Предсказание при свете звезд

Лестница Астрономической башни кажется Цзюнь У бесконечной. Длинные ноги юного волшебника летят через три ступени разом, но кусок черного неба над головой приближается неохотно. Факелы ярко вспыхивают на стенах, уловив приближение своего постоянного гостя, и пламенно приветствуют его. Цзюнь У бывает здесь чаще любого из своих сокурсников, несколько раз в месяц преодолевая лестничные пролеты ради приятной беседы с обитателем башни. Профессор Мэй Няньцин, заслышав шаги, отстраняется от телескопа. Лицо преподавателя Астрономии, обыкновенно задумчивое и отрешенное, заметно светлеет. — Ты сегодня рано, я едва успел настроить линзы. Что-то случилось? Цзюнь У качает головой. — Хотел скорее увидеть вас. Могу я? Он всегда спрашивает разрешения, этот невероятно вежливый юноша. Высокий и статный, в свои пятнадцать умеющий держать себя с достоинством, подобное которому Мэй Няньцин видел не у каждого взрослого волшебника. Нетрудно было обмануться, предположив, будто семья Цзюнь У, с его прекрасным воспитанием, отличается безукоризненной чистотой крови. Однако чутье Мэй Няньцина, привыкшего видеть дальше и глубже других людей, послужило ему хорошую службу и уберегло от неудобного вопроса. Профессор уступает телескоп студенту и отходит в сторону на пару шагов, хотя соблазн остаться на месте крайне велик. Что-то неуловимо изменилось в Цзюнь У этой ночью, и Мэй Няньцин не может понять причину. Цзюнь У склоняется к телескопу и направляет его на звёздное небо. Прилежный ученик, живо интересующийся магией созвездий, сегодня невнимателен и рассеян. Мэй Няньцин не удивлен, когда молодой маг отстраняется и одаривает его виноватой улыбкой. — Простите, но сегодня я не могу сосредоточиться на наблюдении за звёздами. — Все в порядке, — успокаивает его Мэй Няньцин. — Ты не на занятии, чтобы я проверял твои знания. По правде говоря, ты не обязан приходить сюда и составлять мне компанию. Наверняка поутру спишь на уроках. Цзюнь У посмеивается. — Это приятные сны, профессор. Беседы с вами подобны любимым книгам, которые хочется перечитывать снова и снова. Мэй Няньцин не может сдержать теплую улыбку, слыша эти слова. — Тогда мы можем немного поговорить, если хочешь. Взмахом волшебной палочки профессор создает плед. Достаточно широкий для двоих человек, тот ложится на открытую площадку, позволяя профессору и ученику комфортно разместиться на крыше самой высокой башни Хогвартса. Цзюнь У устраивается на почтительном расстоянии от профессора и некоторое время всматривается в ночное небо. Мэй Няньцин терпеливо ждёт, украдкой разглядывая четкий профиль молодого волшебника. Его лицо могло бы показаться высокомерным, но необыкновенная притягательность сквозила в каждой его линии, заставляя возвращать им свое внимание снова и снова. Ещё на первом занятии профессор Астрономии отметил Цзюнь У и никогда не отказывал себе в удовольствии беседовать с ним, когда тот оставался после занятия до самого рассвета или даже наведывался в башню вне расписания. — Я бы хотел задать вопрос касаемо занятий... — Говори, — ободряет студента Мэй Няньцин, вопросительно заглядывая в чужое лицо, потревоженное сомнением. Наконец Цзюнь У выдает, тщательно взвешивая каждое слово: — Я узнал, что вы ведёте не только Астрономию, но и Прорицания. В чем именно суть этого предмета? Впервые со дня их знакомства Мэй Няньцин выглядит смущенным. Факелы по углам крыши озаряют его черты, плавность и тонкое изящество которых равноценно перетекают друг в друга, скрываясь под лёгкой темной вуалью. Цзюнь У всегда было интересно, как именно выглядит профессор. Мэй Няньцин, несомненно, красив. Из рукавов его иссиня-черной мантии, расшитой золотыми и серебряными звёздами, выглядывают тонкие нервные пальцы, то и дело перебирающие длинные густые волосы. Мэй Няньцин заплетает их в косу — белую-белую, словно высветленную лунным светом. Цзюнь У не может отвести от нее глаз. — Прорицания довольно... специфический предмет, — столь же медленно отвечает он. — Ясновидение гораздо трудней чем вычислять положения звезд. — Но вы действительно можете видеть будущее? — Цзюнь У заинтересованно выгибает бровь. Мэй Няньцин едва не морщится с досадой, уже зная, какой вопрос он услышит следующим. К сожалению, он не ошибается. — И могли бы посмотреть, скажем, мое? Мэй Няньцин честно собирается отказать. Объяснить, что будущее не линейно и не предопределено, а множество возможных путей не открываются его мысленному взору по первой просьбе. Но допускает ошибку, которую допустил давно, позволив сердечной слабости вклиниться в его гороскоп. Он поднимает взгляд и встречается с глазами Цзюнь У. Яркие и манящие, словно два небесных светила. На дне зрачков подобно бесценному кладу мерцают отвага и амбиции, красноречие и острый ум. Мэй Няньцину не нужно заглядывать в свой прогноз, чтобы знать: эти светила предсказывают гибель его стойкости. Он со вздохом смирения протягивает руку к своему студенту, и тот вкладывает в нее свою ладонь. Мэй Няньцин вздрагивает от неожиданности, ощутив окутавшее его тепло чужой кожи. Он впитывает его всем собой, пока кончики пальцев порхают над сплетением чужих линий, читая их историю. Вот порез на указательном пальце: Цзюнь У упоминал, что случайно задел себя ножом на Зельеварении, пытаясь нарезать бобы. А вот несколько мозолей, выдающих частое соприкосновение с древком метлы. Цзюнь У возглавляет команду по квиддичу, и его факультет еще не знал таких шумных пиров в честь празднования побед на школьных матчах. Мэй Няньцин и сам не раз в невольном волнении наблюдал с преподавательской трибуны за его виртуозной игрой. Мэй Няньцин нерешительно тянет замок из рук на себя и косится с немым укором на пальцы, отказывающиеся размыкаться на чужом запястье. Видение захлёстывает его удушливой липкой волной, бьёт в нос тяжёлым железным запахом; но профессор давится не им, а собственным ужасом. В туманной дымке он явственно видит полыхающие пожары заклинаний и обугленные тела с руками, простертыми в посмертной мольбе. И Цзюнь У. Он выглядит старше, крепче, выше; длинные волосы ниспадают на широкие плечи, а за спиной развевается белоснежная мантия в кровавых пятнах. — Ты станешь великим, но величие твое построено будет на костях, — озвучивает Мэй Няньцин бесцветным потусторонним голосом. Должно быть, ученик рядом с ним спрашивает что-то ещё, уточняет, но профессор не слышит его, видя лишь будущего Цзюнь У. Тот поворачивается к нему лицом, и Мэй Няньцин чувствует, как позвоночник его немеет от этого жестокого ледяного взгляда. Лицо Цзюнь У обезображено, разрушено трещинами, развеяно пылью. Лишь белая пустота смотрит на профессора Астрономии с чужого черепа, будто маска. Мэй Няньцин судорожно глотает горечь сожалений — может, чужих, а может, и своих, поджидающих его в будущем. Он падает вперёд, обессиленно обмякая в руках настоящего Цзюнь У, тщетно вызвавшего к нему последние две минуты. Мэй Няньцин смотрит на него слепыми раскрытыми глазами. Ему требуется несколько секунд, чтобы сквозь видение проступила реальность. Он на Астрономической башне, и ночной ветер ласково оглаживает его лицо. Профессор непроизвольно прикасается к подбородку, хмурясь. — Простите за неуважение, — произносит Цзюнь У. — Вы задыхались, и я счёл, что могу снять вуаль. Мэй Няньцин устало отмахивается. Без вуали он выглядит моложе всего остального преподавательского коллектива Хогвартса и явно уязвлен возможной потерей авторитета, но слишком слаб. Вдруг осознав, что лежит головой на коленях своего студента, Мэй Няньцин порывается встать, но сильная рука придавливает его обратно. — Это будущее не обязательно настанет, верно? — негромко спрашивает Цзюнь У. — В моей власти управлять им? — В твоей, — соглашается профессор. Более не пытаясь вырваться, он поднимает взгляд к звездам, постепенно возвращая душе мир и покой, а с ними и надежду. Цзюнь У успокаивающе прочесывает пальцами белые волосы, пока профессор не опускает потяжелевшие веки. Длинные ресницы подрагивают, сон Мэй Няньцина чуток, но его студент все равно касается концом волшебной палочки длинной косы. Беззвучно произнесённое заклинание подобно ножницам отсекает несколько мерцающих серебром волосков. Тихо поднявшись на ноги, Цзюнь У уходит прочь. Лишь на лестнице он осмеливается достать свое сокровище вновь. Свет факелов зловеще пляшет в глазах чернее ночного неба, а пальцы трепетно прижимают к губам чужую белую прядь. Ту, что станет первым его крестражем.