда, хотя и нежеланная: — Шея. Это пиздец какой-то... блядь... — Так дай я размину. Тебе нужно расслабиться. И вот почему Кори отчаянно желал остаться в одиночестве хотя бы сегодня. Потому что кто-то сверху решил, что так будет правильно — приставить к нему долбаного ангела-хранителя в лице Джима. Не подумайте никто дурного; Кори ценит поддержку Джеймса, Кори ценит Джеймса в принципе, вы себе и вообразить не можете, насколько ценит... только вот если в этом хоть раз признается вслух, то пиши-пропало. Но отказываться все-таки не стал. В конце концов, он пиздец как устал, вообще вот за все это время, у него никто не спросил иной раз, как у него дела. Кроме Джима, конечно. И Пола, но Пол спросил один раз — и то только потому, что зашел как-то отлить, а вместо этого имел не самую высокую честь наблюдать скрючившегося в три погибели Кори, которого в тот ебаный вечер рвало что есть мочи, так что в такой ситуации и грех не поинтересоваться. Потому что никому не придется на руку смерть вокалиста в самом разгаре тура. Но сложно думать о конце, когда твое начало еще продолжается, потому что сильные руки Джима, тем не менее осторожно и даже нежно сминающие кожу, ощущаются прям как надо, без всякого стеснения заебись. И Кори подтверждает это как может, извиваясь в небывалом красноречии: — Ох, блядь... вот так, да-а... это пиздец какой-то, Джим, давай еще левее, блядь, левее... Кори чувствует, как начинает загораться вообще всем своим телом, хотя ловкие пальцы стимулируют приток крови только внутри шеи, которую растирают как раз лихо, добротно, огрубевшие после чрезмерного гитарного задротства. Джим ведь тоже заебался, только молчит об этом, и Кори порой чувствует себя сволочью из-за этого — за то, что толком не интересуется. Но Джим сам виноват, потому что хуй что расскажет, так? Кори прижат спиной к чужой груди, ноги переплетены с чужими, Джим раз от раза касается его кожи недельной щетиной, от которой просто не было времени (может, и сил) избавиться. Но так хорошо. Кори нравится чувствовать на себе Джима. Тот не знает — и пускай не знает. Неведение Джима идет Кори на руку. И как бы ни хотелось раствориться в ощущении целиком, свой разум Кори заткнуть не может: — Но все же, ты не думаешь, что нас могут скоро послать на хуй? Шон не моргнет, а все остальные ничего толком сделать не смогут, ибо находятся тут, как выразился Крис, «на птичьих правах». То есть, если перевести, а тем более перевести на язык человека приземленного, коим Кори все еще себя считает, то это значит: обосрешься — дороги назад больше не будет. Джим вздохнул, чуть ослабив хватку на плечах Кори, но при этом не переставая массажировать: — Мы пошлем в ответ, — он устроил подбородок на макушке Кори, и тот хотел выть! Кори сглотнул, зажмурив веки: — А что, если только меня? Но ведь есть же основания так думать: он сначала просто пришел (и то — потому, что его долбали со всех щелей то Шон, то Джои), потом подвинул Андерса, потом тот ушел, и Кори начал скалить зубы, хотя Пол говорил ему, что так делать не стоит. Кори говорил, что он уже не мальчик — они могут решить все и по-мужски, если обстоятельства позволяют. Пока они находились в Малибу на студии, Кори боялся, что к нему посреди ночи запиздится киллер и застанет его либо упоенно дрочащим на кровати перед включенным ящиком, либо мирно спящим (мирно — это насколько возможно). У Кори нет сомнений в том, что Шон ебанут настолько, чтобы избавляться от ненужного отребья вот таким вот грациозным и органичным способом. Но сам лично он говорил, что для того, чтобы низвести Кори, даже изобретения второй гильотины будет недостаточно. — Я пошлю их в ответ, — точно так же спокойно ответил Джим, и Кори невзначай думает, что бояться-то надо как раз его, который предпочитает только прятаться за маской комик-релиф персоны; на деле-то оно все гораздо все прозаичнее... С приходом Джима навязчивая идея Шона убить Кори, казалось, если не оставила его насовсем, то хотя бы оказалась притуплена. Тот едва не сразу привлек на себя все внимание, даже Пол вот — и то вынудил Джои отлепиться от установки, чтобы поглазеть на нового гитариста. И в жизни Кори никому из них не скажет, что в тот день ревновал Джима так, как не ревновал ни одну из своих пассий. Причем что Джим — и вовсе не пассия! Кори не обходится без нотки самоуничижения: — Почему ты это делаешь? Не то чтобы он не знает, зачем именно Джим все это делает. Они знакомы дольше, Джим на данный момент вообще единственный человек, про которого Кори еще может сказать, что он ему доверяет. Они — два ебаных одиночества на весь Де-Мойн, и этого положения не поправит ни одна банда из кучи людей в ней. Это просто так работает, даже культурой заложилось, не то что там природой — все делятся по парам. Кори хочет думать, что ему это всего лишь показалось, когда как будто бы губы сначала коснулись кожи на шее, прежде чем с них абсолютно верно слетело: — Потому что люблю. Иногда необходимо сыграть дебила, особенно вот в такие моменты. Кори не может ответить тем же, не думает, что готов к этому физически, поэтому кивает — но это жест, скорее, самому себе, это знак самому себе, а Джим уже знает. Должен знать. Поэтому наутро, едва продрав глаза, Кори почувствовал на себе вес, а стоило поднять глаза — и вовсе охуел: — Блядь, слезь с меня. Джеймс, мать его, Рут восседает на уровне его груди, смотрит так, что Кори хочет утечь вниз, под кровать, а потом еще и чеканит так, что Кори думает, что ему придется снова восстанавливать кровообращение, потому что один хуй все опять сейчас начнет неметь: — Ни хера подобного. Они заснули вместе: Кори — башкой на груди у Джима, Джим — башкой на подушке, впрочем, со своими пальцами, вплетенными в волосы Кори, на которые тоже нет времени, чтобы срезать или сколько-нибудь выровнять. Джим говорил, что ему так идет. Кори же честно ответил, что эти светлые пряди у Джима смотрятся отстойно, и нечего дуться, это же правда. Так что теперь его, Джеймса, огромные зелено-карие глазищи впились в трепещущего под ним Кори, который не столько трепещет, сколько пиздит, хотя и понимает, что в этом поединке победа явно не его: — Въебу ведь. — Нет, — просто ответил Джим, улыбаясь. — Не въебешь. Кори в итоге показал ему фак, а сам перевернулся на левый бок, потому что если по-хорошему не выходит, то тогда вовсе никак. Джим же не растерялся, расположившись рядом и обвив руки вокруг Кори, прижав к себе: — Нам ехать скоро, знаешь? Мы должны собираться. Кори пожелал бы, чтобы эти самые руки его придушили, точно так же, как прошлым вечером окатили его неподкупной волной экстаза, потому что в них достаточно силы на обе процедуры. — А что, если они не хотят меня видеть? — Да на хуй они пошли, — Джим зажал меж зубами кожу Кори, к чему тот был совершенно не готов, посему и разразился достаточно громким «БЛЯДЬ!», чем раззадорил и без того сиявшего Джима (серьезно, что с ним сегодня?). — Зато я хочу тебя видеть. Там. Пойдем, Кори. Похуй на них. Кори развернулся в его руках, обняв того в ответ, этим только подтвердив, что он признал свое поражение. Но есть просьба, от которой Джим не отвертится: — Давай еще немного вот так полежим, а?